В ночи услышу голос твой

26 декабря 1985 год, Чунцин, Китай. Лань Чжань не был уверен, что Вэй Усянь придет. И с каждой минутой сомнения становились все сильнее и сильнее. Они сблизились за последнее время, спору нет, но, к сожалению, Вэй Усянь не торопился подходить ближе и, как эмоционально, так и физически, предпочитал держаться на расстоянии. Пусть и небольшом, но все равно ощущавшемся слишком остро и неприятно, — поразительно больно. Он не подпускал его к себе ближе положенного и все следил за ним украдкой, как неприрученный дикий кот, своими невозможными глазами. Серыми, со стальным блеском, когда мягким, когда острым. Все зависело от того, на кого был направлен их пронзительный взор. Лань Чжань был свято уверен, что если бы он мог спать, то эти глаза снились бы ему ночь за ночью, и мучая, и благословляя. Удивительные глаза. Потрясающие. Возможно, этого мужчину не зря прозвали демоном… Глупо. Как же глупо. Лань Ванцзи тихо вздохнул и постарался откинуть мысли о том, как бы сильно ему хотелось смотреть в серые глубокие омуты годами и веками. Он не имел на это права. То, что ему позволили иногда находиться рядом, должно быть достаточно для него. То, что Вэй Ин улыбался ему и соглашался на их «свидания», совершенно ничего не значило. Но… Но он так улыбался. Как-то по-особому. Лично. Не исключено, что Лань Чжань подобным образом лишь самообманывался и принимал желаемое за действительное. Абсолютно не исключено. Однако он ещё не встречал человека, который бы улыбался ему настолько ярко и тепло. Вэй Ин и сам, наверное, не подозревал, какой настоящей и живой была его улыбка. Сначала, чуть подрагивая, всегда приподнимались уголки губ, и только потом лицо озарял чувственный и желанный изгиб. Он словно и желал бы сдержаться, но не мог… Словно это было выше его сил — не улыбнуться. Часто Вэй Ин прикусывал зубами нижнюю губу, чтобы не дать вырваться наружу сопутствующему с улыбкой смеху, и мягкая плоть от легкого надавливания тут же наливалась кровью — слишком тонка была кожа. Разум каждый раз отказывал ему при виде него. А Вэй Ин будто и не подозревал о собственной сексуальности и притягательности. Раскованность и хищная грация в движениях. Блеск серых глаз со спящим алым пламенем внутри — раскаленный уголек, спрятанный под горкой теплого пепла. Бархатный смех, ласкающий нежно, пробирающий до самых мурашек, зовущий. И голос — чистый, как журчание горных ручьев, низкий, мягкий, согревающий, способный, как вознести на небеса, так и низвергнуть в пучины ада. Могло же быть такое, что Вэй Ин просто не понимал, как воздействовал на других? (Как воздействовал на него?) Интересно, что за время их знакомства он не проявлял интереса ни к мужчинам, ни к женщинам. Его интересовали исключительно дела клана и семья. Но иногда, когда им доводилось встречаться, от него исходил тяжелый запах желания, — плотный и почти физически ощутимый аромат, который отчаянно хотелось собрать губами и языком и распробовать на вкус и от которого очень кружилась голова, а сердце начинало стучать в безумном, полузабытом и непривычном ритме. Вэй Усянь хотел кого-то. Все витал где-то мыслями, далекий и близкий. Мечтал о чем-то. О ком-то. Незнание имени человека, о котором периодически думал Вэй Ин, убивало. И Лань Чжань отслеживал реакции своего тела и мысли с благоговейным ужасом. Ему пришлось признать, что то, что он испытывал, не просто привязанность. И не дружба. — Добрый вечер, молодой господин, — тихо раздалось позади. — Отчего же вы так печальны? Не рады меня видеть? Снова дразнит. Знает же, что он не сможет ответить достойно. Лань Чжань обернулся. Вэй Ин, не торопясь, шел к нему. Снег крупными хлопьями падал с неба и застревал в черных, чуть волнистых волосах, собранных, как и всегда, в высокий хвост. Его шаги сопровождались совсем уж легким хрустом, практически не слышимым. Обычный человек и не услышал бы ничего. А потом он остановился. Снег все продолжал падать и падать. Зима в Чунцине выдалась удивительно снежной и холодной. Лань Чжань залюбовался. Было в этом что-то умиротворяющее и завораживающее — смотреть на то, как Вэй Ин стоит под ночным снегопадом, спрятав замерзшие руки в карманах кожаной куртки, подбитой мехом, и глядит вперед, прямо на него. Щеки, прямой идеальный нос и заостренные скулы зарозовели на холодном ветру. В длинных ресницах перепутались мелкие снежинки. Под глазами залегли темные тени. И сам он выглядел более уставшим и похудевшим. Когда Вэй Ин спал в последний раз? — Вэй Ин. Здравствуй, — коротко поздоровался Лань Ванцзи. — Здравствуй, — улыбнулся он. И от едва заметной нежности в этом невыносимо глубоком голосе Лань Чжаню захотелось раствориться на месте. Или сбежать. Побег — звучит заманчиво. — Лань Чжань, у меня что, хвост набок сбился? От добродушной насмешки стало только хуже. По телу прокатился чувственный жар. Вэй Ин убивал его собой. Как можно быть таким? Неужели в мире существовали настолько идеальные люди, от одного брошенного взгляда