***
В подъезде темно. Глубоко погрузившись в размышления, Ян открывает дверь и внезапно натыкается на кого-то внутри. В маленький закуток под лестницей втиснулась девушка со столом и брошюрками. На голове пластиковый козырёк, на плечах полупрозрачная накидка-фартук с фирменными надписями. Ян едва не ругается вслух, так она его пугает, стоящая тут в абсолютной тишине, словно чучело в музее. Взгляд такой же стеклянный, остановившийся. Ян здоровается, помедлив. Слишком долго пялится, это уже неловко. Девушка почему-то ничего не отвечает. Непонятно, что вообще тут забыла — под крошечной лестницей в темноте. «Бред какой-то», — думает Ян. Поднимается и уезжает на лифте. Неприятная соседка в этот раз ему не встречается. В квартире холодно. Дует из открытых окон. Ян закрывает створки, врубает в стояке воду, ставит чайник, переодевается, заклеивает мозоли пластырями и принимается за работу. Он приноравливается, дело дальше идёт быстрее и проще — получается почти не заляпать грунтовкой пол под полиэтиленом. В обед вываливается на улицу — покурить и сбегать в магазин за едой и малярным скотчем. Девушка под лестницей пропадает. На её месте остаются только помятые картонные коробки. Ян на мгновение даже думает, не померещилось ли утром. Закуривает, оглядываясь. Двор мокрый и пустой. Девушки не видно. У дальнего конца дома по тротуару медленно тащится сгорбленная старуха, волочит за спиной дребезжащую тележку. Ян стоит минуты три, пока не заканчивается сигарета. А старуха всё ползёт и ползёт, и кажется, что ничуть не становится ближе. «Оптическая иллюзия», — думает Ян. Магазины сбились в кучу возле остановки трамвая рядом с «Миром интима». Ян покупает несколько катушек скотча в «Фикс Прайсе» и всякой ерунды пожевать. Пишет Вадим. Спрашивает, как дела и не нужно ли чего докупить. Ян отчитывается, пока стоит в очереди. Вадим расторопно переводит деньги — быстрее, чем Ян успевает расплатиться на кассе. Грунтовка сохнет. Окна снова запотевают. Ян впускает в квартиру холод — проветривает. Заклеивает оставшиеся плинтусы. Уже не переживает, что делает это недостаточно хорошо. Становится всё равно, мысли утекают в другое русло. Вечером звонит незнакомый номер. Ян весь в грунтовке, не успевает взять трубку, пока отмывает пальцы, так что приходится перезвонить. На том конце девушка — хочет посмотреть комнаты в бабушкиной квартире. Ян неожиданно для себя пугается. Вот они — настоящие люди, кто-то, кто на самом деле может туда въехать. Ян не знает, готова ли к такому Диана. Пытается вспомнить, в каком состоянии она была утром, но и лицо-то её видел мельком — краешек из-под скомканного одеяла. — Одна проблема, — говорит Ян. — На этой неделе можно посмотреть либо рано утром, либо поздно вечером. Я работаю. Мелькает в голове мысль попросить Илью, но Ян тут же её отбрасывает. Даже не представляет, что они вдвоём с Дианой могут устроить. — Понятненько, — говорит девушка. — Рано утром — это насколько рано? Девушка представляется Викой. — Ещё у меня кошка. У вас можно с животными? Ян не знает. Это надо обсуждать. За квартиру не страшно — больше за здоровье самой кошки. Они договариваются, что Вика подойдёт утром к восьми. Ян с тоской думает, что вечером придётся делать внушение, чтобы, если вдруг не будет спать, Диана вела себя по-человечески. Набирает её, но там оказывается занято. «Перезвони мне», — пишет Ян и идёт мазать кухню. — Значит, так. Не свинячь там, понятно? Завтра человек придёт смотреть комнаты. Ян прижимает телефон к уху плечом, сдирает с ладони грязный пластырь. Квартира дышит влажным акриловым запахом. — Когда придёт? — спрашивает Диана мрачно. — Утром рано. Ты ещё дрыхнуть будешь, наверное. — Ладно. Ещё что-то? — Посуду помой? — Что мне за это будет? — Пизды не получишь. Устроит? — Ха-ха, очень смешно, конечно. — Какой вопрос — такой ответ. — Всё, я пошла. Диана кладёт трубку. Ян слушает, как коротко пищит в ухе. Скатывает пластырь в комок и бросает в большой мешок для мусора на полу. Время почти девять. Он устал. Долго сидит на табуретке на кухне. Вглядывается в запотевшее окно. Там синяя чернота, его мутное отражение — расплывчатое оранжевое пятно. Хочется курить и просто полежать без движения. Ян даёт себе ещё минуту, а потом встаёт, отмывает инструменты, переодевается, вырубает в стояке воду и закрывает квартиру.***
— Вот ты как считаешь, это вообще честно — сдавать комнату в квартире с психически больным человеком и не сообщать об этом? — Хуйня, — говорит Илья. — Это ты просто в курсе, что она больна. А знаешь, сколько неадекватных хозяев сдают комнаты? И типа всё норм. Они не лечатся, потому что считают себя нормальными. Все эти бабули с шизофренией. — Но я-то знаю, да? Это же обман. — Не ссы. И вообще, честность — это грех. — Ага. Я смотрю, ты очень стараешься не грешить. — Ой, иди ты. — Илья улыбается. Ян натягивает футболку. Снова Мишину, всё забывает отдать. Илья валяется на диване, проснулся пять минут назад, шмыгает носом. — Ты курить пойдёшь? — спрашивает Ян. — Не. — Илья лениво переворачивается на бок, накрывается одеялом. — Потом. Время ползёт к восьми. Ян ждёт Викиного звонка. Бодрый от нервов. На лестнице выкуривает две сигареты подряд. Договаривались, что Вика наберёт, как подойдёт к подъезду: Ян не хочет, чтобы она будила Диану дверным звонком. Может, глупо. Ведь, в конце концов, их надо знакомить. Может, Ян вообще зря раскатал губу — Вика посмотрит и откажется. Скольких людей он приведёт в квартиру, прежде чем кто-то снимет комнату? А может, проблемы начнутся, когда кто-то въедет. — Я тут, — говорит Вика по телефону. — Поднимаюсь. Ян встречает её у лифта. По голосу представлял совершенно другой. Из кабины выходит высокая брюнетка под тридцать. Тощая и чем-то крючковатым в фигуре смахивающая на ведьму. Кожаная куртка, чёрные провалы теней вокруг глаз, сапоги с высокими мощными каблуками. — Добрый день, — говорит она. Пахнет от неё ароматизированным табаком. Ян рассеянно кивает, Вика ласково улыбается, разглядывая Яна. От этого делается неуютно. Он пятится и приглашает Вику зайти. В квартире его охватывает суетливость. Ян шёпотом объясняет, что хозяйка квартиры спит, что её зовут Диана — его сестра. Не знает, с какого края начать, хочет уже предложить тапочки, но потом спохватывается: тапочек по-прежнему нет. — Можно не разуваться, — говорит Ян с внутренним сожалением. Вика складывает рюкзачок на трюмо под зеркало. Неторопливо озирается, затем шагает в сторону гостиной. Ян идёт следом. Каблуки тихо постукивают по бугристому линолеуму. Ян сначала