Постельные игры

      Соблазнить Хуайсана было проще простого; проще, наверное, было только отнять конфетку у ребенка. Балованный мальчишка с выхоленными породистыми ручками пришел к нему сам, несколько смущенный и растерянный. Он долго говорил о любви – юной и нежной, такой, о которой вечно пишут в сентиментальных романах, и о том, насколько она может быть многогранной и совершенно неоднозначной. Потом, осушив парочку кувшинов вина для храбрости, сознался, что пришел к Гуанъяо отнюдь не для того, чтобы вести с ним светские беседы. Хуайсан пришел к нему, потому что знал, что Яо его не осудит, не станет бранить, кляня сгоряча, как изменника, и не поведет к целителям, требуя излечить душевный недуг. Он его выслушает, утешит, быть может даст пару дельных советов. По крайней мере Хуайсан очень на это надеялся; в конце концов Яо был одним из тех немногих, которые его понимали и поддерживали во всех начинаниях, не смотря на все строгие запреты вечно недовольного им старшего брата.       Смешно: как будто могло быть иначе. Этот легкомысленный сопляк был слишком ценным источником знаний о внутренней кухне Нечистой Юдоли, а главное – о её хозяине, Не Минцзюэ. Хуайсан понятия не имел, как сильно помогал Гуанъяо когда прибегал к нему плакаться на свою злую беду и жаловаться на брата, рассказывая потом целую кучу гнусных сплетен и слухов. Яо был готов ночи напролет целовать его изнеженные аккуратные пальчики, благодаря за столь длинный язык.       Поэтому, когда мальчишка признался ему в своей нездоровой страсти к мужчинам, Гуанъяо сделал то, что и должен был: внимательно выслушал, обнял, уверяя, что в этом нет ничего плохого, и обещая, что он сохранит все в секрете. А потом, когда зареванный Хуайсан немного успокоился и пришел в себя, деликатно намекнул, что постарается помочь ему разобраться в любом интересующем его вопросе. Яо знал, что А-Сан довольно умный мальчик, так что быстро поймет к чему он клонит. И результат не заставил себя ждать: мальчишка пришел к нему уже на следующий день, прося обучить его искусству телесных наслаждений.       Конечно же, ему не отказали. По-другому и быть не могло. Гуанъяо рассчитывал на это с самого начала; он хотел стать для Хуайсана кем-то особенным – близким другом с кое-какими привилегиями, поскольку так будет намного проще влиять на его решения и, как следствие, на настроения главы Не. Ведь как бы Минцзюэ не ругал младшего брата, как бы не наказывал его, грозясь в следующий раз переломать ноги, он все еще очень сильно его любил и дорожил им. Хуайсан был его маленькой слабостью (и не понимал этого), в чем он, конечно, никогда не признается. Но это не главное.       Главное, что теперь его горячо любимый братец при любом удобном случае бежал к Гуанъяо в надежде получить немного ласки и нежности, которых ему так не хватало. Яо, если честно, даже не ожидал от него такой прыти; он и подумать не мог, что мальчишка может оказаться настолько жадным и ненасытным. Ему всегда было мало, с каждым разом он просил все больше и больше, стремясь попробовать все и сразу. И ему, конечно же, ни в чем никогда не отказывали, потакая любому его желанию – так было намного проще расположить к себе столь требовательного и капризного любовника. Хотя иногда, когда у Гуанъяо было слишком много работы, ему очень хотелось преподать Хуайсану урок и научить держать свои шаловливые ручки при себе, смиренно ожидая его позволения.       Хорошо хоть мальчишка давал волю рукам только в его покоях за плотно закрытыми дверями. Он понимал, что миловаться друг с другом на людях им все же не стоит. Слишком много любопытных глаз было направлено в их сторону. По крайней мере так считал сам Хуайсан (и отчасти это было правдой), опьяненный мечтами о долгих ночах в объятиях третьего брата.       – А-Сан, – мягко говорит Гуанъяо, осторожно целуя его в щеку, затем ниже – в шею, ловко стягивая с острых плеч верхний халат, – я бы хотел тебя кое о чем попросить.       Хуайсан в ответ мягко улыбается, покорно подставляя тело под ласки любовника, и кокетливо смеется, когда губы визави влажно касаются его кожи – щекотно. Он долгим движением ведет ладонью по твердому животу Яо и лениво, даже как-то нехотя, спрашивает, выныривая из сладкого омута блаженно забытья:       – О чем?       – О чем-то очень, – его губы складываются в лукавой улыбке, – грязном и вульгарном.       – Грязном?! Вульгарном?! – демонстративно возмущается Хуайсан, игриво шлепая ладошкой по груди любовника. – Да, как Вы посмели? Я пожалуюсь на Вас старшему брату, – сердито шепчет он в губы Гуанъяо, умилительно хмурясь. А потом горячо целует, ведя руками по чужим плечам, и тихо стонет, когда Яо крепко сжимает его ягодицы, сминая ладонями плотные мышцы. Его ведет; он слишком долго этого ждал, и тело, отвыкшее от ласк, стало его подводить, отвечая на чужие прикосновения горячей волной, плавно накрывающей его приятной тяжестью. – Хотя… я передумал, – с придыханием говорит Хуайсан. – Вы можете просить меня о чем угодно, – тут он осекся; Яо – змей! – ведет ладонями вверх, осторожно пробегаюсь пальцами по тонким ребрам, укрытым слоями ткани, гладит по позвоночнику – требовательно, с нажимом, и ехидно кривит губы, явно довольный его реакцией. Хуайсан выдыхает – медленно, тихо скулит и просит: – Не останавливайся, умоляю.       Гуанъяо в ответ только смеется, мягко и нежно, ловко скрывая ядовитую усмешку, и размашисто мажет языком по кадыку, щекоча влажную кожу горячим дыханием.       – Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – Яо осторожно берет ладонь визави, кладет ее на свою грудь и медленно ведет ей вниз по животу – к паху. После чего, поймав несколько смущенный взгляд Хуайсана, накрывает его губы поцелуем, сминая языком нижнюю, лаская верхнюю. – Я бы хотел попросить Вас оказать мне небольшую услугу. Вы же не откажете мне, господин?       Мальчишка, трогательно закусив губу, кивает и опускает взгляд вниз, мягко обнимая ладонью чужой член. Он чувствует насколько он твердый даже через слои плотной ткани и понимает, что это из-за него. Это подкупает; приятно, когда кто-то, о ком ты мечтаешь по ночам, желает тебя так же сильно, как и ты его.       В груди Хуайсана разливается тепло. Он смотрит в лицо любовника, лаская его через одежду, и видит, как медленно темнеют его глаза, как плавно вздымается грудь, как на спокойном и сдержанном лице расплывается тень возбуждения, – и это пьянит. Настолько, что у А-Сана начинает кружиться голова. Они делали это так много раз, однако видеть, как другой человек теряет из-за тебя всякое самообладание – Боже, иногда этим мальчишкой было так легко управлять! – слишком волнительно и интимно.       Глупая улыбка сама собой расплылась на тонких губах мальчишки, щеки неожиданно заалели румянцем, и глаза вспыхнули ярче обыкновенного.       – Этот господин, – осторожно говорит Хуайсан, плавно опускаясь на колени перед любовником, – Вам не откажет.       Про себя Гуанъяо зло усмехается. Еще бы он отказал.