В другом мире, в другой вселенной...

      — Спасибо, Омори-сан, мы подумаем.       Тацуми поклонился полному бете с добродушным лицом. Тот ответил ласковой улыбкой.       — Я буду ждать, Соичи-кун. Вот, возьмите ключи. Неделю можете пожить так. А там решите, хорошо? — и добавил, понизив голос, чтобы его слышал только чадо: — Похоже, твоему альфе квартира понравилась. Знаешь, я, пожалуй, ради такого случая готов скинуть ещё пятнадцать процентов. Соглашайся, чадо, лучше ты не найдёшь. И мне будет спокойнее, а то последних арендаторов пришлось с полицией выселять, не хочу такого больше.       У перекрёстка Тацуми остановился. Здесь их пути расходились, Моринаге надо было ехать на метро, а ему самому теперь было проще дойти до университета пешком, автобусную остановку они уже миновали. Его беспокоило молчание кохая, и ситуацию надо было прояснить сейчас.       — Ну, и как тебе? Чуть дальше до универа, чем общежитие, но тоже ничего. Ты так радостно таращился, что нам ещё скинули.       Моринага вздохнул. Улыбнулся печально.       — Она прекрасна, семпай. Спальни, кухня… Даже балкон есть. Вам в ней будет удобно.       — Что? — не понял Тацуми, — Что значит «вам»? Ты что, передумал? Что тебе не так? Тебе ж понравилось?       — Очень понравилось. Но… дорого. Даже если ещё на пять процентов ниже, половина — это в два раза больше, чем я могу себе позволить. Извините, семпай, — кохай с сожалением покачал головой.       — Да что ж такое-то! — вполголоса взвыл Тацуми, — Ты от квартиры в восторге, я терплю, что тебя называют моим альфой, в честь этого батя ещё пятнадцать, слышишь, ты, пятнадцать процентов скидывает, а ты в кусты! Ну хорошо, ты убираешься и готовишь, давай за это я буду платить больше, скажем, шестьдесят процентов. Идёт?       — Вы меня… своим альфой? — у Моринаги задрожал голос, глаза стали круглыми от удивления.       — Рехнулся? — рявкнул Тацуми, едва сдержавшись, чтобы не проломить эту дурную башку, всё-таки они посреди людной улицы. — Ты чем слушаешь, задницей? Опять слышишь только то, что хочешь, ещё и перевираешь? Мы тут про квартплату вообще-то…       — Да-да, семпай, согласен… — закивал так, что стало страшно, вдруг голова отвалится.       — С чем? — подозрительно прищурился на него Тацуми. Он хоть что-нибудь слышал?       — На сорок процентов согласен, это многовато, но терпимо. Семпай, а вы правда…       Он неисправим, похоже. О чём бы ни шла речь, всё сворачивает в одну сторону!       — Нет! Успокойся уже! Батя меня «замуж выдаёт» сколько себя помню, болезнь у него такая. Если б твой Харадо был здесь, нам сейчас уже придумали бы полную свадебную церемонию с императорским размахом и пятерых детей впридачу. Не сообразил я, надо было мне одному к нему заехать. Вечером дома с бутылочкой сядет и будет сам себе сказочную историю про нас с тобой сочинять, а через пару дней забудет. Только тебя это никак не касается! Мы просто соседи, понял? Эй, ты тут?       Моринага с мечтательной полуулыбкой смотрел куда-то вдаль. От окрика вздрогнул, перевёл отсутствующий взгляд на Тацуми и выдал потрясённо:       —Пятерых де…       —Мо-ри-на-га!       Тренированное ухо кохая уловило отзвуки приближающейся грозы, он пришёл в себя.       — А?       — Хьюстон, приём! — Тацуми пощёлкал пальцами у него перед лицом, отчеканил: — Мы с тобой просто соседи, просто снимаем квартиру на двоих, потому что так дешевле. И замок на двери комнаты очень кстати! Всё, я пошёл.       Пора заканчивать разговор, пока не возникла ещё какая-нибудь глупая фантазия. Он согласен, можно расходиться. Тацуми развернулся и уже сделал шаг, когда услышал сзади удивлённое:       — Но та спальня меньше!       Вот нудила! Дело же не в площади, да и разница там небольшая. Бросил через плечо:       — Плевать, она моя! Сегодня же займу. Да, кстати, — достал ключи, расцепил связки, протянул одну, — вот твои.       Кохай помедлил, как будто снова передумал, с непонятной нерешительностью взял, сжал в кулаке.       — Что опять не так?       — Всё так, семпай, всё так. Увидимся в лаборатории!       