***
«Ты почему мне не сказал про деньги?» — пишет Ян Илье. Они в магазине. Диана висит на ручке тележки, елозя колёсиками взад-вперёд. Тележка бряцает об стык между плитками на полу. Какая-то старуха, грузно шагая, словно одетый человеком медведь, проходит мимо, оттесняя их к холодильникам. Ян поднимает голову от телефона. Он не может сосредоточиться, Илья читает его сообщение и что-то набирает в ответ. Набирает чудовищно долго. — Ты взяла что-то? — обращается Ян к Диане. — Чего стоим вообще? — Нет, — отвечает Диана. Нос тележки едет вправо, затем влево. Старуха-медведь возвращается. — Ну, так бери, — раздражённо говорит Ян. Илья перестаёт печатать. Ян плюёт, берётся за тележку и толкает её вместе с Дианой вперёд. — Давай уже. Мы так до ночи будем тупить. После магазина приходится искать аптеку. Вечер уже потемнел, сделался холоднее и злее. Слякоть примёрзла к асфальту. Продавщица, молоденькая девушка, косится на Яна с Дианой с плохо скрываемой тревогой. Пока Ян достаёт один за другим рецепты, пытаясь разобрать, что на них, Диана рядом прилипает к витрине с леденцами от кашля. — В какой дозировке? — спрашивает продавщица. Ян без слов лезет за последним листом от психиатра с подробными указаниями. — Я правда не разбираюсь, — говорит он девушке, как бы извиняясь, положив лист сверху рецептов. В это же мгновение приходит, наконец, сообщение от Ильи. Он спрашивает: «А ты знаешь, сколько нынче стоят пилюли?» Ян даже не пытается вникнуть, к чему это он. Просто пишет: «Нахуя ты это сделал?» Продавщица пробивает одну пачку, вторую, третью. Безучастная Диана маячит уже где-то у дальнего стеллажа. — Ещё что-то? — спрашивает продавщица. На мгновение у Яна в голове мелькает это слово — «презервативы». Но он позволяет ему кануть в ничто, говорит: — Это всё. — С вас две тысячи шестьсот двадцать пять рублей, — ровным голосом произносит продавщица. Ян чувствует, как будто небо становится тяжелее, а с языка чуть не срывается непроизвольное «блядь». Продавщица строит жалостную мину, сводя бровки. Ян выкладывает последние деньги. Как же дорого ему обходится эта полоумная дура. — Слушай, — говорит она, увидев, что Ян расплачивается, — а купи мне… — Нет, — обрывает он, — я уже всё тебе купил. Всё. — Да блядь, я же не прошу чего-то сверхъестественного, не будь мудаком. Продавщица скрипит кассовым аппаратом. — Диана, — шипит Ян, — завались, а? Она просто молча наступает грязным сапогом ему на ногу и отскакивает. Ян хватает рукой только воздух, а Диана уже утекает на улицу, звякнув дверным колокольчиком. Продавщица кладёт в крошечный пакетик с лекарствами чек. — Спасибо, — устало говорит Ян.***
Дома он включает на кухне свет, ставит чайник. За соседней стеной сразу врубается громким воплем телевизор, журчит знакомый мотив рекламы. Ян садится за стол и вываливает все купленные коробочки. Тут бы ему точно пригодился Илья, но он больше не отвечает, да и разговаривать с ним Яна на самом деле уже не тянет. Из-за денег он злится. Ян рассовывает по местам продукты: сыр и хлеб, упаковку кефира и консервированной фасоли, тяжёлый кочан белой, выглядящей старой капусты. Потом заваривает чай и по очереди вбивает в поиск в телефоне названия Дианиных лекарств, путаясь в буквах. Она даже не пытается ими интересоваться. Как пришли, сразу врубилась в телевизор, словно их разлучали надолго. Ян решает, что тем лучше, не будет мешаться. Позже он заходит к ней со стаканом воды и спрятанными в руке таблетками. Небольшие, словно зёрнышки — вытянутое белое и два круглых — красное и белое покрупнее. — Давай-ка, — обращается Ян к Диане. Всполохи телевизора мечутся по