Пристанище для потерянных

Но именно это беспокойство будит его рано утром. Дима посапывает рядом, и все их пристанище для потерянных, как называет их убежище Мишель, судя по тишине, тоже ещё спит. Комната в рассветных сумерках кажется ненастоящей, будто из сна, и по-хорошему спать бы ещё и спать, но беспокойство толкает, заставляет подняться, быстро одеться и заглянуть в комнату, отведённую Антону. Чтобы столкнуться с ним нос к носу. Миша оглядывает его рюкзак, закинутый на одно плечо, Димкину кофту, застегнутую под горло, и спрашивает: — Уходишь? Антон коротко кивает, облизывает губы, выглядит при этом хреново, но уперто сжимает пальцами здоровой руки ремень рюкзака и говорит: — Спасибо, что подлатал, но я пойду. — Ты не можешь. Мне нужно проверить, нет ли воспаления. А тебе нужен покой хотя бы несколько дней. — Да нормально все, — парень нетерпеливо переминается с ноги на ногу, смотрит исподлобья так, что будь Миша повпечатлительней, тут же бы его отпустил и ручкой бы вслед помахал, но Мише категорически не нравится вид Антона: испарина на лбу, серый оттенок кожи, под стать сумеркам за окном — поэтому он продолжает возвышаться в дверном проёме, как чертов клубный вышибала. — Ничего ненормально. Ты себя видел? Краше в гроб кладут. Антон закатывает глаза. — Пропусти, — говорит просто. — И раз уж ты тут, мне нужен мой пистолет обратно. Миша качает головой. Черт, он же себя не простит, если позволит этому упертому типу уйти в таком состоянии. — Тебе нужен покой и отдых. А для начала я должен осмотреть твою рану, — парень дергается в попытке обойти, вот только без толку. — Да куда ты так, блин, торопишься? Останься хотя бы на пару дней, восстановись. Там, снаружи, у тебя не будет такой возможности. Но Антон сжимает челюсти и дёргает головой. — Я не собираюсь оставаться в этом вашем дурдоме, — выдыхает. — Там конец света, а у вас тут вечеринки с шампанским, блять. Какой-то ебаный пир во время чумы! И Мишу вдруг накрывает. Миша вдруг испытывает злость, даже не из-за глупого самоубийственного поведения этого идиота, а из-за того, что он, ни черта о них не зная, сделал какие-то свои дурацкие выводы и теперь руководствуется ими. И раз уж он такой дурак, то самое лучшее — отпустить его на все четыре стороны, вот только Бестужев просто не может. — А теперь послушай меня, — говорит он, надвигаясь на парня, и тот невольно делает шаг назад. — Ты как взрослый человек и послушный пациент останешься здесь до снятия швов. И будешь выполнять, блять, все предписания врача. То есть мои. Я не для того тащил тебя несколько километров, не для того потратил на тебя антибиотики, чтобы ты загнулся где-то там от слабости или сепсиса. И только попробуй сказать, что ты меня об этом не просил! Миша выдыхает, чувствуя как от злости подрагивают пальцы, и с каким-то детским удовлетворением отмечает растерянность в глазах Антона. За спиной кто-то присвистывает, и Бестужев, резко развернувшись, встречается взглядом с Щепиным-Ростовским. У того в глазах удивление мешается с восхищением, и первое явно преобладает, будто Дима не ожидал от Миши такого всплеска эмоций. Миша же, ещё до конца не остывший, упирает в него палец. — Молчи, — говорит, а Щепин беззвучно смеётся, поднимает руки, будто сдается, и всем своим видом выражает, что он и не думал ничего говорить, даже мыслишка такая завалящая в голову не приходила, не, Дима нем, как рыба, и не мешает Мише, великому и ужасному, ни за что, никогда. Бестужев головой качает, глядя на пантомиму друга, и чувствует, как его отпускает. Он разворачивается к Антону и отмечает, что тот уже скинул рюкзак на пол. — Снимай кофту, осмотрю, — говорит Миша и выдыхает с облегчением, когда Антон слушается. И он слушается его весь день и все последующие тоже. Правда слушается так, очень в своем стиле. Потому что уже на второй день он, разговорившись с Ипполитом, обещает научить того некоторым приемам самообороны, а на Полино: «У тебя же рука» лишь пожимает