В ночи услышу голос твой

Вэй Усянь смотрел на спину умиротворенного и собранного супруга, стоявшего у плиты, рядом с кофемашиной, и не имел сил оторвать от него взгляда. Он понимал, что выглядел возмутительно влюбленным, глупым и счастливым, но не мог ничего с собой поделать. Улыбка сама появлялась на губах, а смех мягко клокотал в груди. На сердце становилось тепло, свободно, отрадно, а тело брало сладкой и какой-то полузабытой истомой. Его, кажется, целую вечность не целовали и не ласкали. Хотелось еще. И тело, и душа просили ещё. — Как хорошо, — шепнул Вэй Ин вполголоса. Лань Чжань услышал и обернулся. Влажные волосы тяжело взметнулись и опали гладкими черными ручейками ему на плечи. Золотистые глаза засияли внутренним светом. Они улыбались. Лань Чжань плавно подошел к сидящему на столешнице Вэй Ину, легко коснулся его коленей, которые тут же расступились под этим мягким напором, и, проведя ладонями вверх, от самого сгиба, по бедрам, к выступающим тазовым косточкам, нетерпеливо прильнул к ожидающему мужчине, предвкушающему новые прикосновения и ласки. Вэй Ин тихо застонал в любимый рот, чуть выгнулся в пояснице, чтобы стать еще ближе, и едва не провалился в небытие, когда Лань Чжань, наклонив голову, коротко мазнул по его губам своими и неожиданно принялся выцеловывать его открытую шею и оставшиеся на ней следы — любовные метки, шрамы, свежие ранки. Каждое касание пронзало Усяня насквозь и заново будило успокоившееся было пламя внутри него. — Ты меня балуешь, — хрипнул Вэй Усянь. — Дразнишь, коварный искуситель. Тебе должно быть стыдно… молодой господин. — Искуситель? — бархатно мурлыкнул Лань Чжань и коснулся кончиком языка выступающего кадыка, а затем белого тонкого шрама. Он целовал его долго и сосредоточенно. И что сейчас, что тогда, в их постели, Вэй Ин терял способность думать. Сердце заныло и забилось громче и чаще обыкновенного, будто стремясь пробить себе путь наружу. Дыхание перехватило. И стоны — их не получалось сдержать. Негромкие, ломкие, хриплые, они легко вылетали из его рта к потолку и словно бы застывали в окружающем пространстве. Невозможно. Лань Чжань абсолютно невозможный. Как ответить, когда его так любовно нежили? Как ответить? — Это ты меня соблазнил, а не я тебя, — нашелся с ответом Усянь. Спустя пять минут. Муж весьма умело отвлекал его своими нежными руками и губами и чуть ли не разложил на этой проклятой столешнице. И пускай ласки продолжали оставаться невинными, от этого они ничуть не теряли своей чувственности и некой волнующей искренности. Приятно до мурашек. — Если бы ты не позволил, то я бы никогда тебя не соблазнил, — парировал Лань Ванцзи со смешинками в уголках глаз и неохотно оторвался от чужой шеи, оставив напоследок нежный поцелуй у линии челюсти и осторожно обвив руками талию. — Ты просто охуенно целуешься, — длинно выдохнул он. — Никто бы не устоял. — Вэй Ин, — фыркнул Лань Чжань, — не ругайся. — Пф, не притворяйся, что тебе не нравится, когда я ругаюсь. Тем более, я говорю правду. И… — И? — И Ванцзи искусно приподнял одну бровь, мол, продолжай, а я тебя внимательно послушаю. И даже смущение, окрасившее его уши и щеки в нежно-розовый цвет, не испортило картину. Отнюдь, Вэй Ин гордился тем, что оказался способен вогнать супруга в краску. Вампиры физически не умели краснеть, им это давалось нелегко даже с учетом выпитой крови, такова уж их природа. И потому каждый раз, когда на лице Лань Ванцзи проступал прекрасный румянец, в мире на одного Вэй Усяня становилось счастливее. — И никто до тебя ещё не задабривал меня яблоками, — усмехнулся Вэй Усянь. — Ты купил мой любимый сорт. Признаю, это покорило меня окончательно. — Яблоки? — сдерживая веселье, спросил Лань Ванцзи. — Я соблазнил тебя яблоками? — Любимый сорт, Лань Чжань! Не смейся. — Я не смеюсь. — А то я не вижу, — иронично протянул Вэй Усянь. — Не думай, что я разучился читать тебя. Это для других Лань Чжань был ходячим куском льда, а для Вэй Ина он оставался самым любимым и желанным человеком на свете. Усянь давно научился правильно считывать его эмоции. И благодарить за это умение стоило прежде всего собственное упрямство и опыт. Когда он жил на улице, ему вынужденно приходилось понимать эмоции чужих людей. По одной