кровати и стенам, по Дианиному лицу. Она сидит на постели не переодетая, в тёплых штанах и свитере. Ян загораживает собой телевизор, и только тогда сестра его замечает. — Давай-ка, — с нажимом повторяет он, протягивая таблетки. Диана смотрит с раздражением, но слушается. Запивает таблетки водой, возвращает ему кружку. — Как в психушке будем делать? — спрашивает Ян. — Рот открой. — Иди на хуй. — Диана откидывается на подушку и выпрямляет ноги. Её ступни в поеденных молью шерстяных носках оказываются опасно близко к Яну. Он отходит на шаг. Хоть чем-то вывести сестру из себя приятно. Яну нравится этот момент. Но только до той поры, пока Диана не произносит, глядя ему в глаза с плохо скрываемым торжеством: — Ты куда ночевать пойдёшь сегодня? Он подспудно ждал этого весь день, но всё равно оказывается морально не готов. И Диана это прекрасно видит, потому что опять улыбается. «Змея», — думает он. Всё, что может ответить, — что-нибудь глупо-беспомощное в стиле «сама дура». Она ждёт реакции, хочет вывести его из себя. Ян это видит. И только усилием воли ничего не говорит. Выходит из комнаты, чувствуя, как закаменело в напряжении лицо. Внутри всё дрожит. Ян уходит на кухню, упаковывает блистеры обратно в картонные пачки и убирает в рюкзак. «Ладно, — говорит себе, — когда-нибудь настанет такой день, когда мне будет плевать».***
До прихода Ильи Ян успевает сходить покурить, перетащить к нему в квартиру часть купленных продуктов, поесть, помыть всю посуду, посчитать деньги и ещё раз ужаснуться тому, как их мало осталось. Лена кормит его рассказами, что вот-вот они с заказчицей утвердят проект и тогда будет что делать, но Ян не слишком-то на неё рассчитывает. Для Скороходова все срочные дела он закончил ещё вчера, пока присматривал за Дианой, и с его стороны теперь не слышно ни звука. Никаких неловких приглашений в гости, никаких внезапных звонков. Яну даже досадно. Он зарывается в телефон, прислонившись спиной к холодильнику. Несколько секунд уныло разглядывает Мишину аватарку в диалогах, но так и не открывает. Вечер окончательно иссякает, перевалившись в ночь. К полуночи, переделав всё, что можно, Ян слоняется по пустой квартире. Сначала развлекается тем, что разглядывает всякое барахло, которым квартира Ильи завалена, завешана и заставлена без видимых закономерностей. Илья где-то шляется, и Ян медленно закипает. Потом закипает больше, представив, как по-уродски это выглядит со стороны. Что, Илья, вспугнутый новой возможной ссорой, решил просто не возвращаться домой? Очень милая тактика. Ян вспоминает сказку про хитрых зверюшек, выживавших друг дружку из домиков. Там что-то было про лису и зайца. «У лисы была избушка ледяная, а у зайца лубяная…» Ян пробует лечь спать, но в какой-то момент понимает, что не засыпает, а прислушивается, не скрипнет ли чего из прихожей. Тогда, разозлившись на себя ещё больше, втыкает в уши наушники. На какое-то время это успокаивает. Но и только. Ян не спит. Глаза привыкают к темноте, и он таращится то на сложные очертания люстры, то на отрезки света с улицы, лёгшие на стены и потолок. Мысли сами собой дьявольским образом направляются на фантазии о будущем, и Ян представляет самые мрачные варианты. Вот они с Ильёй опять расплёвываются, но теперь окончательно. Вот он возвращается жить к Диане, а ей совсем не становится лучше, и она возобновляет свои жуткие домогательства… Или нет. Они не расплёвываются, но с Дианой по-прежнему неладно. Что, если изменения её состояния уйдут вглубь так, что их сложно будет заметить со стороны? А потом, в неподходящий момент вдруг они вскроются, вылившись в какое-нибудь