***
— Ты знаешь, что слово «пидорас» в первый раз употребил Хрущёв? Миша держит в руках Пашу. Покрытые жёсткой выпуклой чешуёй лапы дёргано месят воздух. — Разбушевался, — говорит Миша с явным удовольствием. — Ненавидит меня. Потом будет мстить. Ян ставит рюкзак на пол рядом с заваленным вещами стулом. С него медленно тает вода. — И чего? — спрашивает. — Да ничего. — Миша делает невинное лицо. — Это я так, к слову просто. — А, — холодно отзывается Ян. Думает: «Ладно». Он не будет поддаваться на эту глупую провокацию. Молча достаёт ноутбук, втыкает в него провод зарядки и уже собирается затупить в работу, когда Миша заговаривает снова: — И что вот? Ничего не скажешь мне? Ян отрывает голову от загоревшегося экрана. Слишком нервно, потому что Миша выглядит довольным. — Что? — Ну, ты не хочешь там что-нибудь сказать мне, нет? Ты не позвонил, не написал. Я должен думать, что там с тобой вдруг случилось?.. — с наигранным удивлением произносит Миша. Пашу он отпускает на пол рядом с собой. Ян следит за тем, как черепаха медленно уползает под компьютерный стол. — Ты тоже не позвонил, не написал, — говорит Ян. Он знает, какой-то такой реплики Миша и ждёт, но всё равно её произносит. — Я должен тебя пасти, да? — говорит Миша. — Блядь. — Ян захлопывает ноутбук: поработать сейчас не получится. — Что ты хочешь? — Ты мой единственный друг, — произносит издевательски дружелюбно Миша, — я что, не могу узнать, как у тебя дела? — Я думал, об этих моих делах ты знать ничего не хочешь. Мишино паясничанье бесит. — С какой стати? — Когда я зашёл — ты с ходу обозвал меня пидорасом, не было такого, нет? — А что? Что не так? Мне как тебя ещё называть, когда ты, блядь, внезапно пропадаешь непонятно куда? Ни ответа ни привета. Ведёшь себя как натуральный… — расходится Миша. — Так, всё, заткнись. Я не хочу эту хуйню слушать. Миша разводит руками. — Я не прав? Скажи мне, не прав, да? Ян пытается успокоиться. Не сказать в ответ чего-то такого, что выведет из себя окончательно их обоих. Миша сверлит его яростным взглядом. Ян правда, правда пытается его понять. Иногда это помогает. Но в этот раз терпения маловато. — Блядь, вот поверь, последнее, чего я хочу, это ругаться с тобой сейчас, — говорит он. Миша вздёргивает брови, открывает рот, чтобы сказать, Ян уверен, очередную херню, так что он его прерывает на полуслове: — Что ты хочешь узнать? Миша сжимает челюсти, перестаёт кривляться, говорит: — Я хочу знать, что там с этим ебучим Ильёй, от которого у тебя мозги потекли… — У меня не… — возмущается Ян. — Не рассказывай мне! Что-то кардинально, блядь, поменялось? Он перестал быть сраным торчком?! — Он не настолько… Миша удовлетворённо оскаливается. — Ты ведёшь себя как эти пизданутые бабы с мужиками-алкоголиками, которые их пиздят. Ой, нет, он не такой, это было в последний раз… — произносит он тонким голосом, заламывая руки. — И на твоём месте я бы присматривал за своими вещами в его присутствии. — Иди на хуй, — говорит Ян.***
Первым желанием становится написать Илье. Ян уверен, он не откажет. Но, выйдя из квартиры Миши вместе с вещами, всё ещё трясясь от злости и нервно закуривая, решает: нужно чуточку поостыть. Напишет ему попозже — по дороге. В метро немного отпускает. Ян начинает замечать людей вокруг, переполненный вагон. Кто-то толкает его в плечо. Ян переступает ногами, к которым прижимает плотно набитый рюкзак. Ехать остаётся ещё две станции. Поезд трогается резко, болтнув пассажиров назад. Ян достаёт телефон из клапана. И не пишет Илье. Что-то внутри говорит: «Не делай этого». Ян соглашается. Не хочет вот так. Не хочет навязываться, потом быть обязанным. У Ильи не останется выбора, если он попросится к нему жить на какое-то время. Ян даже думать не хочет, каким новым кошмаром это может в итоге закончиться. Он однажды