Торжество справедливости

      Элсингер вздохнул, глядя на Дойла. В бесцветных глазах бывшего руководителя явственно читалось: «Ну, а если понимал, чего не принял меры?». Даже если бы Коннор не был лишен голоса, он не собирался рассказывать о том, что был настолько счастлив, что забыл о существовании Фрэнка.       Отвернувшись к тихо гудящей установке, Элсингер стал нажимать кнопки и настраивать приборы. Понять бы, на что…       — Пытаешься понять, что я делаю? Зря. Возможно, Питер смог бы тебе помочь, но его здесь нет. Это генератор электрической энергии. Мне удалось добиться того, что луч направляется в нужное место и достигает того уровня, который мне нужен. Сейчас я хочу провести очень интересный опыт. Мне нужно, чтобы ты внешне остался неповрежденным, но рассыпался в мелкую пыль от прикосновения. Теоретические расчеты говорят, что это возможно, но я впервые проверю это на человеке. Так что можешь гордиться оказанной тебе честью.       «По крайней мере, без крови, боли и неэстетичных подробностей», — пронеслось в голове Коннора, и он опустил веки, не желая в последние секунды жизни видеть торжество своего врага.       Звонкий щелчок, означающий включение направленного луча. Ну вот и всё.       Странно, но Коннор ничего не почувствовал. Означает ли это, что он уже мертв физически и остался существовать как эфирная субстанция, сгусток мыслей и энергии? По странной прихоти сознания в памяти всплыло дело о Белой Вороне. Этот человек хотел знать, что будет после смерти. Но так и не смог этого сделать. Кажется, теперь у Коннора появилась возможность узнать это на себе. Он не шевелился. И ждал. Чего угодно. Но только не того, что услышал. Рядом с ним послышался звук втягиваемого сквозь зубы воздуха и неразборчивое ругательство на пределе слышимости. Что, у Элсингера что-то не получилось? Странно, Коннор помнил бывшего руководителя как человека, который несколько раз дотошно рассчитает, а потом уже возьмется проводить опыты.       Мерному течению мыслей мешало странное потрескивание. Оказывается, мертвые тоже могут испытывать неудобства. Да и ощущение собственного тела никуда не исчезло. Интересно, что будет, если он попытается открыть глаза?       Коннор Эндрю Дойл никогда бы не стал лучшим кейс-менеджером управления по научным исследованиям и разработкам, если бы не стремился все проверить и узнать. Поэтому он решительно открыл глаза.       Во внутренних ощущениях ничего не изменилось. Но вот в окружающем пространстве… Нет, он не висел в воздухе над собственным телом, не слышал прекрасной музыки, не видел тоннель со светом в конце, как часто описывали свое состояние пережившие клиническую смерть. Он ощущал себя там же, где и несколько секунд назад — привязанным к зафиксированному креслу в подвальной лаборатории окончательно свихнувшегося Фрэнка Элсингера. Сам хозяин дома обнаружился возле установки, при помощи которой хотел избавиться от человека, который мешал его счастью. Однако между ними обнаружилось еще кое-что. Небольшой, размером с десертную тарелку, белый шар висел в воздухе, тихонько потрескивая и наполняя воздух запахом озона.       — Шаровая молния, — хотел выдохнуть Коннор, но вовремя вспомнил, что это почти неизвестный феномен не рекомендуется дразнить ни голосом, ни движением, ни даже сотрясением воздуха. Он замер без движения, стараясь дышать через раз. Изучать непосредственно шаровую молнию ему не приходилось, в основном это были опросы очевидцев и аналитическая обработка информации, с чем блестяще справлялась Линдси. Коннор же только восхищенно наблюдал, как она виртуозно добивается от людей полного сотрудничества и помощи. Еще он помнил, что создать шаровую молнию в лабораторных условиях не удавалось никогда и никому. Но был не особо счастлив, понимая, что это образование может убить их вдвоем с Элсингером. Он бы предпочел, чтобы молния куда-то впиталась или улетела, но здесь не было движения воздуха. Поэтому оставалось только замереть и уговаривать сердце не стучать так сильно, чтобы не спровоцировать шарик на агрессию.       