От таблетки ничего не происходит. Яну быстро надоедает нервно к себе прислушиваться, и он, плюнув, переключается на Илью. Тот окончательно сдувается, притихает до самого вечера. Иногда, когда, видимо, думает, что Ян не замечает, таращится ему в спину со скорбным лицом. Ян ловит эти взгляды и молчит, чтобы случайно не сделать ещё хуже. Его не оставляет ощущение, что всё держится на соплях.
Кумаков появляется на пороге квартиры в неестественно приподнятом настроении. Его чёрное пальто присыпано мелкой снежной крупой, под ним пиджак и яркий белый ворот рубашки — всё очень официальное. Они с Ильёй здороваются, обмениваясь парочкой необидных язвительных высказываний. С Яном обходятся обычным рукопожатием. Кумаков притаскивает три пакета жратвы, кое-что достаёт из туго набитой сумки, барским жестом сгружая на загодя расчищенный стол. Илья толчётся рядом с неловко-страдальческим видом, на что Кумаков только посмеивается. На присутствие Яна он не реагирует никак. Вернее, реагирует так, словно ничего другого не ждал. Яна долбит паранойя. Наблюдая за суетящимся Кумаковым, он пытается понять, делает ли тот вид, что всё нормально, или же ему действительно наплевать.
— Что-то вы, — говорит Кумаков, оглядывая их поверх очков, — какие-то серьёзные, сынки.
Илья фыркает то ли раздражённо, то ли насмешливо.
— Я сейчас встречался с замглавы Новгородской области… — начинает Кумаков многообещающим тоном и пускается в длинный рассказ о переговорах.
Как и в прошлый визит, он нагружает холодильник Ильи едой, словно заботливая родственная тётушка, потом принимается варить картошку, мыть овощи, в паузах извлекая из пакета пиво. Эфир он своей болтовнёй занимает практически целиком. Иногда Илья усмехается или вяло вставляет пару слов. Ян же просто молчит, и от этого ему легче. Его не трогают, не побуждают веселиться или участвовать. Это хорошо. Он немного расслабляется.
— В прошлом месяце, — говорит Кумаков, порывшись на столешнице у плиты, — мне заплатили десять тысяч. Я охренел. Ясно выразил им своё недоумение и недовольство. Знаете, как в Японии делают, если от работника хотят избавиться? Ему не дают никакой работы. Человек мается и не знает, что ему делать, и в итоге не выдерживает и сам пишет увольнительную. И вот у меня такое чувство, что это тот самый случай. Никто не может конкретно поставить задачу. Потом с меня что-то спрашивают. Я говорю, а как я должен это всё решать? Тогда дайте мне больше полномочий, чтобы это было в моей власти, чтобы я самостоятельно мог принимать решения…
Кумаков, увлечённый своей речью, зависает возле стола в нерешительности, пытаясь что-то найти глазами.
— Справа, — подсказывает Илья, тыкая пальцем в сторону чашек.
Кумаков специально комичным жестом извлекает их из общего завала и ставит на стол, аккуратно сдвигая вместе:
— Пожалуйте.
Отвинчивает крышку у пластиковой бутылки с пивом, поставив её на колено.
— Я говорю, — продолжает он, — если работы нет, тогда хрен ли меня надо дёргать, спрашивается? Ещё сейчас зовут в Вологду. Там обещают тридцать тысяч. Но за тридцать тысяч, — Кумаков вытаращивает глаза, — и в Вологде — ебать, на хрен надо!
Вечер сгущается. От стройки в окне остаются только далёкие, еле тлеющие огоньки, остальное — разбавленная невнятными намёками чернота. Гавкает у подъезда собака, пронзительно и истерично. Ян почти дремлет с открытыми глазами. Кумаков нарезает хлеб и колбасу жирными ломтями. Крошки рассыпаются по столу, соскакивая с разделочной доски в форме свиньи.
— Взрослым я стал чувствовать себя в тридцать, — говорит Кумаков, отхлебнув из кружки.
— Взрослым, — повторяет Илья и скалится, забирается неловким жестом себе в волосы под капюшоном.