втыкается в них взглядом, потом останавливается на спрятанной под курткой спине — волосы выбились из-под воротника крупной петлёй. Вика разглядывает стеллажи, голый диван, подходит к окну и трогает занавески. — Милые шторки, — произносит она. Яну неловко за эту квартиру. Неловко, что он предлагает кому-то здесь жить. Вика не выглядит органично в такой обстановке. — Мы в процессе восстановления как бы, — коряво поясняет он, делая непонятный жест рукой в воздухе. — А, понимаю. — Лицо Вики принимает благодушно-снисходительное выражение. — А вторая комната? Они вместе подходят к двери. Вика медлит, зацепившись взглядом за что-то у дверного косяка. Ян не сразу понимает, в чём дело, а когда до него доходит, внутри всё съёживается. Вика смотрит на прикрученные к двери петли для замка. «Сейчас она спросит», — понимает Ян. Сейчас будет что-то ужасное. — О, это чтобы можно было запирать комнату, — Вика одобрительно качает головой, — здорово. Ян мысленно даёт себе тумака. Идиот. Ни один нормальный человек и не подумает, что замок на двери от психов. Прежде чем Диана что-нибудь выкинет, он сам спалит всю контору, если не прекратит дёргаться. Ян с трудом берёт себя в руки, старается изобразить невозмутимость. Вдвоём они заходят в комнату. Вика озирается, заглядывает в пустой шкаф, трогает матрас на упругость. Потом спрашивает, планирует ли Ян сдавать обе комнаты. — А пока непонятно, честно говоря, — признаётся Ян. — Либо сдадим. Либо я сам тут буду жить. Либо, — он пожимает плечами, — никому не сдадим, и всё. Этот вопрос он так и не решает. Мало ли, что представляет Илья. Ян знает, как это бывает. Поначалу всегда кажется, что всё хорошо. Особенно если это начало происходит в воображении. Считать то время, что они уже живут с Ильёй вместе, он не хочет. Делает вид, что это так, не по-настоящему — ничего не значит. Вот если официально решится, тогда и начнётся самое мясо. — Понятно. — Вика кивает. — А кухня? Они отправляются на кухню. Осматривают отдраенные Яном ванную и туалет. — Ну, у вас неплохо, — говорит Вика. — Я буду думать. Яну кажется, что из вежливости. Она не спрашивает, можно ли познакомиться с хозяйкой, и это не обнадёживает. Ян понуро провожает Вику до лифта и прощается. Немного жаль, что, видимо, навсегда. Диана, когда Ян заходит перед уходом с таблетками, спрашивает, как всё прошло. — Нормально, — Ян подпирает плечом дверной косяк, — только она не снимет, думаю. В накинутой на плечи куртке быстро становится жарко. Диана равнодушно глотает воду. — Вообще прикольная вроде бы, тебе, может, и понравилась бы. Диана скептически выгибает бровь и отдаёт стакан. Чисто из интереса Ян спрашивает: — Что ты думаешь насчёт кошек? Если кто-то въедет с кошкой, ты не будешь её мучать? — Ты дурак, что ли? — возмущается Диана. — Я люблю кошек. Я всегда хотела кошку. Но мама не разрешала. — Ты хотела её в пять лет, и мама правильно делала, что не разрешала. Кошка бы сдохла. Ты же всем своим куклам бошки отрывала. — Куклы не живые. Это не считается. — Диана вперивается в него злобным взглядом. — Я люблю кошек. — А помнишь, как ты убила ручную ящерицу на даче? Диана аж подпрыгивает на кровати: — Это было случайно! Я не хотела её убивать. Она просто упала. Ты будешь мне всю жизнь теперь этим тыкать? Ян вспоминает также Дианиных рыбок — тоже прожили совсем недолго, — но решает про них умолчать, Диана и так выглядит слишком злобной. «Ладно, — думает, — может быть. Это было давно». Диана сердито пыхтит. — И вообще, — говорит, — я сама могу завести кошку. Ян проглатывает всплывший в голове новый язвительный комментарий.***
Днём по поводу комнаты звонит женщина, но времени приехать вечером и утром у неё нет, и Ян предлагает позвонить через несколько дней, когда его работа закончится. Потом звонит какой-то мужик. Ян по-быстрому его отшивает. Утром взялся за краску. После текучей грунтовки она кажется избавлением — вязкая, не капает и не брызгается. Ян мажет кисточкой углы. Аккуратно, пытаясь не изгваздать, красит стену за батареей. За день успевает закончить с гостиной, спальней и коридором. Светло-серая краска, подсыхая, темнеет. Вечером, когда возвращается домой и заходит к Диане, квартира неожиданно оказывается пуста. Ян проходится по всем комнатам. Какое-то время стоит в недоумении, не понимая, что это значит, потом набирает её по телефону. — Ты где? — спрашивает, когда с той стороны поднимают трубку. Сапожек в прихожей нет. — Скоро приду. — Когда? Мне спать уже надо ложиться, вставать завтра. — Не знаю, минут через сорок, может. Яну всё это не нравится. — Уже поздно. Пили домой давай. Сквозь треск ветра в динамике слышится низкий мужской голос. Он что-то спрашивает, Диана невнятно отвечает. — Ты мне не мамочка. Приду, когда приду. Всё, — говорит она и кладёт трубку. Ян в оторопи таращится на телефон. — Прекрасно, — произносит себе под нос. Возвращается Диана через час. Ян успевает посмотреть вместе с Ильёй кусок какого-то фильма, почти засыпает, уткнувшись лбом ему в бок. Илья вяло перебирает его волосы, трогает за ухо, изредка хихикая над фильмом. Потом теребит его за плечо. Говорит: — Иди, там звонят. Ян поднимает раскисшее сонное тело, тащится в коридор. Диана валандается перед дверью, жуёт жвачку — причёсанная и накрашенная, в ушах блестят бабушкины серёжки. Голые ноги торчат из-под короткого платья. Яну лень ругаться, к тому же его крики всё равно ничего не дают. Он подталкивает Диану к бабушкиной квартире. — Всё, быстро давай. Я уже сплю вообще. От Дианы почему-то слабо тянет табаком. — Ты курить начала? — спрашивает Ян, выдавливая на стол на кухне таблетки из блистеров. — Нет. Диана наливает в стакан воды из холодного чайника. Сгребает со стола таблетки, запивает. Ян молча её разглядывает. То, что у неё кто-то появился, становится очевидным. Ян сомневается пару мгновений, но потом всё-таки спрашивает: — А ты, случайно, не с Мишей гуляешь? Диана булькает в стакан и рывком опускает голову, оборачивается: — Чего? Мелькнувшая было на лице растерянность сразу сходит, Диана делает раздражённо-надменную морду: — Ты вообще как это себе представляешь? Он вообще-то в другом городе живёт, ничего? Ян хмурится, припоминает что-то об этом, сказанное вскользь. — А-а, ну… — Вот именно. Что за бред вообще? Ян неловко пожимает плечами, отводит взгляд. — Да блин. Просто спросил. Диана закатывает глаза и ставит пустой стакан возле раковины. — Спокойной ночи, — произносит она нарочито бодрым голосом, мол, вали уже, всё. И Ян в задумчивости её оставляет.***