на которых становилось невозможно жить? Но… Но Лань Чжань, вопреки всему, жил. Впервые он ощущал себя живым, он дышал этим человеком и не мог надышаться. Запах старых книг, чернил, крепкого алкоголя и специй путал мысли. И еще тонкий и теряющийся во всем остальном ненавязчивый аромат цветов и земли. Откуда цветы? Почему их аромат никогда не исчезал с одежды Вэй Усяня? — Вэй Ин выглядит прекрасно, — искренне сказал Лань Чжань и незаметно выдохнул. Слова дались просто. И они, определенно, того стоили: Вэй Ин смущенно усмехнулся уголком губ, став еще красивее, и покачал головой, мол, что за глупости ты несешь? Лань Ванцзи неопределенно хмыкнул и с замирающим сердцем проследил за тем, как Вэй Усянь осторожно обошел его и встал по правую руку. Таким образом, у него появилось место для маневра, а рабочая рука — осталась свободной. Когда-то по секрету он признался, что, благодаря требовательному Наставнику и собственной упрямости, научился равнозначно пользоваться обеими руками, и правой, и левой. Однако продолжал придерживаться правой стороны. Так ему было удобнее. И Лань Чжань, разумеется, не возникал и не спорил. Какая разница, с какой стороны шел Вэй Ин, если по итогу он, более-менее спокойный и не снедаемый едкой паранойей, шел рядом? Какая разница, если он успокаивался в его присутствии? — Ты давно ждешь? — спросил Вэй Ин шепотом, поправляя полурастегнутую куртку. Мелькнула темная наплечная кобура и рукоять пистолета. — Прости. Я опоздал. — Ничего страшного, — без капли осуждения произнес Лань Ванцзи. — Я бы в любом случае продолжил ждать. Что тебя задержало? Они договорились встретиться в парке, недалеко от центра города, и теперь размеренно шли по наполовину расчищенной узкой дорожке, соприкасаясь плечами и ладонями. Лань Чжань делал вид, что все в порядке, и старался не думать о том, как бы поудобнее перехватить чужую руку своей, тесно переплестись пальцами и не отпускать до самого конца. Вэй Ин никому не дозволял касаться себя, кроме членов клана и семьи. И потому Лань Чжань не имел права вторгаться в его личное пространство. То, что ему позволили иногда находиться рядом, должно быть достаточно для него. Этого достаточно. Вэй Усянь пережил слишком многое. Наверняка у него есть свои причины избегать его прикосновений, горько думал Лань Чжань. — Вэнь Цин попросила починить обогреватель. Цитирую: «Дома холодно, как в Аду, Вэй Усянь. Почини хренов обогреватель». Пришлось чинить, — рассмеялся Вэй Ин. — Такая смешная, когда злится. — Твоя сестра? Надеюсь, с ней все в порядке. Лань Ванцзи не был знаком с Вэнь Цин лично, но знал о ней достаточно из рассказов Вэй Ина. Та женщина, кем бы она ни была, очень дорога ему. И Лань Чжаню хотелось бы знать, что с родными… возлюбленного было все хорошо. — А что с ней станется? — хмыкнул Усянь. — Такая дама нигде не пропадет. А обогреватель я давно починить хотел. Цин-цзе еще попросила посмотреть ее машину. Это тоже заняло время. А потом и А-Юань не захотел отпускать, плакал, тигренок. — Ты… Вэй Ин, ты мог остаться с ним. Со своей семьей. Ты был нужен им сегодня, — проговорил Лань Чжань, пряча печаль и неуместную ревность куда подальше. — Я и тебе был нужен сегодня, разве нет? — с хитринкой добавил Вэй Ин, словно не он тут выворачивал душу Лань Чжаня наизнанку своими словами. — Как я мог бросить тебя здесь одного ночью? — Строго говоря, еще не ночь, — уклонился он прямого ответа. Полумертвое сердце забилось быстрее, сладко и больно. — Угу, поздний вечер, — вздохнул мужчина, выпустив облако пара. — У тебя были планы? Обычно ты говоришь, куда мы пойдем. Та же опера. — А что не так с оперой? — А разве я сказал, что с ней что-то не так? — сощурился Вэй Ин, улыбнувшись шире. — Мне понравилось. Было забавно. — Нас едва не выгнали. Твой смех… весьма заразителен, — улыбнулся Лань Чжань. Находясь поблизости от Вэй Усяня, трудно сдержать себя от улыбки. Хорошо, что кругом темно, и некому было увидеть ее. Даже свет фонарей его бы не выдал. — Слушай, то дерево запело на немецком. Я не был к этому готов, ясно? — Предельно, — невозмутимо ответил Лань Чжань. — Мне и многим другим, кстати, понравился твой вольный перевод и комментарии. Тобой заслушивался не только я. — Вэй Ин легко задел его плечом и запрокинул голову назад. Снег быстро таял при соприкосновении с его горячей кожей. Одна снежинка оставила после себя особо крупную капельку воды на мягкой нижней губе. Та замерла, неподвижная, блестящая и аккуратная, — глаз не отвести. — Из тебя вышел бы замечательный учитель. — Все потому, что Вэй Ин очень умен. — Ай, Лань Чжань, скажешь еще. Я самый обычный необразованный уличный босяк. Лань Ванцзи нахмурился. Вэй Усянь — гений. Это очевидно. Он — умнейший человек из всех, кого ему доводилось встречать. Он схватывал информацию налету и запоминал все с первого раза. Талантливый фехтовальщик, тактик и стратег. Опасный противник. Опытный воин. Мастер с золотыми руками и добрым сердцем. Глава клана. Ему не нужно было образование, чтобы