***
Объявление он вывешивает на следующий день. Не надеется, что жильца удастся найти очень скоро, но, по крайней мере, теперь чувствует, что сделал что мог. Диана, когда Ян заходит около двенадцати, чтобы дать ей таблетки и пнуть собираться, и вправду не спит. С проскальзывающей в голосе снисходительностью беседует с кем-то по телефону. Одетая и причёсанная — в белом свитере и джинсах. На груди тускло блестит смутно знакомое украшение — брошка. Ян проходит на кухню, ставит чайник. Выкладывает на стол перед Дианой таблетки. Она морщится при его появлении, но таблетки сгребает и запивает чаем. — Ну, и что? — произносит, прижав телефон к уху плечом. Медлительным, слегка манерным жестом стряхивает с колен невидимые крошки. «По-любому мужик какой-то», — догадывается Ян о её собеседнике. И становится нестерпимо любопытно и тревожно одновременно. «Где она вообще его могла взять?» В голове всплывает только Кумаков — сидящий на тесной кухне у Ильи, путающийся в куртке в прихожей, на фоне всего этого Дианино хихиканье. «И когда бы они успели?» — прикидывает Ян. Потом вспоминает: выходил курить вместе с Ильёй, Диана с Кумаковым были одни. Что, если реально?.. Чайник тем временем грохочет всё громче. Диана корчит недовольную рожу и подскакивает с табуретки, уносится в коридор. — Не рассказывай мне, — доносится оттуда её голос. Пока долго едут в метро, Илья описывает недавний сон. Ян утыкается в телефон, разглядывает мрачное нарисованное рыло на его аватарке. Илья присылает по нескольку предложений за сообщение. Рядом болтает головой дремлющая Диана. Поезд громыхает сквозь чёрную серость тоннеля. Ветер визжит в приоткрытом окне, будто его режут. Объявляют приближающуюся станцию. «Я захожу в этот подвал. Дверь распахнута. И вижу, что плита горит. Она начинает свистеть. Все громче и громче. И понятно, что дело плохо, что сейчас рванет. Такой пиздец страшный звук». «Я пытаюсь убежать. Но двигаюсь очень медленно. Знаешь, как всегда во сне бывает. И вот я понимаю, что сейчас она взорвется». Текст на экране пропадает, сменяясь входящим звонком. Это Лена. Поезд как раз снова въезжает в тоннель. Ян сбрасывает, извиняется и пишет, что сможет перезвонить через пятнадцать минут. Илья присылает ещё: «Потом я не помню, что дальше. Потом следующий кусок, где я пытался убить ведьму зонтиком. Мне надо было открутить ей голову. Но ничего не получалось, а она только мерзко хихикала. Смеялась надо мной. Тоже такое ощущение бессилия». Поезд замедляется. Голос в динамике над дверьми произносит: «Тургеневская. Переход на станцию…» Ян пихает Диану локтем. Пора пересаживаться на другую ветку. Путь до психушки он помнит смутно. Слишком нервничал в тот раз и не особо запоминал окрестности. С удивлением теперь таращится на странные и очень приметные здания: трёхэтажный кирпичный дом, длинный и покрытый выступающими зазубринами с фасада; храм за распахнутыми воротами; кусок огромного складского здания, исписанного гигантским граффити — библейский мотив: на синем фоне змея и красное яблоко. Ян прикидывает, яблоко в высоту точно не меньше двух метров. — Нам не сюда, — говорит Диана, когда он пытается завернуть в переулок. Они проходят до следующего поворота. За ним трёхэтажное здание парковки, шеренга деревьев на газоне. — Не, погоди, такого точно не было. — Ян хмурится, лезет в карту. — Блин, Диана. Оказывается, что и она плохо помнит дорогу. Приходится возвращаться. Убирая телефон, Ян случайно цепляется взглядом за время и спохватывается. Обещанные Лене пятнадцать минут давно прошли. Ян торопливо ищет её номер в контактах. Прижимает телефон к уху. Диана недовольно кривится. Разговор, который, как Ян ожидал, будет коротким, оборачивается длинным Лениным монологом. — Завтра вечером Вадим сможет подъехать к квартире после работы. Это будет где-то часов в девять. Нормально тебе? Мы просто посмотрим, договоримся, что в какой цвет будем красить. Вы познакомитесь. — Да, хорошо, конечно, — соглашается Ян. Диана висит