Жадный крик.
Он визглив и жесток -
«Чудо, чудо!». До чего же дик!
Сбивает с ног.
Платите -
И глядите на шрамы,
Платите -
И слушайте стук сердца -
Ведь и верно, рвётся всерьёз!
Платите, да и дорого,
За слово, за касание,
За клок волос,
За каплю крови.
С. Плат «Леди Лазарь»
Вдохновение для его песен шло из кошмаров. Не его кошмаров. Сэм начал подрываться со сдавленными хрипами, так и не переросшими в крики, когда ему исполнилось четырнадцать. Позже он признавался, что начались они гораздо, гораздо раньше — раньше, чем сам Сэм помнит. Но только после жалобного, отчаянного звука в другом конце коридора посреди октябрьской ночи Дин понял, что это не закончится хорошо. Кошмары продолжались с небольшой периодичностью — иногда Сэм не говорил о них, иногда Дин сам узнавал о них, подскочив в кровати от криков о помощи. Каждая его клетка была натянута, как струна, и он не видел ничего перед собой и не чувствовал скрипящих половиц под ногами, пока не добирался до комнаты Сэма, едва не вырывая ручку из его двери. На небольшой ферме Винчестеров, в четвертом поколении принадлежащей обособленной семье охотников, было сложно скрыть невольные крики и мольбе и «Прекратить это» и «Кто-нибудь, пожалуйста!». Не тогда, когда покосившиеся стены проглатывают звуки, а окна своей непроглядностью скрывают что-то, отрезая их от внешнего мира. Иногда Дин бежал на крики. Иногда сталкивался с Сэмом на кухне посреди ночи, когда вороватые проблески рассвета начали волочиться по заросшей поляне за окном, а сам Сэм сидел за кухонным столом и выглядел так, будто не менял позиции последние несколько часов. Как бы он ни находил младшего брата, в каком состоянии, степени паранойи и разбитости — в конце концов, он все рассказывал. Поначалу скромно. Неуверенно и медленно, отдавая каждую деталь так, будто кто-то приставил ржавый нож к его горлу. Будто боясь осуждения или, хуже того — жалости. Взгляда, которым награждают несущих бред несчастных в грязных аллеях и проулках. Иногда тех, кто с листовками вещал о гневе Божьем и каре Небесной. Потому что Сэм говорил ему о гневе Божьем и каре Небесной. В каком-то смысле, извернутом наизнанку и едва-едва соприкасающимся с идеей. Часто были адские псы, проклятия, видения грядущего и не случившегося, кровь и мучения беспомощных проклятых душ — чьими-то чужими руками, смотрел он чужими глазами. В основном в кошмарах Сэма отсутствовали части про «Божье» и «Небесное». Был гнев. Была кара. Был Дьявол, восстающей на сухой земле забытой заросшей плющом церкви. Видения незнакомого кладбища и Дина прямо напротив, с безмятежно спокойным лицом — не его — и мечом, невинно покачивающимся у его бедра, хватка почти будничная. Привкус грядущей смерти висел в воздухе, как электричество перед грозой. Однако в самый последний момент, что-то из самого нутра Дина брало верх, что-то настолько инстинктивное и фундаментальное, что его рука дрогнула. Каждый раз. Как по часам. Он не мог завершить начатое. Поэтому, вместо Сэма в крови захлебывался весь остальной мир. И Сэм смотрел. Первое время Сэм даже не мог смотреть Дину в глаза. — Ты же знаешь, что это просто все гребаный кошмар, да? Я бы не позволил ничему случиться с тобой, — он пытался поймать взгляд брата под всей этой свисающей пушащейся челкой. — Сэмми? Не поднимая глаз с расцарапанной поверхности стола, Сэм рвано дернул головой в знаке согласия. Его плечи продолжали дрожать, как если бы тот стоял под ледяным ливнем или посреди поля в феврале в одних подштанниках. Дин налил ему отцовского виски с остатками меда — фамильный рецепт Винчестеров от кошмаров — достал шерстяное одеяло и обернул вокруг плеч брата. Тот никак не среагировал, но не отклонил ни то, ни другое. Себе Дин оставил оставшуюся бутылку. Когда — если — отец вернется, то вполне может подумать, что сам осушил бутылку. Было время, когда он следил за такими вещами, но сейчас? Пожалуйста. Дину же лучше. Он вздохнул, осев на стул напротив Сэма, поворачивал стакан с виски под таким и этим углом. Помотал головой. Прижал прохладный стакан ко лбу, который уже начал пульсировать. Проще уже просто не ложиться, иначе он не встанет с утра. Ногой ступать не хочет туда, что они зовут фамильной