Во вторник уже в ночи комнату приезжает смотреть странная парочка. Ян не очень доволен тем, что они притащились так поздно, но не в том положении, чтобы капризничать. Парень и девушка — ребята, на вид студенты, не старше, представляются Сашей и Женей. Кто из них кто — Ян понять не успевает. Пока они ходят по квартире, взявшись за руки, Ян отковыривает от ногтей налипшую краску. Диана бестактно таскается за парочкой, как маньячка, не говоря ни слова. Ян хмурится, зависая в гостиной. Девушка постоянно что-то недовольно шепчет парню на ухо. Парень гундит в ответ с успокаивающе-усовещающими интонациями. Видно, что девушка не в восторге. Диана продолжает терроризировать их своим вниманием, но, кажется, они этого даже не замечают. Яну просто хочется спать. Не похоже, чтобы из сегодняшнего визита что-то могло получиться. — А можно будет сюда поставить двуспальную кровать? — спрашивает девушка, когда они оказываются в маленькой комнате. Указывает она при этом на едва втиснутую за дверь односпальную. — Как? — спрашивает Ян. Его интересует техническая сторона вопроса. Парень морщится и смотрит на Яна с неуверенностью. — Ну, если убрать эти полки из ног и поставить большую кровать, — предполагает он. — Тогда дверь не будет открываться, — говорит Ян. — Действительно, — расстроенно соглашается девушка. — Саша, ну, придумай что-нибудь. — Зайчонок, — произносит Саша и понижает голос, прислонившись лицом почти к самому её уху, шепчет дальше совсем неразборчиво. Яну не нравится жутковатая улыбка, появившаяся на Дианином лице, когда Саша сказал «зайчонок». Он незаметно показывает ей кулак, мол, только попробуй что-нибудь ляпнуть. Диана закатывает глаза. Когда парочка уходит, её прорывает: — Ты чё, реально хочешь поселить меня с этими лохами? Да я их размажу одной левой. — Диана, блядь, это не соревнование, кто кого быстрее уделает. Это люди, которые будут платить тебе деньги, чтобы ты могла что-то кушать. Это в твоих же интересах. — Они мне не нравятся. — Это не так важно. Главное, чтоб нормальные были. Мы не друзей тебе ищем вообще-то. — Всё равно. — Диана набычивается. — Они мне не нравятся. Я не буду жить с тем, кто мне не нравится. Хоть ты сдохни тут от усердия. — Сука, да я вообще могу ничего не делать, ясно?! И сиди тогда тут, как хочешь, без денег и без всего! — Что ты орёшь сразу? — Да потому что ты достала! — Псих, иди успокойся. Не хочу с тобой разговаривать. Диана корчит брезгливую бабушкину гримасу и уходит в комнату, демонстративно захлопывает дверь. Ян переводит дух. Непонятно, чего так завёлся. «Идиот», — ругает он сам себя.***
В среду по поводу комнат никто не звонит. Ян вяло возюкается в квартире Вадима. Покрывает стены вторым липким слоем краски. К вечеру остаётся совсем немного, даже начинает казаться, что завтра всё. Но потом становится ясно, что так просто он не отделается. Когда Ян отдирает малярный скотч от потолочного плинтуса в гостиной, белая краска пристаёт к его клейкой стороне мелкими чешуйками. На плинтусе обнажаются куски ничем не покрытого пенопласта. — Блядь, — вырывается из Яна. Он сползает со стремянки, задирает голову. В тусклом освещении болтающейся под потолком лампочки ободранные куски на плинтусе не бросаются в глаза. Но они видны. Такое не скроешь. Это значит, придётся закрашивать. — Ну блядь… Ян морщится: задолбался. Заряда впахивать начинает не хватать. Как будто бы и отдыхает нормально, но всё равно кажется: ещё немного, и сдаст. Ян трёт лицо тыльной стороной ладони, не запачканной краской, оглядывает комнату, смятый, заклеенный скотчем целлофан на полу, свои вещи, жмущиеся друг к дружке в центре комнаты. Вздыхает и уныло уходит на кухню допивать остывший чай из бумажного стаканчика. Вадиму не пишет, решает, что сначала убедится, что действительно ободрал все плинтусы. Вместо этого отчитывается, что осталось немного, и собирается. К метро шагает на автопилоте. Тело тяжёлое. Каждый шаг будто маленькое падение. Даже мыслей в голове нет. Ян слушает музыку, тикающую в наушниках, и не слышит — всё равно, что играет. Вздрагивает, когда трек обрывается звуком пришедшего сообщения. Телефон в кармане оживает вибрацией. Ян суёт туда руку, натыкается на зажигалку и сначала долго пытается прикурить. Дует ветер. Редко капает с деревьев, нависших над тротуаром. Ян затягивается, вспоминает о сообщении, только пройдя с десяток шагов. «Диана у меня», — пишет Илья. Ян даже притормаживает. Его нагоняют со спины две громко беседующие женщины. Ян пропускает женщин вперёд. Набирает со смешанными чувствами: «ясно». А что, собственно, ясно? Ян не знает. Сам не понимает, что чувствует. Илья предупреждает, Илья старается — это понятно. Илья вообще очень предупредительный в последнее время. Ян затягивается, выдыхает дым. В наушниках тикает. «Хоть бы обошлось без говна», — думает он. Когда заходит в квартиру, первым слышит Дианин смех — немного придурочный, с подхрюкиваньем. Ян разувается, вешает куртку. В комнате играет музыка, гнусавый голос переводчика воспроизводит почти бессвязную ругань — Диана с Ильёй что-то смотрят. Ян заглядывает в комнату. Свет потушен, только мечутся с места на место всполохи от телевизора. Лица Ильи и Дианы синеватые. Ян берётся ладонью за дверной косяк, прислоняется к нему виском. Илья поднимает глаза, и они встречаются взглядами. В телевизоре что-то взрывается, Диана дёргается, а потом опять смеётся, поддевает Илью локтем, мол, смотри. Тот кособоко ей улыбается, а потом соскальзывает с дивана на пол. Слишком резко и неожиданно оказывается вдруг близко. Толкает легонько Яна назад в коридор, почти наступив на ногу. Ян теряется на мгновение, Илья прижимается к нему и целует, закинув руки на плечи. Яна стопорит: Диана буквально в паре метров от них, и, хотя уже в курсе их отношений, нечто внутри всё равно застывает в ужасе. Но она ведь не смотрит, она там, в тёмной комнате за стеной, а Илья на ощупь такой привычный. Ян закрывает глаза и думает: «Ладно, ладно». Отвечает на поцелуй Ильи и обнимает его в ответ. Тот фыркает чему-то, утыкается холодным носом в шею. Яну щекотно. Руки оказываются у Ильи на лопатках. Пальцы перебирают мягкую ткань футболки. — Привет, — говорит Ян, чуть подавшись назад, с трудом открыв снова глаза: веки не поднимаются. — Привет, — отзывается Илья. Несколько секунд они просто друг друга разглядывают. Яну хорошо. Внутри что-то оттаивает, отогреваясь, — приятно и вместе с тем болезненно. Ян хмыкает, смутившись этого чувства. Моргает, отводит взгляд и переключается. — Давно вы тут? — Да нет. — Илья пожимает плечами. — Хочешь, пошли покурим? Ян