Бесценные оковы

В печали и отчаянии матушка пребывала недолго. От стенаний и причитаний она быстро перешла к активным действиям. Сорвав со стены меч династии Маурьев, ринулась по коридору вперёд, крича: — Я долго терпела и молчала, но сегодня этот низкий, развратный царь непременно умрёт!!! По обоим пунктам я был с матушкой категорически не согласен. Во-первых, я не припоминал её терпеливой, как, впрочем, и молчащей. Во-вторых, я не мог допустить, чтобы Дхана получил хоть царапину от рук разъярённой махарани Пиппаливана, вздумавшей мстить за мою поруганную честь. — Погоди! — догнав матушку, я уцепился за рукоять отцовского меча. — Не спеши творить неразумные вещи. Самраджа охраняет множество воинов, ты находишься в его дворце. Ты будешь наказана. — Значит, теперь и ты на его стороне?! Защищаешь этого изверга?! Матушка выглядела так, словно и в самом деле готова кого-то проткнуть. На шум начали сбегаться слуги, поэтому я стал осторожнее в выражениях: — Отдайте меч мне, я прошу! Нет, умоляю! Я протянул руку, всерьёз опасаясь, что матушка не послушает меня или выдаст нас обоих, назвав сыном в присутствии чужих ушей, но случилось нечто куда более постыдное. — Как ты мог пасть столь низко?! — завопила она. — Ты опозорил души собственных предков! Они никогда не найдут покоя в Дэвалоке из-за низости, совершённой тобой! Как ты можешь защищать этого грешника?! — отшвырнув меч, матушка ловко сняла сандалию с правой ноги и начала почём зря лупить меня по спине, голове, но более всего доставалось ягодицам. Большим разнообразием крики вошедшей в раж матушки не отличались. Она повторяла всего три слова: «Позор!» и «Получи, негодный!», после чего следовал новый полновесный удар по моему закалённому телу, уже неплохо натренированному встречами с самраджем в сокровищнице. Удары сами по себе не доставляли особой проблемы, но трудность заключалась в том, что награждал меня ими не Дхана. Я сильно огорчился, осознав, что вот сейчас огонь разгорится, а потушить его будет некому, и терпеть придётся до полуночи. Матушка этого не понимала и продолжала усердствовать. — Что здесь происходит? — словно из ниоткуда, рядом возникла Дайма. Сквозь бесстрастное выражение в её глазах невольно прорезывалось любопытство вкупе с удовлетворением. Ещё бы! Я её понимал: приятно видеть размолвку между двумя глубоко ненавистными тебе людьми. Матушка мигом прекратила наносить удары и шустро надела сандалию на ногу. — Всё хорошо, — она натянуто улыбнулась Дайме. — Мы с Чандрой немного поговорили о жизни. Я дала ему урок нравственности, как если бы была его матерью. Дайма довольно усмехнулась, увидев набухающие синяки на моём теле. — Мне, конечно, без разницы, — лениво произнесла она, — хоть поубивайте друг друга. Ничуть не пожалею. Однако вы оба являетесь собственностью самраджа, а я не могу позволить, чтобы мой названный сын потерял хоть часть своей собственности. Или чтоб один раб избивал другого без царского соизволения. Схватить обоих! — зычно выкрикнула она, указав на нас остальным слугам, и они, разумеется, мгновенно ей подчинились, скрутив меня и матушку. Почему я не послушал Дхану и не промолчал? Захотел быть честным… Сам виноват. *** — Вот, полюбуйтесь! — Дайма подтолкнула меня кулаком в спину, в то время как другие слуги втащили матушку в царские покои. — По словам тех, кто стоял на страже в коридоре, эта глупая служанка клялась проткнуть вас, а этот раб, — Дайма, скривив рот, указала на меня, — пытался вразумить её, но, судя по всему, отнюдь не из преданности. А потом они подрались. Вероятно, для вида. Я подозреваю здесь заговор, поэтому приказала