это уже проходил с Егором. Таким образом, он снова оказывается на пороге бабушкиной квартиры. Этой жуткой раздолбанной пещеры с сумасшедшей сестрой внутри. «Это какое-то проклятие», — думает Ян, отпирая замок. Кто-то сглазил. Порог он переступает с внутренним содроганием. В прихожей темно. Слабый отблеск стелется по стене и полу из-за поворота на кухню. Дверь в Дианину комнату закрыта. Стена вообще выглядит такой монолитной и чёрной, словно никакой двери туда нет. Пахнет старостью. Ян вдыхает этот знакомый запах, связанный лишь с тоской и неустроенностью, с прошлым, от которого почему-то никак не выходит отделаться. Медленно, зачем-то стараясь делать это как можно тише, снимает рюкзак, ставит его на пол. Телевизор не играет. Яна это тревожит. Вся злость, все обиды на сестру гасятся об одну-единственную мысль: что, если она умерла? Ян боится. Что, если, пока его не было, Диана дошла до ручки в своих каличных умозаключениях или у неё случился какой-нибудь приступ? Он же не простит себе никогда. Что бы она ему ни сделала, он себе этого не простит. Ян, не снимая ботинок, с которых на пол натекает грязь и вода, шагает к двери в Дианину комнату и берётся за ручку вспотевшими от волнения пальцами. Стонут жалостливо дверные петли. Оранжевый свет фонаря с улицы продырявлен кружевом занавесок. Коллажи в темноте кажутся грязью на стенах. Ян оглядывает комнату, сбитое в ком одеяло на постели, белеющую на ковре подушку, кресло в углу. Никого нет. Сердце у Яна тревожно сжимается. Он заглядывает из коридора на кухню. Под подошвами хрустят крошки. Возвращается в прихожую, шагает в полупустую смежную комнату в нарастающем чувстве тревоги и застывает. В дверном проёме его комнаты стоит призрак. Подол белой ночнушки почти утыкается в пол. Ткань колышется. Ян выдыхает: Диана живая. «Боже, — думает, — как же ты, блядь, меня напугала». Он оборачивается к стене, пытаясь нащупать рукой выключатель. — Какого хрена ты сидишь тут в темноте? Два плафона из пяти в люстре загораются тусклым жёлтым свечением. Ян хочет посмотреть, что там с Дианой, но не успевает. Она набрасывается на него с сиплым возгласом и прижимается так крепко, что становится нечем дышать. — Да блядь, — выдыхает Ян сдавленно. А потом слышит этот жутковатый звук — хриплый надрывный стон, задушенный его курткой. Тело Дианы мелко вздрагивает, и Ян цепенеет от ужаса, в первую же секунду думая: «Что? Что болит? Руки, ноги? Что она с собой сделала?!» Несколько секунд они борются. Отцепить Диану не получается. Её лишь сильнее скрючивает, голова загибается вниз, Яну никак не удаётся разглядеть спрятанное за волосами лицо. Он щупает скользкие, сжатые в кулаки руки, пытается понять, что не так. Диану трясёт, зубы щёлкают друг об дружку. — Диана! — не в силах добиться хоть сколько-нибудь адекватной реакции, рявкает Ян и встряхивает её — внезапно и резко. В тусклом свете гостиной едва ли получается рассмотреть её по-нормальному, но он видит, когда Диана в оторопи делает шаг назад, чтобы не свалиться: она в полном порядке. Ноги, руки, никаких кровавых пятен, промочивших ночнушку, оба глаза влажно блестят — красные от полопавшихся сосудов. Лицо мокрое от слёз, волосы прилипли к щекам, лезут в рот. Яна окатывает злобой. — Что ты рыдаешь-то, блядь?! Он вспоминает, как несколько дней назад уходил, какой ужас испытывал от её прикосновений. И ему остро хочется её оттолкнуть. Бросить на пол, пусть упадёт. Диана всхлипывает, заикаясь. Ян знает: так делают дети, которые рыдают не первый час. Плач превращается в икоту, потом просто в трясучку, если не прекратить. Сколько раз наблюдал это в детстве. Но это было, чёрт возьми, лет пятнадцать назад. Ян встряхивает Диану снова. Она зажмуривается, пытается вырваться и хочет то ли сбежать, то ли к нему прижаться. Пытается что-то