— Такой сопле, как ты, не понять. То, что ты себе об этом воображаешь, не имеет с реальностью ничего общего. Вот когда тебе тоже будет тридцать, тогда ты поймёшь… Некоторые вещи можно только прожить. Ян, — Кумаков переключается на него, — вот тебе сколько лет?
— Нет, — говорит Ян, — я тебя тут не поддержу. Мне тоже ещё не тридцать. Тем более, вообще-то, в древнем Египте люди к тридцати уже умирали. Ты в курсе?
— Умирали детьми, — вставляет Илья.
— Да, совершенно верно. Это потому что развитие сейчас замедлилось. В Европе считается, подростковый возраст длится до двадцати четырёх. Мы все отсталые.
— Потрясающая новость, — говорит Илья.
— Как будто ты не знал, да? — Кумаков скалится и хлопает его по плечу. — Как будто это и так не было очевидно!
Они вместе уходят курить. Потом возвращаются. Долго не могут зайти в квартиру, потому что Кумаков застревает в коридоре. Он роется в телефоне, пытается найти видео в каком-то общем чате. Пролистывает миллион сообщений вниз.
— Сейчас, — говорит. — Я не стал сохранять, потому что мало ли. Но оно точно тут ещё есть. Я вообще все переписки регулярно чищу.
— Пойдёмте уже. — Ян пытается ускорить процесс.
— А что? — Кумаков отрывается от телефона.
Илья шмыгает носом, Ян косится в его сторону.
— Просто пошли, ладно?
— Что? Соседи, что ли? — Кумаков оглядывается на Илью. — Так они ж вроде тихие. Мы ж дули с тобой даже как-то на лестнице, помнишь?
— Илья.
— Ладно-ладно. — Илья подталкивает Кумакова вперёд.
Они запирают дверь и возвращаются на кухню.
— Короче, выпилили, наверное, нехорошие люди. Обидно, обидно, — щёлкает телефоном Кумаков, качая головой. — Мне один друг рассказывал. Позвал к себе двух тёлок домой. Они нюхнули. Одна обосралась, другая разрыдалась и заперлась в ванной. Классно потрахался чувак. Прикиньте, да?
Илья шмыгает носом и говорит:
— Не. Я лучше знаю. Коли-альпиниста знакомые, ну, ты знаешь. В общем, они поехали весной, что ли, сплавляться на байдарках по какой-то речке, — Илья хмурится, — не помню название.
— Да не важно.
— И, в общем, плывут они, плывут, уже далеко отмахали. А среди них была одна прошаренная вегетарианка. Нашла какие-то корешки в воде. Говорит, я знаю, это брюква, классная вещь, сейчас будет круто. Ну и пожарила этой брюквы. Сама её наелась, а остальные что-то не захотели. Как бы случайно, просто так. И вот через какое-то время ей становится жуть как хреново. Пошла кровь изо рта. Из глаз пошла кровь. Короче, отовсюду идёт кровь.
— Да ты гонишь, — перебивает Кумаков.
— Нет, ни хрена. Говорит, вся одежда была в крови. Трое суток в отрубе. Одежда реально прям мокрая! А эти её друзья ничего не стали делать, никуда везти её. Прикиньте, да, вокруг на сотни километров ни одного населённого пункта. Связи нет. Они стали над ней мантры читать. Через три дня она приходит в себя. Живая, здоровая. Потом, когда уже в город вернулась, пошла читать про эти корешки, что это было вообще. Оказалось, это страшно ядовитая поебень, которая растёт только весной в этой местности, от которой копыта откидывают, как нефиг делать. И типа если бы не…
— Да не-ет, — тянет Кумаков.
— Да, да, я тебе говорю.
— Ну, кровь из глаз!.. Я тебе как агроном говорю, не может такого быть, чтобы такой эффект был.
— Ты агроном? — вклинивается Ян.
— Я агроном, переученный на генного инженера, — с гордостью уточняет Кумаков.
— За что купил, — говорит Илья, — за то и продаю.
Кумаков открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но тут кто-то звонит в дверь.
Ян вздрагивает, Кумаков притихает. Илья поворачивается к Яну и говорит:
— Понятно, кто, да?
Яну понятно. Он поднимается с табуретки и бросает:
— Я сейчас быстро.