обоих связать и привести к вам. Только прикажи, сын, и я разберусь в пыточной с этими двумя ничтожествами, забывшими своё место! — Нет, Дайма, — кинув на меня успокаивающий взгляд, Дхана Нанд улыбнулся. — Пусть их развяжут. — Но… — удивлённо захлопала глазами няня. — Неужели ты думаешь, женщина и мальчишка навредят мне? — пренебрежительно промолвил Дхана Нанд, давая мне глазами знак: «Это просто спектакль для других, не беспокойся». — Развяжи их и покинь мои покои. С бунтовщиками я желаю поговорить наедине. Дайма не осмелилась спорить. Приказав слугам исполнить повеление самраджа, она вышла, уводя своих подчинённых за собой. Дождавшись, пока шаги снаружи затихнут, Дхана Нанд повернулся к нам. — Итак, — откровенно заговорил он, — прие, признавайся: рассказал правду матушке? Я кивнул, виновато потупив глаза. — Извини. Не смог молчать. — А я так просил, — он тяжело вздохнул, затем направил свой взор на Муру, которая, как я заметил, пронзала Дхана Нанда испепеляющим взглядом. — Похоже, нам придётся поговорить. Я этого не желал, но обстоятельства вынуждают. И он ещё раз повторил своё предложение насчёт восстановления крепости, присовокупив важное условие, что нашим отношениям в том виде, в котором они сейчас существуют, никто не станет мешать. Мура стояла, стиснув зубы, бледная, с горящими глазами и молчала. Наконец, сухо процедила: — Я столько усилий потратила на то, чтобы родить сына, вырастить из него мудрого царя, а теперь его используют как наложницу? И я должна смириться? На самом деле матушка опять всё преувеличила. Мудрого царя из меня растили всего на протяжении первых четырёх лет, а потом я попал в дом к бывшему разбойнику, подавшемуся в торговцы, но так и не утратившему старых привычек. В последующие годы я рос скорее ушлым вайшьей, но никак не мудрым царём. — Мам, но почему как наложницу? Мы поженились по обряду гандхарвов, только свидетелей не было, — попытался я вставить слово. — Ведь двум кшатриям, шудрам или вайшьям не возбраняется жениться, Дхана в «Камасутре» это прочёл. — Я сожгу эту вашу «Камасутру»!!! — взвыла Мура. — Мужчина должен жениться на женщине! Другие возможности исключены! — Ну, это у вас в лесу, может, так, — спокойно изрёк Дхана. — А у нас в Паталипутре по-другому. «Есть также граждане третьего пола, сильно привязанные друг к другу и с полной верой друг в друга, которые вступают в брак вместе», — процитировал Дхана Нанд. — Брак заключается по традиции гандхарвов, что не требует ни согласия родителей, ни религиозной церемонии. Есть только одно исключение: в такой брак нельзя вступать браминам. Мы с Чандрой не брамины, а я и вовсе по материнской линии шудра. Так почему нельзя? — Нельзя! — бушевала матушка, не желая сдаваться. — Подобное полностью против природы вещей! — Я могу понять, почему у вас в Пиппаливане было так не принято, — не смутился Дхана. — Слишком большая роскошь позволять мужчинам заключать браки между собой, если их и так немного. Вам пришлось запретить такое, чтобы сохранить и без того небольшую численность жителей. — И потом, мам, ты же сама призналась, — снова влез в разговор я, желая поддержать самраджа, — что нарочно молилась, чтобы я родился мальчиком. А изначально лекари и астролог обещали… — Прокляну! — страшно выкатила глаза матушка. — Не смей! — Что обещали лекари и астролог? — заинтересовался Дхана Нанд. — Приказ царя отменяет любое проклятие, даже полученное от дэвов. Говори, Сокровище. — Я должен был родиться в женском теле. Но матушка не пожелала этого и молилась в храме, чтобы мой пол изменился до рождения, потому что позже совершить чудо стало бы