доказать свою значимость. Да и доказывать что-то — пустое. Вэй Ину достаточно просто быть собой и жить так, как тому хотелось, игнорируя правила и чужие законы. Особенный. И такой уставший… — С тобой все хорошо? — спросил невпопад Лань Чжань. — Как-то ты резко перевел тему разговора, — заметил Вэй Усянь. — С чего бы? — Ты устал. — Лань Чжань остановился, медленно протянул руку к щеке Вэй Ина, настороженно замершему и почему-то задержавшему дыхание, и большим пальцем очертил темную тень под глазом. Кончики пальцев закололо от живого тепла, веющего с гладкой кожи, которой он касался бережно. Сердце Вэй Ина забилось быстро, испуганно, запах, исходивший от него, стал острее и насыщеннее, и Лань Чжань тут же отстранился. Извинения застряли в горле. — Все нормально, Лань Чжань, — тихо сказал Вэй Ин, отвернув голову. — В последнее время очень много работы. — Пойдем. Лань Ванцзи упрекнул мысленно своего спутника в трудоголизме и, утопая в сугробах, свернул по дорожке направо и двинулся в сторону выхода. — Что? Куда? — растерялся на миг Вэй Усянь. — Ты замерз и спишь на ходу. Я куплю тебе кофе. Вэй Ин прожег его внимательным взглядом и, передернувшись от острого порыва ледяного ветра, слабо, с затаенным недоверием улыбнулся: — Раз первый господин Чунцина приглашает, то грех отказаться. С озорной искоркой в глазах Вэй Усянь, воодушевленный и буквально оживший, подхватил Лань Чжаня, который лелеял в себе тайную и пока неоформленную мысль о том, чтобы официально сделать возлюбленного вторым господином Чунцина, под локоть и повел их куда-то вперед, рассказывая что-то о семье и успехах А-Юаня. Работы и дел клана их разговоры по негласной договоренности не касались. Вэнь Юань делал успехи, все верно. Он для своего возраста стал лучше стрелять, и оборот давался ему не в пример легче прежнего. Теперь ему было не так больно принимать своего внутреннего зверя. В подробности Вэй Ин не вдавался, ибо привык к клановым секретам. И что, что он — глава? Лань Чжань удивлялся, но слушал жадно. Запоминал каждое слово. Впитывал каждое мимолетное прикосновение. «Конечно, цзе-цзе смотрит косо на его обучение с моей стороны, но уже не возражает. Наверное, поняла, что ее гневные взгляды на меня не действуют, а полотенцем дурь из меня так просто не выбьешь». «Хотелось бы в будущем научить А-Юаня пользоваться холодным оружием и владеть мечом. С меткостью и силой у него все потрясающе. До идеала далеко, но он же растет, верно?» «Четвертый дядюшка не теряет надежды напоить меня». Снег не прекращался. Голос Вэй Ина не замолкал, продолжая волновать сердце своей глубиной и мягкостью. И этого человека боялась вся Поднебесная? Почему же он не боится, а, наоборот, хочет быть ближе и ближе, кожа к коже, губы к губам? Он же должен бояться. Ему лучше, чем кому бы то ни было, известны возможности Вэй Усяня. Но он не боялся. Не мог. Скорее, это его боялись. — Лань Чжань, ты так и не назвал место. Куда мы? — Есть один ресторан. Он работает допоздна и до последнего клиента. Он ещё не закрылся. Там должны подавать хороший кофе. — Ага, за который я могу новые автозапчасти купить. Я могу и дома кофе выпить, честно. Растворимая бурда тоже бодрит. — Глупости. Я куплю, и мы уже почти дошли. — Лань Чжань, нет, — простонал Вэй Ин и выпустил его руку. — Дорого. Лань Чжаня пронзило разочарованием от потери тепла, но он не подал виду и продолжил вести их к знакомому ресторану, зная, что им не откажут. Кофе он выбрал почти что наугад, потому что вкусы Вэй Ина были для него той ещё загадкой. Да и не разбирался он в кофе. Он его только заказывал. Несколько мешков качественных зерен обходились его ресторану достаточно дорого, и, если честно, Лань Чжань ограничился бы одним лишь чаем. Но посетители чаще всего заказывали именно кофе — из-за доступности и низкой цены, в сравнении с другими заведениями. И потому выбора не оставалось. Усадив Вэй Ина за столик, Лань Ванцзи ненадолго отошёл в сторону и подозвал администратора, чтобы сделать заказ, в обход единственного официанта, работающего в вечернюю смену. За дальними столиками в полумраке сидела единственная пара — мужчина и женщина, муж и жена. Они разговаривали о чем-то личном и улыбались друг другу. Смеялись. Лань Чжань не стал подслушивать из-за элементарного уважения и гордости. Вэй Ин, устроившийся поудачнее у окна, спокойно ждал, не показывая своего дискомфорта. Подмигнул охране, которая с подозрением косилась на него, вздохнул печально и устало, повел напряженными плечами, размял шею, перекинул волосы за спину и замер, обманчиво расслабленный, готовый в любой момент вскочить и ударить. — Господин Лань, ваш кофе, — сказал администратор. — Желаете что-то еще? — Нет, благодарю. — Обращайтесь, если что-то понадобится. Вам всегда рады здесь, — усмехнулся мужчина. — Приятного вечера. — Мгм. Лань Чжань перехватил поднос с кофе и вернулся к ожидающему возлюбленному. При виде него он с любопытством склонил голову и приподнял губы в нежной полуулыбке. Вэй