Слышит уже из коридора заданный полушёпотом вопрос Кумакова:
— А кто это?
Илья отзывается нейтральным:
— Родственники.
Единственный родственник Яна, с которым он ещё разговаривает, подпирает стенку плечом с мрачным видом. Голые ноги обуты в тапочки. На ней всё ещё это треклятое платье, и торчащие из коротких рукавов руки покрыты мурашками.
— Что? — спрашивает Ян, высунув наружу только голову.
В Дианиной ладошке зажаты ручки непрозрачного белого пакета. Внутри что-то квадратное и тяжёлое.
— Я к Илье, — говорит Диана, склонив голову к плечу.
— Нет, — говорит Ян. — Давай не сейчас.
Диана сжимает зубы и решительно делает шаг к двери. Ян не успевает её захлопнуть. Меньше всего хочется иметь очередную безобразную сцену в присутствии посторонних, но Диана уже просовывает внутрь квартиры свободную руку.
— Диана, блядь, — тихо шипит Ян.
— Илья! — кричит Диана.
— Да твою же мать.
Шарахнуть ей по руке дверью Ян не может: это уже совсем дикость. Диана пользуется этим и пролезает дальше. Ян успевает только перехватить её поперёк живота, но она выворачивается, ухнув куда-то вниз к полу.
— Чего ты? — Илья оказывается рядом.
Щёлкает выключателем в прихожей. Становится едва ли светлее. Лампочка под колпаком абажура еле тлеет. Диана выпрямляется и шуршит пакетом, с опаской прижав его к телу.
— Я пришла к тебе, — заявляет она.
Но в голосе слышится плохо скрываемая неуверенность. Ян с изумлением понимает, что для неё имеет значение, что Илья сейчас скажет. И с каких пор он вдруг получил над ней власть?
— А, — говорит Илья, — ну…
Ян оглядывается на него. Илья неловко мнётся, почему-то не спешит выпроваживать Диану вон.
— Илья, — напирает Ян.
Тот решается, тяжело вздохнув.
— Слушай, — начинает.
Ян закатывает глаза. Эти его «слушай» надолго. Он уже готов опять начать выпихивать Диану. Вдвоём они точно справятся. Диана тем временем свешивается на одной ноге вбок и заглядывает им за спину, туда, где в хорошо освещённом дверном проёме видно бородатого Кумакова. Он приподнимает приветственно руку и машет.
— Привет, — говорит, — заходи к нам?
Илья скособоченно улыбается и молчит.
— Заходи-заходи, — подбадривает с кухни Кумаков.
Диана, нервно оглянувшись на застывших в одном положении Яна и Илью, говорит, приподняв пакет:
— Я принесла торт.
«Ах ты тварь», — думает Ян.
В присутствии Кумакова никто из них не решается устраивать разборки, так что Диану пристраивают на принесённый из комнаты Ильи стул. Ян проглатывает недовольство с непроницаемым видом. «Что ж, — думает, — пусть так. Они сами потом пожалеют». Места становится так мало, что они сидят вокруг стола, соприкасаясь локтями. Кумаков у окна рядом с плитой, на углу Диана, потом Ян и растёкшийся по холодильнику спиной Илья. С Яна слетает лёгкая пьяная расслабленность. Мир вокруг становится жёстким и холодным. Ян предельно собран. Готов в любую секунду пресекать Дианино бесчинство. Но она сидит смирно и с таким видом, будто и сама не особо рада.
Кумаков достаёт её торт и, причмокивая, качает головой.
— Прекрасное завершение вечера, — провозглашает он. — Вы, сударыня, читаете мои мысли.
Диана пропускает странное обращение мимо ушей, будто оно её никак не касается. Разглядывает еду на столе, но не берёт. Ян вздыхает и предлагает, сдаваясь окончательно:
— Хочешь что-то?
Он догадывается, основная причина Дианиного появления — совсем не желание пообщаться, но в присутствии чужого человека она робеет. После разрешения Диана уминает два бутерброда с колбасой. Затем принимается за ещё горячую картошку и поедает её с такой жадностью, что это граничит с неприличием. Ян незаметно наступает ей на ногу, и Диана сбавляет обороты.
