Ранняя весна

Стыда подруга Недотроги строгий взгляд Пусть говорят Я снова плохо себя вел Мне очень жаль Мне все равно © Mujuice

Эта весна — официально лучшая весна в жизни Матвея. Лучшая слякоть под ногами, лучшее серое небо над головой и ветер, выдувающий остатки мозгов из головы, тоже лучший. Матвей ходит влюбленно по Питеру, как в первый раз задирая голову, смотрит в небо со дна дворов-колодцев, разглядывает мрачные здания и путаницу проводов над ними, смотрит на воду, вдыхает ее запах. Все это скоро останется в прошлом, и надо бы наверное по этому поводу взгрустнуть хоть чуть-чуть, но Матвей счастлив до одури, до постоянного желания смеяться. У его счастья глаза цвета воды в заливе и единственное, что для Матвея важно, это видеть в этих глазах радость. И если для этого нужно уехать из Питера навсегда, то пожалуйста, с радостью! — Ты радостный долбоеб, — выдает Муха, громко чокаясь своим стаканом со стаканом Матвея. — Ты же понимаешь, что связываешь себя по рукам и ногам, и все, прощай свобода! — Не наседай ты на пацана, — перебивает Граф. — Ну хочет он угробить свою жизнь в самом расцвете лет, ну это его дело. Не мешай ему. Чингиз, третий из его друзей-идиотов, смотрит на этих двоих, закатывает глаза, и придвигается к Матвею. — Не слушай их, — говорит. — Все у вас будет классно! Вы молодцы. — За это и выпьем! — Матвей снова протягивает стакан, парни повторяют движение и под звон стекла, он оглядывает их троих и думает, что будет скучать. Они, конечно, все долбоебы, но ему определенно будет их не хватать. Устроили же ему сегодня мальчишник, будто он женится, и страдают так показательно и на разрыв, будто он уезжает не в соседний город, до которого ехать ночь, а улетает на другую планету. Придурки! Матвей обхватывает Муху за плечи и признается: — Буду скучать. Тот ржет радостно, ерошит его волосы и вопит «Нам еще по одной», сползает с барного стула и скрывается в толкучке посетителей. Красный свет, заливающий небольшое помещение их любимого бара, делает его похожим на предбанник преисподней, но Матвею здесь уютно и хорошо. Они пьют уже второй час, и порядком захмелевшего парня пробивает на сентиментальность. Хочется пройтись и попрощаться с разграфиченными стенами, неудобными барными стульями, барменом, который наливал им бессчетное количество раз, с каждым посетителем, постоянным, как они, и не очень. Черт, нужно выпить за их любимый бар. Где там Муха с добавкой? Муха возвращается быстро и не один. — Смотрите, кого я привел, — тянет, обращаясь к Графу и Чингизу, и те с воплями обнимают невыского бритого парня с шальными глазами, и стройную девушку, в черном. — Моть, познакомься, мировые люди, — Муха сгружает стаканы на столик и подпихивает Матвея к вновь прибывшим. — Алекс и Марго. Два лучших человека в этом чертовом городе. — Э, я думал, это я лучший! — протестует Матвей, пожимая руку Алексу. — Ты отсюда съебываешь, так что потерял это звание, — возмущается Муха, а Матвей протягивает руку девушке и вдруг забывает, как дышать. Падает в большие глаза, полные такой тоски, что хочется зажмурится и не видеть ее, не видеть. Вот только Матвей ничего не может с собой поделать: смотрит, не может отвести взгляда, пошевелится, вздохнуть, вспомнить, кто он и где. Парни на заднем плане выдают похабное «уууууууууу», а Матвей отмирает, лишь когда девушка улыбается и тянет низким голосом: — Муха, ты почему такого очаровашку от меня прятал? — и крепко пожимает протянутую руку. Парни тут же начинают объяснять про Алису и скорый отъезд, а Матвею почему-то хочется их заткнуть. Хочется под взглядом этих насмешливых глаз сделать какую-то несусветную глупость, какой-нибудь дурацкий подвиг, лишь бы смеялась и смотрела, но Матвей лишь спрыгивает со стула и уступает его Марго. — Джентельмен, — выносит вердикт Марго и: — Мальчики, учитесь. Все