хмурится, качает головой. — Нет, не сейчас. Попозже можно. — Тогда, это… — Илья кивает в сторону комнаты, — я схожу и вернусь. Он выскальзывает из квартиры, что-то крикнув Диане. Ян вяло здоровается с сестрой, махнув ладонью, потом тащится на кухню, помня про таблетки. Фильм быстро заканчивается. Ян едва успевает прийти в комнату и свалиться на диван рядом с Ильёй. Кого-то убивают, и на этом конец — Ян не успевает ничего понять. Тело варёное после душа. В руках у Яна тарелка с жареной картошкой, которую ему оставил Илья. Ян даже не стал её греть, хотя надо было просто включить под сковородкой плиту. «Не сегодня», — подумал он. Диана шуршит невидимым в темноте фантиком. По экрану ползут титры из крошечных муравьёв-буковок. — У нас были конфеты? — спрашивает Ян, прожевав, звякнув вилкой о дно тарелки. — Ключевое слово «были», — говорит Илья. — Не у нас. Это мои конфеты, — сварливо произносит Диана. — Классно. Можно узнать откуда? — У неё там, ну, это, — непонятно выражается Илья. Его локоть упирается Яну в бок — неудобно, но двигаться совсем лень. Диана опять шуршит. Ян спрашивает только из желания пристать: — Какие? — «Марсианка». — Фу. — Знаешь что? — Диана вскакивает. Пружины скрипят. Илья тихо хихикает. — Дарёному коню, — говорит он. — А, это подарок, — хмыкает Ян. — Тогда понятно. — Иди в жопу. — Да ладно, чего я сказал такого-то? Подумаешь. Ну, не нравятся они мне. Не кипятись. Диана в темноте громко пыхтит. Ян накалывает на вилку кусок картошки и суёт в рот. Немного подумав, поворачивается к Илье и спрашивает: — Знаешь анекдот про маслоперерабатывающий завод? Илья оскаливается, с удовольствием произносит: — Вопрос намазываемости решён. Они оба давятся смешками. — Ха-ха-ха, — передразнивает Диана, вставая. — Офигеть как смешно. В руках у неё упаковка с чем-то хрустящим. И, судя по тому, как легко она болтается в воздухе — больше с фантиками. Картошка заканчивается. Ян оборачивается к стеллажу. Сдвигает неясные в полутьме предметы, пристраивая пустую тарелку на полку. — Я пошла спать. — Диана шаркает подошвами тапочек, вдевая в них ноги. — Спокойной ночи, — совершенно беззлобно говорит Ян. — Давай я провожу. — Локоть Ильи пропадает. Ян прикрывает глаза. Слушает приглушённые голоса из прихожей, не пытаясь разобрать слов. Ему тепло и спокойно, только голым ногам немного зябко. Темнота мягко наваливается дремотой. Ян понимает, что чуть не уснул, когда слышит внезапно отчётливый щелчок замка. В коридоре гаснет свет. — Ты не разозлился, что я позвал её? — спрашивает Илья, вернувшись. В комнату он не заходит, застревает в дверях. Вопрос логичный, но Ян всё равно удивляется. — Нет, — говорит. Помедлив, добавляет: — Нет, я просто… В тот раз я реально перепсиховал. Правда. Это было… — Ему неловко, сложно подобрать слова. — Тупо, — в конце концов находится он. — Тупо, — повторяет Илья. Непонятно — то ли принял, то ли нет. Ян напрягается, пытаясь разглядеть в полутьме его лицо. — Ну, не совсем. Не то чтобы тупо вообще. Я бы сказал, в этом есть логика. — Бля, Илья. Вот забей, правда. Не надо вот это вот. Я тогда сделал хуйню. Это было неправильно. Извини. Илья шмыгает носом. Ян нервничает ещё и от того, что он продолжает толочься у двери. — Да не надо извиняться. Я просто… — Что ты там застрял? — не выдерживает Ян. — Да что-то. — Илья пожимает плечами, подходит ближе. Свет фонаря с улицы падает косо, облизывает его щёку и нос, правое ухо и выступ кадыка на шее. Всё чёрно-оранжевое. — Давай потрахаемся? — предлагает Илья, внезапно меняя тему. Поворачивает голову так, что лицо полностью уходит в тень. — Что, прям совсем, да? — Ян немного теряется. — Да, — просто отвечает Илья. Ян думает: почему сейчас? А он сам ждал чего? Потом перестаёт думать. Особого значения это всё равно не имеет. — Давай. Он приподнимается на локтях. Илья шагает ближе, поддевает майку и на мгновение пропадает внутри. Ян ловит его за колено и тянет вниз. — Серьёзные отношения, — хмыкает он. Илья улыбается и забирается к Яну на диван.***
Будильник он не слышит. Просыпается от того, что кто-то его зовёт. Сон вязкий, держит крепко, залепляет смолой веки и уши. Ян чувствует руку на плече, накрывает её сверху ладонью — под пальцами шершавая корка. — Ян, — произносит Илья опять. Ян с трудом разлепляет глаза. — Будильник три раза звонил. Илья мутный, комната вокруг синевато-серая, нечёткая в утреннем свете. Ян промаргивается, переворачивается на спину, пытается вспомнить, кто он вообще такой. Одеяло сползло до пояса. Рука Ильи перемещается с его плеча на бок, греет. Ян трёт лицо руками. — Бля… сколько время? — Девять с чем-то, — отзывается Илья. — С чем? Шуршит одеяло, рука Ильи исчезает. — Девять сорок три, — говорит он, заглянув в телефон. Ян закрывает глаза. Тут же снова наваливается дремота. — Ты давно проснулся? — спрашивает он в темноту. Молчать нельзя — иначе уснёт. — Не знаю, — хмыкает Илья. — Час, может, два. Ян вспоминает, во сколько примерно они легли. Когда в последний раз смотрел время, было где-то четыре? Больше? Ян морщится. — Нормально вот тебе? — Слушай, ну, я привык. Я сейчас, считай, вообще нормально сплю. Если сравнивать с тем, что было. — Илья под боком шевелится, шлёпает босыми ступнями, спустив их на пол. — Я чайник поставлю. Давай, это, короче. Он шмыгает носом. Ян кивает. Вставать не хочется вообще. Медленно всплывают в памяти куски минувшей ночи. Не столько картинками, сколько ощущениями, оставшимися осадком в теле. Ян на мгновение прикрывает глаза, перебирает их, как бы сверяясь, что это было. Илья под ним, липкий и взъерошенный, потом он сам под Ильёй. Тело тяжёлое и усталое, но всё равно отзывается предвкушающим трепетом. Ян жмурится с силой и, вздохнув, переворачивается, приподнимается на локтях, собираясь вставать. Теперь он жалеет. Не о том, что трахнулся с Ильёй, а о том, что это случилось глубокой ночью перед работой. С большой неохотой он мысленно переключается с Ильи на дела. Они не радуют. Вспоминаются плинтусы — чешуя облезшей краски на пенопласте. Объяснения с Вадимом. Ян почему-то ждёт, что тот будет орать. Морда покраснеет и вздуется. «Бред», — думает Ян. Он встаёт. Добредает до окна и выглядывает во двор. Пасмурно. Снег всосало в почву, оголив мусор, только небольшие корочки от сугробов остались под кустами, покрытые мелкой чёрной крошкой. Ветки растений облепило плотно сжатыми почками. Детская площадка за машинами пустая. «Четверг, — вспоминает Ян, — все в школе или в детском саду». Он быстро завтракает, спешит, но в итоге застревает, устроившись пить