Разговор медленно возобновляется, но уже на другую тему. Какую — Ян не запоминает, всё проходит мимо него. Пока в какой-то момент Кумаков вдруг не обращается снова к Диане.
— Тебе не холодно? — спрашивает он.
Диана перестаёт жевать и косится в его сторону с подозрением. Кумаков снимает с себя пиджак и накидывает на плечи Диане. У Яна все мысли стопорятся. Диана опускает голову и мямлит:
— Спасибо.
Илья незаметно пихает Яна в бок, мол, сделай лицо попроще. И только Кумаков остаётся совершенно невозмутим. Он уже не смотрит на Диану, коротко улыбнувшись её благодарности и переключившись на пиво. Достаёт поставленную под стол бутылку, чтобы ещё подлить в чашку.
Ян думает: «Он просто вежливый. Он просто внимательный человек, да?» Потом смотрит на Диану и пытается понять, можно ли её назвать симпатичной. До всей этой психической истории, до того, как он ушёл из дома, о ней точно можно было так сказать. Но теперь… Ян не знает. Он уже не воспринимает Диану извне, как какого-то постороннего человека, не может увидеть её свежим взглядом.
— Пошли покурим? — выдыхает Яну в ухо Илья, потом прибавляет уже в голос: — Кумаков, курить идёшь?
Кумаков качает головой.
— Не хочу пока.
Ян не двигается с места.
— Пошли. — Илья тянет его вверх за локоть и таки дожимает — Ян встаёт.
На лестнице он обнаруживает, что Илья впал в непонятное возбуждение.
— Знаешь, что я понял сейчас? — спрашивает он.
— Что?
— Хотя нет, я тебе не скажу.
— Офигел?
— Ты начнёшь психовать раньше времени. Но вообще, — Илья на Яна не смотрит, бегает взглядом туда-сюда, бормочет себе под нос, — охренеть, конечно.
— Да что?
— Не, давай так, я тебе расскажу, но потом. Только если я окажусь прав.
Яну это всё очень не нравится. Он хмурится и суёт в рот сигарету. Понимает, что особо и не хочет курить.
— На хрен ты меня дёрнул? Они там вдвоём… хрен знает что.
— Ой, да ничего не будет. И, если уж об этом, Кумаков вообще спец в обезвреживании чокнутых баб. У него стаж — охуеешь просто.
— Ага, отлично. Прекрасно просто.
Когда они возвращаются, Диана смеётся — не злобно или ехидно, а смущённо и с удовольствием. Кумаков негромко ей что-то рассказывает. Ян в растерянности садится рядом. Диана сразу притихает, коротко на него оглядывается, но, будто не увидев ни осуждения на его лице, ни другого какого-нибудь признака, что он ею недоволен, заметно расслабляет плечи под кумаковским пиджаком. Кумаков же поглядывает на Диану с прищуром и в разговоре всё больше обращается именно к ней, нежели к остальным. Яна это не трогает. Илью вроде бы тоже. Он сонно прикрывает глаза и приваливается к Яну плечом, от чего тот на пару мгновений перестаёт дышать. Но ни Диане, ни тем более Кумакову совершенно не интересно, что у них там с Ильёй, так что он расслабляется, выдыхает.
Торт Диана ест с Кумаковым на пару. Конструкция из пластов безе, склеенная жирным масляным кремом, разваливается под ножом. Яна мутит от одного взгляда на это дело. Диана маленькой чайной ложечкой засовывает обломки в рот и громко хрустит, двигая челюстями. Ян запоздало думает, что на эту дрянь ушли все деньги, что он дал ей утром, а это прямо противоречит его напутствию не покупать всякую херню. Как же глупо было ей снова поверить. Ян обещает себе больше так не тупить. Даже в минуты душевного помешательства.
Кумаков тем временем под видом рассказа о старых автоматах с газировкой с сиропом ненавязчиво выясняет, сколько Диане лет.
— Тоже не тридцать, — вклинивается за неё Ян. — Это моя младшая сестра, кстати.
— Я так и подумал, — кивает Кумаков, — вы сильно похожи.