Ин теперь не скрывал своей нежности. Возможно, у него просто не было на это сил. Лань Чжань с удовольствием разделил бы с ним тяжелую ношу и забрал часть усталости, если бы мог и если бы ему это позволили. Нельзя же так загонять себя. Усянь на одной упрямости и держался. Как только не уснул? Поставив чашку с ароматным кофе, источающую запахи правильно обжаренных зерен, сливок и карамели перед Вэй Ином, мужчина сел напротив и принялся незаметно наблюдать и ждать, когда разговор возобновится. Из Лань Ванцзи, признаться, неумелый собеседник, но хороший слушатель. Терпение так же числилось в его добродетелях. Вэй Ин обхватил чашку пальцами, поднес теплые края к губам, не торопясь, отпил, прикрыл глаза. Вздохнул тихо, смакуя терпко-сладкий вкус на кончике языка. Расслабил окончательно плечи. Точнее сказать, позволил себе расслабиться в его присутствии. Это дорогого стоило. И этого ему должно быть достаточно, в который раз напомнил себе Лань Чжань. Ему доверились. — Вкусно? — к собственному изумлению спросил он. И, пожалуй, ему было действительно интересно. Лань Чжань никогда не пробовал кофе при жизни. На что похож его вкус? Вэй Усянь издал какой-то странный звук и соблазнительно покраснел щеками: — А? Что? Д-да, вкусно. Спасибо, — пробормотал он вполголоса, скрыв непонятную досаду в потемневших глазах, и сделал новый глоток. — Не за что. Согрелся? — Угу. — Ты не голодный? — Нет, — откашлялся Вэй Ин, и кашель его был мнимым, больше похожим на тщательно сдерживаемый смех. По спине прошлась мелкая дрожь, во рту скопилась слюна, и сердце снова забилось быстрее. Этот смех погубит его. — Иначе Цин-цзе не отпустила бы меня к тебе. Она вообще не хотела меня отпускать сегодня, и я почти согласился остаться. — Но ты все равно пришел, — подавив в себе очередной приступ ревности, сказал Лань Чжань. — А как же иначе? Я же обещал, что приду. К тому же, погодка сегодня восхитительная. — М? — приподнял бровь Лань Чжань. Вэй Ин чуть стушевался, но улыбку, что стала на несколько тонов печальнее, сохранил. — Мама… Она любила снег. И мне тоже он очень нравится. Вот как. Его матушка, получается, любила снег. И Вэй Ин это отчего-то помнил. Похоже, он дорожил этим знанием, как самым ценным сокровищем. У Лань Ванцзи руки затряслись от понимания того, че́м с ним только что поделились. Сам он помнил свою мать мельком, смутными фрагментами, и берег эти воспоминания с долей отчаяния и толикой хрупкой болезненной любви. Память вампира все равно что янтарь, в котором застыли навечно глубоко завязшие в нем маленькие насекомые. Он помнил ее лишь частями — помнил ее запах, тепло рук, переливы голоса, золотистые глаза с веселыми искорками. И на этом все. В его воспоминаниях не было полноты образа, которой мог похвастаться Вэй Ин. Лань Чжань не знал, что любила госпожа Лань, чем она жила и даже, как она выглядела. Но был рад, что знал Вэй Ин, что он успел почувствовать родительскую любовь хоть сколько-то. Пусть недолго. — Ее не стало зимой. Только тогда шел дождь, а не снег, — негромко продолжил Усянь. — Ты не говорил о своей матушке раньше, — заметил Лань Чжань, понизив голос. Мягкие полутона разбавили его грубость и прямоту. — Да, как-то не приходилось, а сейчас вот захотелось сказать, — улыбнулся он. — Ее звали Цансэ. Госпожа Баошань говорит, что упрямство, улыбку и глаза я унаследовал от нее, а все остальное — от отца. Оказывается она была с ними близко знакома, особенно с мамой, она многое мне о них рассказала. — А твой отец? — Вэй Чанцзэ. Я его и не помню почти — был очень мал. Он умер раньше матери, погиб при исполнении. — Он служил? — Угу, — утвердительный кивок. — Иронично, что я так или иначе тоже связан с правоохранительными органами. Правда, закон я не всегда соблюдаю… Думаю, мой отец, где бы он ни был, мне это простит. Лань Чжань фыркнул и усилием воли подавил улыбку. Вэй Ин такой… Вэй Ин. Везде найдет повод пошутить. — Ты что, улыбнулся? Лань Чжань, ты улыбнулся. Я видел, — с лукавинкой протянул Усянь. — Перестань. — Что перестать? И как он заметил? По его лицу же ничего прочитать невозможно. Только брат, Лао Ван да Су Мин могли что-то понять. — У тебя потрясающая улыбка, Лань Чжань. Не прячь ее. — Как ты…? — Лань Ванцзи совершенно смешался. Сердце сладко сжалось, а глаза застила влажная пелена. — Опыт не пропьешь, — со смехом сказал он. — Я хорошо читаю по лицам. Даже по таким непрошибаемым, как у тебя. — Вэй Ин поставил пустую чашку на стол и указательным пальцем левой руки разгладил незначительную складку меж его бровей. — Эй, ну не хмурься, а то морщинки появятся, еще постареешь раньше меня. — И снова рассмеялся. «Люблю тебя, — подумал робко Лань Чжань, млея от чужой очаровательной наглости. Мысль быстрая, почти неуловимая, как шелест осеннего ветра, теряющегося в кронах наполовину обнаженных деревьев, в разнотравье лугов и степей, ветра, скользящего по зеркальной глади одинокого озера, ждущего, когда в воду окунут руки или же насытят давнюю жгучую