Бесценные оковы

Холодная вода действительно помогла. Уже через несколько мгновений все трое утративших сознание начали медленно подниматься на ноги. Стхул, потирая ушибленную голову, принялся второй рукой переворачивать опрокинутый стол. Дхум и Индра молча помогали ему. Чандра стоял на месте, обмерев и боясь вымолвить ещё хоть слово. — Что случилось, господин? — две юные девочки-служанки лет десяти и двенадцати появились в дверном проёме, удивлённо оглядывая кухню, на которой, казалось, произошло жуткое побоище. — Здесь были воры? Враги? — Никого, кроме нас, — слабо простонал Стхул. — Бхуты шалят. Стол вот перевернули. Бхутов мы уже прогнали. Идите спать, сами приберёмся. Девочки ушли, крича кому-то из проснувшихся от шума взрослых, что опасности нет и всё в порядке. Слабо постанывая, Стхул уселся возле стола, подперев ладонью пострадавшую часть головы. Индра и Дхум мялись, не зная, куда девать глаза и руки. Чандра тоже чувствовал себя неловко, однако усилием воли он превозмог себя. — Ребята, — прошептал он едва слышно, — вы теперь будете меня бояться или ненавидеть? Или то и другое? Все трое вздрогнули и растерянно посмотрели на него. Лица у всех были бледные, словно некрашеное полотно. — Ты это, — неуверенно начал Дхум, — мог бы и раньше предупредить. Мы ж извелись вконец! Думали, самрадж скоро забьёт тебя до смерти. Думали, ты мучаешься страшно, терпишь из последних сил. — Ага, и, главное, будто всё это происходит из-за нас, — уныло добавил Индра. — А вы там, оказывается, в любовь играли? — вдруг Индраджалика посетила новая мысль. — Погоди, но ведь рубцы на твоей спине были отнюдь не нарисованными кумкумом, киноварью или чужой кровью. И следы от наручников тоже не поддельные. Самрадж наказывает тебя по-настоящему! Он тебя плетью лупит почём зря! — Да, и это здорово. Только от его рук удары могут быть такими приятными, — вдохновенно признался Чандра, не заметив, как дёрнулись от ужаса трое его друзей. — А потом в опочивальне он залечивает мои раны снадобьями. Ничто не сравнится с этими ощущениями: быть сначала выпоротым его рукой, а потом пить молоко с корицей и мёдом из золотого кубка, лёжа с ним рядом и слушая те чудесные слова, которые он говорит. Это и есть истинное блаженство! Стхул неожиданно зарыдал, упав лицом в поднятые с пола серебряные тарелки и громко всхлипывая: — О, мой Чандра! Лучше бы я умер возле сокровищницы в ту ночь! Этот ужасный тиран осквернил тебя и изменил твою суть! Он превратил тебя в женщину. — Да нет вроде, — Чандра на всякий случай ощупал свои бёдра, промежность и грудь. — Это по-прежнему я. Всё моё осталось при мне. Покосившись на рыдающего Стхула, Индра вдруг оживился, на его щёки вернулся румянец. Шагнув ближе к Чандрагупте, он склонился к его уху и шёпотом спросил: — Правда, что в первый раз очень больно? — и добавил тише. — Я не плётку имею в виду. Теперь настала очередь Чандры залиться румянцем. — Попробуй с кем-нибудь, если интересуешься, — так же тихо ответил он Индре. Дхум всё ещё выглядел деревянной статуей, безуспешно пытающейся ожить. — Не понимаю, — наконец, тяжело выдавил он. — Как двое мужчин могут любить друг друга? Даже отношения двух женщин понять могу. Но мужчины?! — Считай нас сумасшедшими, — весело отозвался Чандра. — Имеешь полное право. — От самраджа всегда любой причуды ждать было можно, но ты… — Дхум почесал затылок и как-то по-новому взглянул на Чандру. — Ты ж вроде на мужчин не западал раньше? На нас троих — точно нет. — На вас — нет, а на него — да. Дхум, пойми, когда-нибудь из многих девушек Магадхи ты выберешь всего одну. На других даже не взглянешь, как бы они ни были хороши! Ну так и я выбрал одного, и мой выбор уже не изменится. — Поверить не могу, — Дхум встряхнул головой. — Будто я во сне и никак не получается проснуться. — Но ведь если самрадж узнает, кто ты, — приподняв мокрое от слёз лицо, прорыдал Стхул, — тебе конец! Никакая любовь не спасёт твою жизнь. Он убьёт тебя. — Он уже знает всё обо мне, — спокойно ответил Чандра. — Знает?! — хором воскликнули все трое. — Да, когда мы стали близки, я не смог молчать, признался, что я — сын Муры и Чандравардана. А ещё в том, что голову статуи именно я украл. Было так же страшно, как сейчас сознаться вам. Нет, пожалуй, даже страшнее, но я всё-таки сделал это. А Дхана не рассердился, просто ответил: «Главное, что ты со мной, остальное не важно». — Он называет злобного тирана Магадхи по имени! Это конец, — снова потонул в слезах отчаяния Стхул. — А ещё Дхана недавно сказал, что обязательно восстановит мои земли, чтобы я смог править там, — Чандрагупта продолжал медленно добивать Стхула. — Обещал дать золота на ремонт крепости и подарить две деревни