у него на руке, тянет непонятно куда. Ян отмахивается. Диана не отстаёт. — Да что? — рявкает он и наступает ботинком в глубокую лужу. — Вот что, идиот, — злорадно сообщает Диана. — Да… — Ян с трудом удерживает ругательства. Лена ничего не замечает, продолжает рассуждать: — Ещё нужна же грунтовка. Нужно будет посмотреть, в каком там состоянии стены, чтобы решить, понять это всё… — Да, — говорит Ян. — Посмотрим. Не похоже, чтобы ей в самом деле нужно было его участие. Ян поплотнее прихватывает Диану за рукав и тащит по улице дальше. В психушке всё повторяется. Снова инертный охранник на проходной, торчащие из оплывших сугробов ёлки на территории, слякоть, бахилы. Ян ждёт в коридоре перед кабинетом Вероники Павловны. Слоняется под дверью. Отвечает на новое сообщение Ильи. «Я к мамке на выходных поеду. Давно у них не был. Даже не звонил, блин». «Далеко они?» — спрашивает Ян. «На Войковской. Хочешь со мной?» Ян нервно усмехается. Он не хочет. Ни в каком качестве. И надеется, что Илья это не серьёзно. «Какое, на хрен, знакомиться?» — думает. Илья пишет: «Че купить? Я в магазин пошел». Вероника Павловна отпускает Диану быстрее, чем в первый раз. — Ну, хорошо, — говорит, пока они вместе спускаются на первый этаж. — Лучше, чем я предполагала. Пока понижать не будем. Пусть подержится на таком уровне. Потом, через пару месяцев, ещё поглядим. В этот раз денег Ян отваливает самостоятельно. И Вероника Павловна смотрит почему-то с неожиданной теплотой. Ян даже немного тушуется. Говорит «спасибо» и прощается — Вероника Павловна провожает их до турникета у проходной. — До свидания, Диана. Диана скованно кивает и бормочет что-то себе под нос, на ходу застёгивая куртку, похожая на зашуганное животное, которое вдруг погладила ласковая рука. Обратную дорогу до метро молчит, но искоса поглядывает на Яна, будто хочет что-то сказать. — Что? — не выдерживает он. — Знаешь, — говорит Диана задумчиво. — Она сказала, что я молодец. Прикинь. Ян достаёт сигареты, закуривает. Произносит сквозь дым: — Нда? Диана смущённо пожимает плечами, и становится понятно, как сильно её это впечатлило. Ян впечатляется тоже. — Ну, э… — Он не очень понимает, что в таких случаях говорить. — Хорошо, наверное. Она права, да. Да? Диана снова пожимает плечами. Утыкается взглядом в мокрый асфальт под ногами. Проходят церковь за высокой кованой оградой. Из распахнутых ворот выходят крестящиеся люди. Диана тоже делает несколько смазанных движений сжатыми в щепотку пальцами. — Нет, — качает головой Ян. — Только не ты. Диана прячет расползающуюся улыбку. — У тебя, наверное, вообще аллергия на такие места, да? Не загоришься, если войдёшь? — С чего бы? — не понимает Ян. — Ну как, ты же из этих. — Диана корчит тошнотно сладкую морду. Ян даже торопеет в первую секунду, замедляет шаг. Думает: «Вот коза». — У тебя слишком хорошее настроение, что ли? Я не понял. Диана хихикает и ускоряет шаг. Ян догоняет её только у пешеходного перехода.***
Вскоре выясняется, что найти соседку для Дианы ещё сложнее, чем Ян представлял. — Звонят одни мужики. Нормально вот? — говорит он. — Люди не умеют читать. Что ты хочешь? — заявляет Илья. Он валяется на диване и шевелит поднятой вверх рукой, размешивает воздух. — В идеале, — говорит, немного подумав, — тебе нужны какие-нибудь православные сёстры. Очень подходящая компания для твоей сестры. — Ага, очень смешно. — Что? Или буддисты, психологи, какие-нибудь повёрнутые на терапии… Нужны терпилы, короче. — Илья скашивает на Яна взгляд и добавляет: — Бóльшие, чем ты, в смысле. Ян перестаёт ковыряться в ноутбуке и оборачивается. Илью он видит сквозь неплотно заставленные полки стеллажа. Тот скособоченно улыбается и прячет лицо. Звонят в дверь. — Иди там открой, — кивает Ян. — Умные все такие, пиздец. Илья хихикает, но стекает с дивана, уходит в прихожую. Ян возвращается к редактированию объявления. Информацию о том, что в соседи нужны только девушки, помещает в самое начало. Сохраняет. «Буддисты, веганы…» — продолжает