Торжество справедливости

      Коннор осторожно подошел к знакомой двери и уверенно набрал восемь цифр — дату рождения любимой женщины он помнил даже во сне. Тихий щелчок отпираемого механизма, и в воздухе разлился приятный, но странный запах, от которого защипало в горле и потемнело в глазах.       Дойл очнулся и обнаружил себя привязанным к креслу на колесиках, которое он видел в прошлое посещение подвальной лаборатории. Он дернулся, пытаясь одновременно проверить крепость узлов и устойчивость кресла. Неприятности не заставили себя ждать — узлы оказались качественными, не причиняли боли при спокойном поведении и больно врезались в тело при малейших попытках напрячь мышцы, а кресло было поставлено на стопор и зафиксировано от падений, так что пытаться упасть на пол и ослабить путы было бесполезно. От звука, которое издало кресло при попытках Коннора проверить свое положение, к нему лицом повернулся тот, кого Дойл хотел видеть меньше всего. До этого Элсингер что-то делал в том углу третьего помещения, где раньше располагались два узких операционных стола. Сейчас они были убраны, и Фрэнк работал с непонятными приборами, на которые они с Линдси не обратили внимание. Сейчас же разные блоки были соединены проводами и датчиками, и светились индикаторами, что производило гнетущее впечатление работающей установки непонятного назначения. В голове Коннора пронеслись мысли, что следовало тут изучить всё более подробно, но «после драки кулаками не машут» (с этим фразеологизмом Дойл познакомился в России, и признавал мудрость данного выражения, как и многих других, созданных народом этой удивительной, но нелогичной страны).       Интуиция подсказывала, что ему еще расскажут о назначении этой установки, иначе его бы здесь не было, и Коннор перевел взгляд на своего давнего противника. Элсингер улыбался. Странное зрелище, удивлявшее еще тогда, когда они были сотрудниками одной организации. В улыбке участвовали только мышцы. Губы раздвигались, уголки приподнимались вверх, глаза прищуривались, но эмоций не было. Механическая улыбка робота, смотрящего безучастными бесцветными глазами. Или улыбка рептилии, которую не волнуют твои чувства — ты уже в ее власти. Дойл внутренне похолодел. О своей судьбе он догадывался, но необходимо узнать, где Линдси и что с ней. Он уже жалел, что потерял голову и помчался сюда, не сообщив никому о пришедшем сообщении.       — Что ты сделал с Линдси? — попытался спросить Коннор, но, хотя губы шевелились, с них не слетело ни звука.       — С ней всё хорошо. Пока что. Она еще не знает, что ей предстоит повторное посещение лаборатории. Она сейчас там, куда я ее отправил, у миссис Эристон. Правда, мадам ясновидящая и не подозревает о том, что у нее было новое видение и ей срочно необходимо поговорить с мисс Доннер. Так что, надеюсь, они там провозятся еще некоторое время. Хотелось бы успеть решить все наши вопросы до ее появления.       — Но как? — снова беззвучно шевельнулись губы Коннора.       — Всё просто. Многие люди до сих пор считают, что обязаны мне. Найти среди них работника компании связи было нетрудно. Он был счастлив оказать мне услугу, и отправить несколько сообщений на почту Антона с постороннего адреса, и на твой номер некий текст как будто от определенного абонента. Правда, этот текст я озвучивал сам, зачем нервировать человека… Да, ты, наверное, недоумеваешь, что с твоим голосом? Тут еще проще. Старая разработка. При вдыхании специального распыленного раствора человек ненадолго теряет сознание, но приходит в себя быстро и в полном объеме. Голова не болит? Вот и хорошо. Единственный побочный эффект — непродолжительный паралич голосовых связок, но мне как раз хватит времени всё рассказать. Удобно — не нужны кляпы, нет ни малейшей возможности позвать на помощь, и пострадавший не мешает говорить другому своими попытками вмешаться в разговор. Даже если пытать, человек будет молчать. Не волнуйся, я не собираюсь этого делать. Ты всё равно не знаешь ответов на интересующие меня вопросы. Их лучше задавать Линдси. Но я еще не решил, что с ней делать. Убивать — бессмысленно, второго клона мне создать не удастся, вы уничтожили все образцы паразита, с помощью ДНК которого это было возможно. Возможно, увидев твое тело, она поймет, что на этот раз смерть окончательна, и согласится, что была не права. Или нет? Ты ведь неплохо ее знаешь, как думаешь?       