С какой же скоростью у него меняется настроение! Вот только что был похож на олицетворение печали, потом на зомби, и тут же расплылся в улыбке на все тридцать два. Что за человек?       — Опаздываешь… — укоризненно заметил Тацуми, не отрываясь от микроскопа. Вот уже шестой образец этой серии не даёт ожидаемого результата! А так залетает в лабораторию только кохай, что на него смотреть.       — Извините, семпай, меня задержали… — прошуршал на своё место.       Что ж такое-то? Почему такая реакция? Нужно проверить сроки реактивов… Неужели придётся всё заново? Но надо просмотреть остальные. Шестой образец отправился к предыдущим собратьям, Тацуми потянулся за следующим.       Моринага вдруг хихикнул.       — Ты чего?       — Да подумал тут, семпай, а вы бы здорово смотрелись с пузиком…       Что?! Рука дрогнула. Тацуми, разглядывая осколки стекла так и не проверенного седьмого образца, максимально нейтрально поинтересовался:       — Моринага, тебе жить надоело?       Кохай рванулся к холодильнику.       — Ой, только не бейте меня, семпай, я сейчас быстренько новый приготовлю! Какой номер нужен? Да только я вам и так скажу, он такой же, как и остальные, вся серия косая вышла. Тут поважнее дела есть…       Тацуми поднял голову и первый раз посмотрел на своего кохая — что он несёт? Что может быть важнее, что за чушь? Совсем на него не похоже. Что такое? Моринага гримасничал и тыкал пальцем в сторону двери, и при этом тарахтел не переставая. Громко тарахтел, с выражением, на публику.       — Я почему опоздал-то… Тут меня спросили, фамилию просили не называть, не скажу, и не просите… Только не бейте! Вам же двадцать пять скоро? Вот меня спросили, есть у вас уже контракт. Я, конечно, сказал, что это не моё дело, и не меня спрашивать надо, я всего лишь ваш кохай, но, кажется, у вас отсрочка, хотя это и не точно, я же не знаю, это не моё дело… А они спросили, как я думаю, если они подойдут к вам с этим вопросом, что вы им ответите, а я что, я ничего не знаю, я же к вам с такими вопросиками не подходил…       На матовом стекле двери чья-то тень. И дверь приоткрыта, хотя кохай абсолютно точно её закрыл, когда вошёл, Тацуми отчётливо слышал щелчок язычка ручки. Человек стоит за приоткрытой дверью, не заходит и не уходит. Подслушивает?       — …вы ведь меня не прогоните, а? Пожалуйста, не выгоняйте меня, семпай! А то вдруг ваш альфа не захочет, чтобы я был рядом с вами, пока вы носите… У меня запах не сильный, но он есть. Хотя другие беты же носят и работают, а вокруг много народу, и ничего… но мы же с вами много времени тут проводим, вдруг это как-то…       Руки Моринаги ловко делали своё дело, язык привычно молотил, глаза блестели азартом, физиономия то и дело расплывалась в улыбке от уха до уха. Развлекается представлением, трепло! Так, по чему бы такому шарахнуть, чтоб пострашнее было и погромче, но ничего не разбилось?       — Заткнись! Вот уж точно не твоё собачье дело! Пусть только сунутся, я их отправлю на хутор бабочек ловить, нашли у кого спрашивать! И да, у меня отсрочка! И я никому не разрешу командовать, кто у меня в лабе будет работать! Так что пасть закрой и шевелись, макак сонный!       Силуэт пропал. Моринага подкрался к двери, осторожно выглянул, посмотрел влево-вправо.       — Ушёл… Знаете Кондо-сана с кафедры овощеводства? А он вас, оказывается, знает. Тихоня такой, а любимого младшего сыночка завкафедры ухитрился замуж взять. Видимо, пришла пора им бету подыскивать. Ну ничего себе, они на Демона замахнулись! Это завкафедральный сынок, не иначе, самому Кондо-сана и в страшном сне такое не приснилось бы…       — Хватит трещать, Моринага, Творцы с ними. Как съездил, узнал что-нибудь?       Кохай сразу сник.       — Нет. Минами-сано сказал, что он отпросился вроде как по семейным обстоятельствам и сроков не назвал. Вещей там у него немного, он просил их пока на складе подержать, а если долго не вернётся, отдать мне. Больше ничего, никаких зацепок.       — Беда мне с вами, — побарабанил пальцами по столу, — от тебя заразился, что ли? Ты хоть к нему побежал, а этот куда рванул? Ты его не обижал?       — Нет, — растерялся Моринага, — я заснул… Он написал, что надо поговорить, я попросил его заехать за мной сюда. Пока его ждал, забежал в «Макс», продукты купил. Ну, а дальше вы знаете.       — Погоди-ка, — Тацуми снял очки и потёр переносицу, — погоди… Он, когда тебя притащил, сказал, что хотел с тобой поговорить, что должен уехать, нет, не сказал куда, хотел попрощаться и просил передать, чтобы ты ему позвонил…       — Я ему звонил. Тогда, помните, перед пожаром? Он не ответил. Это всё, семпай? Всё? Вы с ним не ругались, ничего такого? — с тревожной мольбой спросил кохай.       — Да с чего мне с ним ругаться-то? Это ты меня вечно доводишь, — проворчал Тацуми. Сделав над собой усилие, признался: — ещё просил дать тебе поспать, потому что ты и до этого ночь не спал, поэтому и отрубился. Вот. Теперь точно всё.       — Я не в обиде, семпай, что вы меня разбудили так…       У Тацуми так и чесались руки запустить чем-нибудь тяжёлым в эту довольную физиономию, но не здесь и не сейчас. Не в лаборатории, где полно хрупких предметов, и не тогда, когда они думают, как найти пропавшего человека. Тем более что довольная физиономия всего через пару мгновений стала унылой как лунная поверхность.       — Как у тебя с учёбой? Дня на три-четыре сможешь исчезнуть?       — Думаю, смогу. Если завтра я… — поднял глаза к потолку, что-то высчитывая, — да, смогу без проблем.       — Тогда сегодня надо плотно поработать, придётся повторно запустить серию, и до конца недели постараюсь справиться без тебя. Вечером помогу тебе перевезти вещи, не притворяйся, что рука не болит. А завтра поезжай в Старую, — решил Тацуми, — и чтоб не возвращался с пустыми руками!       — Ну да, если правда по семейным обстоятельствам, то туда… Только как я его там искать буду? Старая столица ещё больше Новой…       — Моринага, бесишь! Это твой лучший друг, ты говорил? Твоя лучшая часть? Вот и вспоминай всё, что может подсказать, где его искать. Только работать не забывай. Деньги-то есть на билет? Если надо, одолжу.       Моринага не мог уснуть. Он боялся. Боялся тех перемен, которые наступают в его жизни, боялся за пропавшего Кенту, боялся себя. Сегодня он последний раз ночует в этой комнате, завтра с утра перевезёт оставшиеся вещи в новую квартиру, где будет жить с семпаем. Ключи на столе притягивали взгляд. Мог ли он ещё несколько дней назад подумать, что это будет?       Ещё месяц назад его мечты не шли дальше «оказаться в одной постели». Потом была та ужасная ночь, после которой он понял, какой страшный зверь живёт в нём. Он, любимчик омег и бет, сторонников «вольной любви», был противником насилия в сексе, ласки ему были куда больше по душе. За это он и нравился многим, редкая из «вольных пташек» отказывалась пойти с ним. Но в ту ночь, одурманенный лошадиной дозой стимулятора, он вёл себя как эгоистичное чудовище с человеком, которого любил. Никогда Тецухиро не думал, что может превратиться в зверя, терзающего партнёра для своего удовлетворения вместо того, чтобы дарить удовольствие. Семпай был под воздействием той же дряни, и только поэтому не убил его утром. А надо было. Если бы можно было вычеркнуть, стереть этот кусок жизни! Чтобы их сближение с семпаем началось с той, другой, волшебной ночи, когда любимый сам попросил его остаться. Умом Моринага понимал, что дело было просто в отсутствии выбора, вряд ли он смог бы конкурировать с настоящим сильным альфой, но так хотелось обмануть себя! В этот раз он постарался, чтобы семпай не пожалел, чтобы он утонул в наслаждении и забыл ту, первую, ужасную ночь. Дарить удовольствие человеку, которого любишь, отдавая всего себя, сам забывая обо всём — как же отличалось эта ночь от прежних «ночей удовольствия»! Течку семпая они провели вместе, и всё, казалось бы, было чудесно.       