фатальное действие. В голове у Яна возникает картинка, как Диана убивает Илью. Внезапно и с совершенно спокойным лицом, когда Ян уже не будет ожидать от неё подвоха. Скажем, за общим завтраком. Втыкает Илье нож в живот или в горло. А Илья начинает булькать кровью. Булькает и булькает. И больше ничего не говорит. Никогда. От волнения Ян даже садится. И только тогда осознаёт, как сильно включился в то, чего нет. «Но ведь, — говорит он себе, — раз я это представил, значит, так точно уже не будет? Ведь всегда так. Никогда не угадываешь». Он пытается успокоиться. Отмахивается от мыслей, что бы он в таком случае дальше делал. Потом выдёргивает наушники и слышит, как что-то блямкает в коридоре — тихо, будто случайно. Ян откладывает телефон с наушниками в сторону и выбирается из спальника, стараясь делать это бесшумно. Подкрадывается к двери. Едва слышно щёлкает с той стороны выключатель, рыжеватая полоска света вспыхивает у самого пола. Ян распахивает дверь и сталкивается нос к носу с Ильёй. Тот шарахается в сторону от испуга, схватившись рукой за стену. Нервно сглатывает и поднимает на Яна голову, произносит: — Так ты здесь. — Не понял, — говорит Ян. — Ну. — Илья опускает взгляд, делает неопределённый жест рукой. — Так я должен был съебаться, что ли? Слишком тонкие намёки, Илья. — Ян заводится моментально. Особенно ещё и потому, что от Ильи пасёт травой так, будто он накурился вот прямо сейчас, ровно на этом месте. Илья выдыхает с таким видом, будто Ян его конкретно заколебал, и говорит: — Слушай, давай ты… — Давай вот без твоих «слушай», ладно? Илья делает над собой видимое усилие. — Я просто думал, — старательно формулирует он, — что ты свалил. Ну… — мысль его пробуксовывает, — совсем. Глобальность этого «совсем» до Яна доходит медленно и больше благодаря тому, как Илья после этих слов на него смотрит — уныло, будто кто-то у него помер. — Понятно, — говорит Ян. Илья мотает головой с раздражением и свинчивает на тёмную кухню. Ян ему вдогонку зажигает свет, щёлкнув клавишей, но следом не идёт. Переваривает. «Значит, он решил, что я психанул и ушёл, — думает Ян. — Какой-то бред вообще просто». Но при этом испытывает иррациональное облегчение. Становится хоть немного ясно, что происходит. Когда Ян заходит на кухню, Илья на свободном краю стола складывает из лаваша маленькие конвертики. Внутрь кое-как порванных кусков ломает замёрзшее в холодильнике масло и сверху посыпает какой-то рыжей приправой. Он так занят, что на появление Яна не обращает никакого внимания. Ян молча садится на табуретку у холодильника. Илья, нависнув над столом, всё ещё держа в руке нож, прожёвывает первый конвертик, потом принимается за второй. Облизывает пальцы и бросает косой взгляд на Яна. — Я же не знаю, какие у тебя планы, — говорит он. — Какие планы? — не понимает Ян. — Ну, вообще, — Илья машет рукой, он раздражён чем-то, — типа по жизни. — Чего? — Не хочу это обсуждать, — обрубает вдруг Илья. — Бля, да я даже не понял, что мы сейчас обсуждали. Илья засовывает в рот новый кусок лаваша. Стоит он к Яну боком, так что тот смотрит на его профиль. На высунувшуюся из-под капюшона прядь волос, лезущую Илье в глаз, — он то и дело нервным движением её поправляет, но не убирает совсем. Ян с досадой думает, что вот сейчас Илья точно неадекватный и обсуждать что-либо с ним на серьёзных щах бесполезно. Но он всё равно спрашивает: — В чём дело? Точно так же он не может перестать разговаривать с Дианой, будто она ещё в состоянии его понимать и относиться по-человечески. Всё ещё верит, что внутри неё есть кто-то, кто его слышит. Ведь если перестать верить, что