Судя по всему, Фрэнк, стоящий в паре метров от связанного Коннора, занимался тем же самым. Да уж, дураком и непрофессионалом бывший директор управления не был никогда. Он замер в неудобной позе, сдерживал дыхание и неотрывно следил за неподвижно висящим шаром. Коннор взглянул в глаза Элсингера. Прочитать по ним хоть что-то всегда было проблемой, но сейчас в них плескался страх. По наитию Дойл понял причину этого страха. Тому очень не хотелось умирать, находясь в шаге от цели. Стало немного легче. Сам Коннор уже попрощался с жизнью, и был благодарен еще за несколько подаренных мгновений. Даже если шаровая молния его убьет, осознание, что Элсингер боялся за свою жизнь, будет приятным предпоследним воспоминанием. Последней, Коннор был уверен, станет мысль о Линдси. Что бы ни ждало его там, после жизни, он найдет возможность ее оберегать. И продолжать любить.       Внезапно в висящем шаре что-то изменилось. Коннор был уверен, что никто из них двоих не пошевелился и никак не повлиял на остановившийся воздух, но сгусток энергии мелено подплыл к Дойлу и завис на уровне его лица. Мужчина старался не моргать, успокоить дыхание и думать только о любимой, чтобы не поддаться вполне естественному страху. Шар повисел некоторое время и поплыл к Элсингеру. У Коннора же осталось впечатление, что его мозг просканировали. Он несколько раз слышал мнение, что шаровая молния обладает разумом, но никогда не верил в это. Возможно, зря не верил…       Элсингер смотрел на приближающийся светящийся шар. Хорошо, что тело было сковано ужасом, и он не мог пошевелиться, даже если бы захотел этого. Создатель феномена тоже ощутил чужое присутствие в собственном мозге. Страх вышел на первый план. Страх смерти. Страх того, что его смерть пойдет на пользу врагу. И того, что некогда любимая женщина, которой он причинил множество горя, будет рада избавиться он него. Фрэнк понял, что это влияние шара заставляет его испытывать ощущения страха, которые он ненавидел. И разозлился. На этот бездумный комок энергии, заставляющий доминировать не разум человека, а почти первобытные инстинкты страха перед неведомым.       Видимо, от злости Элсингер обрел контроль над своим телом. И замахнулся, ничего не соображая от ужаса.       Коннор был готов поклясться, что шар плотоядно облизнулся, при полном отсутствии у него губ и языка. Но впечатление складывалось именно такое. И хотя движение воздуха от взмаха руки должно было немного отогнать послушный энергетический сгусток от потенциальной цели, но тут вмешался посторонний фактор. Дверь резко распахнулась, и шар влетел прямо в еще приподнятую руку Фрэнка. Мягкий хлопок, и тело бывшего оперативного директора упало на пол, судорожно подергиваясь.       На пороге стояла Линдси. С растрепанными волосами и мокрыми от слез щеками, но в руке она крепко сжимала небольшой нож. Увидев падающего Элсингера и неподвижно сидящего Коннора, смотрящего на нее широко открытыми глазами, она сделала, возможно, глупый, но единственно правильный поступок. Начни она проверять голыми руками пульс Фрэнка, кто знает, не получила бы она заряд энергии, сравнимый с высоковольтным ударом. Но девушка бросилась к любимому и упала перед креслом на колени.       — Коннор, ты жив, жив, - дрожащим голосом повторяла она, пытаясь непослушными пальцами развязать узлы, напрочь забыв о том, что держит в руках нож.       Сам Коннор всё еще сидел неподвижно. Слишком быстро менялась окружающая реальность. За последние несколько минут он успел дважды окончательно попрощаться со своей жизнью, увидеть рукотворный феномен и смерть соперника, и снова обрести ту, без которой не смыслил свою жизнь.       Вбежавшие следом за Линдси Питер и Миа оценили ситуацию более здраво. Пит подскочил к телу бывшего руководителя, но благоразумно не стал трогать руками, правильно истолковав хорошо ощутимый запах озона. Миа же, забрав из рук Линдси мешающий нож, быстро разрезала веревки, и Коннор обессилено сполз с кресла, пытаясь затекшими руками обнять всё еще стоящую на коленях любимую. Как-то ему это удалось, и он спрятал лицо в ее волосах, дыша ее запахом и содрогаясь от мысли, что был в одном мгновении от того, чтобы никогда больше не ощутить ее тепло в своих объятиях. Линдси всхлипывала, крепко прижимаясь к любимому, и он сумел едва слышно прошептать:       — Всё закончилось, всё хорошо. Я люблю тебя, родная.