Да только потом он услышал формальное «Спасибо, что вместе со мной не спал эти ночи» как от чужого, первого встречного в квартале свиданий, куда приходят найти партнёра на один раз. Сразу после пожара семпай позволил обнять себя, но потом снова стал старательно избегать любых прикосновений. Это было больно. Но его хотя бы не выгнали. Просто дали понять его место. Что же, надо продолжать делать то, что сказал Кента — быть рядом и надеяться. Семпай же сказал, что он ему нужен, значит, надо постараться продолжать быть нужным любимому. Да, и надо отучиться употреблять это слово вслух. Кохаку, маленький хитрец, кажется, что-то заподозрил, в разговоре ненароком ввернул, что брат ненавидит слово «любовь», когда это касается чувств между людьми. И странно смотрел, вроде как с намёком. Моринага и сам уже что-то такое заметил, что подтверждало слова младшего Тацуми. Что же, у всех свои странности, у кого их нет? Семпаю нелегко пришлось в жизни, как он ещё не скатился в махровую альфофобию и взял в помощники альфу, с которым видится почти каждый день вот уже почти три года и теперь даже будет жить в одной квартире… Может быть потому, что этот альфа не как все альфы, потому что он такой недо… Но ведь семпай сказал, что это бред и ерунда, и Моринага — нормальный! Он так сердился тогда… И запах, слабый недозапах недоальфы семпаю не противен. Может быть, именно потому, что не как у всех? Потому что он, Моринага, такой… особенный? Вчера на балконе он велел кохаю не двигаться и нюхал его. Как же хотелось ослушаться и поцеловать его! Конечно, это было бы верх глупости и, поддайся Моринага секундному порыву, отскребали бы его от асфальта после полёта с одиннадцатого этажа… Кажется, именно после этого семпай успокоился и даже поехал ночевать с ним в общежитие.       Теперь они будут жить вместе. «Просто соседи». Невесело усмехнулся. Прогресс отношений за три года — от «так как там тебя зовут?» до «просто соседи». Впереди два года магистратуры. Страшно. Что, Моринага, сможешь выдержать эту пытку дальше? Сможешь за два года добиться большего? Сможешь не испортить всё, быть рядом только как друг и помощник, когда в памяти такой желанный, такой страстный образ! И то пробуждение — будто самый чумовой эротический сон воплотился в жизнь!.. Сейчас уже с трудом верилось, что это было на самом деле, что семпай может быть таким. Так ведь то был и не он, то были его гормоны. От него самого чаще услышишь «проваливай», «прибью» и «жить надоело?». Но было же и «как бы я жил», и «они о тебе думали?», и «моим альфой»… Последнее совсем неожиданно и особенно драгоценно, хотя, как семпай объяснил, случайно. А как он мило сетовал: «беда мне с вами», спрашивал: «ты его не обижал?», сам же отправил кохая искать Харадо, «и чтоб не возвращался с пустыми руками!». Как будто Кента ему не чужой, как будто они… как будто они могут быть трио. Много чего можно нафантазировать, «…и пятерых детей впридачу…» Моринага зажмурился и прикусил костяшку пальца. Семпай, семпай, какой же вы… Надо быть рядом и надеяться. Надеяться, что любимый когда-нибудь не будет дёргаться от его прикосновений как от удара током, разрешит себя целовать без возмущения, поймёт, что любовь это не только один секс, а секс — нормальное взаимодействие между омегой и альфой не только во время течки. Нужно помочь ему с этим пониманием, и побыстрее, пока не будет слишком поздно.       Только сначала надо найти Кенту. Куда он так срочно уехал? Почему не отвечает на звонки и сообщения? Дедуля Кена смог только дать старый адрес родителей, но предупредил, что они переехали, а нового адреса у него нет. Хирото-кун вспомнил, что название салона красоты Харадо-сано как-то связано с балетом, потому что владелец когда-то учился в балетной школе и мечтал блистать на сцене. Тецухиро знал, что с папой друг не очень ладил, но других зацепок не было. Если с салоном не выйдет, придётся обходить все мебельные мастерские в надежде найти ту, где работает или работал Харадо-сана.       Три дня, как друг уехал неизвестно куда. Только три дня, а Моринага уже готов на стену лезть от неизвестности. Его самого не было две недели. Каково было семпаю? Хотя кто он для семпая… Кто-то, полезный в лаборатории и иногда в постели? Но разве из-за просто полезных так переживают? Разве делятся такими ранящими воспоминаниями? Разве так сердятся из-за них? Можно ведь помечтать, что он всё-таки для семпая не как все, не просто помощник и сосед.       Особенный? Хоть чуть-чуть…