это вообще тогда выйдет? Что он тут вроде как в одиночестве? Илья с грохотом выдвигает табуретку из-под стола и садится к Яну лицом, прикасаясь коленями к его коленям. Следующие его слова заставляют Яна усомниться, так ли он неадекватен. — Я знаю, что ты не разрешил бы мне это сделать, если бы я спросил, — говорит он. — Ты про деньги? — на всякий случай уточняет Ян. — Да. — Ну, и смысл тогда? Объясни мне. Зачем делать что-то, что ты знаешь, что человек не захочет, чтобы ты делал? — Потому что… — Илья не находит, что сочинить дальше. — Я не понимаю. Ты мне сначала затираешь, мол, даже не думай меня опекать, потом сам вытворяешь такую хуйню. Есть какая-то логика вообще? — Я не говорил про опекать… — Блядь, не придирайся к словам, ты понял, о чём я. Илья с мрачным видом кивает. — Я не знаю… — Илья пытается что-то сказать, но потом сдаётся, оседает на табуретке. — Я не знаю, как… что делать. — Спроси меня. — Ян кладёт руки на его колени, подавшись вперёд. Илья смотрит с сомнением. — Серьёзно. Он сжимает руки Яна своими и говорит с таким видом, словно это что-то, что должно его отпугнуть: — Я не хочу, чтобы ты уходил. Ян думает, что уже догадался, как бы всё это ни выглядело со стороны. Да и в целом что за секрет такой? — Я вообще-то не собираюсь пока что, — произносит он. Илья скособоченно улыбается, отворачивает лицо в сторону, будто не очень верит. Ян случайно цепляется взглядом за часы на стене. Там — два с лишним. Больше он не злится.***
Утром его будит шум за окном. Даже через наглухо закрытые и заклеенные малярным скотчем ставни слышен грохот и гул. Что-то бряцает, затем на несколько секунд стихает, потом снова. От Ильи, прижатого спиной вплотную, жарко. Ян высовывает ноги из-под расстёгнутого в одеяло спальника. Половиной тела почти скатился на твёрдый паркет. Тесно и неудобно. Но за эту ночь он не просыпался от возни Ильи ни разу. Тот даже сейчас лежит в той же позе, в какой заснул. Ян думает на траву. Потом думает на что-нибудь ещё, чего просто не знает. Да чёрт разберёт. Он выскальзывает на пол и поднимается. За окном зелёный изгвазданный мусоровоз, стоит рядом с подъездом. Ян, прижавшись коленями к батарее, какое-то время наблюдает, думая о своём. Небо опять пасмурное, пошедшее мелкими буграми облаков, будто взбитая подушка. Водитель мусоровоза хлопает дверцей кабины, машина взвывает монструозным мотором. Ян оглядывается через плечо на Илью, который спит и даже не вздрагивает, а потом идёт умываться.***
— Мне не помогает, — заявляет Диана. Ян стоит у неё за спиной в коридоре, прислонившись плечом к дверному косяку. Диана умывается, склонившись над раковиной в ванной. Иногда поднимает мокрое лицо, и тогда Ян видит его в зеркале. Диана ловит его взгляд между торчащей из стакана расчёской и зубными щётками. Походя Ян думает, что и их нужно выкинуть. — В плане? — спрашивает. Диана фыркает и громко сморкается. На кухне, вскипая, щёлкает чайник — так громко, что слышно даже сквозь шумящую воду. Трубы стонут. — Мне плохо, — говорит Диана. — Я не чувствую себя лучше. — Ну, в плане — лучше? — Мне плохо! — Диана нервно оборачивается и смотрит яростным взглядом. Ян вздыхает и делает шаг назад. Думает вяло: «Как будто, блядь, мне хорошо». Диана вытирает лицо и выходит, отпихивая Яна в сторону, хотя в этом совсем нет нужды. Вместе они заходят на кухню. Ян достаёт с полки заварку, ставит на плиту кастрюлю для каши. — Я чувствую себя очень усталой, — рассказывает Диана. Она садится за стол и подпирает клонящуюся вниз голову руками. — Ну… — тянет Ян. — У меня ощущение, как будто я бухала вчера. Ночью я проснулась вся мокрая, как