он мысленно ассоциативный ряд. В голове всплывает полузабытая картинка: их квартира на Тимирязевской, срачи с соседями по поводу трупной вони из кухни и срачи между собой, мешки с помытым и рассортированным мусором. Прошло не так уж много лет, а воспоминания стираются — в голове одна муть, нечёткие контуры образов. Нет, Ян не врал, когда писал Мише, что не следит за жизнью Егора. «Женился, надо же», — думает он. Сначала из коридора появляется Диана, а уж за ней Илья. — Мне нужны деньги на телефон, — напряжённо произносит Диана, встав над Яном. — В смысле — на телефон? А с твоим что случилось? — Мне нужны деньги на счёт, блин! Диана нездорово взвинченная, будто в бабушкиной квартире что-то горит и нужно скорее бежать тушить, а Ян её тут задерживает. — Пропиздела всё? — спрашивает он. Диана взрывается: — Да пошёл ты! У меня важный разговор! У меня связь оборвалась посередине! Я что тебе, узница, чтоб ты мне связь ограничивал?! — Стоп, стоп! Что за на хрен вообще? Диана плотно сжимает челюсти, смотрит в сторону. — Тон сбавь, — говорит Ян. — Нормально вежливо просишь — получаешь, что хочешь. Что это такое вообще, блин? — Пожалуйста, — выдавливает из себя Диана. — Блядь. — Ян качает головой, открывает приложение в телефоне. — Сколько тебе нужно? — Пятьсот. Ян переводит деньги. — С кем ты там вообще разговариваешь? Диана, увидев, что он закончил, срывается с места и уносится из квартиры, ничего не ответив. — Охренительно, — произносит Ян, глядя ей вслед. Илья улыбается, свесив голову с края дивана. — Там какой-то мужик, по ходу. Илья улыбается шире. — Что? — Да ничего. Что подозрительный такой? Все от тебя что-то скрывают, да, Ян? — Ой, иди на фиг, — отмахивается Ян.***
Вечером он едет встречаться с Вадимом и Леной. Они подбирают его у метро в спальном районе. Идёт крупный и рыхлый снег, сразу тает, едва успевая коснуться земли. Лена сидит спереди, и Ян забирается назад в тесные потёмки салона. Из багажника, поверх опущенной спинки сиденья, торчит изгвазданная засохшей краской стремянка. Ян прижимается к ней боком. Машина трогается. В полутьме сложно разглядеть Вадима как следует. Он лысый, не старше сорока. Большая голова болтается на тонкой и длинной шее. Пока едут, говорит не переставая, словно бы продолжая давно начатый разговор. Показывает Яну путь от метро до дома. — Тут можно и дворами срезать, но лучше, чтобы не запутаться, идти по прямой улице. Там, где трамвайные пути — поворачиваешь направо. — Ага. — Ян кивает, сунувшись в зазор между спинками передних сидений. — Идёшь, идёшь. И вот тут, — машина проезжает остановку и недавно достроенное здание за ней, ещё болтаются внутри призраками куски защитной плёнки на окнах, — где написано «Мир интима», есть переход. — Вадим, — укоризненно произносит Лена, — неужели нельзя другой ориентир найти? Здесь такой красивый дом стоит, там аптека. Вадим бросает на Лену устало-снисходительный взгляд. Вывеска «Мир интима» горит инфернально-красным. Машина, трясясь, пересекает рельсы трамвая и сворачивает во дворы. — Тут будет сначала одна школа, потом вторая, а вот это уже наш дом. Длинная девятиэтажка уходит в бесконечность. Двор зарос мокрыми берёзами-великанами. На чёрный асфальт медленно падает снег. Зябко. Яну хочется покурить, но момент явно неподходящий. Вадим, выбравшись из машины, оказывается тощим и высоким, как фонарный столб. Голова нелепо торчит из воротника куртки. В лифт едва влезают втроём вместе с лестницей и жбанами с краской. Кабина старая и исцарапанная. На этаже душно воняет соседской едой. Вадим отпирает квартиру и включает свет. Квартира голая и чистенькая, как только что родившаяся — ещё не обросшая вещами и историями. На полу новый ламинат, стены покрыты слоем штукатурки. Ян пробует её пальцем, пока Вадим с Леной разуваются — в прихожей ничего, кроме одноногой вешалки и узенького половика. Штукатурка остаётся мелкой песочной крошкой на пальцах. — Тапочки, — предлагает Вадим. Тапочки плоские, белые