сказать, но вместо этого заикается. Получается только мучающий уши звук «н-н». Будто что-то внутри неё спотыкается. Скачущая по пластинке иголка. — Нет? Не надо? Что? — спрашивает Ян, надеясь угадать. Но Диана будто не слышит. Яну вновь становится не по себе. Нужно её как-нибудь успокоить. Диана тем временем медленно съезжает на пол на подгибающихся ногах, хватается за Яновы лодыжки, садясь прямо в лужу, натёкшую с его ботинок. «Твою мать», — думает Ян. Шагает в тёмный коридор. Слабая Дианина рука пытается остановить, цепляясь за ботинок, но не удерживает. Ян возвращается из кухни с кружкой воды. Присаживается рядом с сестрой на корточки. Она сидит, подогнув под себя ноги, будто упала, руки лежат на прикрытых ночнушкой коленях, голова дрожит. Ян заставляет её выпить воды. Говорит: — Всё, всё, давай, успокойся. Диана вцепляется в руку, в которой он держит кружку, так сильно, что царапает кожу ногтями. Во взгляде никакой разумности, только страх. Ян не знает, что делать. Кажется, Диана ничего не соображает. Он ставит кружку на пол, поднимается на ноги. — Ян, Ян… — Эта «н» — это его имя, которое Диана повторяет снова и снова. Она не даёт ему отойти, опять пытается ухватить за ботинок, но только скребёт короткими ногтями штанину. — Да блядь, Диана, я не ухожу! — рявкает Ян. В куртке мучительно жарко. Он давно взмок, так что, когда выходит в общий с соседями коридор, стаскивает её с себя в раздражении. «Чёрт бы побрал всё это дерьмо!» — думает, звоня в соседскую квартиру. От нервов его трясёт. Илья долго не открывает. Ян нервно оглядывается на распахнутую дверь бабушкиной квартиры. Прислушивается к едва доносящимся оттуда звукам. — Да ладно? — выдыхает Илья удивлённо, высунувшись из-за двери. Ян переходит сразу к делу: — У тебя есть что-нибудь успокоительное? Хоть что-то, чтобы быстро работало, я… Илья оглядывает его внимательным взглядом и скрывается внутри квартиры до того, как Ян договаривает. В бабушкиной что-то грохает. Ян подрывается с места, бросает куртку на пол в прихожей, сталкиваясь с Дианой. Она держится рукой за дверцу шкафа, причём так неудачно, что стоит ей сейчас на неё опереться, и она прищемит себе пальцы. Ян отдирает её руку от дверцы. Диана не замечает ничего вокруг, смотрит только на Яна, одержимая желанием донести до него какую-то мысль или что-то такое. Ян не понимает. — Пойдём в комнату, — говорит, беря её за плечи. Но Диана упирается, мотает головой, тянет к нему мокрые от слёз руки. Зажмуривает глаза, будто у неё в этот момент что-то ужасно болит. — Пойдём! — Нет! — выкрикивает она и разражается целым потоком слов. — Я не хочу, не хочу… Только с тобой, я… Пожалуйста… В этот момент появляется Илья. Он захлопывает дверь в квартиру. Диана открывает глаза. А в следующее мгновение Ян едва успевает её удержать, с такой силой она вдруг бросается вперёд на Илью. Ногти рассекают воздух в нескольких сантиметрах от его лица. Илья шарахается назад. Диана, осатаневшая от того, что её не пускают, вцепляется в Янову руку, раздирая до крови. Всё её бессилие исчезает, как не бывало, обращается в бешенство. Ян чувствует, что сейчас её не удержит, но, к счастью, случайно наступает ботинком на её босую ступню. Диана взвывает от боли. Жалко и жалобно. Сгибается в его руках пополам и опять начинает рыдать, в исступлении выкрикивая проклятия: — Ненавижу… Я убью тебя, ты всё испортил, ты мерзкий кусок говна… Илья остаётся поразительно спокоен. — Две минуты, — обращается он к Яну, — я всё сделаю. И шмыгает на кухню. Диана соглашается пойти только в его — Янову — комнату. В собственную заходить почему-то отказывается наотрез. Яну уже всё равно, лишь бы этот концерт прекратился. Он садится вместе с ней на кровать, свет не может зажечь, потому что сестра не даёт, не отпускает его исцарапанные саднящие