— Да ни хрена, — тут же влезает Диана, оглянувшись на Яна.
Илья давится смешком.
— Ну, уж внешне-то всяко есть, — говорит он, — смотри.
И тянет пальцы к лицу Яна.
— Во, видишь, у тебя нос под таким же углом тут, и ещё вот здесь…
Ян перехватывает его шершавую кисть:
— Хорош.
— Ты на меня не похож, — заявляет Диана.
— Ну извините, — тянет Кумаков, — я не знал, что это больная тема. Мне так показалось, поэтому я решил, что вполне будет уместно упомянуть ваше сходство. Опять же, — Кумаков прижимает руку к сердцу, — мне так показалось. Это сугубо моё личное мнение, которое не обязывает кого-то…
Диана уже не слушает, засовывает в рот новую ложку торта.
Домой Кумаков начинает собираться ближе к полуночи. Смотрит расписание электричек в телефоне и рассказывает, что живёт сейчас у родителей в доме в пригороде.
— Матушка соизволила меня принять ненадолго, пока я улаживаю вопросы в Москве.
Кумаков чудовищно долго собирает вещи, которые, оказывается, успел рассовать по разным углам. Только по этим медленным сборам можно понять, что он всё же немного пьян, в остальном это совсем не заметно. Он долго о чём-то шушукается с Дианой в прихожей, надевает куртку без пиджака. Они с Дианой смеются, как идиоты. Диана отдаёт пиджак, Кумаков опять раздевается и одевается. Ян начинает мучительно скучать. Его жжёт необходимость дать Диане вечерние пилюли, а для этого нужно, чтобы гость наконец ушёл.
— Если что, — на прощанье говорит Кумаков Илье и делает многозначительное лицо, — ну, ты понял.
— Да понял я, понял, — кивает Илья.
Он уходит провожать Кумакова до лифта. Ян слушает, как гремит чуть погодя замок, как Илья шлёпает обратно.
— Слушай, — спрашивает он, — а чего он у тебя тогда оставался…
Ян не собирает вопрос во что-то конкретное. Крутится в голове навязчивая и очень простая мысль. Илья легко её улавливает сам.
— Да пасёт он меня. Думает, что я это… — Илья упирает палец себе в лоб и делает странный жест: не то стреляет в голову, не то крутит пальцем, изображая сумасшествие.
Ян понимает. Диана чем-то блямкает на кухне. Что-то доедает.
— Ты лопнешь сейчас, — прикрикивает на неё Ян. — И вообще, иди сюда.
***
«Убожество», — пишет Миша. «Богомерзкий кошмар». Затем присылает: «Я хочу посмотреть это лично». «Когда повезем твои стеллажи. Я договорился с Сашей, он может во вторник». «Чего молчишь, слышь?» «Я тебе устрою сейчас».
Ян размешивает сахар в чае и в задумчивости грызёт сушку. Всё это он получает, отправив Мише фотографии двух пустых комнат в бабушкиной квартире.
«Ты обиделся на убожество?» — пишет Миша. «Я ДУМАЮ», — отвечает Ян. Мотивы Миши ясны. Хрена с два его интересовали бы комнаты, не будь тут поблизости Ильи — это само собой. Ян засовывает в рот новую сушку и разгрызает. Ильи дома нет: ушёл работать ещё утром. Ян прикидывает, каковы шансы, что и завтра его не будет и всё обойдётся. «Как думаешь, почем можно их сдать?» — спрашивает.
Всё утро он тратит, просматривая объявления о сдаче комнат. Разглядывает жутковатые интерьеры: мрачные занавески и покрывала, почти везде темно, иногда встречаются грустные плюшевые игрушки, посаженные на диваны или кровати. Всё, что поприличнее, — хостелы или койко-места в квартирах. Ян сам так вписывался только к друзьям, и то ненадолго, и цены кажутся ему неоправданно задранными. Но это печальное зрелище немного приободряет, уже нет ощущения, что бабушкина квартира такое дно.
«Чем больше, тем лучше», — пишет Миша.
Ян хмыкает. Он не согласен.
«Так что, ты так круто с темы съехал, мы везем твои стеллажи завтра или что?»