тут же начинают галдеть, оправдываясь и комментируя, а Матвей хватается за стакан с виски, как за спасательный круг. — За знакомство. Все снова чокаются, и пьянка продолжается, как до этого, с той лишь разницей, что Матвей все время смотрит на Марго. На волосы, собранные в небрежный пучок на затылке, на длинную шею, обтянутую воротом черной водолазки, на хрупкие плечи и тонкие руки. На то, как сжимает длинными пальцами стакан, как кривит ярко-алый рот, подначивая Муху и Графа, как, хохоча и откидывая голову, обнимает Алекса за плечи, и Матвею не нравится легкий укол то ли зависти, то ли ревности. Только в глаза он Марго не смотрит, старается не смотреть, чтобы не ухнуть опять в них с головой, не замереть, как чертов кролик перед удавом, вот только девушка сама ему в глаза заглядывает и сообщает: — Я покурить. Составишь компанию? — и улыбается так, что сердце Матвея сбоит. Но глаз улыбка не касается, и ему хочется знать почему. Откуда такая тоска и боль, как сделать так, чтобы они исчезли? Матвей кивает, игнорирует Чингизовское «ты же не куришь», тянет с вешалки куртку, подает Марго ее пальто и думает, что ему послышалось это язвительное, брошенное ему в спину то ли Алексом, то ли Мухой: «Ну все, пропал парниша». Хотя, видимо, да, пропал. Совсем. На улице все та же чертова весна и слякоть, Марго кутается в пальто и благодарит, когда Матвей протягивает зажигалку, которую таскает в кармане куртки на всякий случай. Прикуривает, смотрит на него, прищурив глаза, и здесь, один на один от ее глаз не сбежать, и Матвей с обреченностью висельника смотрит в них, придвигается ближе и смотрит, смотрит, смотрит. — Ты несчастная, — говорит вдруг, и сам не понимает, что говорит это, пока Марго не усмехается зло и не выдыхает вместе с дымом: — Какой наблюдательный малыш, — она снова затягивается. — Хочешь сделать меня счастливой? — Да, — ответ снова вылетает помимо его воли, но, черт, является чистой правдой. Матвей хочет этого. Очень. Марго же удивленно вскидывает брови и заходится в смехе. Смеется долго, ломко, и Матвею бы обидится, но он не может, он лишь ждет, когда она перестанет смеяться, придвигается еще ближе и говорит: — Я могу. Марго снова смеется, качает головой. — Какой самоуверенный кудряш, мне нравится, — и без паузы и предупреждения, протянув руку и обхватив за затылок, прижимается к его губам губами, целует, чуть прикусывая нижнюю губу, а затем так же быстро отстраняется. Выкидывает окурок в урну и уходит в бар. Матвей задирает голову, смотрит в ночное Питерское небо, и ему снова кажется, что он видит это небо в первый раз. А после кажется, что он впервые занимается сексом с девушкой. Потому что с Марго вдруг все кажется таким новым, сама Марго кажется такой хрупкой, что Матвей зависает, боясь сделать больно или что-то не так. Он тянет водолазку вверх, оглаживая ладонями ребра, обхватывая груди, тут же вбирая в рот один сосок, следом другой, трется носом между, целует ключицы. Марго стонет еле слышно и тянет его за кудри наверх. — Какой ты нежный, — выдыхает, будто не верит, что так можно, будто удивлена и взгляд у нее, как у маленькой девочки в ожидании чуда. И этот взгляд бьет по голове похлеще любых поцелуев. И Матвей, стянув водолазку окончательно, целует Марго в рот, целует жадно, закидывая ее голову, легко сжимая ладонь на горле. Матвей забывает обо всем кроме ненасытного желания ее целовать, и сердце заходится в груди, как сумасшедшее, и губы ноют, и воздуха уже не хватает, но оторваться от этих губ невозможно, не хочется. Ни за что. Марго снова стонет и чуть отталкивает Матвея от себя, дышит тяжело, смотрит на него безумными глазами, а затем переворачивается и оказывается сверху. Такая красивая и дикая. С разметавшимися волосами, острыми ключицами и по хищному довольной улыбкой. Она проходится языком