руки. Она забирается к нему на колени, и Яну приходится это терпеть. По-другому не получается. Так что, когда Илья входит в комнату, они сидят в обнимку. Диана прерывисто дышит Яну в плечо, мелко вздрагивая. Она не замечает Илью, но Ян всё равно на всякий случай ненавязчиво кладёт руку ей на голову — чтобы не дать обернуться, если ей вдруг захочется, — почти бессмысленное, иррациональное действие. Илья зажигает свет в комнате, молча протягивает Яну стакан с чем-то внутри. Мутноватая жижа с белёсым осадком. — Диан, — зовёт Ян, пытаясь докричаться до её разума сквозь пелену охвативших её кошмаров. Что за монстров она там видит — он даже не представляет, но больше всего хочет, чтобы это закончилось. — Выпей, давай, — просит он. Диана отнимает лицо от промокшего измученного плеча Яна. Глаза у неё совсем заплыли, на щеках и веках мелкие красные точки. — Давай. — Ян подносит стакан к её губам. Диана слушается. Медленно и неловко глотает мелкими порциями, стучит зубами по краю стакана. Ян её не торопит. — Хорошо, — говорит, — молодец. Илья маячит рядом тёмным силуэтом, не двигается с места, не уходит. Ян цепляется за него краем глаза, всякий раз чувствуя облегчение от его безмолвного присутствия. Одного его Диана просто размажет — Ян это чувствует. — Ты! — Диана поворачивает к Илье голову, смотрит на него диким враждебным взглядом и старательно проговаривает как можно чётче: — Ты, чтоб ты сдох. Илья глядит на неё в ответ, словно видит пустое место. — Диан, заткнись, — просит Ян. — Ты не понимаешь! — восклицает она, оборачиваясь к нему, почти сталкиваясь с Яном носом. — Этот урод, он!.. — Я сказал, хватит! — рявкает Ян. Диана скулит, но подчиняется, снова начинает заикаться, бормочет что-то совершенно нечленораздельное, прижимаясь лбом к его плечу. Пальцы елозят по его спине, словно она не знает, как ещё плотнее к нему прилепиться. Яна это мучает. Он чувствует себя измочаленным, как какая-нибудь затасканная маленьким ребёнком игрушка, которую и бьют, и гладят до остервенения. Так они сидят ещё минут десять, но кажется, что целую вечность. У Яна болят руки, спина, в голову словно кто-то вбивает гвозди. Диана медленно успокаивается, перестаёт трястись, тело становится тяжёлым и расслабленным. Ян осторожно пересаживает её на постель, Диана не возражает. Смотрит на него закрывающимися глазами. Но когда Ян пытается встать, хватает за рукав. — Я никуда не ухожу. Мои вещи тут. Она смотрит пристально несколько очень долгих секунд. Спрашивает: — Ты не врёшь мне? Голос режет слух — сиплый, сорванный. — Нет, — говорит Ян. — Уж я-то точно не вру. — Я не верю тебе. Ты меня бросил, — упрямо произносит Диана. — Нет. Я ведь вернулся. Она думает. Сползает взглядом с его лица куда-то вбок, будто резко вдруг забывает, что чего-то хотела. Веки опускаются, рука разжимается. Всё. Тяжёлая химическая дремота вдавливает Диану в кровать. Ян выдыхает, выпрямляется и оборачивается к Илье. Тот подпирает спиной дверной косяк. Бледный и траурный. Не сговариваясь, они вместе молча выходят из комнаты, выключив свет. Уже в коридоре Ян спрашивает: — Что ты ей дал? — Седативное плюс снотворное, — отвечает Илья. — Проспит теперь часов восемь точно. Но завтра я бы на твоём месте дал ей ещё. Илья вкладывает в руку Яна картонную упаковку. Говорит: — Две. И лучше растолочь и с чем-нибудь смешать, на тот случай, если у неё возникнут какие-нибудь предубеждения насчёт таблеток. И, Ян, ей нужно к врачу, я серьёзно. — Блядь, поверь мне, я понимаю. Просто… — Ян трёт лицо руками, зависает. — Пойдём покурим? По дороге поднимает брошенную куртку и вешает на крючок. Потом натыкается взглядом на рюкзак. Не хочется просить об этом, но страх, что история повторится, пересиливает. Ян говорит: — Слушай, можно я вещи свои пока к тебе закину, я просто, понимаешь… Илья