«Давай, да. Везем», — отвечает Ян.
Потом пишет Илье. Спрашивает, свободен ли он завтра. Илья был онлайн два часа назад.
«Так ты обе сдаешь?» — спрашивает Миша.
«Съезжай от мамки. Давно пора. Я даже знаю одно хорошее место».
«Ахаха. Пошел к черту». «Чтоб ты знал меня все устраивает».
Ян опять хмыкает.
«Не сомневаюсь».
«Ты сам переезжать, я так понимаю, не собираешься?»
Ян запивает вставшую поперёк горла сушку чаем. Нет, он не то чтобы не собирается, просто… Ян оглядывает заросшую вещами кухню. Цветы на подоконнике вдруг кажутся подозрительно вялыми. Он засовывается в один из горшков, трогает пальцами землю: сухая, как пыль. Ян суетливо озирается по сторонам, заглядывает под стол. Бутылка с отстоенной водой оказывается за холодильником. Ян поливает цветы. Потом уходит поливать те, что в комнате. Наверняка Илья и про них забыл. По инерции забредает в комнату деда, но подоконник в ней пуст.
«Срезался опять», — пишет Миша.
«Не срезался, а отвлекся. Я думаю», — набирает в ответ Ян.
Хочется закурить прямо на кухне, настолько сегодня всё лень. Он с удивлением это вдруг отмечает. Когда был последний день, когда можно было расслабленно ничего не делать? Он не помнит. Когда-то ещё в прошлой жизни, видимо. Там у него была своя квартира, пусть и съёмная, нормальная работа — вот это всё.
«Ты знаешь, что Егор женился недавно?» — пишет Миша.
«Я не слежу за его жизнью».
«Ой, пиздишь же».
От Ильи приходит: «возможно». Ян долго разглядывает сообщение и не знает, что ответить. «Возможно». Очень в духе Ильи. Полная неопределённость. Яну хочется спросить, как у него дела, как состояние, что он там вообще, всё нормально? Он морщится и закрывает диалог. Не хватает только начать подтирать ему сопли для полноты картины. «Полный бред», — думает Ян.
***
Диана с кем-то недружелюбно разговаривает по телефону.
— Да? И что? — спрашивает она таким тоном, будто задаёт этот вопрос в сотый раз. — И чего?
Увидев Яна, она поднимается с кровати и закрывает дверь в комнату, не отвлекаясь от разговора. Ян только удивляется, что ей вообще есть с кем. Хотя… На мгновение представляет, что в трубке на том конце только механическая тишина, и ему становится не по себе. «Может, реклама какая-нибудь», — решает Ян.
Он подметает на кухне и в коридоре, приносит Диане оставшейся со вчера варёной картошки. Думает запихать её в холодильник, но тот оказывается занят коробкой с тортом. На сдвинутых вверх полках только фантики, пустая замученная бумажка из-под масла. Ян выгребает мусор, впендюривает картошку. Потом стругает нехитрый салат из помидора с огурцом. Диана всё ещё разговаривает — сквозь розетку над столом доносится её невнятный бубнёж. Ян съедает половину салата и оставляет плошку на столе. Придёт — съест.
Голые гостиная и спальня требуют каких-то действий. Ян это чувствует. Особенно печально выглядят пустые, ничем не прикрытые окна. «Ладно», — решает Ян. Хотя бы это он может сделать.
Через час он обнаруживает себя лежащим на неудобном диване и занятым довольно бессмысленным делом: Ян отправляет Мише скрины объявлений с «Авито» о занавесках, особо поражающие своим убожеством или жадностью. Миша подробно комментирует каждую картинку, и в целом всем весело. До тех пор, пока не приходит Диана.
На улице уже начинает смеркаться. Комната погружается в подслеповатую синеву.
— Что ты делаешь? — спрашивает Диана, подойдя ближе.
Ян отрывается от телефона. Экран слепит глаза, почти ничего не видно.
— Чего?
— Я говорю, что ты тут торчишь?
— А-а.
«Будешь плохо себя вести, я тебя в таких похороню», — пишет Миша.
«Ооо, нет, погоди, сейчас будет». — Ян отправляет новый скрин.
