The Monochrome Man

Утром похмелье, с которым проснулся Дес, стало для него открытием. Он будто бы совсем его не ожидал. Голова разлеталась на части каждый раз, когда в ней возникала новая мысль, и каждый раз вслед за этим приходилось собирать её обратно. Дес к такому не привык. Паб? Дес припоминал, что он пил, весьма ясно. Но вряд ли в этом было всё дело. Здесь определённо должно подмешаться что-то ещё. Он тяжело опустил ноги на пол и упёрся в них локтями. Слева тут же кто-то заёрзал. Не глядя, Дес на ощупь нашёл голову Блип и щедро почесал её. Не ему одному досталось за эту ночь. Блип тоже переживала. Потом Дес предпринял попытки встать, хотя ему совсем не хотелось. Только ради Блип, напомнил он. Нужно надеть поводок и вывести её погулять. Поднявшись, Дес с удивлением обнаружил соскользнувший на пол плед. Он наклонился за ним. Дес не мог припомнить, когда успел его достать из шкафа, где тот хранился без дела точно не меньше года с прошлого Рождества. Он не укрывался пледом. Никогда до этого, кажется. Дес окинул взглядом комнату. Телевизор выключен, а на столике перед ним ни предмета, кроме выпотрошенной и чистой пепельницы. Не было пока похоже на то, что что-то ценное пропало. Дес с досадой скомкал плед и бросил обратно на диван. Всё опять обернулось чёртовой катастрофой. И он даже не помнит, что произошло. Посуда на кухне вымыта и осторожно высится возле раковины. Почти пустая пачка сигарет тут же, и Дес встряхивает её. Это поможет ему собрать мысли воедино. Одно ему было известно ещё задолго до того, как он провалился в сон. Что утром в квартире он будет уже один. Дес закурил, прислонившись к раковине. Его брови насуплены, но в целом лицо расслабленно и беспристрастно. Он уходит в себя, задумывается и не сразу замечает, как трётся возле ног Блип. — Подожди немного, — говорит ей Дес. — Я только… Ты не пила это? Нет? Дес раздражён пропажей. Он точно помнил, что прямо здесь, в шкафу, должна остаться бутылка с запасом. Что-то всегда должно оставаться про запас, на всякий случай. Но сколько бы Дес теперь ни искал, он никак её не мог найти эту чёртову бутылку. Ни в шкафу, ни на полу. Ни на кухонном столе, за кастрюлями и строем пустых стеклянных тар. И это уже становилось интересно. — Мой ром, значит, — Дес вздохнул. Блип в нетерпении то садилась на задние лапы, то подскакивала. — Мой ром имеет свойство уходить и приходить по своему желанию. Можешь представить? Я — нет. Стоит ли мне?.. Ты права. Идём гулять. Всё остальное может и подождать. С сигаретой в уголке рта Дес побрёл к входной двери. А Блип, воодушевлённо, — за ним. Опавшая листва куда-то пропала за ночь. Дес точно помнил, что ещё вчера все лужайки и даже тротуар были заполнены ими, как захваченные врагом территории. Пока он спал, произошло слишком многое, и это тревожило Денниса. Он чувствовал, будто упустил что-то важное. И мог сейчас только досадливо шаркать обувью по земле и сминать сигареты, одну за другой. Он потерял контроль над самой значимой частью своей жизни. Уже без одного того, что потерял контроль он и над всем остальным. Дес позволил этому случиться. Он ведь хотел, чтобы это произошло. И единственный, кого ему можно винить, так это себя. — Знаешь, чему я обрадовался больше всего? — Дес опустился на корточки перед Блип. Та ткнулась холодным носом в середину ладони и прикрыла увлажнённые, блестящие чёрные глаза. — Что он не тронул тебя. Ты ведь в порядке, правда? Если бы Блип могла говорить, наверное, она бы ответила Десу тем самым, что он хотел от неё услышать. Но ей оставались только знаки — знаки, ограниченное число которых она уже исчерпала за жизнь, в которой они никогда не расставались. — Мне так жаль… — он сказал, понизив голос, только для них двоих. — Я бы никогда не допустил, чтобы кто-то причинил тебе вред, ты же помнишь? Никогда… Блип терпеливо смотрела в лицо хозяину и ждала. Она понимала всё, что Дес говорил ей. Она понимала больше, чем кто-либо догадывался. — Ну, хорошо. Мы заслужили сегодня прогулку до парка Гладстон, как думаешь? Пойдём? Блип не могла быть счастливее. Она любила долгие прогулки. Особенно в парке, с деревьями, лугами, маленьким затерянным прудом и десятками собак, которые тоже попадались по дороге. Когда Блип срывалась вперёд и до предела натягивала поводок, Дес даже не останавливал её. Он хотел, чтобы хоть кому-то досталось некоторое ощущение счастья и свободы. Блип заслужила этого. Дес — нет. В парке и те, кто спешил с поздней пробежки. Пары и одиночки, они все улыбались — пускай только одними глазами — и отвечали иногда даже приветственным кивком Десу. А Дес и не знал более вежливых и весёлых людей, чем бегуны в парке Гладстон. И он часто провожал их глазами со странной смесью то ли тоски, то ли