жажду. Кратковременная близость свела с ума сердце, полностью и безвозвратно. Прямо сейчас оно страстно желало, чтобы Лань Чжань начал наконец дышать и сказал уже хоть что-нибудь, но он, ошеломленный, оцепеневший под грузом чувств, даже пошевелиться не мог. «Люблю тебя» — открытие далеко не новое для него, а признаться вслух сил нет. Всей его решимости хватало лишь на тихие и болезненно-сладкие мысли: — Не могу поверить, что ты существуешь. Я так люблю тебя, Вэй Ин. Я так сильно тебя люблю». Восхищаться им было естественно и единственно правильно. Этот человек не утратил способности смеяться, не зачерствел сердцем. Он умел любить. В нем на самом деле было столько нерастраченной любви и нежности, что дурно становилось. Вэй Ин поежился и посмотрел в окно. Снег блестел в свете фонарей и вывесок. Козырьки крыш обзавелись снежными пышными шапками. Ветер усилился. К утру сугробы станут непроходимыми. И, возможно, погода только ухудшится. — Ты так смотришь, — наполовину задумчиво произнес Вэй Усянь. — Прости, — покаялся Лань Чжань. Верно, он смутил его своими долгими взглядами. Любому бы стало неуютно. — Ничего, — шепнул он, — ничего. Давай ещё посидим. Может, скоро распогодится? — Мгм. Вэй Ин заговорил после долгого молчания первым. В этот раз разговоры коснулись более легких тем. Возлюбленный ощущался спокойным и почти что благодушным, что радовало. Если бы он ушел от него в тяжелом расположении духа, то Лань Чжань совсем бы себя извел. Мало того, что отвлек от законного времяпровождения с семьей, так еще и настроение испортил. А недовольный Вэй Ин равнялся жутко вредному Вэй Ину. И не то чтобы Лань Чжань это в нем не любил. Когда они вышли под благодарным и полным облегчения взглядом официанта из ресторана, снег так и продолжал падать с неба. Теперь от Вэй Усяня исходили волны чего-то непонятного, веселого и игривого, от чего низ живота приятно тянуло. Лань Ванцзи и опомниться не успел, как ему сделали подсечку и уронили в сугроб. В последний момент он успел инстинктивно схватиться за виновника происшествия, вскрикнувшего сквозь хрипловатый прерывающийся смех, и смягчить падение. Вэй Ин, раскрасневшийся и полностью довольный собой, тяжело дышал. Снег просел под их общим весом, тело кололо морозом. Лань Чжань не находил слов, все мысли занял приоткрытый улыбающийся рот, из которого горячо и быстро вырывалось горько-сладкое дыхание. Аромат кофе, карамели и нежных обволакивающих сливок дурманил и манил. Замершие напротив серые глаза, подернутые влажным блеском, распахнулись в веселом изумлении. Длинные шелковые волосы неравномерно разметались по белому пушистому одеялу черными потеками туши. Щеки и скулы любимого налились румянцем, быть может, от мороза. На вишневых губах осели мелкие снежинки. Тонкая, словно высушенный лепесток яблоневого цвета, кожа влажнела, покрываясь мелкой дрожащей росой, становилась чувствительной из-за холода и очень нежной. Посторонние звуки исчезли. В ушах стоял оглушительный звон. Чужие уста дрогнули, мягко складываясь в его имя и неуверенную улыбку, а потом вдруг замерли на вдохе. Лань Ванцзи и сам не заметил, как подался вперед и смял эти улыбающиеся губы поцелуем. Глухо застонал, обхватив непослушными пальцами подбородок Вэй Усяня, и тяжело склонил голову набок, неспешно, с иссушающей и еле сдерживаемой жадностью впившись в мягкую теплую плоть сильнее. Чуть-чуть сильнее. Глубже. Вэй Ин. А-Ин. Изнутри поднялся томный жар, кровь стучала в висках, горло жгло от невозможности вживую — прямо сейчас — попробовать терпкий алый вкус Вэй Ина, что сравнился бы лишь с безмерно дорогим крепким алкоголем, обманчиво легким, но бьющим в голову наотмашь. Жарко. Как же жарко. Кругом лед да снег, а он сгорал заживо. Мертвое сердце жило, билось о ребра бешено, почти больно. Перед глазами сияли тысячи звезд. Все плыло и кружилось. Слабое постанывание и гулкий судорожный вздох разбили тишину. Вэй Усянь, вцепившись в его широкие плечи дрожащими руками, задыхаясь, отстранился, но не успел он сделать и глотка воздуха, как Лань Чжань на рефлексах последовал за покинувшими его рот губами и вновь втянул возлюбленного в поцелуй. Поразительно нежный. Вэй Ин такой нежный. Восхитительный. Лань Ванцзи понятия не имел, что целовать любимого человека окажется настолько приятно. Так приятно, боже. Незабываемо. По ощущениям прошла целая вечность, когда ему удалось отпрянуть от горячего влажного рта. Языком он огладил по отдельности каждый сочный лепесток губ, пробуя на вкус, неглубоко проникая вовнутрь, вбирая в себя и миг за мигом вожделея большего. Остановило его внезапное осознание, что под желанием — под их обоюдным желанием — скрывался страх. Вэй Ин боялся и уже некоторое время безуспешно пытался отстраниться и уйти от прикосновений. Кисло-сладкий запах чужого страха заполонил легкие, и Лань Чжань тут же прервал поцелуй. Неправильно. Нет. А-Ин не должен был бояться, уж точно не его. Вэй Ин дышал загнанно. Смоляные брови страдальчески надломились, и во внешних уголках паникующих глаз собралась соленая влага. А потом он молча и неотвратимо сорвался с места, больше ничем не удерживаемый, и, покачиваясь, скрылся за плотной снежной стеной. Ветер все же усилился. Видимость была ужасная. Лань Чжань закопался поглубже в сугроб и прикрыл лицо ладонью. На охваченных пламенем губах еще ощущался вкус кофе и карамели. Что же он натворил?