понимает: — Можешь не спрашивать. Потом, уже на лестнице, после нескольких быстрых затяжек Ян объясняет: — Я пытался через знакомых найти кого-нибудь, к кому её отвести. Но потом это дело заглохло. А у меня нет знакомых, которые бы имели с этим дело. Да и вообще, сам себе представляешь? Вот спрошу я у кого-то про психиатра, а ведь они в ответ начнут спрашивать, что, мол, случилось. Я даже когда деньги занимал, они же, блядь, всегда спрашивают… А я не хочу, чтобы кто-то узнал. Вся эта история — просто полное дерьмо. Слова сыплются легко, словно переваливаются из него через край. Ян их даже не замечает. Илья слушает молча. Подносит к губам сигарету, затягивается. Потом спрашивает, выдохнув в сторону струю дыма: — Что за деньги? — Она несколько месяцев не платила за квартиру. Причём я узнал об этом почти что случайно. Я залез в почтовый ящик, а там предупреждение о том, что нам скоро отключат воду и свет. Блядь, понимаешь, она знала об этом! Она знала, но ни хрена не сказала мне. Мне пришлось занимать, разумеется. Я теперь с этими ебучими долгами ещё… Ян машет рукой, не заканчивая фразу. Сигарета обламывается пеплом на пол, почти догорела. Ян вынимает из пачки вторую. — Я дам тебе номер, — говорит Илья. Ян поднимает на него голову. Складывает в уме два и два. — Чёрт, — ругается, — ты ведь… точно. Я не подумал. — Я ведь да, — кивает Илья.***
Ночевать Ян отправляется к Илье. Представляет, как ляжет спать в комнате Дианы, как будет прислушиваться, вздрагивать, нервничать… Там ему не уснуть, это ясно. Он пишет ей записку, где его искать утром, и вешает на растянутый в дверном проёме гостиной скотч — чтобы Диана уж точно её заметила. Горячая вода жжёт поцарапанные руки. Ян долго сидит на дне ванны, не заткнув пробку, поливая голову из лейки. Илья появляется пару раз, запуская в ванную холодного воздуха. Что-то делает за полупрозрачным пластиком шторы. Ян разглядывает движущиеся размытые цветные пятна. Илья исчезает, хлопая дверью. Щёлкает запором стиральная машинка, начинает тихо гудеть, вдумчиво взбалтывая барабан. От воды становится легче. Ян немного приходит в себя. Выходит, когда чувствует, что вот-вот вырубится. Натягивает домашние штаны и Мишину футболку с пришельцами, которую забыл отдать. Идёт в комнату. Там почти темно, только тлеет тускло бумажный торшер. Илья, согнутый над столом, стучит клавишами ноутбука, бросающего ему на лицо голубоватые отсветы. Он без капюшона, в одной футболке. Когда Ян садится на край разложенного дивана, Илья говорит: — Я завтра около двенадцати на работу уеду. — Окей. — Ян падает спиной на диван. Илья заканчивает печатать, гасит ноутбук, чем-то бряцает на одной из полок на стеллаже. Рядом с Яном падает что-то металлическое и тяжёлое. Он косится на эту штуковину с подозрением. — Ключи, — говорит Илья. — Большой от верхнего замка, маленький от нижнего. Впрочем, ты вряд ли сможешь их перепутать. Ян подбирает с простыни связку. На ней ещё таблетка магнитного ключа от домофона, брелок с какой-то сморщенной то ли ягодой, то ли орехом. Смотрит на Илью. Не всерьёз, скорее чтобы снизить градус собственных переживаний, говорит: — Хорошо, что ещё ты можешь мне предложить? Илья неловко улыбается и разводит руками. Не говорит ничего. И почему-то от этой его реакции Ян не успокаивается, наоборот, напрягается ещё больше. Он ведь просто шутил, но теперь кажется, что это было глупо и неуместно.***