и одноразовые, какие, бывает, дают в гостиницах. Ян суёт в них ноги и озирается. Вадим оказывается парнем с лёгким прибабахом. Его, как выясняется, мало интересует вопрос эстетики, но зато ужасно заботят странные мелочи. Сначала он вынимает из пакета по очереди каждый купленный инструмент — малярный скотч нескольких видов, валики, кисти, прозрачную плёнку — и подробно описывает, что с этим можно сделать. Этот скотч гнётся по углам, а другой — нет, этим валиком можно подлезть под батарею, плёнку лучше всего приклеивать к плинтусам, этот маленький чайник нужно вытаскивать из розетки после того, как вскипятишь воду, иначе он сгорит, и так далее, далее, далее. Как будто Ян беспомощный малолетний дебил. Затем Вадим говорит, что необходимо каждый раз, когда уходишь, перекрывать в стояке воду. Ян несколько выпадает в осадок от таких наставлений. Задушив внутри короткий порыв начать спорить или хотя бы поинтересоваться зачем, думает: «Ладно, ладно». Он не будет в это соваться. Надо выключать — будет выключать. Вытаскивать из розетки — хорошо. Это не самое ужасное, что ему приходилось делать. Затем в разговор вступает Лена, и Вадим резко выключается. Какую стену красить в какой цвет, ему безразлично. — Как ты скажешь, так и будет, — говорит он, когда Лена неуверенно пытается с ним посоветоваться. — Ну как, тебе же тут жить. — Ленуш, всё. Я тебе доверяю, ты знаешь, что делаешь. Вот как решишь. И Лене приходится советоваться с Яном. Так же, как и на обмерах, его мнением она интересуется чисто формально. Ян сразу улавливает суть, понимает, что она просто ждёт его одобрения, и тогда кивает и соглашается. Лена, немного пометавшись между разными вариантами, в конце концов принимает решение. Ян получает ключи от квартиры и благословение на работу. Прежде чем поехать обратно, долго торчат во дворе. Вадим ковыряется за крышкой поднятого капота. Ян с Леной сидят молча в машине и ждут. Всё ещё красиво падает снег. Ленин телефон светится приходящими сообщениями. Она без конца с кем-то переписывается. — Он проверяет уровень масла каждый раз, когда садится в машину, — вполголоса произносит Лена, обернувшись к Яну. И улыбается так, словно думает, что Вадим дурачок. Но когда он садится в машину и захлопывает дверь, возвращает лицу полную невозмутимость. — Ну, с богом, — говорит Вадим и заводит машину.***
Илья находит Яну огромную оранжевую рубашку, изгвазданную чем-то тёмно-зелёным, и старые треники с пузырями на коленях. — Это деда, — сообщает он, когда вынимает их из шкафа. Всю ненужную одежду из бабушкиной квартиры Ян благополучно выкинул, поэтому красить не в чем. — Хорошо, а ты уверен, что можно? — спрашивает Ян. Илья делает такое лицо, словно он ужасный паникёр и зануда, и Ян забирает рубашку и треники из его протянутых рук и выметается в коридор. По составленному им же самим графику он уже опаздывает на работу. Время десять утра. Слишком поздно для работяг, и в метро свободно. Ян проезжает несколько станций, выбирается на поверхность. Ленивое солнце щурится из-за густых облаков. Лужи на асфальте то вспыхивают, то блёкнут. Вяло течёт поток машин вдоль дороги. Ян втыкает в уши наушники, сворачивает во дворы и достаёт сигареты. Ветер треплет маленький огонёк зажигалки. Ян прикуривает, прикрывая его ладонью. Втягивает горький дым. Дворы пустые. Только облезлая кошка прячется в окошко воздуховода. Ян вспоминает, пока шагает между стареньких девятиэтажек: Илья сегодня собирался к маме. Утром был какой-то подозрительный, словно опять что-то скрывает. Улыбался без причины. Илья, Илья. Ян ловит себя на том, что думает о нём постоянно. По делу или просто так. Хотя что такое «по делу»? Дворы заканчиваются. Переулок втыкается в большой проспект. Мимо проносится красивый, словно из фильмов о будущем, трамвай. На доме справа, тухлая при свете дня, горит вывеска «Мир интима». Ян переходит дорогу. На этаже ему не везёт. Сразу, как выходит из лифта, сталкивается с тёткой лет пятидесяти. Низкая и со