***

Вэй Усянь бежал, сломя голову. Ветер безжалостно бил в лицо, его заносило на поворотах. Один раз он чуть не споткнулся. Легкие, которые, казалось, сдавило со всех сторон, драл кашель. Губы, чувствительные настолько, что если прикоснуться к ним, то, по ощущениям, от них ничего не останется, покалывали и пылали. Нервы накалились до предела. Болезненное возбуждение внизу живота выбивало остатки воздуха из груди, и голова разрывалась на части. Вэй Ин чувствовал себя отвратительно. Не из-за поцелуя, и ни в коем случае не из-за Лань Чжаня. Просто с самого утра ему было очень плохо. Зря он в таком состоянии вышел из дома. Недосып, постоянный стресс и хреновый режим сыграли с ним злую шутку. И этот поцелуй! Боги, Лань Чжань его поцеловал. Это острое удовольствие, этот поднимающийся из самой глубины души и восторг, и ужас. Застонав сквозь сжатые зубы, Усянь ускорил шаг и слабо встряхнул головой, чтобы не спровоцировать новый виток боли. При Лань Чжане еще получалось держаться и не подавать виду, что ему очень даже нехорошо, но наедине с собой можно было и расслабиться. На следующем шаге он поскользнулся на льду, а потом с трудом встал на непослушные ноги, на которые перекинулась сладостная дрожь. «Хоть бы дойти… Пожалуйста, хоть бы дойти», — думал Вэй Усянь. До дома оставалось совсем ничего. Вот уже крыльцо, заметенное снегом, вот приветливо горит домашний фонарик, который зажгли уверенные и ласковые руки сестры. Ровный и теплый свет, несмотря на бросающийся из стороны в сторону снег, был хорошо виден. Осталось совсем чуть-чуть. Перед глазами вдруг резко потемнело, а голова сильно закружилась. От падения его уберегли. Прямо у порога, почуяв присутствие родного человека, Вэй Ина поймала в кольцо рук бледная и взволнованная Вэнь Цин. Низенькая, по сравнению с ним, хрупкая на вид, она все равно производила впечатление. Голубые с прозеленью*, не скрытые за темными линзами**, глаза глядели строго и немного раздраженно, но с глубинной привязанностью и беспокойством. Губы были недовольно поджаты, а брови нахмурены. — Я места себе не находила, Вэй Усянь. И лучше бы тебе молчать, — сказала она, втаскивая его на руках в дом. Как оборотень, Вэнь Цин была очень сильна. Немалый вес Вэй Ина для нее — ничто. — Вэнь Нин! Смену одежды, одеяло, воды. Не обращая внимания на мельтешения брата, Вэнь Цин принялась раздевать Вэй Ина. Тот был несколько против. — Куда? Я сам, — слабо возмутился он, не разрешая трогать ремень на штанах. И даже по ладошкам чужим ударил. Впрочем, это не помогло. Штаны с него таки сняли. — Да ты на ногах еле-еле стоишь! Совсем сдурел? Ты промок насквозь и замерз на ледяном ветру, — причитала Вэнь Цин. — У тебя жар. Я слышу, что ты хрипишь. — Все в порядке, — просипел Вэй Ин, опасно покачнувшись. — «В порядке»?! Какое там «в порядке»! Я же просила тебя остаться дома. Ну, почему ты ушел, глупый? Сдался тебе этот Лань Ванцзи? — Вэнь Цин подала ему теплую сухую одежду и, завернув в пуховое одеяло, повела в спальню. — Но он же ждал меня, — шепнул невпопад Вэй Ин. Он уже не различал, где верх, а где низ, где право, где лево. Тело бросало то в жар, то в холод, а перед глазами стояли цветные пятна. Низкий голос Вэнь Цин доносился будто издалека. — Я обещал. — И стоило оно того? Ты в детстве чудом пережил пневмонию. Еще бы полчаса промедления, и все… — вздохнула она. — С твоим нынешним образом жизни, я вообще не понимаю, как ты до сих пор легкие наружу не выплюнул. Вэнь Цин права. Если бы не его врожденная выносливость и воля к жизни, он бы давно умер. И удача. Ему безумно повезло с Наставником. — Возможны осложнения, — пробормотала тигрица. — А нужных лекарств у меня на руках нет. Нужно идти в лавку, ибо неотложку вызывать бесполезно. В такую погоду они не приедут вовремя. Черт! — Цин-цин, все будет хорошо. Успокойся. Вэнь Цин шумно выдохнула, помогла ему переодеться и уложила в постель. Руки у нее действовали четко и слаженно. Лицо, обыкновенно спокойное и собранное, сейчас было мрачным и серьезным. — Могут быть осложнения, — повторилась она, накидывая поверх домашней одежды не пойми откуда взявшееся утепленное пальто. — Ты… Только попробуй умереть, Вэй Усянь. — Эй, спокойнее. — Я серьезно. Ты можешь умереть. — Тогда я умру счастливым, — приглушенно рассмеялся Вэй Ин. — И зацелованным. — Да ладно? — приподняла брови Вэнь Цин. — Брешешь. — Кажется, у меня украли мой первый поцелуй, — усмехнулся Вэй Усянь, чувствуя, как щеки стали краснее. Вэнь Цин покачала головой и, собирая оставшиеся вещи, проговорила тихо: — До сих пор удивляюсь. Ты же давно не девственник, а ни разу не