когда болеешь, ну, знаешь? — Так, может, ты болеешь? — Ты совсем придурок? — Блядь, да что ты хочешь-то? — Они не работают! Ян чего-то такого ждал — что Диана начнёт артачиться. Не знал только, какую форму примет её сопротивление, поэтому почти не удивляется. Но всё же эти жалобы его трогают. «Может, — думает он, — может, это что-то не то. Бывает же, когда от таблеток только хуже…» Потом с раздражением бросает думать в эту сторону. Диане никогда ничего не нравится. Было бы глупо предполагать, что она с первого же дня лечения станет нормальной и радостной. — Что ты молчишь? — пристаёт Диана. Ян заливает кипяток в две кружки. Ставит на огонь кастрюлю с водой. — Ничего, — говорит, — на. И отдаёт ей чай. — Мне так не нравится, — скорчивает жалостную гримасу Диана. — Всё нормально будет. Надо подождать просто. — Ян… — Всё, тихо. Он не знает — будет нормально или нет, но единственный вариант, который у них есть, — это пробовать. Делать хоть что-то вместо ничего. Пока каша варится, Диана клюёт носом над чаем. Ян за ней наблюдает украдкой с лёгкой тревогой. Сестра правда выглядит очень сонной. Ян не знает, должно быть так или нет. Будет так всё время, пока она на таблетках, или в какой-то момент этот эффект пройдёт. Каша из половника падает в тарелку густым шлепком. Диана ест, обжигаясь, нетерпеливо дуя на ложку. — Притормози, — советует Ян. Дианин ажиотаж ему тоже не нравится. Сам он совсем теряет аппетит. В окне показывают только унылого человека неопределённого пола в тёмной одежде, выгуливающего по снегу такую же тёмную собачку.***
Ян выходит от сестры, когда она приканчивает всю кашу и заваливается спать перед работающим телевизором. В квартире Ильи тихо, словно она пустая. Что что-то не так, Ян понимает сразу, как захлопывает входную дверь. Пахнет куревом, а Илья никогда не курит в квартире. Ян запирает замок, сбрасывает кое-как ботинки и идёт искать Илью. Белёсо-голубоватая муть табачного дыма, почти неподвижная, висит в коридоре. Ян заглядывает в одну комнату, потом во вторую — никого. Заходит на кухню. — Илья? — зовёт он. Дверь в ванную оказывается не заперта. — Илья? — Из открывшегося проёма Яна обдаёт подсвеченным красным дымом. На мгновение что-то внутри ёкает испугом: кажется, будто в ванной начался пожар. Илья выглядывает из-за шторы, щурится и часто моргает. В мокрых пальцах почти дотлевшая сигарета. Ян, шагнув через порог, её забирает. Хватает на три затяжки, которые он выдувает в коридор. От дыма щиплет глаза. Ян раскрывает дверь пошире и, сняв полотенце с трубы, крутит им в воздухе на манер пропеллера, пытаясь проветрить. Илья молча наблюдает. Ян изредка косится в его сторону. Он булькает водой и исчезает за мутным пластиком шторы. — А что, так можно было? — спрашивает Ян у торчащих из воды острых коленок. Илья выдыхает больше похожее на стон унылое «нет». — Закрой дверь, — просит он, когда Ян пристраивает полотенце на место, — воздух холодный. Ян закрывает и присаживается на край стиральной машины. Раковина посыпана пеплом. Опасно близко к сливу прилип смятый окурок. Ян подбирает его и перекладывает к стакану с зубной щёткой, от греха подальше. Туда же кладёт и второй. Как сейчас говорить с Ильёй и о чём — Ян не очень понимает и поэтому просто его напряжённо разглядывает, свесившись вперёд из-за шторы. Что-то явно не в порядке. Илья откидывает голову на бортик ванны и прикрывает веки, будто его морит сон. «Красивый», — сквозь тревогу думает Ян. Немного они оба молчат, потом Илья спрашивает: — Как Диана? Ян выпрямляется, опирается на стену спиной. — Жалуется. — Чего она? — Не помогает. Всё плохо, всё