Коннор помотал головой, решив поддерживать разговор на доступном ему безмолвном уровне. Он не надеялся на свое спасение, но вдруг, если удастся потянуть время, Линдси что-то поймет, почувствует, и не сунется в западню, как это сделал он. Поэтому Дойл был готов слушать и «говорить» сколько нужно. Только пусть Лин доедет до Уокигана, узнает, что миссис Эристон ее не вызывала, и поймет, что это ловушка. Только бы не сунулась сюда в одиночку. Оставалось надеяться, что она позвонит Антону, а тот либо отговорит, либо даст кого-то в помощь.       — Нет? Не согласится? — Казалось, Элсингер всерьез огорчен этим предположением. — Но, даже если так, ты уже не сможешь мне мешать. Ну что тебе стоило после возвращения поблагодарить Антона за «чудесное спасение» и исчезнуть из жизни Линдси? Зачем было снова привязывать ее к себе? Я только начал замечать, что она привыкает к мысли о том, что ты мертв. То, что она видела смерть Лилит и твоего клона, было, конечно, негативным опытом, но в итоге пошло на пользу. Она приняла твою гибель. Еще немного, и я мог бы ухаживать за ней, не боясь, что между нами станет тень Коннора Дойла. Поверь, я смог бы сделать ее счастливой. Я всегда мечтал об этом. Но тут вмешался Антон. Признаюсь, тут есть моя вина. Уходя, я совсем забыл о своем крошечном бумажном архиве. В компьютере я вычистил всё, а за бумаги забыл. Ладно, на Антона я не в обиде, он мой друг, и я всегда знал о его обостренном чувстве справедливости. Но ты? Как ты мог? У тебя было пять лет, чтобы понять, почему я не вытащил тебя сразу, а позволил тебя судить и поместить в тюрьму. Или ты не понял причину?       Слушать было страшно. Если сначала Коннора пугал дружеский тон разговора, то сейчас, когда речь зашла о Линдси, стало реально страшно. В голосе бывшего начальника появились эмоции. И это не обещало ничего хорошего.       Связанный мужчина даже не сразу понял смысл последнего вопроса. Причина? Какая причина? Того, что он был осужден по надуманному поводу и только чудом сумел сохранить свою жизнь и не сойти с ума за пять лет пребывания в провинциальной тюрьме России? Да, конечно, он был уверен на 99%, что причина в чувствах Элсингера к Линдси. Пока им интересовались некоторые высокопоставленные российские чиновники, он не боялся, что к нему подошлют убийцу. Но и сам не пытался провоцировать Элсингера — иначе тот приложил бы все усилия, чтобы заставить Коннора Дойла исчезнуть с лица земли. Когда погиб его главный покровитель, он снова затаился, но довольно скоро узнал, что Элсингер ушел с поста оперативного директора управления, и это место занял Антон Хэндрикс. Дойл не успел даже обрадоваться и придумать, как осторожно дать о себе знать, как Антон нашел информацию и начал действовать сам. Снятие всех обвинений и освобождение было чудом, но еще большим чудом было то, что Линдси была свободна и, казалось, до сих пор испытывала к нему какие-то чувства. И он просто не смог уйти. За пять лет он привык ежедневно думать о ней, проговаривать по тысяче раз их возможные разговоры, мысленно обнимать ее, чувствуя тепло тела любимой женщины. И не смог отказаться от этого в реальности. Если бы, вернувшись, Коннор увидел ее счастливой с другим, или хотя бы понял, что он ей безразличен как мужчина, он бы ушел. Нашел другую работу, уехал из Чикаго, но не стал бы рушить ее жизнь. Но она была одна, и до сих пор любила его. И Коннор решил позволить себе быть счастливым.       Досадно было умирать, сделав еще один шаг к созданию семьи, но нужно быть благодарным и за малые радости — два месяца бесконечного счастья от возможности постоянно видеть любимую девушку, и несколько совместных ночей. Отгоняя невеселые мысли о реакции Лин на его уже необратимую смерть, Коннор кивнул, показывая Фрэнку, что слушает его. Да, причину он понимал…