целовался. Вэй Усянь едва уловимо смутился и пожал плечами в ответ. Не объяснять же сестрице, что с сутенерами можно договориться о чем угодно? И поскольку где-то в глубине души он был тем еще романтиком, то вполне логично (не без угроз, давления и небольшого подкупа), пару лет назад, в Гонконге, ему удалось выдвинуть несколько условий, одно из которых предельно ясно гласило: губы — неприкосновенны. Вэй Ину хотелось оставить в себе хоть что-то нетронутым, раз жизнь обошлась с ним настолько сурово. Первый поцелуй. Лань Чжань его поцеловал. Со знанием и желанием. Ему не нужна была его сила — ему был нужен он сам. Лань Чжань хотел его. А он сбежал, ничего не объяснив. Да и где бы сил взять на объяснения? Что ж так тяжело-то? — Я побежала в лавку, — сообщила Вэнь Цин и ненадолго прильнула губами к его лбу. — Черт, жар усиливается. Вэнь Нин! Сделай жаропонижающий отвар из оставшихся трав и следи, чтоб не было обезвоживания. Скоро буду. И с этими словами она вылетела из дома — только ее и видели. Вэнь Нин взялся за приготовление отвара, но к тому времени ослабевший и измотанный Вэй Ин уже потонул в темном лихорадочном мареве. Сознание подбросило ему почему-то образ матери, такой, какой он ее запомнил. С живыми искристо-серыми печальными глазами и вечной улыбкой на искусанных в кровь губах. При жизни она была очень красива. И добра. Ей нравились цветы и вино. Его мама по-настоящему любила хорошее вино и могла выпить один бокал поздно вечером за работой, когда думала, что он спокойно спал в своей постели. Она приходила иногда, чтобы погладить ласково по голове и поцеловать в щеку или в нос. Но он все слышал и чувствовал. Мама работала швеей и частенько засиживалась допоздна, чтобы закончить ту или иную выкройку вовремя, и стук швейной машинки частенько тревожил его чуткий сон. Ей нравились меха. У нее даже была одна шуба. Снежно-белая. Мягкая. От нее всегда сладко пахло духами. Порой она надевала ее дома, садилась на диван и прижимала к сердцу фотографию отца, черно-белую и порядком потрепанную. Грелась. Вспоминала полузабытые крепкие объятия. Маленький Вэй Ин не смел к ней подходить в такие моменты и предпочитал наблюдать из-за угла. Затем сон резко изменился. Прежние образы высветлели, словно ткань на солнце, а потом и от них вообще ничего не осталось. Кругом царила одна лишь тьма, из которой не было выхода, и ощущение полнейшего одиночества давило на плечи. Ни звука. А затем откуда-то сверху посыпался хрупкий снег, и зажглись звезды. Темно-синее небо над головой было на удивление чистым, без следа туч, но снег отчего-то все шел и шел, пока он стоял на чистейшей зеркальной поверхности, уходящей далеко-далеко за воображаемый горизонт и точь в точь повторяющей холодные созвездия наверху. Собственное одиночество острой иглой впилось в сердце. Долго он еще здесь пробудет? Он же спит, верно? — Вэй Ин. — Вэй Ин, пожалуйста. — А-Ин, умоляю, проснись. — Вэй Ин… Я так жду тебя… — Вэй Ин. — Молю, открой глаза. Пожалуйста, посмотри на меня. Голос, зовущий его, доносился отовсюду. И до того просяще и умоляюще он звучал, что ему сразу же захотелось увидеть его обладателя. Снова оглянувшись, Вэй Ин сложил руки на груди и принялся думать о способе выйти отсюда к такой-то матери, хмуро уставившись на зеркало под своими ногами, которое создавало впечатление, что он парил прямо в небесах. Зеркало… Точно. Подивившись собственной недогадливости, Вэй Ин ухмыльнулся и упал спиной назад. Но вместо того, чтобы столкнуться с вполне ожидаемой твердой поверхностью, он с головой погрузился в чистую теплую воду. А «вынырнул» уже в реальности, в своей же спальне. Одежда и часть постельного белья были пропитаны его потом. Во рту — сухо, как в пустыне. Волосы спутались, а отдельные пряди так и норовили залезть в рот или глаза. В висках слабо стучало. В комнате пахло болезнью, яблоками и цветами. Странный коктейль. И, надо сказать, Вэй Усянь был далеко не один. В его руку весьма крепко вцепился мужчина. Очень даже знакомый мужчина. Он молча стоял на коленях у его постели, опустившись лбом на простыни, и не подавал признаков жизни. В груди занялся нестерпимый жар. И губы, словно вспомнив, что с ними недавно вытворяли, вновь загорелись. Пальцы свело легкой судорогой. Какой стыд. Тихо застонав, Вэй Ин повернулся набок и обнаружил на соседней подушке А-Юаня. От движения ребенок тут же проснулся, и на Усяня с теплой незамутненной радостью посмотрели заспанные серо-голубые глаза. Его маленькое солнышко. — Сянь-гэгэ! Ты проснулся. — Привет, котенок. Разве ты не должен спать в своей комнате? — мягко поинтересовался Вэй Ин. Лань Чжань вдруг сжал его пальцы сильнее, но головы не поднял. И Вэй Усянь чуть не подавился вздохом. Во рту стало суше. — Я помогал, — ответил А-Юань, — но уснул. А-Юань не хотел уходить от Сянь-гэгэ. — Вот как? — Мгм. Сянь-Сянь больше не болеет? — Твоя тетя скажет вернее, — уклонился от прямого ответа Усянь. — Сколько времени? А-Юань недавно научился правильно