стервозным лицом, только увидев, что Ян отпирает соседнюю дверь, цепляется с вопросами. Тон такой тревожный, будто ещё немного, и она закричит: «Караул, держи вора!» — А вы к кому? — спрашивает она, шагнув вперёд. Ян теряется от её напора. Сразу начинает чувствовать, что реально лучше бы здесь не стоял. Кое-как отбрёхивается, что он по работе, что не хозяин, что тот только въехал. Тётка слушает, не меняясь в лице. Непонятно, верит или нет. Ян внезапно звереет. Почему он вообще стоит и оправдывается? Может, она ненормальная или местная алкоголичка — что он стелется? Тётка с лёгкой надменностью в голосе спрашивает: — Нда? И почём нынче это всё стоит? — Что стоит? — Покраска стен сколько стоит? — Вопрос звучит как наезд. Ян говорит. Потом добавляет, что не знает, почём это на самом деле, что он по знакомству, что не в курсе, и так далее, далее. Тётка окончательно сменяет подозрительность на презрение. Смотрит, словно взять с Яна особо нечего. — До свидания, — обрубает Ян разговор и скрывается за дверью квартиры. Вадим оставил Яну на подоконнике на кухне пачку печенья и три тульских пряника, бутылку воды и сок, чай в пакетиках, несколько бумажных стаканчиков. Ян врубает воду в стояке в туалете. Наливает в ванной чайник: раковины на кухне нет. Там вообще ничего нет, кроме фартука из плитки с рисунком в виде цветочных корзинок. На всю квартиру только три икеевские табуретки — новенькие и жёлтые. Провод от чайника слишком короткий, поэтому приходится поставить его на пол рядом с розеткой. В окне качаются мокрые чёрные берёзовые плети. Внизу под окном территория школы за забором — пустая, как вымершая. Пока вскипает вода, Ян проходится по квартире, вспоминает подробные Вадимовы наставления. С ними у Яна нет возможности ошибиться. Разве что проблема окажется в его косорукости. Ян не красил ничего миллион лет, и, по правде, он понятия не имеет, получится ли. Стоило бы предупредить об этом Вадима. Стоило бы сказать об этом ещё вчера. Ян косится на телефон на подоконнике. Думает: «Ладно, может, всё не будет так плохо. В конце концов, это не ракету запускать». И принимается за заклеивание плинтусов. У него уходит на это не час и даже не два. Где-то к обеду, переходящему в ранний ужин, Ян сползает со стремянки на кухне и видит, что кусок скотча, отделяющий потолочный плинтус от стены, налеплен криво — нужно опять переделывать. Сколько он уже таких отодрал — одному богу известно, Ян не считал. Катушка скотча, надетая на руку, — последняя. А остались ещё коридор, остался ещё плинтус на полу на кухне. От постоянно приклеиваемого скотча подушечки пальцев начинает щипать. Ян довольно быстро доходит до перфекционистско-озверелого отчаяния. Получается не идеально. Получается плохо. И мысль эта стучит в голове. Ян её ловит. Решает, что добьёт последнюю катушку, а потом сделает перерыв. Нельзя начинать психовать так сразу, впереди ещё несколько дней работы. Пока жуёт пряник, пока вскипает заново в чайнике вода, Ян зарывается в телефон. День за окном гаснет. Становится насыщенно-синим. Загораются жёлтые окна школы. «Как дела?» — спрашивает Миша. «Я сейчас видел у магазина танцующих под рэд хот чили пеперс кавказцев. Я тебе клянусь», — пишет Илья. Ян усмехается. Это его первое сообщение, пришедшее ещё в одиннадцать. Дальше следуют ещё восемь, разных по времени. Последнее — тринадцать минут назад. «Я не понял, ты не поехал никуда, что ли?» — пишет Ян. Потом отвечает на всё предыдущее. Илья отзывается сразу: «Поехал. Я тут». «Это ты с мамкой так общаешься? Переписываясь со мной в телефоне?» «О. Не беспокойся. Видел бы ты мою мамку. С её вниманием она не заметит, даже если у меня случится эпилептический припадок». Мише Ян отправляет фото смятого скотча под ножками стремянки. Подписывает лаконичным «жизнь». «Вот и что я должен из этого понять?» — приходит от Миши. Ян откусывает ещё пряник. Эти двое его успокаивают. Недостаточно ровно приклеенный скотч перестаёт казаться такой катастрофой. Ян трезвеет. «Честно — я не знаю, зачем я приехал вообще», — пишет Илья. Ян воображает его с терпеливым видом сидящим на стуле на кухне. Рядом женщина, тарахтящая без остановки: Илья как-то обмолвился, что его мама очень болтлива. Какие-нибудь фрукты на столе в вазочке, пластиковые кружевные салфетки, работающий телевизор на холодильнике, Илья, не знающий, куда себя деть от тоски и скуки. Картинка, взятая из ниоткуда. Ян понимает, всё может обстоять совершенно иначе, но Илью становится жаль. «Езжай домой?» — отправляет Ян. И добавляет: «Я тоже скоро поеду». Илья присылает двоеточие и печальную скобочку, и у Яна перед внутренним взором так чётко возникает его лицо. Его «скоро» растягивается до ночи. Ян включается в рабочий режим и перестаёт замечать мир вокруг. Когда заканчивается скотч, он принимается за грунтовку. Сначала раскатывает шуршащий, дыбящийся пузырями над полом полиэтилен. Взбалтывает здоровенную пластиковую канистру с грунтовкой. Она жидкая, как вода. Кажется, что даже жиже, если это только возможно, потому что плюётся, как тварь. Руки Яна моментально покрываются мелкими, быстро высыхающими липкими брызгами. Уделывается полиэтилен на полу. Оранжевая дедовская рубаха тоже. Ян с остервенением шурует валиком по штукатурке. Стены темнеют от влаги. Стёкла в окнах запотевают, а воздух становится тяжёлым и душным. Если слишком сильно надавить валиком на стену, грунтовка течёт ручьём под полиэтилен на новый ламинат. Ян ругается и промакивает белую лужу тряпкой, отлепляя полиэтилен. Затем опять берётся за валик. Потом снова за тряпку. Так повторяется множество раз. Ян натирает на ладонях мозоли. К вечеру устаёт настолько, что в голове не остаётся ни одной мысли. Тело гудит, липкое от пота. На последнем издыхании Ян отмывает в ванной валик и поддон для краски, прополаскивает тряпку и переодевается. Вырубает в стояке воду. Проверяет, вытащил ли из розетки чайник, и выходит на улицу. Время близится к одиннадцати.***
Чтобы запихать в Диану вечерние таблетки, Яну приходится её разбудить. Она мычит из темноты комнаты, спрятавшаяся под одеялом. Ян врубает лампу на трюмо рядом с кроватью. Тёплый свет облизывает смятое постельное бельё в мелкий цветочек, охватывает кусок ковра у кровати. Пялятся со стен жуткие коллажи. — Давай. — Ян протягивает таблетки на раскрытой ладони. В другой руке стакан с водой. Диана приподнимается, скрипя и хныча. — Извини, я не думал, что так поздно вернусь. — Я тебя ненавижу, — сообщает Диана. Огрызаться в ответ у Яна совершенно нет сил. Слова просто проходят насквозь, ничего внутри не задевая. Ян устал. Диана глотает таблетки, сопит в стакан, запивая, потом падает обратно на подушку. — Всё, уходи. Ян и сам догадывается это сделать. Выключает свет и запирает бабушкину квартиру. Ручка паяльника в покрытой коркой руке Ильи похожа на подключённую к проводу отвёртку. Сам он сидит на полу возле вываленных из коробки проводов. В воздухе сладковато-жжёный специфический запах — воняет травой. Ян почувствовал его ещё на лестнице: Илья опять не потрудился открыть окно и проветрить. Ян сделал это за него. И чего-то такого он почему-то и ждал. Илья шмыгает носом. Подбирает не глядя с пола синюю изоленту. Светит лампа, свесившая раструб со стола. В луче света медленно передвигается пыль. Илья заматывает провод изолентой. — Привет, — говорит Ян, вставая над ним. Илья поднимает голову. Кивает, так и не встретившись с Яном взглядом. Снова опускает голову. Яну хочется только жрать и вырубиться. Он уже подумал по дороге домой, что Илья что-нибудь отчебучит. Илья, которому и повод-то особо не нужен. И то, что он видит, — не самый худший вариант. — Ладно, — вздыхает Ян и уходит на кухню. В холодильнике в кастрюле находит макароны вперемешку с овощами — что-то красное, жёлтое, куски морковки. Ян делает чай. Греет на сковородке скворчащие макароны и заливает их соевым соусом. Постепенно легчает. В ванне становится даже хорошо. Мозоли щиплет от горячей воды. Ян долго поливает голову