чай. Илья, подперев спиной холодильник, складывает босые ноги ему на колени. Ян пытается торопиться, но что-то внутри, отвечающее за взбадривание, не заводится. Так сидеть слишком хорошо. Он вдумчиво насыпает в чашку сахар. Несколько крупинок падают на стол. Ян подцепляет их пальцем и стряхивает к остальным. Занятие тупое, но как будто бы важное. Ян хмурится: сам себя обманывает. Проблема не в том, что красить ему не нравится. Просто это всё не то, не так. Он чувствует себя не на своём месте. К тому же сегодня-завтра, похоже, закончит. Что тогда? Опять непонятно что? — Слушай. — Илья вклинивается в его мысли. — Такой вопрос, я тут заметил. Ян поднимает глаза. Острая пятка Ильи давит на бедро. — Ты вообще никогда мясо не покупаешь. Но ты ж его ешь, я же видел. И, типа, — Илья сводит брови к переносице, — это просто совпадение такое или есть какая-то хитрая установка или что-то такое? Ян хмыкает. — Да нет. Привычка просто. — Привычка? — Ну… — Ян заминается. Говорить про Егора неудобно. Ян много раз пересматривал эту историю, но так и не смог даже для себя сформулировать, что было в ней нормально, а что нет. Просто куски морально неясного содержания. Илья шмыгает носом. Хрустит упаковкой из-под баранок. Затем хрустит баранкой во рту. — Я несколько лет с веганами тусовался, — говорит Ян. — Веганы — это типа вегетарианцы? — Нет, — Ян качает головой, — это разное. Вегетарианцы просто не едят мясо, а веганы не употребляют ничего животного происхождения. Типа там молоко, всякие пищевые добавки, кожа, шерсть, всякое такое. Ещё всё, что тестируют на животных. Там целая идеология. — Ни фига, — протягивает Илья. — Сурово. — Да. — И что, ты тоже? — Ну, сейчас нет, как видишь. — Почему? — Ну. — Ян заминается. — Скажем так, я не то чтобы с самого начала был сторонником этой темы. Просто… — Он вздыхает. — Короче, невозможно общаться с веганами и не быть веганом при этом. А я с одним из них встречался, так что… — Он разводит руками. — А-а, — протягивает Илья. — Понял, ясно. — Мы жили вместе к тому же. Ну и так вышло. Я не был против. Тем более, знаешь, когда тебе показывают всякие агитационные фильмы, где, скажем, с каких-нибудь песцов сдирают шкуры заживо или свиньям уши отрезают… — Ян машет рукой и не продолжает. — Бля, — выдыхает Илья. — Да. — А потом что? — Что потом? — не понимает Ян. — Ну, — Илья кивает в его сторону подбородком, — ты завязал почему-то. — А. Да отпустило просто. Через какое-то время, когда разосрались окончательно. Я сначала и молочку не ел. Потом стал постепенно, — вспоминает Ян. — Бля, года два не мог мясо есть, чтоб не чувствовать при этом, что родину продаю. Чё-то то завязывал, то опять. Потом и это прошло. Не знаю, короче. — Ян пожимает плечами. — С одной стороны, это правильно, мне кажется. С другой — не знаю. — С точки зрения страданий живых существ? — уточняет Илья. — Да. Вся эта хрень. Всё, что люди делают. Илья задумывается. Потом изрекает пространно: — Ну, это если считать, что главная цель существования — избежать по максимуму страданий. Ян не понимает: — В каком плане? — Да просто вот, ты не думал, скажем, что страдания, всякое там дерьмо — это и есть цель на самом деле? Что мы существуем, рождаемся для того, чтобы пережить вот это всё? Не для счастья, как некоторые думают. — На хрена? — А остальное на хрена? — В том, чтобы не страдать, есть хотя бы тупой логический смысл. Илья шмыгает носом, кивает, но потом говорит: — Субъективный — да. — А тебе нужен ещё какой-то? — С точки зрения планеты, например, насрать, страдаешь ты или нет. Понимаешь? А с точки зрения кармических перерождений… — Так, блядь. — Ян не уверен, что хочет дальше участвовать в этой дискуссии. — Нет, — Илья поднимает руки, — погоди, представь. Что, если все эти животные — переродившиеся убийцы, маньяки какие-нибудь, которые так отрабатывают свои грехи? — Ага. Все несколько миллиардов. — Ну так это же души, жившие за всё время существования человечества. Из прошлого и из будущего. Их как бы и должно быть немножечко до хуя. — В любом случае это всё… Илья перебивает, внезапно опомнившись: — Тебя это не задевает? В смысле, ничего, что я всё это говорю? А то я не знаю, вдруг ты… — Он бросает на Яна сложный взгляд. — Нет, блядь, Илья, я нет. Но будь на моём месте веган, ты бы уже получил в табло. Ты что, хочешь сказать, что реально веришь в эту дичь про маньяков? Илья не смущается. — Нет. Но правды-то всё равно никто не знает и ничего не докажет, верно? Может, всё и правда так, как я сейчас сказал. — А перерождения? — Что перерождения? — Илья делает вид, что не понимает вопроса. — Ты в них веришь — что-что? Илья отводит взгляд. Ян чувствует, ему почему-то стало неловко, и это подозрительно. — Не похуй ли, во что я верю вообще? Как будто это хоть что-то меняет, — бормочет Илья невнятно. Съехал, понимает Ян. Почему эта тема Илью задела — неясно. Цепанул случайно одну из своих заморочек? Ян пытается поймать его взгляд, но Илья усиленно таращится в окно, шмыгает носом, затем упирается глазами в стол, подбирает сушку и ставит на ребро, пытается сделать так, чтобы она не падала. Ян вдруг вспоминает про время. — Мне надо валить. — Так вали. — Илья пихает его пяткой. — Сейчас, ладно, да. — Ян собирается с силами, берётся за голень Ильи, чтоб спихнуть на пол, но опять не встаёт. — Да бля. Чай, который он не хлебнул ни разу, давно остыл. — Хочешь, я покрашу за тебя? — предлагает Илья. — Да не в этом дело. Всё просто как-то так… — Ян не находит слов. — Не знаю. Наверное, период сейчас такой, когда всё просто заёбывает. Ну, ты понимаешь. — Понимаешь, — отзывается Илья. — У меня такое постоянно. И независимо от работы. Ян косится в его сторону. — Тебе там нравится? — На работе? — Да. — Ну, — тянет Илья, раздумывает, — нормально в принципе. Платят не много, но, по крайней мере, никто мозги не трахает. Ну, кроме там некоторых. Случаются иногда мелкие пакости. — Блин, к слову об этом, начальница моя бывшая иногда такое устраивала. Но при всём при том там всё равно было нормально. Пока мы в последний раз не посрались. — Это которая с щитовидкой? — Да. — Так и чего вы с ней? Ты ни разу так и не рассказал. — Да там тупая ситуация. Я психанул, она психанула. — Ян раздумывает подниматься окончательно, принимается объяснять. — Там, в общем, по какой-то причине пришлось её родственницу пристраивать работать. Алла уехала, ну, начальница которая. А родственница осталась. Ну и начала проёбываться. Не приходит на работу, скажем. Вообще. Дозвониться нельзя, ни хрена нигде не отвечает. Потом