землей, не последнее время. — Ебать твою м… — Дин, — донесся строгий, поучительный голос Сэма, даже слегка подернутый дрожью. — Держусь, Сэмми, — усмехнулся он, не открывая глаз. — Держусь. То же самое он повторял себе четыре года спустя, сидя в маленькой каморке, которую в этой яме называли «допросной». Но он не был прикован наручниками к железному столу с неисчислимым количеством вмятин, а дверь и форточку оставили открытыми, впуская спертый воздух Чикаго, дышащего легкими тысяч пьяниц и больных, канализациями и выхлопами машин. Дин не знал районов более чистых, более приличных — людей там не провести трюками, которые он с Бенни проворачивает, поэтому делать ему там нечего. Скромно постучав по дверной раме — опять-таки, сама дверь была открыта — детектив Мильтон ступил в луч света от единственной лампочки. К этому моменту Дин был почти уверен, что они здесь выбивают признание просто угрозами, что вместо тюрьмы они проведут остаток жизни в этом злачном местечке. Дин не был уверен, это пятно от кофе он видит в том углу на стене или плесень — как никогда он был так благодарен за скудное освещение. Вошедший детектив был, однако, приятным отвлечением для глаз. Возможно, он бы смог разрядить атмосферу тридцать минут назад на опознании тела его отца. Остались только клочки разорванной плоти, сходившиеся на видных хрящах и держащиеся вместе только благодаря засохшей крови. Лица просто-напросто не было, как и половины черепа, и зрелище по консистенции могло напоминать только взорвавшийся и засохший на солнце арбуз. Это мог бы быть любой бродяга с улицы. Если бы не обручальное кольцо, которое каким-то чудом выжило. Так он и ответил до смешного нервному ассистирующему медику — Дин сделал вывод, что тот видит тело впервые. Медик, отводя глаза в свои бумажки, которые могли вообще не быть связаны с его отцом, ответил, что в таком случае им потребуется кольцо для изрядно большой коробки с уликами. Названное кольцо сейчас Дин поворачивал на пальце, туда-обратно, туда-обратно. Это вина медика за то, что тот не следил за телом, в конце концов. — Итак, — прокашлялся Кастиэль, с хлопком уронив стопку бумажек на стол. — Спасибо за сотрудничество, Дин. — Не благодари, — отпарировал он, на момент подавшись вперед и почти податься вперед предплечьями на стол, но передумал в последний момент. Вместо этого, он поставил локти на колени под столом. Мильтон раскрыл папку, пролистнул несколько страниц и повернул так, чтобы Дин смог увидеть зернистую фотографию во всех красках. — Ты узнаешь этого человека? Слова Каса были нейтральными, почти лишенными выражения, но от усилия, с которым он смотрел на Дина, тот мог бы просверлить дыру в его лбу. Дин едва ли скользнул незаинтересованным взглядом по фотографии прежде, чем ответить: — Нет. Понятия не имею, кто этот несчастный. Труп на фотографии был едва ли чем-то из ряда вон выходящим — обезглавленный и слегка потрепанный, тут и там виднелись следы от порезов какого-то крупного лезвия. Вроде мачете. Детектив Мильтон только хмыкнул прежде, чем достать еще одну папку, проделал все то же, что и с первой, и Дин все также сказал, что понятия не имеет, кто это и как он мог оказаться там, где оказался. Явно не из-за чего-то приятного. Кастиэль не оценил юмор — как и никто в этом участке, если начинать показывать пальцами. — К чему это все? — спросил Дин в конце концов, когда свет от единственной желтоватой лампочки над потолком начал резать глаза. Не раздраженно. Сдержанно. Как спросил бы любой законопослушный гражданин. Мильтон нахмурился, оторвавшись от листания одной из папок. — Мы выясняем детали касательно дела о вашем… — Мой отец мертв, — оборвал его Дин с очаровательно ядовитой, теплой улыбкой. — Придумайте новое оправдание за то, что держите меня здесь. — Закрытие дел тоже требует времени, мистер Винчестер. — И как именно бы вам помогло то, что я рассматриваю фотографии мертвецов? В пыльном, сыром воздухе Кастиэль сделал вдох и вытянул из стопки папок одну-единственную бумажку. Желтоватую, помятую по краям и однажды четырежды сложенную, судя по складкам. Рваные края выглядят, как вырванная страница из блокнота. Мильтон придвинул к Дину листок по столу. Дин не сделал