из лейки, зажмурив глаза. Не слышит, как просачивается в ванную Илья. Только холодный воздух из коридора вдруг прикасается к коже. — Извини, — тихо роняет Илья. — Она меня выводит из равновесия просто. Ян открывает глаза. Илья прислонился к стиральной машине. — Забей вообще. — Ян качает головой. — Я устал просто как собака. — А я заебался как собака. — Уголок губ Ильи ползёт вверх. — Чё, как поработал? — Нормально. Как ты съездил? Только появившаяся улыбка сразу вянет на лице Ильи. Он отворачивается. Ян думает, что зря ковыряет. Но его достало не ковырять, словно Илья — одно сплошное больное место, в сторону которого даже дышать страшно. — Ну, так. Как обычно, в общем. — Илья отделывается общими, ничего не означающими фразами. — Как — как обычно? — Слушай, честно. Всё как у всех. Ничего интересного. — Я просто, — Ян подбирает слова, — я же не знаю, какая она у тебя. — Я предлагал тебе поехать со мной. — Нет. Это вроде была шутка. Ты же не хочешь сказать… — Ян видит по лицу Ильи, что хочет, и затыкается. Вода продолжает литься ему на живот. Спина замёрзла. Ян подбирает с края ванны пробку и затыкает слив. — Ладно. Я не понял, — признаётся он после небольшого молчания. — В смысле, не понял, что ты это предлагал серьёзно. Илья шмыгает носом и кивает на ванну, спрашивает: — Можно к тебе? Ян двигается. Илья стаскивает одежду, складывает её комком поверх Яновой и залезает в ванну, садится в противоположном углу. Кран упирается Илье в затылок, капает холодным, волосы наэлектризованно торчат. Илья отводит кран к стене. Сонно щурится и не выглядит как человек, способный поддерживать серьёзную беседу. Ян чувствует, что и он — тоже. Вдобавок близость Ильи сбивает, мысли текут не в ту сторону. Но тем не менее они разговаривают. — Я не предлагал, — Илья вздыхает, — ну, не в том плане, короче, предлагал. Просто так ляпнул. Но и не совсем шутил. Так что так. Как-то так. А мама, она… такой человек. Она не плохая, ты не подумай. У меня вообще к ней претензий нет. Просто… Блядь, ну не люблю я с ней общаться. Это меня выматывает. Как со стеной говорить. Знаешь это: «Как дела, кума? Купила петуха» — вот это всё. Вот в таком духе она разговаривает. Ты ей про одно, она тебе про макароны. Ну, и как бы нормально. Просто я не понимаю, зачем там я. Всё хорошо. Но я просто тело, которое её посещает. А какие у нас отношения, какой я — она придумывает сама. Нет, это чем-то удобно вообще. — Илья поднимает руки. — У тебя же нет братьев и сестёр, да? — спрашивает Ян. — Нет. — Илья заминается. — Там вообще мог кто-то быть. Но не срослось. Они с дядей Антоном пытались. Дядя Антон ещё, блядь, сегодня доебался. — Илья подрывается, вспомнив, но почти сразу сникает. — Хотя неважно. Там долго объяснять и неинтересно. Хуйня. Илья поднимает на Яна глаза. Тот говорит: — Они не спрашивают тебя, когда ты собираешься им внуков делать? — Не спрашивают. Ни разу не спрашивали. Но я думаю, кстати, у мамы есть какая-то теория по этому поводу. Но я точно не хочу её знать. Там по-любому какое-нибудь дерьмо. — Мда. — Ян сползает ниже к воде и плещет себе на лицо, затем садится, выпрямляясь. Внезапно в голове всплывает, как Кумаков называл Илью соплёй. — Слушай, это прозвучит тупо сейчас, но сколько тебе лет? Илья по-настоящему радуется этому вопросу. Смеётся долго, так что Яну приходится его пнуть коленом, чтобы наконец успокоился. Ян чувствует себя идиотом. — Двадцать три, — отвечает Илья с удовольствием. — Серьёзно? Бля, ты, выходит, даже младше Дианы. Ни хрена… — Что, я выгляжу старше? Ян окидывает его взглядом. Не выглядит, на самом деле. Просто Ян и не задумывался об этом. Илья и Илья. Какая разница, сколько ему? — Нет. — Сколько тебе? — Двадцать шесть, — признаётся Ян. — Бля, это странно, конечно. Я когда психиатру звонил в первый раз, говорю, мол, мне ваш телефон дал Илья, а она такая, какой Илья? А я не знаю, блин, даже твою фамилию. — Шестаков, — сообщает Илья. — Да. Теперь-то я уже знаю. От неё, кстати. — А я твою