Сколько раз за эту ночь просыпается, Ян не считает. Может, около четырёх. Может, если вспомнить всё, слышавшееся в полудрёме, — пятнадцать. Илья колобродит. То уходит, то возвращается. Не так громко, чтобы можно было считать его бесцеремонным, но Яну не нужно много. Он не может расслабиться и просыпается от малейшего шороха. Кажется, что нужно быть готовым, что придётся в какой-то момент вскочить и бежать. Его не покидает тревожное ожидание неприятности. Окончательно Ян просыпается от того, что кто-то настырно звонит в квартиру. Звонок незнакомый, врывается в сон, будто визжащая дрель. Ян подскакивает на постели. В первое мгновение не соображает, кто он и где. Потом натыкается рукой на плечо Ильи, прижатое к нему вплотную. Илья спит и дышит так ровно, что Ян думает, не послышалось ли ему. Но звонок повторяется. Остывает в воздухе лёгким звоном. Ян выбирается из-под одеяла. Ступает босыми ногами на холодный пол. В комнате зябко. Серое пасмурное утро просачивается сквозь окно. Что-то тихо скрежещет. Ян вздрагивает, оборачивается, замечая у подоконника подвижную тень. Из-за рамы показывается маленькая круглая голова с оранжевым вытаращенным глазом. Ян вздыхает облегчённо: всего лишь голубь. Когда он добирается до прихожей, натянув штаны и майку, звонок успевает повториться трижды. Ян не с первого раза справляется с незнакомым замком, открывает дверь. На пороге, как он и думал, Диана. В плохом освещении коридора выглядит совсем жутко: лицо опухшее и кажется бледно-жёлтым, под глазами красные точки. Она всклокоченная, стоит босиком прямо на грязной плитке. Яну рефлекторно хочется закрыть дверь. Он вцепляется в ручку сильнее. Говорит: — Привет. Диана медленно моргает, чем-то вдруг напоминает Илью во время его заторможенных эпизодов. Ян начинает догадываться, в чём было дело. — Привет, — разлепляет губы Диана. Голос скрипит и надламывается, как у простуженной. — Тапочки. — Ян кивает на её босые ноги. — Где твои тапочки? Диана растерянно поворачивается в сторону бабушкиной квартиры, словно и правда забыла о них, словно не чувствует. Ян говорит: — Иди в квартиру, я приду через пять минут. Диана тормозит, вращает глазами, но потом шагает назад, скрывается за дверью. Ян находит в рюкзаке те таблетки, что вчера дал Илья. Засовывает в карман куртки, которую набрасывает на плечи. Потом идёт в комнату за телефоном. Илья, целиком спрятавшийся под одеялом, забившийся в самый угол дивана, начинает шевелиться. Ян щёлкает кнопкой блокировки. Время всего девять утра. Он не выспался страшно. В почте оказывается новое письмо от Скороходова. Пришло ещё вчера вечером. Несколько непрочитанных сообщений от Лены. Ян не открывает их, оставляет на потом. Сейчас самое важное — разобраться с Дианой. Ян садится на край дивана в ногах у Ильи и запускает руку под одеяло. Нащупывает его костлявую ступню. Илья вздрагивает. — Пипец у тебя руки холодные, — произносит он глухо из-под одеяла и поворачивается так, что голова оказывается снаружи. — Мне надо идти, — говорит Ян. — Дашь мне тот телефон? — Да. — Илья трёт щёку и глаз, зажмуривается, пытаясь проморгаться. — Сейчас. Ян забивает в контакты Веронику Павловну. Спрашивает: — А она какая — старая или молодая? — Средняя, — улыбается Илья. — Ну, типа бабка вся из себя или что? — Типа тётка… Знаешь, что вспомнил? — Он падает головой обратно на подушку и прикрывает глаза. — К вопросу о бабках. У меня была в школе одна училка. Такая жирная старушенция. Она курила прямо в классе, а окурки тушила в цветочных горшках… В это время снова звонят в дверь. Ян с сожалением поднимается на ноги. Илья замолкает и смотрит на него пристальным взглядом, приподнявшись на локте. — Приходи, — говорит ему Ян. — Ты же нескоро на работу уходишь. Илья косится в сторону двери с кислой миной. — Она вроде спокойная сейчас, — говорит Ян. — Ну, ещё бы. Но ты всё равно… — Да, я так и сделаю. Ян выходит к Диане, прихватив ноутбук. Надеется разобраться с тем, что понадобилось Скороходову. Так он думает. Отвлекается мыслями о работе. Ведь так проще сохранять видимость спокойствия, что-то делать. Диана, смирная, как новорождённый ягнёнок, шлёпает за ним по квартире. То и дело Ян ловит её