приходит, как будто всё нормально. Потом выяснилось, что она, — Ян щёлкает себя по шее под челюстью, — ещё и это самое прямо на рабочем месте. Уже нормально, да? А дальше не повезло просто. Мы обосрались с чертежами в одном месте. Мы мебель делали, а там схема такая — всё это собирается из склеенных между собой кусков фанеры, потом обтачивается. Это как такой слоёный пирог. Ян показывает руками, рисует в воздухе очертания пирога, смотрит на Илью, тот кивает, мол, сообразил. Ян продолжает: — Ну и нельзя просто взять и склеить сначала шматок фанеры, а потом из неё выпиливать, неэкономно ни хера, да и вообще там, — Ян машет рукой, — своя специфика, долго объяснять. В общем, там каждый слой вычерчивать надо. И если что-то где-то неправильно до склейки, ещё можно исправить, заменить слой. Но если после — всё идёт по пизде. Ну и, — Ян разводит руками, — понимаешь, что случилось потом. Я в чертежах кое-что изменил, а кое-что не успел. А с коммуникацией у нас из-за этой мадам жопа. Потом выясняется, что станок они с её отмашки уже запустили. Я ни сном ни духом. Работники такие: а, блядь, ничего непонятно, сами разбирайтесь, кого из вас двоих слушать надо было — Карина Игоревна сказала, что можно… А там ещё тираж нормальный такой был. Ну и всё… Возвращается Алла. Спрос с меня. Карина, блядь, Игоревна делает вид, что всё в порядке и все люди братья. Как я хуел от этого всего. Потом начинаются разборки. Я не выдержал и психанул, сказал Алле всё, что думаю. Что это хуйня какая-то, блат блатом, но так работать невозможно. Раньше такого говна никогда не случалось, нормально всё было. А у неё просто, по ходу, какие-то обязательства перед ней были. Не могла она её уволить. Ну она мне и сказала: не нравится что-то — идёшь гуляешь. Ну и я пошёл. Ян замолкает. Несколько месяцев назад эта ситуация злила ужасно. Теперь кажется, он реагировал как импульсивный дурак. Злость выдохлась, осталось чувство, что всё разрешилось скверно, неправильно. — Она не въехала, что ты ни при чём, что ли? — спрашивает Илья. — Да всё она въехала. Орать просто не надо было. Но у меня заклинило. У неё тоже. Она вспыльчивая пиздец. Поэтому… — Ян не заканчивает. — Тупо всё. Я тупой. Надо было перебеситься и не выёбываться. — Умный на лестнице это называется, — говорит Илья. — Что? — Ну, знаешь, такое выражение. Типа, когда с кем-то посрался, а потом ушёл оттуда и уже на лестнице понимаешь, что надо было сказать на самом деле. Французы, кажется, придумали, — Илья хмурится, — или нет. Под ладонью до сих пор его костлявая щиколотка. Ян кивает: всё так. Думает, если бы и вправду остыл тогда и не уволился, жизнь пошла бы иначе, и сегодня, в этот момент он бы точно оказался где-нибудь в другом месте. Вот в чём подвох. Илья встречается с ним взглядом, приподнимает брови, спрашивает: — Что? — Да подумал просто. На самом деле… У меня с деньгами было нормально тогда. Я квартиру снимал. Илья сразу догадывается, к чему Ян клонит, отмахивается: — Да ладно, я тут всё время живу. Потом бы как-нибудь познакомились. — Потом бы, ага. — Ян сильно сомневается, что так бы и вышло, признаётся: — Я на самом деле даже почти переехал. Был один хороший вариант. Дёшево и сердито. — Когда? — Да почти сразу, как к сестре поселился. Она только начала психовать, я сразу понял, что валить надо. — И чего тогда не свалил? — Не свалил. — Ян неловко пожимает плечами. Илья улыбается. Показываются его клыки. — Я не знал, что так сразу тебе понравился. — Слушай… Ян смущается окончательно, беспокойно проходится руками по лицу, даже не знает, что хочет сказать, но Илья перебивает: — Не, у тебя типа такой вид был, знаешь, я ещё всё думал, это я дурак совсем, что мне мерещится что-то, или нет. Потому что ну вообще было как-то… было как-то мутно так. Типа — «да», «нет»? Ян кивает. Он тоже чувствовал приблизительно то же. — А если бы я ничего тебе не сказал? — спрашивает вдруг Илья. Ян подвисает. Пытается представить, что бы тогда делал. — Ты бы просто переехал? — Я… возможно. — Ян вспоминает, действительно думал что-то такое. — Да, может быть. Илья уходит взглядом в сторону — на улицу сквозь разросшиеся растения в горшках на подоконнике. Непонятно, что крутит в голове. Ян безотчётно напрягается. — Тупо, — произносит Илья, помолчав. Яну неловко за то, что мог бы сделать, но не сделал, потому что даже и не пришлось. Странное чувство, и тянет оправдываться. — Я просто, — говорит он. — Бля, не знаю, Илья. А может, и сказал бы тебе что-то. Я не знаю. — Не загоняйся. — Да я не загоняюсь, — отмахивается Ян. — Да конечно. — Илья, блядь. Илья скалится, сгружает с Яна ступни, и тот чувствует, как затекла нога. — Уже одиннадцать. — Ян смотрит время в телефоне и подрывается. — Пиздец.***
По дороге на работу гуглит строительный магазин. Приходится выйти на одну остановку раньше, пилить в сплюснутый двухэтажный торговый центр, набитый мелкими ларьками с разной строительной требухой. Ян некоторое время слоняется по первому этажу. Из-за витрин сверкают хрусталём подвешенные гроздьями к потолку люстры, кто-то продаёт краны, кто-то рулоны обоев, куски разноцветного ламината. Ян спускается на подвальный этаж. Там жбаны с лаками, клей, краски и цементные смеси. — Мне нужна белая акриловая краска, но как можно меньше, — объясняет Ян продавщице — крашеной блондинке за пятьдесят с коротким хвостиком. Продавщица грустно вздыхает с таким видом, словно Ян её разочаровал. Идёт рыться в крошечную подсобку. — Ну, понимаете, — бормочет, — маленькие баночки никто не покупает. Смысла нет. — Ну, хотя бы что-то максимально маленькое, — уговаривает Ян. — А вам для чего? — Мне плинтусы покрасить. Там немного совсем. — А-а, — безнадёжно тянет продавщица, прячется опять за стеллажом с банками. Ян оглядывается вокруг, тоже ищет. Попадаются только алкидные эмали — вонючие, как сама смерть. — Вот, — говорит продавщица. — Только такие есть. Литр. За маленькими — это в художественные магазины надо. — Но мне ж не картины рисовать. Это же другая краска. — Да… — Продавщица машет рукой, мол, одна фигня. Ян отсчитывает триста пятьдесят рублей и засовывает жбан на дно рюкзака. Потом, доезжая последнюю станцию в метро, отчитывается перед Вадимом и стелется в извинениях, стараясь не слишком унижаться. Вадим отвечает сразу коротким «супер, всё правильно», и Ян некоторое время чувствует себя идиотом, потому что переживал зря. Быстро курит у подъезда. Затем поднимается. Переодевается, заклеивает лопнувшие мозоли пластырями. Серой краски в жбане остаётся совсем на дне. Ян долго ждёт, пока вязкая