The Monochrome Man

Джефф гладил Блип, и та отвечала ему, польщённая вниманием. Она уже обожала этого человека, безмерно и беспамятно. Собаки чувствуют, когда что-то идёт не так, когда угрожает опасность и когда что-то разрушительное ждёт впереди. Собаки знают и то, кому стоит доверять, и никогда не ошибаются. Так вот сейчас Блип была спокойна. Если уж от кого и исходит угроза, так это точно не от него. — Совсем как Фриски, — шепнул в последний раз Джефф и вздохнул. — Кем бы ни был твой хозяин, ему повезло. Не хочешь проведать, как он? Блип всё поняла. Когда через всю комнату пронёсся стук её когтей и место Блип опустело, Джефф устало прислонился к стене. Скрестив лодыжки, он положил руки перед собой. Те дрожали от нервного напряжения, не отпускавшего его последний час. Джефф вспомнил: когда он ссыпал в стакан пригоршню снотворных таблеток, они тряслись не меньше. Это чуть не подвело его. Теперь же таблеток у него осталось всего несколько штук. И рецепт на них в Лондоне Джефф, конечно, уже не мог никак найти. С таким запасом ему ничего не сделать, но Джефф всё равно спрятал таблетки обратно в карман, как только он их пересчитал. Может, они понадобятся ему, когда он опять не сможет заснуть. Теперь мужчина, которого он встретил в пабе, — или который сам встретил и нашёл его там, Джефф ещё не разобрался, — спал. Телевизор беззвучно загорался и тух, прокручивая поздний выпуск новостей. Джефф тихо наблюдал за ним из-за угла и краем ухом улавливал бормотание из динамика. Ага, неудавшийся государственный переворот. Ага, лидер Палаты общин. Ага, самый лучший ополаскиватель для полости рта… На рекламе Джефф начал приходить в себя. Ему надо было подняться с пола, но он боялся — боялся опять быть вынужденным смотреть на то, что он натворил. Но он поднялся. Тень Джеффа упала на диван. Постояв немного, он вынул из руки Деса и затушил прежде, чем та совсем упадёт. Дес что-то сказал ему сквозь сон напоследок, но этого Джеффу уже не суждено было услышать. Даже если бы захотел, он не смог бы. Он не мог поверить, что он начал делать это опять. Джефф сбежал из дома, который он делил вместе со своей бабушкой, потому что там было слишком опасно, но при этом так удобно не останавливаться никогда. Он сбежал из одной своей квартиры, потом сбежал из другой. Жить одному стало только невыносимее. Никому не стало от этого лучше. Наоборот, Джефф и его одиночество стали больше угрожать другим. Ничто не могло его остановить, сколько бы Джефф не пытался. Он надеялся, что дело только в месте. И теперь он был здесь, в другой стране, в незнакомом городе, с комнатой, снятой на последние деньги, куда невозможно с кем-либо прийти, где нельзя ничего спрятать и незаметно пронести. И Джефф сделал это опять. Опять… Он сделал это с человеком, которого не выбирал и не хотел. Он сделал это его в доме, из которого он даже не знал, как теперь уйти. Почему он это сделала вопреки всему? Джефф испугался, что от него хотят избавиться, и не нашёл ничего лучше, кроме как опередить Деса. Вот так странно и противоречиво это выглядело. Теперь Джефф не знает, как ему это объяснить. Вопросы скоро возникнут — Джефф не сможет от них вечно бежать. И он не может просто взять и сказать: я испугался, я очень сильно испугался, так что я сам не знаю, зачем. В пабе, расплатившись за напитки, Джефф знал, что Дес уже не придёт за ним. Джефф провожал его с горькой усмешкой и уже никого не ждал. Когда он вернулся — что же, это ясно говорило о том, что Дес просто чего-то хочет от него. Будто Джефф ему чем-то обязан. И когда Дес стал расспрашивать его о том, где он живёт и как потом сможет добраться домой… Несложно догадаться, чего от него хотят. Паника овладела Джеффом. Он позорно сбежал. Он снова выбрал тот самый лёгкий путь. И Джефф не хотел уходить опять. Ему словно нужен был кто-то, чтобы пережить эту ночь. Нужен ли он сам кому-то? Джефф не мог позволить себе это сделать. Это был слишком большой риск. И это был… Джефф напомнил себе в которой раз, зачем он вообще сюда приехал. Поэтому он не станет нарушать обещание, только не в эту ночь. Джефф заставит себя снова поверить, что он не такой и он может ещё всё изменить. Спустя какое-то время Джефф всё же подходит к телевизору и выключает его. На подгибающихся ногах поворачивается лицом к собственному страху, сцепив ладони в замок. Дес спит всё в той же позе, и его голова, наклонившись, лежит на подлокотнике дивана. На миг