Юпи

      Мэкринльдонфлинкс в одно время очень увлекался людской историей. Его привлекали эти забавные одинаковые существа. Как их отличишь друг от друга? Когда он впервые покупал книгу, которая описывала мировую историю людей, они казались ему милыми, наивными, смешными, добрыми созданиями. Раскрыв, однако, обложку, он поразился их жестокости. Множество, множество войн описывала эта энциклопедия, то, как люди умерщвляли своих сородичей десятками и сотнями, а самых массовых убийц возносили на пьедесталы и награждали. На страницах описывалась прорва орудий смерти: огнестрельное, холодное, острое, тупое оружие, биты, пистолеты, автоматы, ножи, топоры, шпаги, иглы, шипы, копья, стрелы, арбалеты... Мэкринльдонфлинксу было непонятно, почему люди, прикрываясь Богом и заповедью "не убивай", шли уничтожать, почему в одних ситуациях жестокость наказывалась, а в других поощрялась, почему им становилось плохо при виде ранки, из которой текла кровь, и было абсолютно всё равно на бездну трупов в фильмах и в реальности? Как люди спокойно ели убитых животных и извергали из себя всю еду, стоило им взглянуть на мёртвых коров с курицами? Конечно, Мистер Рыбка и раньше видел хищников, но чтобы питающиеся мясом теряли сознание при виде добычи... На главе "Пытки" Мэкринльдонфлинкс закрыл книгу, ему было невыносимо смотреть на ярко-красные буквы. Но вскоре вернулся к книге вновь. Несмотря на ужасы, которыми была наполнена эта энциклопедия доверху, ему очень хотелось разгадать секрет людей, узнать, почему они настолько странные и противоречивые. Эта идея целиком и полностью захватила его, он читал днями напролёт, штудировал книги как заведённый. Секрет он так и не раскрыл, зато приобрёл ценный опыт, знания и привычку любому крупному событию искать людской аналог. Разумеется, предстоящая битва не стала исключением. О, Мэкринльдонфлинкс был наслышан о такой ужасной вещи, как Великая Отечественная война. Его бросало в дрожь при виде писем и статей, которые люди-ветераны писали о своей жизни. Голод, холод, смерть, противник, отчаяние... они научились бороться со всем этим, и Мистер Рыбка намеревался воспользоваться их навыками в сложившейся ситуации.       А пока он тренировался в лагере в ожидании, когда его роту призовут на линию фронта. Учился меньше есть, больше трудиться, быть бесшумным, неотличимо маскироваться под противника, метко стрелять, быстро плавать, изучал основы медицины, чтобы помочь себе и союзнику, тренировался делать реанимацию. Привыкал к простой пище, постели, жилищу и сильным морским течениям. Как и обещал сам себе, он старался не привязываться к напарникам, но одна рыбка, лещ Тоня, всё же задела его сердце. Этот наивный малёк рвался в бой так, словно ему была интересна тема битв и сражений. Он был захвачен детскими мечтами о сладкой победе. Сколько раз ему говорили, что война - это не весело! Тоня, однако, никого не слушал и мечтал "побить этих мерзотных креветок".       Однажды часть Мэкринльдонфлинкса подняли поздно ночью и приказали плыть за командиром, ни слова не говоря и не сходя с пути ни на шаг. Так преклонных лет карась впервые оказался на линии фронта, в первый раз увидел врагов. В голове проскользнула мысль: "Насколько они большие...". Креветки, вопреки всем законам природы, были размером с самих рыб - и не новорождённых мальков, а карасей, лещей, щук и судаков. Они стремительно передвигали своими задними лапами, держа в передних вооружение, и двигались со скоростью пули, выпускаемыми их же автоматами. От них волнами исходила угроза. Дальнейшие дни Мэкринльдонфлинкс помнит, как страшный сон. Лёгкий голод, болящий уголок плавника, которым он давил на курок, непрекращающийся свист пуль и гром выстрелов, крики... Один за другим погибали его товарищи: кому-то оторвало голову, кто-то получил патрон в сердце, кто-то подорвался на мине, одного заживо задушили в поединке. Обрывочный сон в окопах головой в каске. Но хуже всего было постоянное, ежеминутное ощущение опасности. Всё время ты наготове, ждёшь, когда враг заглянет в твой окоп, ожидаешь немедленный приказ командира стрелять, держишь свой старенький автомат в состоянии боевой готовности. Это ощущение крало много сил и невероятно. выматывало.       В один момент он лишился половины хвостового плавника. Вот так просто - вжух, и нет. Он плыл к одной креветке, пока другая не выстрелила ему прямо в кусочек хвоста, пуля застряла там. Это была страшная, дикая боль, от которой хотелось кричать громче горбатого кита. При каждой попытке двигаться организм отзывался режущей болью, как будто проворачивали нож. Все мысли улетели из головы, внимание волей-неволей заострилось на этом невыносимом ощущении. Глаза застлало облако крови, вытекшей из раны, словно чернила каракатицы. Мэкринльдонфлинкс хотел потерять сознание, но потом понял: он на поле боя, если сейчас же не уплывёт оттуда, ему конец. Преодолевая мучительные всплески, он понемногу задвигал хвостом и поплыл в сторону лагеря. С трудом у него это получилось, он залетел в окоп и бросился трупом на пол, потеряв сознание. Спустя несколько дней он более-менее оправился, рана покрылась коркой, пулю удалил врач, адская режущая боль сменилась на лёгкую и ноющую. Одна лишь проблема - он не чувствовал и не контролировал всё, что было ниже травмы, словно ранение оборвало какой-то нерв.       