ни единого движения, чтобы его подобрать. Только настороженно изучал с дистанции. Пробежавшись по хаотичным строчкам чьего-то кривого почерка — раз, два, три — Дин поднял глаза на детектива, и на губах того играла почти идентичная Дину ядовитая улыбка. Только если у Дина она выходила как у высокомерного самоуверенного преступника, коим он и являлся, то с Касом это было, как с ангелом возмездия. За считаные минуты до того, как кара обрушится на целый город неверующих и неповиновенных. Дин сглотнул, не зная, было ли это ощущение тесноты в грудной клетке страхом или чистым восторгом. — Что это? — он выдавил. — Показания за 1943 год, — Мильтон подался вперед и сцепил пальцы на столе. — Подскочили случаи приводов в районе. Дебоши, драки, просто наркоманы, которых нашли не в то место не в то время — все были зависимы от дряни, которую неожиданно начали продавать через закрытые сети. Когда приведенных просили описать тех, кто продавал им продукт, те в основном были бесполезны — или слишком накачены, или утверждали, что встречались они в темном тупике за каким-то клубом и он носил маску. Чуть склонив голову — по-птичьи, в самом деле — детектив Мильтон наблюдал за старшим Винчестером с некомфортной, дотошной внимательностью. И, не удержавшись, Дин улыбнулся, заставив Каса только свести брови к переносице. Он знал, куда эта история вела, и что от него здесь уже ничего не зависит — смысл строить из себя примерного члена общества? С отцом никогда не работало, и вон где он оказался. Он пытался не задаваться вопросом а какого хрена он здесь собственно делает. Потому что он знает и отступать уже не то что поздно — просто нельзя. — Одно описание нам, однако, удалось выудить, — продолжал Кас. — Офицеры думали, что все из-за неопытности, но его не нашли в любом случае. Не думаю, что его даже пытались найти — хотя не мне говорить, меня здесь не было в то время. Да и кто бы пошел за таким распространителем запретного вещества и нарушителя порядка, даже звучит абсурдно. Шестнадцать лет. Темные волосы, коротко острижен, фермерская одежда и пальто больше на два размера. Шрам над бровью. Синяки на руках. Свежий ожог на шее. Все, что запомнил тот… свидетель. Все пустили на самотек, эта бумажка затерялась в архивах — я сам на нее наткнулся случайно. Но какое совпадение, что я знаю одного фермерского сына со шрамом над бровью и мутным прошлым, не говоря уже об агрессивном темпераменте отца, о котором говорил весь фермерский рынок. Откинувшись на свой скрипучий стул и сложив дрожащие руки на коленях, Дин улыбнулся, криво, застывше. — Пятнадцать. — Что? — Не шестнадцать лет. Пятнадцать, — отметил Дин тоном, как если бы рассказывал анекдот. Детектив пригвоздил его к месту взглядом, вызывая только воистину грешные мысли, и ангельские аналогии совершенно не помогают. — Мы оба знаем, что я могу сделать с этой бумажкой, если подниму немного больше информации. В том числе о твоем друге Бенни и вашей маленькой схеме в пабе. Дин хмыкнул, почти впечатленный. Кому он врет. Впечатленный. Он не рассчитывал, что кто-то в этом департаменте делает свою работу. — Значит все, что вы хотите от меня — это информация? Кастиэль кивнул, не разрывая зрительного контакта. Дин легко пожал плечами. — Значит, я рад помочь чем могу недремлющему полицейскому департаменту. Улыбка, которой Кас его наградил, возможно, была самой искренней за все их знакомство. Он выглядел так, будто кто-то снял с него великую ношу в самый последний решающий момент. — Благодарю, мистер Винчестер. Искренне. Дин подмигнул. — Зови меня Дин, — и тогда, казалось бы с почти равнодушным любопытством, что само по себе было ложью, он спросил: — Можешь посвятить меня в детали дела? Мне нужно какое-то представление о том, с чем я имею дело. Прокашлявшись, Кас постучал пальцем по ближайшей фотографии. — Все найденные тела до сих пор неопознанные — даже те, что уже неделями как подтвержденно связаны с делом. В основном подозрения падают на бродяг и бездомных, но некоторые были одеты совершенно нехарактерно, дорогие костюмы и похожее. Поэтому я надеялся, что ты узнаешь кого-то из этих людей. Что совершенно ничего не говорит о мотиве. И самое интересное, орудие убийства…