такое. Илья тихо хмыкает. Ян отодвигает шторку, щёлкая пластиковыми кольцами. Разговаривать с Ильёй, не видя его, раздражает. — Ладно Диана, — говорит он, поймав его взгляд. — Ты-то что? Илья делает вид, что не понимает вопроса. Лицо мрачное, прилипшие к голове волосы кажутся совсем тёмными в красном освещении, и от этого он выглядит немного другим человеком, слегка незнакомым. Ян не понимает его и от этого беспокоится. — Ты нормально вообще? Илья сползает ниже. Целиком внезапно уходит под воду, будто дно под ним проваливается — так Яну вдруг кажется. Он рефлекторно вскакивает. А Илья, когда выныривает, видит часть просочившегося наружу испуга на его лице. «Какая-то ужасная глупость», — думает тут же Ян. Но это была неконтролируемая реакция. Чего он боится? Что Илья утонет в ванне, что ли? Этот здоровый лось. Или что он утопится? Илья цепляется руками за бортик и поднимается на ноги. Вода с него течёт ручьём. Он становится выше Яна почти на голову и смотрит сверху вниз остановившимся взглядом. «Ебучее освещение», — думает Ян. Ему не по себе и очень не хватает какой-нибудь глупой реплики от Ильи. Пусть пошутит, что у Яна самого крыша поехала, раз он так дёргается. Но Илья не шутит. Вместо этого произносит, глядя в сторону: — Ты не обращай внимания. Нормально всё. Просто иногда находит чего-то. Он вздрагивает от неожиданности, когда Ян прикасается к его животу, движимый желанием Илью достать, проникнуть туда, где он застрял в недосягаемости своего непонятного состояния. Потом кладёт ладонь на бок, сжимая. Кожа горячая и мокрая. Ян не успевает увидеть его лицо, когда Илья прижимается к нему целиком, промачивая футболку. На ощупь он такой отзывчивый, и на Яна накатывает почти мгновенно. Всё вертевшееся рядом «красивый» и прочие полувнятные ощущения превращаются в желание. Он тянет Илью вниз и целует. — Слушай, давай ты… — шепчет Илья, цепляясь за его плечи, торопясь что-то сделать. — Нет, стой так, — говорит Ян и берётся ладонью за его полувставший член. Илья слушается без возражений. Только тихо охает, когда Ян опускается вниз и берёт его в рот.***
Когда они выбираются из ванной, у Ильи звонит телефон. Майка на Яне мокрая и холодная, гадко липнет к телу. Он стаскивает её и шлёпает на стиральную машинку. Потом подтягивает и застёгивает штаны. Пульс всё ещё стучит в висках. — Что? — Илья возвращается за полотенцем, прижав к уху телефон. Ян молча протягивает ему первое, какое удаётся вытащить из-за трубы. Илья складывает указательный и средний пальцы вместе, подносит их к губам характерным жестом и кивает в сторону коридора. — Оденься, — шепчет Ян, чтобы кто-то в телефоне не услышал. — Нет, — говорит Илья этому кому-то. — Ты вообще заебал, знаешь? Мне начинает казаться, что ты этого хочешь, а не не хочешь… Он уходит в комнату. Штаны у Яна тоже частично промокли. Несколько секунд он стоит в растерянности, не понимая, что с этим сделать. Потом плюёт и решает не переодеваться, выходит в коридор. Илья с кем-то ругается. Голос становится ровнее и будто официальнее. Ян уходит в комнату деда, выуживает из рюкзака чистую и сухую футболку. Потом садится на спальник, ждёт, пока Илья закончит, не хочет подслушивать чужой разговор. Илья говорит всё тише и отрывистее. До Яна долетает привычное шмыганье носом. Илья появляется в дверном проёме, подпирает его плечом. — Всё, — говорит, — всё, давай… Да, поэтому. И жмёт в телефоне на «отбой», потом поднимает взгляд на Яна. Вид у него становится чуть менее траурный. Яна слегка отпускает. Он поднимается на ноги: — Пошли. На лестничной клетке холодней, чем в квартире. Яну становится зябко. Он