лишь вздернутой брови и нечеткому изгибу губ Вэй Ин мог понять, когда человек испытывал гнев или же, наоборот, когда тот пребывал в благодушном настроении. В последнем случае можно было надеяться на какую-нибудь подачку — булку, чистую воду, пару монет, тряпку. Эти, казалось бы, мелочи здорово упрощали ему жизнь. — Вэй Ин? Все хорошо? — обеспокоился Лань Чжань. — Ты вдруг замолчал. Усянь хмыкнул себе под нос и покачал головой. — Это я у тебя должен спрашивать. С тобой все хорошо? Лань Чжань, казалось, вопросу удивился. — Я счастлив, — прошептал Ванцзи, неосознанно поглаживая спину Вэй Усяня. — И на сердце тепло. — Вот и я счастлив. Не думай о плохом, и я не буду. Не хочу. Вэй Ин подался вперед и поцеловал мужа в губы, прикладывая свою руку к его часто вздымающейся груди. Биение сердца Лань Чжаня отдавалось у Вэй Ина в голове. И как же быстро оно стучало, бедное. Серая Мгла сыто ворочалась у него внутри и утробно урчала. Ей нравилась близость Лань Ванцзи и вкус его силы, не такой сильный, как прежде, но все такой же притягательный, восхитительный и свежий. Вэй Усянь тоже искренне наслаждался ее вкусом и тем, как она легонько скользила по его коже прохладным туманом, умудряясь затрагивать даже самые потаенные места, неся за собой наслаждение и сладостную муку. И Усяню захотелось поделиться с возлюбленным тем же удовольствием. Он принялся аккуратно передавать мужу свое живое тепло, свои силы и энергию через поцелуй, который из нежного и трепетного вскоре превратился в жаркий и глубокий. А дар в ответ никак не возникал и просто делился, питал и отдавал все по доброй воле и воле своего Хозяина. Его все более чем устраивало. — Как быстро у тебя сердце стучит, — тише шепота произнес Вэй Усянь, с трудом оторвавшись от губ супруга и жадно заглядывая в заблестевшие глаза цвета светлого янтаря, которые стали будто бы в несколько раз ярче. — Лишь оттого, что ты рядом, — так же тихо ответил Лань Ванцзи и поцеловал Вэй Ина в тонкую переносицу. — Спасибо. «Без тебя мне было очень холодно», — появилось в голове Вэй Усяня. Не его мысль. Не его слова. Лань Чжань? — Не можешь сказать вслух? — мягко спросил Вэй Ин. — Так тяжело? «Тяжело говорить, да. Прости». — И я тебя люблю, — улыбнулся Усянь. И ментальные щиты у обоих осторожно сомкнулись обратно. Обмен энергией подразумевал открытость, и потому от блока приходилось избавляться, чтобы в процессе не возникало проблем и осечек. Вэй Ин глубоко вздохнул и обнял Лань Чжаня, роняя голову ему на плечо по давней любимой привычке. На некоторое время они так и застыли, просто дыша друг другом. Тишина на них не давила, а лишь убаюкивала. Она невольно возвращала их в те времена, когда они точно так же сидели в объятьях и смотрели на падающий за окнами чистый снег, на стоящий стеной дождь, на парящие лепестки цветов, слетающие с первых зацветших деревьев, на разноцветные опадающие листья. Круглый год. Они могли сидеть вместе часами напролет и смотреть-смотреть-смотреть. И не надоедало. Никогда не надоедало. То душевное спокойствие, что Вэй Усянь испытывал, находясь рядом с Лань Ванцзи, — было самой сладкой и прекрасной вещью, которая только происходила с ним. Его до самых краев переполняло любовью и нежностью. И он, не зная, что делать, не умея, не понимая, не осознавая еще свои чувства до конца, целовал Лань Чжаня, куда придется, — в нос, щеку, шею, висок, уголки губ. Так робко, неловко, по-своему заботливо. Переплетал их пальцы и тоже целовал. А Лань Чжань в ответ улыбался своей этой полуулыбкой и шептал что-то ласковое и успокаивающее ему на ухо. Иногда он брал в руки сборники стихов и вполголоса читал их, а потом переводил и объяснял потаенный смысл, предысторию, биографию автора. Именно благодаря Лань Чжаню Вэй Ин всей душой полюбил историю саму по себе. Он слушал внимательно, запоминая каждое сказанное слово. Иногда пускался в споры. Приводил аргументы. А когда мысли исчезали, опять целовал. В губы. И всегда оставлял последнее сказанное слово за собой. Лань Чжань не возражал. Он делал все, что бы ни предлагал Вэй Ин. А Вэй Ин старался не переходить черту допустимого. — Кофе остыл, — сказал, чуть дыша, Ванцзи. — Мгм. — Сделать тебе новый? — Да. — Черный со сливками? — Черный со сливками.