«Это что, ебущиеся животные?»
— Что там? — Диана наклоняется, пытаясь сунуть нос в телефон, потом пихает Яна коленом в бок. — Подвинься.
Пристраивается рядом, тесно прижавшись плечом. Ян хмурится и напрягается, уже собирается свалить от греха подальше, но тут Миша снова присылает сообщение.
«Такое только в похоронном зале вешать». «М, Рита говорит тебе надо в комиссионку». «задолбала». «нет, этот, как его, где на развес»
«Что на развес?»
«Ну, барахло. Не тупи».
«Вы там вместе, что ли?» — пишет Ян.
— Это кто? — спрашивает Диана.
Ян вздрагивает: успел про неё забыть на пару секунд.
— Какая разница?
— Ну, мне интересно.
— Друг мой.
«секонд хенд. Вот», — приходит от Миши.
— А вы с ним того?
Ян поворачивает голову к Диане. Синее свечение телефона едва облизывает её лицо, делает похожей на утопленницу.
— Ебанулась?
— Грубиян. — Диана поджимает губы и соскальзывает с дивана.
Ян провожает её долгим взглядом. Потом кричит вдогонку:
— Там на столе на кухне салат и картошка в холодильнике!
Диана не удостаивает его ответом. Сердито шаркает тапочками.
«Там разве продают занавески?» — спрашивает Ян.
«Она говорит, да». «Говорит, пошли вместе». «Вот и идите. Я с вами не пойду в эту помойную дыру для нищебродов».
«Да ладно тебе».
«Серьезно. Я не хожу по таким местам. Это для, не обижайся, Ян, но это для совсем уже людей, понимаешь, да?»
«Да-да, конечно. Рите не забудь еще об этом сказать».
«Я сказал. Я всегда говорю правду». «Нравится копаться в мусоре, пожалуйста. А мне это все не надо».
Ян хмыкает. Ему прилетает сообщение от Риты: «Давай, если ты свободен, часа через полтора можем встретиться ;)». Ян усмехается и соглашается.
***
На улице совсем потеплело. Снег подтаял в полупрозрачную слякоть. Ян ковыряет её носком ботинка, пока курит у остановки. Рядом невысокое здание облезлого торгового центра — ярко-синее даже в городских оранжевых сумерках. Мимо проезжает с шумом подскакивающий на «лежачем полицейском» автобус. Какие-то мальчишки перебегают дорогу в неположенном месте и вляпываются в глубокую лужу, матерятся на всю улицу звонкими голосами. Ян подносит сигарету к губам, затягивается, выдыхает. Ветер уносит дым дальше по улице.
— Долго. Очень долго, — говорит Ян, когда Миша с Ритой наконец появляются.
Рита держится за Мишин локоть. Её встрёпанная макушка едва достаёт до Мишиного плеча.
— Привет, — говорит Рита с улыбкой.
Миша не улыбается. Смотрит озлобленно из-под бровей и молчит. Ян закатывает глаза и качает головой на эту его показушную морду. Не хотел бы — никогда в жизни не вышел бы, это Ян знает точно.
— Всё к твоим ногам, да? — обращается Миша к Яну. — Все с тобой носятся как с писаной торбой.
— Да? Я думал, это как раз про тебя.
— А нет, удивительно, правда? Хотя, казалось бы, должно быть совсем наоборот, — поддерживает Миша.
— Пойдёмте, — говорит Рита.
— Нет уж. Сначала я покурю тогда. Раз так. Раз вы вот так со мной.
В зале пахнет химией — то ли порошок, то ли что-то ещё. Длинные стойки с одеждой стоят рядами, плотно набитые разноцветным барахлом. Мимо бродят странные личности с пластиковыми маленькими тележками. Ян замечает бабку в меховом берете и ярко-красном драповом пальто, долговязого типа с блестящей лысиной и двух женщин, с одинаково сосредоточенными лицами прикладывающих к себе что-то повисшее на плечиках.
— Это как грибы искать, — говорит Рита. — Вон там поройся, посмотри.
Она указывает Яну в дальний конец зала. Рядом с высокими, в человеческий рост, стойками вмонтирован в стену огромный кондиционер. Ян нерешительно шлёпает в его сторону. Миша почему-то тащится за ним, а не за Ритой.