Убили Тоню. Это было ожидаемо - лещ постоянно лез на рожон, был, так сказать, без тормозов и инстинкта самосохранения. Сколько раз его предупреждали, что нужно соблюдать приказы командира, столько он их нарушал. Никто, однако, и не думал обвинять его в собственной смерти - все хорошо понимали, что прикончила Тоню война и никто другой. Престарелые солдаты прониклись его наивностью и детским оптимизмом. В какие-то моменты лещ даже возвращал веру в себя остальным воинам, желание бороться за призрачную, далёкую, почти невидимую, но возможную победу. Он напоминал им, кто ждёт их в прудах, реках, озёрах, городах, сёлах и домах. И солдаты, вспоминая собственную семью: родителей, детей, жён и мужей, словно поднимались внутри, улыбались и становились бодрее. Именно поэтому, стоило Мэкринльдонфлинксу увидеть труп с недоумевающим лицом и пулей аккурат в серединке лба, он разрыдался, как другие солдаты, обливая слезами безжизненного оптимиста. Как? Как можно было уничтожить настолько наивную, доверчивую, открытую, жизнерадостную душу? Никто ведь даже не задумывался, что за личность эта рыба и насколько он важен для остальных людей, насколько он сам хочет жить? Что будет чувствовать его семья, мать, отец и дети?Они больше не увидят члена своей семьи... Будут прокляты эти креветки!       Тоню оплакивали недолго. Всё-таки труп на войне - дело обыденное, нет времени на слёзы. Мэкринльдонфлинкс в один момент ужаснулся тому, что привык ко всему этому: к крови, ранам, запаху пороха и смерти. Хотя, может, и вовсе не свыкнулся, а только замуровал весь шок и панику глубоко-глубоко внутри, чтобы при первой же возможности сорваться на истерику. Всё-таки была надежда на второе, ведь это значило, что карась не сходит с ума, не превращается в машину для убийств и не теряет эмпатию. В один день его послали на разведку: он уже достаточно оправился для тихого плавания и подслушивания, но всё ещё недостаточно быстро перемещался для открытого боя. С наступлением заката он отправился вперёд, виляя у самой земли, прячась в водорослях, не забывая смотреть вверх: да, на высоте тоже мог проплывать враг. Одетый в маскировочный костюм, почти полностью скрывавший его чешую красного цвета, он искал стратегически важные точки противника: склады оружия и еды, лагеря и окопы. Вдруг из крупного пучка растений вынырнула дикая неразумная щука и со скоростью молнии выхватила автомат более слабой и мелкой рыбы, проглотила и уплыла. Это было очень, очень нехорошо. Без огнестрела он абсолютно беззащитен перед любой опасностью. Надо нестись, не оглядываясь, обратно к своим, игра в героя сделает только хуже. Внезапно Мэкринльдонфлинкс услышал голоса. Писклявые, противные, визгливые, словно по стеклу водят ножом туда-сюда. У рыб таких голосов не было, и карася ужаснула мысль, что он напал на солдат-креветок. Он припал к земле, почти не дыша, напрягая все свои мышцы. Рана отозвалась глухой болью, но что такое лёгкое нытьё по сравнению со всепоглощающим страхом? Господи, спасибо, что подарил твоим созданиям ступор! Без этого спасительного состояния карась просто бросился бы наутёк и был бы подстрелен. Он непроизвольно дёрнулся. Каждый пузырёк из его рта мог значить смерть. Прислушался: одна или даже две креветки спокойно уплыли. Новость-то радостная, но неизвестно, сколько их тут осталось. Мэкринльдонфлинкс выпучил глаза, когда услышал, как кто-то тихо перебирает лапками, шурша водой. Нервы сдавали, вены, казалось, лопнули от напряжения, а лёгкие сжались в комки от недостатка кислорода, настолько карась боялся дышать. В голове всё взорвалось, когда он понял, что неизвестная креветка приближается к нему. Он понял, что промедление равносильно смерти, и дёрнулся в отчаянной попытке... но его хвост запутался в водорослях! Плотный, мерзкий узел, затягивающийся с каждой попыткой вырваться! Секунда, другая, третья. Мэкринльдонфлинкс понял, что сейчас умрёт. Вообще он всегда хотел так умереть: чтобы у него хватило времени осознать, что гибель пришла за ним. Он поднял широко голову и решил скончаться с достоинством, а не как трусливый малёк, в последней попытке убежать. Водоросли раздвинулись, и на свет вышла нежно-розовая креветка с автоматом наперевес. Она замерла, чуть приоткрыв рот, и, казалось, абсолютно не замечала своей власти над этой рыбой. Карась начал нервничать после абсолютного спокойствия. Это уловка, ловушка? Зачем, если она может в любой момент прихлопнуть его, как муху? Но противница сделала что-то совершенно неожиданное. Своими тонкими многочисленными лапками она распутала водоросли на хвосте, освободив рыбу и при этом шепнув: "Беги и более не плыви сюда, здесь много креветок". Больше Мэкринльдонфлинкс ни слова от неё не слышал: не веря собственным ушам, глазам и хвосту, он унёсся прочь быстрее парусника.