осторожные взгляды на своих поцарапанных руках и испытывает странные чувства. Теперь мысль, что сестра действительно нездорова, больше не пугает. Она успокаивает. «Всё нормально», — повторяет про себя Ян. И слышит отголосок слов Ильи в голове: «Ты же не думаешь, что она это всё серьёзно». Дианы больше нет — спряталась или ушла. От его сестры в этом существе ничего не осталось. Раковина на кухне оказывается погребена под грязной посудой. Тарелки и кастрюля с мутной жижей взгромоздились на решётку плиты. У конфорки растеклось чёрное горелое пятно. На полу крошки, и под ногами у Яна хрустит. Непонятные целлофановые ошмётки валяются под столом. Ян мрачно оглядывается кругом и даже не смотрит в Дианину сторону. Илья прав. Ей действительно делается хуже. Ян кладёт ноутбук на холодильник. — Принеси мне совок и веник. Диана белым пятном утекает в коридор. Пока он выметает из-под стола и табуреток крошки, начинает вяло звякать чем-то рядом с раковиной — помогает. Ян боится, что, когда поднимет голову, увидит не намыленную посуду, а какой-нибудь дикий перформанс, который окончательно выведет его из себя. Но ничего такого не происходит. Диана гремит помытыми вилками, отправляя их в ящик. Потом принимается оттирать железкой кастрюлю. Сперва не веря, что она хоть чем-то может быть полезна, а потом всё смелее Ян начинает отдавать ей мелкие указания. И вместе они справляются чуть быстрее. Потом Ян наливает полный чайник, а пока тот напыживается, собираясь трещать, идёт умываться. Зубная щётка его оказывается тут — забытая на полочке под зеркалом. Паста кончается. Из скрюченного тюбика Ян выдавливает последнюю каплю. Кто-то звонит в дверь. Ян высовывается в коридор, просит Диану, выглядящую испуганной: — Открой, ладно? Она шмыгает в коридор без лишних вопросов. Ян думает: «Всегда бы так слушалась». Сплёвывает в раковину голубоватую пену. Что-то у них там в коридоре случается, не показываются Диана с Ильёй очень долго. Ян заворачивает стонущий от воды кран и вытирает лицо. Прислушивается к тревожной тишине. Когда выходит и выглядывает за угол, ловит напряжённый взгляд Ильи, но не понимает его значения. Диана стоит к нему спиной, руки сжаты в кулаки. Будто злую собаку, он предупреждающе окликает: — Диана. Она вздрагивает и отступает, проскальзывает мимо него на кухню, не подняв головы. Илья так и остаётся топтаться у порога. — Пойдём покурим? — предлагает он. Ян не спорит. Когда они оказываются на лестнице, он спрашивает: — Что за хрень у вас? Я думал, на неё вчера просто так накатило. Илья морщится, смотрит в сторону. Говорит: — Ну, не совсем. Ян мгновенно напрягается. — Чего ещё я не знаю? — Да нет, — Илья мотает головой, — ничего такого ужасного. Просто… — Он не договаривает, затыкает себя только начатой сигаретой. — Просто что? — напирает Ян. Илья выдыхает струю мутного дыма, говорит: — Я когда заходил… Ну, узнать, хрен ли всё твоё барахло валяется на улице. В общем, — он затягивается ещё, медлит, — мы поговорили. А она ведь знает, что я не по девочкам. Ну, и она тогда прямо спросила. Ну, про тебя. Илья скашивает взгляд на Яна. Тот мгновенно всё понимает. Произносит, внутренне холодея: — И что именно ты ей сказал? Илья разводит руками, улыбается скособоченно: — Я не стал ничего сочинять. — Блядь, Илья… — Но я ведь говорил только о себе, — перебивает он. — Диана, я так понял, на твой счёт вообще не в курсе, правильно? — Правильно. И не должна, — напряжённо говорит Ян. — Слушай, ну вообще, я не заметил, чтобы она как-то негативно к этому относилась вне контекста данной ситуации, так что ты уверен?.. — Илья, — перебивает Ян. — Я не хочу. Вот вообще. Мать со мной уже пять лет не разговаривает. Илья зависает. Потом кивает, мол, понял. Кивает снова. Говорит: — Всё. Вопрос снят. Ян прислоняется к стене спиной, подносит