Ранняя весна

Полыни куст Крапивы лист Мой адрес пуст Ты знаешь почему Найди меня Спаси меня Последний раз Последний раз ©mujuice

Алиса обожала весну. Весной она чувствовала себя бабочкой, выбирающейся из кокона теплых колготок, бесчисленных свитеров и шарфов, намотанных по самые брови, бабочкой, расправляющей крылья. Весной заканчивался зимний коматоз и начиналась новая жизнь с бесконечными прогулками, ветром, пахнущим морем и бессонными ночами. Вот только новая жизнь, которая обещала начаться этой весной, ее совершенно не радовала. Ее новая жизнь, ее будущий муженек сидит напротив нее за ресторанным столиком и выглядит, как оживший Кен. Квадратная челюсть, прошедшая бы любые проверки на крутость, мужественность и квадратность, золотистые волосы, блестящие в приглушенном свете люстр так, что Алису то и дело тянет полюбопытствовать, какими шампунями и бальзамами он пользуется, и голубые глаза, больше похожие на глаза рыбы: ни мысли, ни эмоции, одна лишь вода. Идеально подходящий персонаж для ресторана, в котором они сидят, настолько подходящий, что того и гляди сольется со стенами. Алисе, со своей магистратурой и лабораториями отвыкшей от подобной богатой холености и вычурности, хочется прикрыть глаза, потому что слишком много блеска, слишком много хрусталя, а от приторной услужливости официантов сводит челюсти. Алиса смотрит на мидий, которых терпеть не может, и представляет, как вытянется лицо напротив, если она скажет, что лучше бы вместо них навернула картошки фри из Макдоналдса. Но ничего подобного она, конечно, не говорит. Потому что можно отвыкнуть от дорогих ресторанов, но от правил хорошего тона, вбитых с детства, так легко не избавиться. И Вяземская улыбается мило, хвалит ресторан и мидий, говорит о погоде, задает вопросы, смеется над шутками и гадает, насколько ее еще хватит. На какой минуте смех совсем перестанет быть похожим на настоящий, а от приклеенной к лицу улыбки сведет судорогой лицо. Алиса дает себе не так уж и много времени, вот только к ее удивлению ломается не она. Лицо Аркадия вдруг словно сминается, он резко откидывается на спинку стула, проводит ладонью по глазам и смотрит на нее устало. Алиса аж замирает, потому что в его взгляде впервые за вечер появляется хоть какое-то выражение. Аркадий подзывает официанта и просит виски, Вяземская просит тоже, за что получает одобрительный смешок. — Ладно, — говорит Трубецкой и смотрит на нее внимательно. Впервые за вечер именно всматривается, видит реального человека, а не часть интерьера. — Хватит всей этой светской болтовни, поговорим на чистоту. Алиса удивленно вскидывает брови, берет стакан виски, поставленный на столик официантом. — Поговорим, — соглашается. Непонятно только о чем им говорить, когда все — дело решенное, но это все лучше, чем их версальские ужимки до этого. — И для меня и для тебя это будет брак по расчету, — Трубецкой делает глоток виски, усмехается, понимая, как смешно звучит эта фраза, но продолжает: — Чтобы получить пост, к которому я стремлюсь, мне нужно создать полноценную примерную ячейку общества, — Трубецкой снова усмехается, снова пьет, разглядывает стакан с таким выражением, будто собирается создать семью с ним, а не с Алисой, но все-таки поднимает взгляд, смотрит девушке в глаза: — Я не буду требовать от тебя исполнения супружеского долга, не буду требовать от тебя верности, только создание картинки счастливой и благополучной семьи. — Потому что с тем, кого ты любишь, ты ее создать не можешь? — вырывается у Алисы, и она тут же прикусывает себе язык, ругает последними словами, потому что Трубецкой каменеет, выпрямляется на стуле — снова идеален и непробиваем как скала. Щурит глаза нехорошо, сжимает челюсти, и Вяземской бы извиниться, но он же сам завел этот честный разговор, так что пусть будет честным до конца. Алиса слышала сплетни об ориентации Трубецкого, и ей, честно говоря, было плевать, кого он там любит — мужчин, женщин, самого себя — но если они это сделают (они и правда это сделают?) Алиса должна знать правду. — Потому что я просто не создан для семьи, — выдавливает наконец Трубецкой, но Алиса видит, что он врет, ведь в глазах такая тоска, что ей кажется, будто она смотрит на свое отражение. Два несчастных идиота, идущих на поводу у общества и родителей. Смешно, обхохочешься просто. Вот только их максимум — это кривые ухмылки. Трубецкой как-раз в такой губы гнет, когда говорит: — А ты почему на это согласилась? — Чтоб родственники не надоедали дурацкими вопросами «когда же за муж?», — отшучивается Алиса, Трубецкой усмехается и не настаивает на правде. И Алисе вдруг становится так муторно и мерзко. Человеку напротив нее она нужна как прикрытие, а он ей нужен, как возможность избавиться от опеки отца. Отца, который оставит ее в покое, только передав в руки другому мужчине, причем выбранному им самим. Трубецкой по его мнению был идеальной кандидатурой, вот только по сути она и Аркадий были другу другу чужими людьми. Ему плевать на нее, ей плевать на него, и от этого равнодушия, — да, ведь между ними даже неприятия нет, одно холодное равнодушие — от него хочется спрятаться, забиться под стол, сбежать. Вместо этого Алиса залпом добивает виски, морщится от от того, как оно обжигающе прокатывается по горлу, и кивает, когда Трубецкой спрашивает «Еще?». Напиться вдруг кажется отличной идеей. Вот только, когда их милые посиделки заканчиваются, Алиса возмутительно трезва и все так же несчастна. Она говорит Аркадию, что прогуляется, и как-то время идет по улице ни о чем не думая, просто вдыхая воздух с запахом весны. Затем достает телефон и дрожащими пальцами набирает: «Моть, я приеду?» и улыбается, как ненормальная, когда получает в ответ «Конечно!» Матвей — ее весна. Матвей — та новая жизнь, которую Алиса на самом деле хочет. Она путается пальцами в его кудрях, когда он выцеловывает ее ключицы, сжимая грудь, облизывает сосок, тянет его, слегка прихватив зубами, и Алису наслаждением прошивает. Она прижимает его голову к себе, когда он спускается губами по ребрам и животу, как кружит языком вокруг пупка, а затем ныряет между бедрами. И Вяземская стонет громко и счастливо, выгибается и шепчет что-то про любовь, когда кончает. А после не может перестать целовать его скулы, нос, подбородок. Водить губами, держа лицо в ладонях, неумолимо тонуть в глазах напротив и признаваться, твердить о том, как хочет быть с ним. — С тобой, понимаешь, — выдыхает Алиса в губы. — По-настоящему, а не тайком, и прикидываясь чьей-то женой Матвей улыбается светло, прижимает ее к себе. Матвей проходится ладонью по ее лопаткам и спине, целует в висок и говорит: — Давай сбежим. Алиса отстраняется, смотрит неверяще. Так просто? — В другой город, в другую страну. Где там нас твой отец не достанет? У меня есть кое какие сбережения, работу найду, а ты переведешься в другой институт, не Питером же единым… — с каждый словом улыбка Матвея становится все шире, а планы все заманчивей и заманчивей. Парень перечисляет города, куда они могли бы уехать, а Алиса смотрит в его глаза того цвета, каким почти никогда не бывает небо Питера, и чувствует, как ощущение свободы и расправленных крыльев возвращается к ней. Весна — начало нового. И к такому новому она готова как никогда.