трогает рукой подсохшие волосы Ильи, которые тот уже спрятал под капюшон, сползает ладонью на шею и так и оставляет её там лежать. Илья приваливается к нему боком. Оба они смотрят на уходящие вниз ступени лестничного пролёта. Из подъезда доносится какое-то шевеление. Яну в этот момент хорошо и спокойно. Мысли в голове медленные и короткие. Клонит в сон. Сигарета с шипением догорает до фильтра. Ян затягивается в последний раз, тушит её в консервной банке и спрашивает: — У тебя сегодня есть какие-то дела? Илья медленно моргает, задумывается, качает головой: — Нет. — Я хочу квартиру доразгребать, повыбрасывать оставшееся дерьмо из двух комнат. Нужна будет твоя помощь, мешки до помойки дотащить. — Оставшееся дерьмо, — эхом повторяет Илья. Потом вдруг улыбается какой-то пришедшей на ум мысли. Ян косится в его сторону: — Чего? — Слишком много дерьма, — Илья затягивается, — невозможно вынести всё вообще. Это невозможно. Ян фыркает.***
Соваться в квартиру вместе с Ильёй Ян так и не решается, хотя Илья и предлагает свою помощь. Ночные фантазии о его смерти остаются с Яном и днём, превратившись в суеверный страшок. Глупо, не глупо, Ян решает даже не рассуждать. Он сам разгребает шкаф в дальней комнате, потом принимается за ящики письменного стола. Диана появляется лишь единожды, чтобы наорать на него, когда Ян случайно роняет с грохотом выдвижной ящик вместе со всем содержимым. — Ты мне мешаешь! Я вообще-то спала! Она заходит в комнату в одних трусах. Тощая и бледная, похожая на труп. Ян на пару мгновений теряет дар речи. Вид Дианиного обнажённого тела вызывает нечаянную жалость и почему-то сожаление. Словно бы это его ответственность. Словно бы это Яну нужно было за Дианой лучше следить. Опять. Ян вздыхает и опускает голову к ящику, приподнимает его за края, чтобы вытащить просыпавшуюся мелочь. — Я понял, — говорит. — Извини. Я не специально. Диана некоторое время стоит, словно ждёт ещё каких-нибудь слов, но так и не дожидается, Ян принимается разгребать связки старых простых карандашей. Он не думает, что Диана вышла полуголая с каким-нибудь гадким умыслом. Скорее просто забыла, выскочила злобная из постели в чём была. Ян представляет, что такая же ситуация происходит с гипотетическими жильцами, которым он так хочет сдать комнаты. Если вообще сможет сдать. И в одежде-то Диана не кажется хорошей соседкой. Все эти её ночнушки, халаты и бабушкина одежда. Ян с тоской понимает, что и с этим придётся что-нибудь сделать. Привести Диану в хоть сколько-нибудь божеский вид. Она должна хотя бы выглядеть адекватной. К вечеру Ян набирает почти четыре мешка хлама. Выносит их в общий коридор. Сумерки окунают квартиру в подслеповатый мрак, и приходится зажечь тусклые люстры, половина плафонов в которых не светится. Ян записывает напоминание в телефон «купить лампочки». Потом варит из остатков еды жидкий овощной суп, заглядывает к Илье, и тот делится с ним мягковатой сморщившейся морковью и маленькой луковицей. А пока суп тихо булькает под крышкой, они вместе, не говоря ни слова и стараясь не шуметь, переносят один из столов из дальней комнаты в смежную. Потом Илья, перед тем как уйти, долго валандается под дверью Дианы, делая страшное лицо и нервируя Яна. Уже в сырой, раскисшей от оттепели ночи они вытаскивают мешки на улицу под козырёк подъезда. Воздух становится каким-то другим. Ян втягивает его носом и думает, что вот оно — ещё как будто ничего не изменилось, но зима уже всё. Пахнет талым снегом. Пахнет спрятавшейся под ним землёй. И оттого кажется, что близится что-то хорошее. — Ну так, что ты хочешь? — говорит Илья, шмыгая носом. — Уже март.