на окраине — те самые, которые так часто страдали от набегов пиппаливанских кшатриев в прежние годы. Только сказал, что если я буду обижать жителей тех деревень вместо того, чтоб заботиться о них и способствовать их процветанию, накладёт мне по спине бамбуковыми палками и уже не в порядке игры, а в порядке воспитания, отберёт назад отремонтированную крепость, а меня превратит в шудру позорного и не видать мне больше никакой взаимности. Но я ж не глупец! Я буду стараться заботиться о тех людях. — Похоже, самрадж, правда, тебя любит, — сделал вывод Индра. — Зная, что ты — сын его покойного врага и вор, четырежды обокравший его, он не отрёкся от тебя. Да ещё и такие щедрые подарки обещал! Но как же тяжело принять это… Правда, Чандра. Нам очень трудно осознать, что этот изверг, мучивший нас, тот, кого мы так долго считали врагом, оказался самым близким тебе человеком и теперь он для тебя, словно… словно… — Муж? — смело закончил фразу Чандра. — Э-мм… Да, — Индра покраснел. Стхул провыл нечто нечленораздельное и хлюпнул носом. — Я сам не знаю, почему это произошло, — доверительно промолвил Чандра. Камень, столь долго лежавший на сердце, казавшийся огромным и неподъёмным, наконец, упал и растворился, словно крошечный кристаллик соли в воде. — Я никогда не думал, что буду рядом именно с ним, но теперь, когда это случилось, не хочу ничего иного. Можете ненавидеть меня. Можете не понимать, ибо и я сам себя не понимаю! Но он мне нужен. Раньше я вполне мог жить без него, но теперь, если он отвергнет меня, или мы будем по иной причине разлучены, я умру от горя. Он стал частью моего тела и второй половиной моего сердца. Вот так-то. Можете смеяться или проклинать, я приму всё! Возникла пауза, но общее молчание продлилось недолго. За это время Дхум отмер окончательно, а Стхул перестал рыдать и вытер слёзы. — Ладно, ты его любишь, это мы поняли, — дрожащим голосом проговорил Стхулбхадра. — И, наверное, когда-нибудь мне это всё перестанет казаться ужасным кошмаром, от которого я, как Дхум, не могу проснуться. И всё-таки, не возьму я в толк: при чём здесь наказание? Как порка помогает хранить вашу страшную, как Патала, тайну? Зачем вообще нужна плеть и оковы в любовной истории? Чандра стоял, покусывая губы и судорожно обдумывая, как бы поделикатнее ответить другу. Всё испортил не в меру догадливый Индраджалик. — Это же так просто! У кого-то лингам поднимается и твердеет, когда он видит купающуюся дэви с обнажённой грудью, у кого-то — от лицезрения обнажённой шеи или щиколотки. Кому-то надо прикоснуться к телу красавицы, чтобы испытать вожделение, кому-то — просто увидеть красивый портрет. А Чандре надо, чтоб его нещадно пороли и чтобы это непременно делал самрадж. И у царя, видно, те же трудности. Любовь без предварительной порки чьих-то смуглых ягодиц ему не сладка. Я угадал? — лукаво улыбаясь, спросил Индра. — Ну, в целом… Да, — сдался Чандра, не придумав более деликатного объяснения. Стхул снова упал лицом в ближайшую тарелку, но на сей раз рыданий и причитаний не послышалось. Он лишь невнятно пробубнил: — Дайте спокойно полежать. Надо обдумать всё это, пока голова не закипела, как котёл с кхиром. — А я уже обдумал, — Индра весело посмотрел на Чандрагупту. — Если любовь самраджа спасла нам жизнь, стало быть, она во благо! Или вы, друзья, не согласны? Дхум широко улыбнулся и дружески похлопал Чандру по плечу. — Полностью согласен. И, в конце концов, для меня главное, чтобы Чандра был счастлив. Если самрадж будет заботиться о нём, и им обоим от этого всего хорошо, то… Кто мы такие, чтобы осуждать? — Но он же… Он же ДХАНА НАНД! — воздел руки к потолку Стхул. — По-твоему, было бы лучше, если бы наш друг влюбился в аматью Ракшаса, в Чанакью или в Бхадрасала? — сухо спросил Индра. — Или в тебя? — Упаси Вишну! — едва не заорал Стхул, но вовремя опомнился, вспомнив, что перевалило уже далеко за полночь, и зажал себе рот обеими ладонями. — То-то же, — усмехнулся Индра. — Самрадж — это наилучший вариант, как ни крути. Так что хватит страдать. Кстати, что-то есть захотелось. Налепи-ка нам несколько десятков ладду. Еда утешает и умиротворяет, а сейчас нам всем следует получить душевное спокойствие. — Это верно, — и, поднявшись с места, Стхул подвязал передник и отправился на поиски мёда, гхи, сока сахарного тростника и нутовой муки. «Осталось поговорить с мамой, чтобы устранить непонимание, возникшее между нами, — думал Чандра, глядя, как Стхул хлопочет, готовя лакомство. — Я не могу продолжать лгать ей, сказав правду остальным. Интересно, как эту новость воспримет она? Сможет ли простить? Но — не сегодня, ибо я устал…» И он вздохнул, решив отложить признание матери ещё на один день.