знаю, Овчинников Ян Андреевич. — Диана слила, я так понимаю. — Диана Андреевна. — Слушай, выруби воду, а? — просит Ян. Вода подбирается к бортику ванны. Илья закручивает краны. Погружает руки под воду и ловит ступню Яна. Ничего не делает, просто держит, но Яна охватывает волнение. — Я хорошо отвечаю на твои вопросы? — Это ты к чему? — Ну, я здесь типа стараюсь очень. Илья шмыгает носом. Ян тянется к нему. — Иди сюда. Илья мокрый и скользкий и такой приятный на ощупь. Ложится животом на живот Яна, тесно и неудобно. Ян трогает его сухие волосы мокрыми руками, пока целует. Илья жмурится и отвечает замедленно. Дышит шумно и жарко. Ян сжимает кожу на его плече над лопаткой, и Илья утыкается лбом ему в ключицу, тихо стонет. Животом Ян чувствует его напрягшийся член. — Слушай, — выдыхает Илья, подняв голову. Ян узнаёт этот осторожно-заторможенный тон и уже в общих чертах понимает, о чём он хочет попросить, — это висит в воздухе. Илья видит по глазам, что Ян догадался, что он согласен. — Давай поменяемся? Илья оказывается под ним. Вода колышется у его лица, волосы намокают и темнеют, болтаются водорослями. Ян думает со слабым обмиранием внутри, что чем дальше, тем на большее соглашается. Это идея Ильи, но Ян ведь тоже об этом подумал. Может, даже не Илья был первым. Яну неуютно от этой внезапно возникшей мысли. — Ну, типа слегка, ок? — произносит Илья. — Без всякого такого. Ян видит, как его таращит. От того, что он в любой момент окажется под водой. От того, что ладонь Яна лежит на его плече возле шеи. — Понарошку же. Серьёзно держать не надо. Сердце у Яна в груди бухает, что-то внутри щемит. Он наклоняется и целует Илью опять. Зубы у Ильи тихонько постукивают. Его потряхивает. Ян зажимает ладонью его рот и нос и погружает под воду. Страшно — воображаемый Илья в его голове уже утопал. Но сейчас в реальности всё происходит по-другому. «Я это контролирую, я могу остановиться когда угодно», — повторяет про себя Ян. И в какой-то момент проникается этой верой настолько, что страх отступает. «Водитель», — промелькивает в сознании. Водитель, о котором как-то упоминал Илья. Ян отпускает, тянет Илью на себя из воды и не даёт сделать вдох, прижимается губами к губам. Илья цепляется руками за его плечи — не отталкивает, не пытается помешать, и Ян топит его опять. Вода выплёскивается на пол. Ладони Ильи расслабленные, зависают в воздухе над водой в странном положении, сам он весь обмякает, и это настолько неестественно, что Яна коротит. Когда Илья снова выныривает, он находит рукой его член и заставляет спустить за несколько резких движений. Ногти Ильи больно впиваются в кожу. Он отплёвывается, выдыхает сипло и часто, кажется, произносит какое-то плохое слово. Ян ловит его за щёку, убирает прилипшие волосы, заглядывает в глаза — хочет знать, что всё точно в порядке. Илья встречается с ним взглядом, улыбается беспечно, но как-то криво. Ян почти спрашивает, что такое, уже открывает рот, но Илья вдруг прижимается, кладёт подбородок на плечо. Рука дотрагивается до Янова члена, и ощущение это почти невыносимое. Слишком. Слишком что-то такое… Ян не разбирает, кончает раньше. В ушах писк, словно кто-то нажал кнопку на телевизоре. Когда немного приходит в себя, Ян говорит: — Ни хрена себе. Илья улыбается. Зубы его стучат. С волос медленно течёт по лицу и шее, по выпирающим под кожей позвонкам. Они оба висят на бортике ванны. Ян тянет Илью к себе, прижимается ближе и целует. Вода подстыла, но ему жарко. Илья на ощупь горячий. Его всё ещё трусит. Яна тоже. Мозоли на руке жжёт. Ян поднимает руку к лицу, растопыривает пальцы. — Посмотри, что ты сделал. Пузыри на мизинце и ладони лопнули. — Ой, блядь. — Илья корчит жалостливую рожу. Ян хватает его за загривок и прижимает к холодной кафельной плитке спиной. В шутку, просто так. Но лицо Ильи становится серьёзным. Взгляд опять мутнеет, теряет фокус. — Да ладно, нет. Ян не верит, но и сам опять заводится так же быстро. — Давай ещё раз? — предлагает Илья.