— Это надолго, — поясняет он, когда они отходят подальше.
Вопреки ожиданиям Яна, он не начинает трепаться или бухтеть. Рассеянно перемещается вслед за Яном, пока тот перебирает то плотные, то совсем лёгкие и прозрачные ткани, сложенные в несколько раз на вешалках. Попадаются наволочки и пододеяльники, скатерти. Миша смотрит поверх стоек в дальний конец зала, где едва мелькает макушка Риты.
— Чего ты не пойдёшь? — Ян кивает в её сторону.
— Не хочу, — говорит Миша и отворачивается.
— Зацени. — Ян снимает со стойки кусок оранжевой органзы.
— Слишком весело.
— А что, не должно быть?
— Весело, — брезгливо повторяет Миша.
Ян вешает органзу себе на локоть.
— Ты дурак? Зачем спрашиваешь тогда?
Ян пожимает плечами. Миша снова возвращается к созерцанию мельтешащей неподалеку Риты. Яну в его взгляде мерещится слабый отголосок тоски, такой ему самому понятной и знакомой. Но когда Миша встречается с ним глазами, Ян с невозмутимым видом принимается опять за занавески, будто ничего не заметил. Так у них давно принято. Есть вещи, которые лучше не трогать и не называть.
— Часа в три поедем завтра в твою сторону, — говорит Миша.
— Я тогда подъеду к тебе.
— Да не надо.
— Нет, я подъеду, чего вы.
— Ян, не беси меня, ладно? Сказал, не надо. На фига тащиться через весь город?..
— Это близко, — поправляет Ян.
— Я тебе что говорю? — Миша начинает выходить из себя.
— Ладно-ладно. Хорошо.
— Вот. И не надо мне тут. — Миша немного успокаивается. — Бедный родственник, блядь. Часа в три с лишним будем. Я тебе позвоню, спустишься.
— Всё, хорошо. Договорились.
— Миш, поди? — издалека зовёт Рита.
— Что такое «поди»? — спрашивает негромко Ян.
— «Подойди» значит, — отвечает Миша, а потом обращается уже к Рите: — Ну, что?
Телефон в кармане куртки вздрагивает сообщением. Ян читает от Ильи: «Ты где?» Времени уже почти восемь. «Приеду скоро», — набирает он. Илья отзывается коротким «ок». Ян слышит, как Миша канючит у примерочных:
— Всё, ну. Закругляйся давай. Я домой хочу. Да. Уже с самого начала хочу.
На кассе он таращится на Яна с нескрываемым презрением. Пока они втроём ждут своей очереди, встряв за долго отсчитывающей деньги тёткой, Миша пристаёт:
— Скажи мне, ты же руководствовался принципом, раз на вес, значит, беру самое лёгкое и стрёмное, да?
Ян разживается несколькими цветными кусками прозрачной органзы.
— Нет, — говорит, — это удачное стечение обстоятельств. И мне так нравится. Там и так склеп склепом. Надо что-то жизнеутверждающее.
— О, это очень жизнеутверждающе.
— Не, нормально. — Немногословная Рита улыбается и показывает большой палец.
— Вот. Спасибо, — кивает ей Ян. — Нормальное мнение.
— Нормальное, потому что совпадает с твоим?
— А тебе не нравится, потому что с твоим не совпадает?
— Нет, мне просто не нравится.
Нерасторопная тётка отчаливает, и кассирша с пышными кудрями молча сгружает Янову органзу в корзинку на весы. Клацает кнопками калькулятора. Потом произносит устало:
— Двести пятьдесят семь рублей. Наличными или картой?
Ян, спохватившись, вытаскивает из кармана карту. Кассирша пробивает чек.
Прощаются они с Мишей и Ритой у спуска в метро.
— Завтра, — говорит Миша и подносит пальцы к глазам, а потом указывает на Яна, мол, он за ним следит.
Ян криво усмехается. Рита тянет Мишу за собой дальше по улице. Миша ещё несколько раз оборачивается, снова тычет пальцем и делает жуткое лицо. Сигарета в его руке инфернально дымится.