Джеффу кажется, что он не дышит. Он не станет щупать пульс, а только будет прислушиваться. Он не уверен, что сможет сдержаться, когда почувствует биение сердца под своей рукой, застывшей на шее. После того, как это случалось, мало кто выживал. Джефф долго мнётся возле дивана и скоро идёт в другую комнату, где он, кажется, заприметил давно большой шкаф. Он распахивает его. И первое, что бросается ему в глаза, это свешивающуюся удавку, то ли резинку, то ли верёвку — всё в одном. Джефф поспешно минует её и достаёт из недр шкафа. Потом он укрывает Деса, борясь с желанием подвинуть его тело немного, чтобы тому было удобнее заснуть. Но Джефф запретил себе трогать кого-то. Он вышел из гостиной, как только закончил, и забрал с собой только пепельницу и грязную посуду. Ему нравилось следить за чистотой, и этот маленький ритуал — вымыть стаканы, протереть со стола, опустошить пепельницу — помог ему немного успокоиться и собраться. И решить, что он будет делать дальше. Точно не возвращаться в комнату и смотреть опять. Джефф слонялся пару минут по кухне, заглядывая просто так, без особого интереса, на полки и в ящики стола. Бутылка с ромом, как назло, сразу попалась ему на глаза. Джефф потянулся было к ней, но остановился. Он хорошо по себе знал, чем это могло грозить. Он всегда успеет закончить с ней позже. А вот спасти кого-то — это гораздо сложнее, чем кажется. Внутри квартиры, расположенной на первом этаже, Джеффу нравится. Большие французские окна в спальне, которые можно открывать по желанию, то закрывать, поражают его больше всего: до этого он нигде такого не видел. Джефф выглядывает в сад и видит всего рядок голых саженцев и неглубокую яму, которая представляла из себя когда-то ухоженный пруд. Летом, наверное, здесь и вовсе было одно удовольствие жить. Разве что только не одному. Половицы иногда поскрипывали, когда Джефф наступал на них, хотя дом не показался ему сразу особенно старым. Проходя один раз, он увидел задранный уголок ковра. Ему трудно было остаться равнодушным, и Джефф присел, чтобы поправить и его. Но в какой-то момент, между полом и стеной, уже на полпути к тому, чтобы закончить начатое, Джефф резко отпрянул назад. Нога зацепилась за ковёр, и он потерял равновесие, опускаясь на пол по другую сторону от голых половиц, которые — теперь он видел — держались плохо. И запах, так напугавший его мгновение назад, ударил в ноздри с большей силой. Тяжело дыша, со стучащим сердцем, Джефф медленно отползал от того, к чему его тянуло с невероятной силой. — Нет… — пробормотал он себе под нос, мотая головой. Он уже знал, что было там. «Только не это», — произнесли его губы. Джефф вряд ли мог точно описать то, что он почувствовал, любому другому человеку, который никогда не исследовал это сам. Этот запах, иногда слишком густой и терпкий, иногда — лишь с лёгким душком. Иногда запах обращался в настоящее искусство и передавал целую симфонию. И животные пахли не так, как люди, — он точно знал, а людей сложно было перепутать с птицей или мелким грызуном, попавшим в ловушку и провалившимся под пол. Джефф подцепляет половицу и осторожно откладывает её в сторону, производя ни звука. И косой жёлтый луч от зажжённого светильника осторожно обрисовывает бархатистую пропасть белой ушной раковины и тянущейся за ней линией челюсти, обрывающейся обратно в темноту. Джефф отстраняется, и собственная тень уходит с того, что под полом, совсем. Он набирает носом и ртом полные лёгкие холодного воздуха, насыщенного гниением, и слабеет, потому что неожиданно понимает, что никогда прежде не видел ничего более прекрасного. Трое нетронутых, обнажённых и светящихся тел с конечностями, перепутанных между собой. Их волосы всё ещё такие струящиеся и мягкие, и Джефф робко запускает одну руку вниз, чтобы проверить, не снится ли ему всё это. Бескровная кожа, оказывается, хорошо сохранилась, потому что внутри прохладно и сыро. Но эти плечи, эти натянутые кожей рёбра — он может потрогать их все и убедиться в том, что это всё правда. Что эти тела всегда будут с тобой. Джефф был потрясён. Он чуть не роняет половицу, когда возвращает её на место и поднимается с колен. Стена напротив даже не способна поддержать его. И когда он окончательно приходит себя, Джефф, спотыкаясь, бредёт на кухню, развенчивает бутылку и торопливо вываливается из-за входных дверей наружу. Как вор, как трус… как беглец. Он хотя бы рад тому, что их красота уже не пропадёт.