намного сложнее. К якшам пришлось бы обращаться, а их поди ещё найди. После Курукшетры, наверное, вымерли все, только вон в сказаниях о них и слышно. В общем, девушкой я должен был стать, как ты и хотел, но не сложилось. Надо было видеть лицо Дханы. Он выдохнул с таким облегчением, что и словами передать нельзя. — Вот оно, я знал! — воскликнул он радостно, а затем обернулся к матушке. — И после этого ты ещё будешь осуждать нас? — Эх, дала б я подзатыльник да посильнее, — прошептала себе под нос Мура, глядя на Дхана Нанда, но обращаясь точно ко мне. — Можешь, — так же тихо ответил я. — Вовсе я не против, когда меня лупят. Даже нравится. Особенно от рук Дханы. Матушка закатила глаза и тяжело застонала. — Так что любимая тёща скажет насчёт предложения о Пиппаливане? — ласковым тоном спросил Дхана Нанд. — Я жду. — Не называй меня тёщей, изверг! — Мура почти рыдала. — Но почему? — Дхана уже понял, как можно дожать матушку. — Мы все поняли, что случилось недоразумение, и мой Чандрагупта должен был родиться дэви. Как его, кстати, планировали назвать до того, как ты стала молиться о чудесном превращении? — Падмини-и-и, — всхлипывала Мура. — Вот… Моя прекрасная махарани Падма. И кто знает, что случится с нами в новой жизни? Вероятно, мы снова встретимся, но прие будет в подходящем теле. Надо просто подождать. — Нет! О боги, нет!!! Только не то же самое в другой жизни! Я такого не вынесу! — матушка заломила руки. — Тогда, чтобы развязать кармический узел, надо соглашаться на моё предложение, — ловко ввернул Дхана. — А то так и будешь миллион жизней воплощаться моей тёщей. — Я согласна, — быстро ответила матушка. — На всё, кроме одного. — Что не так? — нахмурился Дхана Нанд. — Мы — кшатрии. Заниматься обменом продуктов с жителями деревень — не для нас. Позволь воинам Пиппаливана служить у тебя в армии или быть твоей охраной. Самрадж думал недолго. Лицо его озарилось улыбкой, и он кивнул. — Приемлемо. Если эта «охрана» не будет пытаться меня убить. — Как они посмеют убить, если ты — муж их… — она осеклась. — То есть, я хотела сказать… Нет, ничего не хотела! — она закрыла лицо руками, впав в отчаяние. Я с благодарностью обнял матушку и прошептал ей на ухо: «Спасибо». — Я тебя точно однажды убью, позор очей моих! — громко прорыдала она в ответ. После того разговора она долго переживала. Закрывшись в своей комнате, почти ничего не ела, а меня гнала вон, когда я приходил справиться о самочувствии, но спустя пять дней вернулась в норму. Даже перестала ругаться, когда ей потом за закрытыми дверями царских покоев изредка напоминали о том, что она всё-таки тёща. Дайма, Ракшас и Бхадрасал долго бушевали и смотрели на меня с лютой ненавистью, когда узнали, что крепость Пиппаливана будет восстановлена, сосланные на рудники кшатрии — возвращены, вылечены от болезней и определены на службу во дворец, а меня все должны почитать как махараджа союзного государства уже сейчас, не дожидаясь церемонии коронации, которая состоится, как только Пиппаливан заново отстроят. Попытавшись выяснить у Дхана Нанда причину внезапного милосердия к бывшим врагам и восстановления ранее ненавистного сына Чандравардана в законных правах, ни Бхадрасал, ни царевичи, ни аматья так ничего внятного от самраджа и не добились. Им пришлось удовольствоваться очень подозрительным рассказом о том, что Дхана Нанд якобы видел сон, в котором сам Вишну спустился из Вайкунтхи и потребовал от него поступить именно так. Любопытствующих лиц такое объяснение, разумеется, не удовлетворило, но им ничего не оставалось как только смириться, ведь большего мой Дхана говорить не собирался.