***

      Спустя пару дней под покровом густой ночи карась вновь, зарывшись по нос в песок, сидел на том месте. Что он там делал? Выполнял приказ командира, был в очередной разведке или самостоятельно решил продолжить поиски креветочного лагеря? Увы, ни то, ни другое, ни даже третье. Он ждал её - ту самую, что, будучи палачом, сняла с него петлю виселицы. Когда Мэкринльдонфлинкс впервые понял, что в груди появилось знакомое, давным-давно забытое чувство, он ужаснулся. Он не мог влюбиться в креветку! Это означало настоящее предательство своих друзей! Днями у него не было времени подумать о незнакомке, но ночью его терзала мука влюблённости. Сколько он ни убеждал себя, что нельзя, ни в коем случае нельзя верить врагу, желудок всё равно уплывал куда-то вверх. Несколько дней карась боролся с самим собой, с собственной душой, но кто когда-нибудь мог приказать что-то ему, сердцу? В конце концов, не выдержав этой разлуки, Мэкринльдонфлинкс отправился на то самое место в надежде хоть глазком взглянуть на неё с последними лучами солнца. И... да, он увидел её! Она приплыла, двигая своими задними лапками. Насколько же она грациозна и красива! Ни один сухопутный монстр, ни одна рыба не сравнится с этим изяществом. Её чешуя, словно доспехи, окутывающие храброе тело, два чёрных блестящих глаза, тонкие, как у паука, словно волосинки, хрупкие и сильные лапки. Она казалась недосягаемым сладчайшим плодом. Как же хочется прикоснуться к ней, к скользким латам и по-лисьему вытянутой мордочке! Она тоже заметила его. Чуть приоткрыв рот, как в прошлый раз, она подплыла к водорослям. Мэкринльдонфлинкс вдруг понял, что выглядит очень глупо, зарывшись по голову в песок, и стремительно с хлюпаньем вынырнул, при этом обрызгав креветку песком. Она закашлялась.       - Господи, прости, я не хотел, - сильно смутившись, шёпотом затараторил карась.       - Ничего... ничего. Кхе-кхе, - очень тихо промолвила на чистейшем рыбьем девушка, - Что ты здесь делаешь? Это очень опасно!       - Я хотел увидеть тебя... - Мэкринльдонфлинкс снова сильно смутился, - Всё это время я думал о тебе. - Господи, какой он идиот!       Креветка была поистине удивлена.       - Я.. тоже думала о тебе. М-мы влюбились друг в друга? Это неправильно. Так не должно быть! - поняв, что она шепчет слишком громко, девушка перешла на еле слышный уровень громкости, - Мы члены воюющих сторон.       - Я тоже не хотел бы, чтобы это было. Но... Кто когда мог приказать что-то сердцу? Я... - он потупился, - Я Мэкринльдонфлинкс. - Слишком быстро, слишком нагло!       - Я Зэнзэн. Ты очень похож на карася, - креветка слегка, совсем немного улыбнулась.       Этот вечер новоиспечённая пара провела вместе. Они наблюдали за уникальными рыбами-клоунами, которых можно встретить только в море, выплывали на поверхность и наблюдали, что творится в небе и на суше, перешёптывались, знакомясь друг с другом (карась узнал одну вещь: Зэнзэн сама приняла решение уйти на фронт, как её сестра. Она думала, что рыбы - отвратительные, недостойные жизни убийцы и, лишь встретив Мэкринльдонфлинкса, осознала, что это не так). И всё это делалось тихо-тихо. Удивительно, но карась намного больше нравилось такое свидание, чем те, которые проходили в его юности с другими рыбами. Запретный плод сладок, гласит старая-старая людская поговорка, и насколько же они оказались правы. Было нечто очень захватывающее в этой встрече, когда он с Зэнзэн прятался под камнями от ночного рыбьего патруля. Когда они расстались на рассвете, рыбка взял с креветки обещание прийти послезавтра на то же место.       