ориентироваться по настенным часам и потому предельно четко сказал: — Половина четвертого утра. «Все спят», — подумал Вэй Усянь. — Как поздно. А-Юань, ты должен сейчас спать. — Ребенок неохотно кивнул. — В своей комнате, — особенно подчеркнул он. — Ну, Сянь-Сянь, — расстроено выдавил Вэнь Юань. И, честно, Вэй Ин почти сдался этому вымогателю с потрохами. — Я никуда не денусь, — заверил мужчина. — Точно? — Точно. — Точно-точно? — Точно-точно. — Обещаешь? Вэй Ин сдержал смех и серьезно кивнул: — Да. А теперь брысь отсюда. Спать-спать. Мальчик, довольно распушив воображаемый хвост, клюнул его в щеку, свалился с постели и, не выпуская из поля зрения Лань Чжаня, покинул комнату. Ух, подозрительный какой. Молодец. С тихим хлопком дверь закрылась, и Вэй Усянь шумно вздохнул. Говорить он пока не спешил — не знал, с чего начать. И только тогда, когда тишина показалась ему чересчур смущающей, рискнул начать разговор. И вот Вэй Ин уже приоткрыл рот, чтобы позвать ночного гостя по имени, как его руку неожиданно накрыли мягкие губы. Все более-менее заготовленные слова моментально вылетели из головы. Язык приклеился к небу, и по руке прошлась мелкая дрожь. Лань Чжань, будто и не заметив ничего, оставлял россыпь поцелуев на сухих костяшках, пальцах, тыльной стороне ладони, задевая ищущими ласковыми губами выпирающие венки и дразня теплым дыханием кожу. Никто никогда не целовал Вэй Ину руки. Каждое прикосновение отзывалось в нем гулким удовольствием. — Л-лань Чжань, — хрипнул он, прикусив щеку изнутри. Но мужчина упрямо прятал от него свое лицо, закрывшись свесившимися волосами и на первый взгляд даже не обратив внимания на тихий зов. — Лань Чжань? — Мгм, — откликнулся гость. — Как ты здесь оказался? — ровно спросил Вэй Усянь. Ком в горле не помешал добавить в голос необходимой мягкости. Отчего-то он чувствовал, что с Лань Чжанем сейчас нужно было разговаривать очень осторожно. — Твоя сестра впустила. — Неужели? — Мгм. — Без криков и взглядов, наверное, не обошлось? — Вэй Ин откинулся на подушки и попробовал забрать руку. Не отдали. Лань Чжань только сильнее сжал его ладонь своими и чуть ли к сердцу ее не прижал. И в этом беззащитном и непроизвольном жесте виднелось такое отчаяние, что Усянь невольно зажмурился, выдохнув тяжко сквозь сжатые зубы. — Мгм. — Ты не посмотришь на меня? Лань Чжань поднял наконец голову и несмело посмотрел в его глаза. Золотистую радужку затопило облегчением и сладостной болью. — Вэй Ин, — прошептал он. И опять замолчал. «Ну что же мне с тобой делать?» — внутренне вопрошал Усянь, закатывая в бессилии глаза, и решил подтолкнуть собеседника к беседе: — Не ты ли звал меня сквозь сон? Я здесь. Что такое? — Я переживал за тебя. Ты бредил и не просыпался несколько дней. — Ох, и напугал я всех, да? — с неловким смешком спросил Вэй Ин. Лань Ванцзи покачал головой и потянулся к нему рукой, чтобы убрать мешающие пряди с лица. Жест нежный, измученный. — Прости меня, — тихо произнес Лань Чжань. — Мне так жаль. — За что ты извиняешься? — нахмурился Вэй Ин. Ему не понравилось, куда свернул разговор. Лань Чжань бросил мельком взгляд на его губы и тут же отвернулся, будто грех великий совершил. — Лань Чжань, ты что, жалеешь, что поцеловал меня? Возможно, что-то особенное было в голосе Вэй Усяня, раз Лань Чжань, крупно подрагивая, с расширенными от ужаса глазами обхватил его лицо непослушными ладонями. — Вэй Ин, нет. Я не жалею. — Тогда в чем проблема? — тише шепота спросил Вэй Ин. Чего-то он не понимал. — Почему тебе жаль? — Я должен был спросить. Ты отдал мне свой первый поцелуй. — Лань Чжань невесомо коснулся его нижней губы большим пальцем. Прикосновение было приятным. Ненавязчивая ласка вызвала тепло глубоко в груди, не пожар, но вечный тлеющий костер. — Вэнь Цин рассказала? — Это получилось случайно. Она не хотела говорить. Вэй Усянь издал страдальческий стон, от которого его ночной гость безжизненно замер и надел на лицо равнодушную маску, и пожелал провалиться сквозь землю. — Ты поверил ей? — уже ни на что не надеясь, спросил Вэй Ин. — Она не лгала. — О, Небо… — Вэй Ин, прости меня. Вэй Усянь покачал головой в отрицании и, пока гость не успел надумать себе лишнего, поспешил объясниться: — Мне нечего прощать. Я хотел этого. — Что? — Я хотел этого поцелуя, — послушно повторил Вэй Ин. — Больше, чем ты можешь себе представить. — Он говорил чистую правду. Лань Чжань стал ему ближе и нужнее воздуха. — Я не против, чтобы это был ты. Чтобы мой… первый поцелуй, — запнувшись, сказал он, — достался тебе. — Вэй Ин… — Не против, нет… Голос потух сам по себе, ненужный. Лань Чжань не дал договорить и, качнувшись вперед, бережно приобнял его за шею и плечи, путаясь в немытых волосах. Вэй Ин подвинулся и позволил ему лечь рядом с собой. Он устал и не желал больше спорить. Длительная лихорадка и разговор забрали у него последние силы. Поспать бы. — Спи, А-Ин. — Лань Чжань? — Спи. — Поцелуй в лоб остановил ненужный поток слов. — Я буду рядом, хорошо? — Хорошо.