по губам, приподнимается и впускает Матвея в себя. И тот понимает, что парниша и правда пропал. Окончательно и бесповоротно. За окном уже светает, когда Марго, лениво потягиваясь, говорит: — Тебе пора. Матвей скользит по ней взглядом, и девушка смеется. — Нет, нет, даже не думай. Неугомонный ты какой-то, — и тянет простыню на себя, прикрываясь. Матвей вздыхает и начинает одеваться. Медленно, потому что чувствует, как Марго то и дело оглаживает его взглядом, и ему, черт возьми, это очень нравится. Когда же наконец процесс закончен, и он выходит в коридор, девушка идет следом. Закутанная в простыню, с припухшими от поцелуев губами, с распущенными по плечам волосами, она выглядит так, что Матвей не может удержаться и, вжав ее в стену, снова целует. Марго отвечает и смеется в поцелуй, Марго упирается ладонью в его грудь, отталкивая, и шепчет «Ну все, все, хватит» и подталкивает его в сторону двери. Матвей топчется на коврике, Матвей хочет спросить о том, когда они встретятся еще, но слова не идут на ум, неловкость зашкаливает, и он вдруг кажется себе таким нелепым и неуместным, будто в пятом классе и только что поцеловался с девчонкой. Что за бред? Матвей решительно набирает в легкие воздух, но тут вдруг распахивается дверь соседней с Марго комнаты, и из нее вываливается высокий рыжий парень (одетый) и следом Алекс (в одних трусах). Последний подпихивает первого к двери, кусает в плечо и сообщает, что он слишком стар для всего этого дерьма и ему нужен отдых. И замирает, когда замечает Марго и Матвея. — Упс, неудобно вышло, — тянет Алекс с хитрой рожей, переводя взгляд с Матвея на Марго и обратно. Марго хмурится и кашляет, и судя по всему, это какой-то знак, что она очень не довольна, потому что Алекс тут же хватает парня за руку и со словами «так, думаю, еще один раунд» утягивает его в свою спальню. Матвей какое-то время смотрит на закрытую дверь, переводит ошаршенный взгляд на Марго. — У нас слишком тесная прихожая, чтобы топтаться в ней всем, — объясняет та, и Матвей фыркает, смеется. Неловкость вдруг исчезает и на пороге он просто спрашивает: — Мы же встретимся еще? — и замирает, потому что в глазах Марго снова плещется боль. В глазах Марго снова холод всего Финского залива, когда она качает головой и говорит: — Не стоит. Ты слишком хороший малыш, — она смотрит на него ласково, и, обхватив ладонью лицо, целует медленно, нежно, мучительно, а затем отступает: — Возвращайся к своей девушке. И этими словами будто бьет его под дых. Ему бы запротестовать, что не может он к ней вернуться, не теперь, не после этой ночи. Ему бы попытаться Марго убедить, но слова вдруг кажутся пустыми и бессмысленными, серыми и безжизненными, как чертова весна в Питере. Матвей кивает нелепо и выходит из квартиры. Медленно спускается и выходит на улицу, снова смотрит в небо. Разглядывает орнамент проводов и голых веток деревьев, сам не понимает, сколько так стоит, но продолжает стоять, потому что куда ему сейчас идти, он не знает. Хлопает дверь подъезда, и рядом с ним останавливается тот высокий рыжий парень из комнаты Алекса, косится на Матвея, улыбается, как хорошему знакомому, спрашивает, есть ли прикурить. Матвей протягивает ему зажигалку. — Спасибо, — говорит рыжий. — Что, тоже вытурили? — интересуется с ухмылкой. Матвею хочется по-глупому запротестовать, но он кивает. — Тоже не сообщив ни телефона, ни других координат? Матвей снова кивает, Рыжий снова усмехается. — Засранцы, — выносит вердикт, но через секунду прибавляет: — Но охуительные засранцы, что уж. И Матвей снова не может с ним не согласиться. Смотрит вслед уходящему парню, убирает в карман зажигалку и натыкается пальцами на телефон. Достает и какое-то время тупо пялится на экран, на уйму пропущенных от Алисы и тонну сообщений от нее же, затем выключает телефон и снова его убирает.