зависти. Когда-то он провожал их с ожесточением. Это было так давно… Но сейчас Дес разучился чувствовать и злость. Он знал, что этот мир недоступен ему. И он никогда не был рождён для него. Прежде, чем всё это началось, Дес пытался. Дес пытался быть честным, насколько мог. Поначалу он старался проводить с людьми больше времени. Потом, когда и это ничего не изменило, он стал находиться с ними рядом всегда. Он служил в армии. Он попробовал несколько разных занятий и в итоге нашёл себе достойную работу, которая его устраивала. Когда Десу было слишком больно, он соглашался на лишние часы. И, когда и те подходили к концу, он равнодушно брёл домой, чтобы открыть нараспашку окна, включить телевизор и лечь на пол, пить и засыпать под утро, когда он уже ничего нельзя увидеть от слепящего света, и замерзать под порывами ветра за тёмно-бордовыми шторами. Больше он ничего не имел, кроме музыки, которая была его единственной отдушиной. Его единственным миром, куда он мог ступить. Вот и всё, что Дес получал в ответ на свою искренность. На готовностью предложить всего себя, И встретить только безразличие. И провал, один за другим. Когда-то он пытался и создать семью. В тот период его жизни у него как раз появились и Блип, и Диди, кошка, большую часть времени проводившая скорее снаружи, во дворах, чем дома. И о них-то Дес никогда не жалел. Он любил их обоих. У него был и тот, кому он доверил своё сердце. На то, чтобы то втоптали в половицы и надругались над ним, потребовалось два года. Их мир, держащийся на хлипких балках, не рассыпался за день. Но всё равно: Дес отстраивал свою мечту заново, потому что думал, что теперь уж точно всё будет хорошо. Когда и это не удалось, и потом, после этого, и ещё несколько раз, и все неизменно уходили, оставив распахнутой дверь, чтобы запустить внутрь сквозняк и страшное одиночество, Дес поднял окропленные собственной кровью половицы сам. И спрятал туда всё то, о чём когда-либо просил от них. Он пытался поделиться этим. Но у него не получилось, как и всегда. — Что ты хочешь на завтрак? — спросил Дес у Блип, когда та, набегавшись по полю, вернулась. И Дес защелкнул поводок у неё на ошейнике, зная, что очень хочет поговорить. Он думал уже пойти. Он не мог дать волю чувствам здесь. — Впрочем, уже уместнее сказать «на обед». Мы с тобой припозднились сегодня. И я почти чувствую себя хорошо. Вот что ты со мной делаешь, а? — Блип потянула Денниса вперёд. — Никаких пабов на этой неделе — это точно то, что я могу пообещать. Мы проведём эти выходные вместе. Как тебе мой план? На обратном пути они зашли в магазин. Дес не стал покупать ром. У него были идеи получше. Он пообещал себе, что не прикоснётся к Бакарди больше. Точно нескоро. И, конечно, Дес купил кое-что для Блип. Дома он запустил Диди внутрь: та дожидалась его, собравшись в насупленный и грозный клубок. Но это впечатление быстро улетучилось, когда Дес накормил её, и Диди устроилась на кресле, вылизываясь и, редко и смущённо, мурлыча громче, чем следовало. Дес стал готовить. Блип и Диди всё время были рядом и следили за ним, водя носом по воздуху и напрягая слух. Дес быстро замесил тесто. Он разогрел сковороду и стал жарить, и в ту же минуту по квартире распространились так хорошо знакомые запахи дрожжей и масла. Они смешались и стали напоминать запах, который Дес знал как запах самых мирных и счастливых дней в его детстве. Когда мама или, чаще, бабушка готовили оладья на всю семью. Это было особенным событием, потому что месяцами они могли не знать ничего, кроме рыбы и овсяной крупы. В детстве всё было гораздо проще, думал Дес. Поводов для радости отчего-то находилось больше, чем сейчас. Запах оладий нравился не только Деннису. Если кошка уже спала к тому времени, как он закончил и сел за стол, то Блип, наоборот, проворно прокралась ближе и задрала голову. — Хочешь немного? — спросил Дес. — Ты ещё не наелась? И он вряд ли смог бы ей отказать. Когда Блип получила свою часть и спряталась под столом, Дес задумчиво произнёс, подперев голову рукой: — Только мы с тобой и остались, Блип. Только мы с тобой… Они ели молча и в тишине. Оставалось ещё кое-что, что Деннис заметил странного, когда проснулся утром, будто не в своём доме, где побывал кто-то ещё. Он проверил каждую комнату и сейчас уже мало думал о пропаже последней бутылки с ромом. Стоя возле одних половиц, Дес опустился ниже, чтобы проверить их. Они не лежали вплотную. Как будто кто-то неплотно задвинул их, проверяя его секрет. Поев и убравшись, Дес распахнул для Блип и Диди окна во внутренний двор и приказал им обоим дрогнувшим голосом: — Выметайтесь. Вы мне не нужны сейчас. Блип поняла всё. Французские окна захлопнулись за Деннисом, и она не видела больше ничего, что происходило там.