Так и потекла жизнь. Днём Мэкринльдонфлинкс воевал против врага, получал ранения, лечил и оплакивал товарищей, ходил в разведку и выбивал победу для своей стороны (вот только он более никого не убивал. Среди всей массы одинаковых с виду креветок он ни за что бы не отличил Зэнзэн, а крикнуть "это я!" она, по понятным причинам, не могла. Да даже служи она в абсолютно другом месте, погубить кого-то из её народа было бы предательством), а по ночам встречался с той, с которой должен был бороться. Карась и раньше влюблялся и каждый раз терял голову и забывал про всё на свете, вплоть до собственных родителей. Так случилось и сейчас, он, казалось, выгнал из памяти собственных товарищей, думая только о своей любви. В один момент у них появился камешек, под который они клали письма друг другу, как в старых классических романах.       Однажды карася позвал командир части. Это был старый, матёрый, покрытый шрамами по всему телу (каждый из которых имел уникальную историю) судак, твёрдым рваным плавником держащий дисциплину среди солдат-новичков.       - Мэкринльдонфлинкс... - протянул командир совершенно не по военным канонам, что значило только одно - конец. Руководитель всегда свято чтил формальную часть армейских правил, и лишь однажды он обращался "по-светски", без "товарищ" к своему подопечному: когда одна глупая щука проворонила еду, которую утащили дикие рыбы, и лишила всю часть на неделю продовольствия. Карась мгновенно напрягся. - Мэкринльдонфлинкс... Ты не хочешь мне ничего рассказать?       Рыба молчала.       - Не хочешь, значит. А твои встречи с нашим врагом - креветкой - значит, забыл?       - Зэнзэн мой друг! - подал голос карась.       - Не смей так говорить! Креветки никогда не будут нашими друзьями, пока мы на фронте. Ты забыл всех тех, кто оставил свою жизнь на этом самом месте? - Судак ударил хвостом по почве, взбаламутив воду. - Ты продаёшь не меня, а их, братаясь с врагом!       - Этот "враг" спасла мне жизнь в тот момент, когда могла погубить за одну минуту!       - Значит, это была уловка, чтобы ты выболтал ей наши тайны! К чему ей одна твоя жалкая жизнь, когда она может привести своё войско ночью к целому лагерю рыб?       - Она никогда меня ни о чём таком не спрашивала, она не может меня обмануть!       - Довольно! Послезавтра вечером тебя отвезут в тыл, где будут судить, как предателя. - Командир махнул хвостом, - Свободен. И не смей больше встречаться с твоей креветкой, иначе я тебя лично расстреляю!       Мэкринльдонфлинкс, отчаянно заработав своей половинкой хвоста, унёсся прочь. Нет, разумеется, это не может быть правдой. Зэнзэн по-настоящему его любит, иначе бы давно сдала своим союзникам, которые пытками бы выжали из карася всё - и местоположение лагеря, склада оружия, и количество огнестрела и патронов, и распорядок дня. Ей нет смысла изображать влюблённую, она на самом деле ощущает это к нему. Командир, конечно, опытный военный, но он не встречался с ней лично, не видел, как она открывает ротик всякий раз, как видит его. И никого он не предаёт. Зэнзэн лично не убивала ни Тоню, ни других, да даже будь это так, она давно раскаялась, возможно, даже оплакивала их в тишине. Не могут все креветки быть плохими, среди них обязательно найдутся те, кто против войны.       Ночью Мэкринльдонфлинкс вновь отправился на их излюбленное место. Конечно, ему хотелось провести как можно больше секунд с ней, прежде чем его увезут в тыл. Почему же его будут судить? Он не предатель! Зэнзэн думала так же. Это ужасно. За что они не могут быть вместе только потому, что родились в разных странах и правители этих государств начали войну? Карась уронил слезу, которую, казалось, никто не мог заметить из-за тёмной воды, но девушка всё же учуяла, что он плачет. Ни слова не говоря, она обняла его. Мэкринльдонфлинкс ответил на этот жест, сжав её в плавниках.       Он понял, что к его сердцу прижали ледяное дуло пистолета. Креветка хищно улыбнулась, наслаждаясь его удивлённым лицом. Она медленно нажала на курок. Секундная адская боль - и всё стихло.