масса с влажными шлепками стекает в лоток. Потом выскребает остатки кисточкой. Хватает на кусок стены в коридоре, и всё. Приходится вскрывать вторую. Банки здоровенные — весят каждая килограммов по четырнадцать. Ян подцепляет пальцами острый край крышки, тянет вверх. Крышка не двигается. Ян пробует потихоньку, то с одной стороны, то с другой — надеется постепенно её расшатать. Когда не выходит, оглядывается кругом в поисках чего-то, чем можно было бы её подцепить. Лучше всего подошёл бы консервный нож, но квартира совершенно пуста, тут и ножниц нет, не говоря уже о таких вещах. Ян хмыкает, зависнув над банкой в согнутом положении. Дальше в ход идёт всё более или менее острое и металлическое: остов от валика, макетный нож, чайная ложка. Ян постепенно озверевает. Майка неприятно липнет к телу — жарко, и толку нет никакого. Всё, чего он добивается, — раздербанивает дном банки хлипкий полиэтилен на полу. — Блядь, — шепчет Ян, выдыхаясь, и выпрямляется. Подушечки пальцев болят от острого края крышки. Изуродовал он её капитально: из-под покорёженного ложкой разогнутого ободка вылезла рваная рыжая прокладка, ободранный от краски край опасно блестит металлом. «И? — думает Ян. — Что теперь?» Открыть банку тем, что есть под рукой, не получается. Если только не попробовать пробить дыру в самой крышке. Ян задумывается. Потом представляет, как это будет выглядеть: закупорить её нормально уже не выйдет. Потом представляет, как пишет Вадиму: «Понимаешь, я не смог докрасить твою квартиру, я просто не смог открыть краску». Это просто смешно. Валик тем временем, брошенный в пустом лотке, продолжает засыхать. Ян теряется от этой совершенно идиотской ситуации. В прострации замачивает валик в ванной и решает спуститься покурить: на лестнице не рискует, она ничем не отделена от дверей квартир, а Ян всё ещё помнит встречу с неприятной соседкой. С той стороны дома, где школа, кто-то верещит. Ветер доносит музыку — рваные басы и невнятное высокое покрикивание. Ян чиркает зажигалкой, прикуривает, закрывая огонёк ладонью. Чувствует себя глупо. Такой подставы он точно не ждал: первый жбан открылся сразу. Ян прикидывает: это значит, сегодня не докрасит кухню и коридор. Не снимет скотч, не покрасит в этих комнатах плинтусы. Получается, если не вскроет треклятую банку, он вообще почти ничего сегодня не сделает, а ехать домой — это тратить часа два впустую, может, и больше. Некстати вспоминается Илья, в шутку предлагавший утром покрасить за него. «Как же тупо». — Ян выдувает дым. Сигарета заканчивается обидно быстро. Он колеблется даже, закурить вторую или нет, но потом решает повременить. Поднимается обратно в квартиру. Пока был внизу, кто-то звонил. Номер неизвестный. Ян перезванивает, прижимает телефон к уху. Идут долгие гудки. — Алло? — раздаётся неуверенный женский голос. — Здравствуйте, вы мне звонили недавно, — говорит Ян. — А, да. — Она медлит пару секунд, будто о чём-то думает. — Точно. Вы же сдаёте комнату? Ян немного воодушевляется. — Да. Хотите посмотреть приехать? — Да, очень хочу. Скажите, пожалуйста, когда можно подъехать? Ян называет время. Они быстро сговариваются на завтрашний вечер, и девушка — кажется, всё-таки девушка, не женщина — прощается. Передышка короткая — Ян опять остаётся один на один с квартирой. Как выйти из положения, на ум приходит только одна идея, но это кажется Яну таким неудобным. «Это свинство же просто, — мысленно спорит он сам с собой. — Хотя он же всё равно ни хрена не делает сегодня». Ян плюёт, сдаётся и набирает Илью. — Слушай, — говорит, потом затыкается. Идея всё ещё кажется тупой. — Чего? — спрашивает Илья на том конце. — Короче, ты будешь ржать, но у меня тут такая проблема. И, возможно, ты мне можешь помочь. Илья внимательно притихает. — Ты занят сейчас? — Что, — слышно, что Илья улыбается, — хочешь, чтоб я приехал, что ли? — Так себе перспектива, да? — спрашивает Ян неуверенно. Илья чем-то шуршит, что-то роняет рядом с динамиком. — С чем помочь? Как? Над чем я буду ржать? Ржать я люблю, так что давай. Это далеко? Пиши адрес. Яна окатывает облегчением. «Ладно, нормально, — думает, — нормально». — Это метро Академика Янгеля. Где-то минут пятьдесят ехать примерно. А проблема… короче, очень тупо, но я не могу открыть ведро с краской. Дебилизм вообще. Я его разъебал уже в кашу, ни в какую, а тут никаких инструментов, квартира пустая. У тебя есть какая-нибудь стамеска там большая, что-то такое? Я не знаю. Чем вообще эту хуйню можно подцепить? Там крышка такая, как бы утопленная внутрь банки, не за что тянуть даже. — Ага, — говорит Илья, — я понял. Сейчас найду что-нибудь. Адрес напиши. — Я напишу. — И это, хочешь, пожрать куплю что-нибудь по дороге? Ян забредает на кухню. Расстеленный по полу полиэтилен шуршит под ногами. Всё, что оставлял Вадим, всё, что покупал сам, он почти подъел, остался только один банан и сушки, чай в пакетиках. — Давай, — говорит Ян. — Всё, давай тогда, увидимся.***
Илью он встречает у метро. Пока тот ехал, успел ободрать скотч с плинтусов в гостиной и замазать вылезший пенопласт. Вместе они тащатся через дворы. Илья в приподнятом настроении, улыбается загадочно из-под капюшона. Ян заражается от него, тоже начинает хмыкать, делать странное лицо, будто что-то имеет в виду, хотя на самом деле нет, и от всего этого становится так легко. На пешеходном переходе дорогу им перерезает звякающий, стремительный, горящий огнями трамвай. Илья чем-то гремит в рюкзаке. Сквозь плотную ткань выпирают подозрительные углы. Ян тянет руку, пытается ощупать и угадать, что это. — Гвоздодёр, — говорит Илья, повернув к нему голову. — Шикарно. — А то ж. Когда заходят в подъезд, Ян вспоминает: — Блин, я не рассказывал. Я тут недавно чуть коньки не отбросил. Захожу, задумался чё-то, а тут человек стоит. Девочка с какими-то брошюрками. Такая в кепочке, в фартучке. Напугала меня до усрачки. Стоит, короче, молча и в темноте, прикинь. Дверцы лифта съезжаются. Ян нажимает кнопку. Лифт трогается вверх. — В каком ещё фартучке? — спрашивает Илья. — Ну, в таком с какой-то надписью. Я не знаю, «голосуйте за Иван Иваныча»? — Сейчас разве выборы? — Да я вообще без понятия. Но так вот они выглядят, или когда, знаешь, в супермаркетах эти, которые что-то пробовать дают. Вот так выглядела. Просто вот подумай, да, на хрена в этом углу грязном торчать и в темноте к тому же, да? — Так ты бы спросил. — Илья поднимает лицо. — Ты не спросил? Я бы спросил. — Она какая-то неразговорчивая была. — Ой, да ладно. Ты просто зассал и не спросил поэтому, ага. — Илья