к губам сигарету и смотрит в пол. Настроение понижается на несколько градусов. Не хватало только, чтобы Диана начала его в чём-то подозревать. Одному богу известно, как она может отреагировать, что взбредёт в её нездоровую голову. — То есть, — решает уточнить Ян, — она пыталась тебя вчера покалечить, потому что… — Да, она думает, что я тебя заморочу или запутаю. Что-то такое было сказано. Типа собью с пути. — Наверняка от бабки нахваталась этой хуйни. Она иногда что-то такое выдаёт, и мне тогда аж не по себе становится. Как будто это бабушка говорит. Некоторое время они оба молчат, погрузившись в задумчивость. Сигареты заканчиваются, осыпавшись лёгким пеплом. Илья прислоняется к Яну плечом, прижимается губами к щеке рядом с ухом и не отлипает, пока Ян не поворачивает к нему голову, встречаясь с его губами своими. Яну долго не хочется его отпускать. Илья растекается между Яном и стеной и загадочно смотрит, дыша сбивчиво, пока Ян его трогает. Он не удерживается, запускает руку под резинку его штанов. Илья её перехватывает и произносит: — Вот ты говоришь, она не должна узнать, да? — Слушай, ну а как ты себе представляешь? — Давай, это… — Илья сжимает руку Яна, вытаскивая из своих штанов, но не отпускает. — Вечером приходи. Ян улыбается. Говорит: — Это что, благоразумие? Илья почему-то вдруг становится серьёзным, почти тоскливым. — Ты мне очень нравишься, — произносит он. И Ян чувствует себя так, словно ему дали под дых. Будто отголосок застарелой боли прокатывается по телу. Он с трудом его сглатывает, поднимает глаза на Илью, который с большим вниманием следит за его реакцией. — Прости? — спрашивает, вздёрнув брови. — Просто у тебя сейчас было такое лицо, я не понимаю, это как будто что-то… — начинает он тараторить. Ян кривится и просит: — Всё, хорош. Илья зависает, а потом расплывается в улыбке. Показываются два выдающихся вперёд клыка. — Вечером приходи, — говорит он.***
Ян поит Диану чаем с растворёнными в нём таблетками. Потом выносит мусор, которого в квартире уже слишком много. Выходит в магазин: еды нет совершенно. По дороге обратно, в одной руке волоча тяжёлый пакет, он звонит по оставленному Ильёй номеру. Трубку не берут долго. Ян переходит дорогу, оглядываясь по сторонам, слушая в левом ухе долгие гудки. Сворачивает во дворы. Ручки пакета врезаются в пальцы, руки мёрзнут. Потом на том конце чем-то раздражённый женский голос произносит: — Алло? — Здравствуйте, Вероника Павловна? Она говорит: — Да. — Мне ваш номер дал один знакомый. Сказал, что вы… — Какой знакомый? — перебивает трубка. Ян замирает посреди тротуара. Говорит: — Его зовут Илья, а вот фамилию… — Илья — это который Шестаков, что ли? — устало спрашивает трубка. — Наверное. — Ян не знает. — Ну, белобрысый такой. — Ну, да, — растерянно соглашается он. — Ну, понятно. Вы просто молодо звучите, я подумала, какой ещё Илья там может быть. — Она вздыхает. — Вы Ян, правильно? — Да. — Он писал вчера, что вы позвоните. Вкратце описал ситуацию. Смотрите, Ян, я могу вас принять либо в среду на этой неделе в середине дня, либо в понедельник вечером. Консультация будет стоить пять тысяч. Какое время вас устроит? Ян взволнованно договаривается на среду. В голове всё мешается. Он нервничает, боится что-нибудь забыть, упустить. — Но единственное что, — говорит ему напоследок психиатр, — смотрите, я сейчас принимаю в Ганнушкина. Я пришлю вам адрес. С проходной позвоните мне, когда приедете. — Хорошо, — соглашается Ян. Слово «Ганнушкина» не говорит ему ни о чём. — Большое спасибо, Вероника Павловна. — Да пока не за что, — отзывается она прохладно и вешает трубку. Ян так и обнаруживает себя стоящим рядом с подъездом, с примёрзшим к пальцам пакетом. Оглядывается на дом, устремлённый в высь хмурого неба. В голове всплывает: «Пять тысяч». Ян морщится.