скалится. — Ой, блядь, Илья. Лифт почти доезжает, но прежде чем, останавливаясь, вздрагивает, Ян успевает прижать Илью к стенке и коротко поцеловать. — Забавно, забавно, — бубнит тот себе под нос, когда выходит на этаж вслед за Яном. Ян гремит ключами, отпирает квартиру. — У меня тут хозяин такой интересный. Просит каждый раз перед уходом перекрывать воду в стояке. — Боится, что зальёт? — Не знаю. Мне кажется, просто боится. — О, это правильно. Это очень умно. Как пелось в одной песне, тебе не страшно, просто потому что тебя ещё не пугали, — многозначительно произносит Илья. Он оглядывается, потом наклоняется развязать ботинки. Ян наблюдает. Видеть Илью здесь странно. Две раздельные части его жизни вдруг оказываются вместе, и это то ли неудобно, то ли просто непривычно. — Я не сделал за сегодня ни хуя, — говорит он. Илья достаёт из рюкзака гвоздодёр, взвизгнув молнией. Говорит беспечно: — Это, наверное, очень плохо. Ясно, что на такие вещи он плевал с высокой колокольни. Ян кривится. — Ага. Твою позицию я уже приблизительно понял. Незачем напрягаться, всё такое. — Да не то чтобы… — Илья раздумывает. — Да нет, вообще. Оно как-то само. Просто работа — это такое, — Илья поднимается, гвоздодёр болтается в его покрытой коркой ладони, — ну, хуйня такая. Он неловко улыбается. — Ага, — хмыкает Ян скептически. В общем-то, ему всё равно. Илья загоняется по другим поводам. Ян предпочитает о них по возможности даже не думать. — Ладно, — говорит, — давай сюда. С гвоздодёром дела идут веселее. Илья, быстро прогулявшись по квартире и везде сунув нос, возвращается к Яну, ковыряющемуся с банкой. Встаёт над душой и начинает советовать, шмыгая носом. — Тебе нужно сбоку её примять и туда уже внутрь конец сунуть. Да нет, не так, блин. Он протягивает руки, Ян, взъярённый банкой, отмахивается. — Я не понимаю, что ты хочешь, — говорит. — Дай я. — Илья тянется к гвоздодёру. Ян не отдаёт. — На хуй вообще их так закрывать? — Да слежалась просто, наверное. Старая или типа того. Дай. — Ты сейчас вскроешь, и всё это дерьмо расплещется в разные стороны и на тебя в том числе, хочешь так? — Ян толкает острый конец гвоздодёра в щель под крышку. — И что, я сдохну, что ли, от этого? — говорит Илья. Яну видны только его ноги в белых хозяйских одноразовых тапочках. — Ты не сдохнешь, ты просто не отмоешься, это я тебе обещаю. Крышка в этот момент вдруг поддаётся, гвоздодёр проваливается внутрь. Ян замирает, будто боится спугнуть. Илья затыкается. Ян тянет крышку вверх, и она наконец поддаётся. — Ох, блядь, не может быть просто! — восклицает Ян. — Вот. Это потому что ты как раз сделал то, что я пытался тебе объяснить, — говорит Илья. — А теперь пошли покурим. — Мы курили минут двадцать назад. — Неважно. — Я так ни хуя не успею. — Успеешь, — убеждённо говорит Илья. — Я же теперь здесь. И Ян почему-то ему верит.***
Они ковыряются в квартире до ночи. Ян докрашивает спальню, а с Ильёй сговаривается, чтобы тот обдирал скотч и замазывал дырки на плинтусах. — Только стены руками не трогай, — предупреждает Ян, — даже если кажется, что она уже высохла, она сейчас как резина, снимается кусками вместе с первым слоем. Илья оказывается аккуратным, но тормознутым. Медленно переползает из угла в угол на стремянке, скорчившись под потолком. Ян пару раз заглядывает поинтересоваться, что у него получается. Потом, успокоенный, идёт красить дальше: Илья справляется не хуже него. К концу дня, когда Ян собирает по квартире инструменты и несёт в ванную отмывать, нервозность окончательно отпускает. Как Илья и говорил, они успевают. Будь Ян один, точно не справился бы. Илья шуршит на кухне, снимая полиэтилен с пола. — Знаешь, — кричит он, — я теперь понял, почему ты каждый день такой заёбанный приходишь. Ян улыбается. Рубашка у него на животе мокрая от брызг. Ян вытрясает воду из валика, вешает его на бортик ванны за ручку. Илья бубнит что-то ещё, но так тихо, что не разобрать. Валик с грохотом соскакивает в ванну. Ян чертыхается. Потом они сталкиваются в коридоре. Илья прижимает комок грязного полиэтилена к животу. — Куда это? — спрашивает. — Ты мне очень помог, — вырывается из Яна невпопад. — Спасибо. Илья смущается. — А, — говорит, — ну, фигня. Ян так не думает. — И вообще, — говорит он. Тоже становится неловко, благодарность нелепая давит изнутри, непонятно, как с ней обращаться, а того, что уже произнёс, мало. По части выражения хороших переживаний Ян часто попадает впросак и сейчас не находит, что договорить. Илья просто кивает, шагает в сторону, давая пройти в комнату. Ян думает: «Блядь». Ему так не нравится. Хочется по-другому. Домой едут в полупустом метро. Долго ждут троллейбус на остановке. Холодно и зябко. Сырой ветер лезет под одежду. Илья чаще шмыгает носом. Под колпаком остановки они одни. Стройка за забором молчит, только горят красные фонарики, протянутые по периметру. Мимо проезжают редкие машины, скрываются за изгибом дороги. — У тебя наушники с собой? — спрашивает Илья. Ян кивает. — Давай послушаем чего-нибудь. Из твоего. Ян находит скрюченный провод, отдаёт одно ухо, втыкает штекер в телефон и протягивает Илье. — На, выбирай. Прячет руки в карманы. Илья щурится и подносит телефон к лицу. Листает аудиозаписи. — Ни хрена не знаю из этого. Он тыкает наугад. Включается Мишин мрачняк. Не часто, но под настроение Яну нравится. Сейчас же его устраивает что угодно: внутри пусто и тихо, ни желаний, ни беспокойств — приятно. Ян вяло думает, как там дома Диана, перебирает мысленно, что завтра нужно будет сделать. Вадиму писать не стал: слишком поздно. Напишет утром. Вечером приедет звонившая девушка смотреть комнату. Вскоре он её сдаст. Тогда вообще пойдёт легче. В черноте неба горят редкие блёклые звезды. Ян всматривается с напряжением в одну, близко зависшую над крышами домов, — то ли звезда, то ли спутник, не поймёшь. Пролетает мигающий лампами самолёт — красные, исчезающие пунктиром точки. — О, — Илья подцепляет Яна за локоть, — идёт. Совершенно пустой троллейбус подплывает к остановке. Яркий свет внутри режет глаза. Ян с Ильёй забираются в самый конец салона. Двери захлопываются. Илья растекается по сиденью. В окне почти ничего не видно — темно, и только дрожат их отражения, — поэтому Ян краем глаза следит за Ильёй. Тот закрыл глаза. Перебирает пальцами провод. Ян кладёт руку на его колено. Илья на мгновение приоткрывает глаза, но потом видит, что Ян это просто так, и снова их закрывает. Ян щупает рассеянно его костлявую коленку. Трек в наушнике заканчивается, переключается с Мишиного мрачняка на Янов псай.