здоровым плечом и говорит, что у него вообще-то еще вторая есть, так что не проблема. Поля так рад, что аж светится, жалуется, что у них в компании многие могли бы его этому научить — он бросает на Мишу взгляд, который тот игнорирует — да вот только отказываются. — И зря — говорит Антон, осторожно натягивая кофту на забинтованное плечо. — В наше время это лишним не будет. Покажу тебе кое-что из крав-мага. — Крав-мага против зомби? — усмехается Миша, и взгляд у Антона вмиг снова становится таким холодным и колким, каким был тогда в баре. Он щурит глаза и говорит просто: — Опасны не только зомби, — и голос звучит совершенно спокойно, вот только Миша видит, что эти слова даются ему нелегко. В мозгу снова возникает уйма вопросов, но Миша лишь встряхивает головой, пытаясь их, жужжащие, успокоить и замечает: — Поль, ты не слишком радуйся, Антон у нас не надолго. — Ну значит надо быстрее начинать, — говорит Антон и в какой раз резко меняется: скалится довольно и соскальзывает со стола — Ну что пошли? Бестужев говорит себе, что этот чертов Антон Арбузов, странный, чуть дикий, но совершенно взрослый человек и он знает, что делает, вот только на следующий день Мишель находит Мишу, разгребающего завалы в очередной комнате, и сообщает, что новенький подрался с Щепиным. Бестужев мгновенно подрывается с места, но оказывается в общем зале, когда уже никакой драки и нет в помине. Димка как обычно невозмутим и спокоен, не смотря на ссадину через всю щеку, Антон же взъерошенный и раскрасневшийся, сжимает пальцы со сбитыми костяшками в кулаки, но на рожон не лезет. Говорит обеспокоенному Ипполиту: «Все в порядке». Слова, которые Мише уже осточертели жутко, тем более он видит проступающие сквозь футболку пятна крови и понимает, что ни черта не в порядке — швы разошлись. Да блять. — Дим, какого черта? — Миша смотрит устало на Щепина, тот же невозмутимо передёргивает плечами — Он хотел обратно свой пистолет, — поясняет и усмехается, сверля Антона глазами, и всем своим видом показывая, что хотеть он может что угодно, вот только ни черта от Димы не получит. Антон отвечает свирепым взглядом и матерится шепотом, а Миша выдыхает раздраженно и трет ладонью лицо. Блин, взять бы обоих за шкирку и встряхнуть, как котят, напрудивших в неположенном месте. Устроили тут детсадовские бои без правил, черт бы их побрал. — Отдай ему пистолет, — говорит он, и Щепин неверяще на него смотрит, активно мотает головой. — Мы его не знаем! — возражает, хотя, по его лицу видно, что это же и так ясно, и озвучивать даже не надо, а Бестужев просто сошел с ума, раз не понимает. Но Миша повторяет: — Отдай. Ничего он нам не сделает. Дима сверлит его взглядом еще несколько секунд, но не возражает, лишь раздражённо выдыхает и выходит из комнаты. Миша разворачивается к Антону и роняет: — Пошли, тебя зашить нужно, — и, старательно игнорируя его довольную ухмылку, добавляет: — Опять. Вот только эта довольная улыбка становится еще шире, когда Щепин приносит пистолет в медпункт и, отдав его, уходит. — А он всегда тебя так слушается? — интересуется Антон и шипит, потому что Миша, не церемонясь, дергает за кусок порванной нитки. — Ты его как-то дрессировал или у тебя свисток специальный есть, как для собак? Бестужев выпрямляется и впервые жалеет, что спас этого идиота. Хочется прямо так выкинуть его сейчас за двери убежища, но он смотрит на Муравьева и говорит: — Обработай и зашей. Ипполит замирает, не веря своим ушам. — Но я же никогда никого не зашивал! — Ну вот и потренируешься, — Миша мстительно замечает, как офигевше вытягивается лицо Антона. Тот не кажется уже таким довольным, когда Бестужев спокойно моет руки, потом так же спокойно направляется к двери, а Поля спрашивает: — Даже не посмотришь, как я это делаю? — Я в тебя верю! — Миша, даже не оборачиваясь, выходит, но успевает услышать, как Муравьев шепчет Антону: «Они вместе с детства. И служили вместе. В такой жопе оба побывали…» . Миша усмехается. Да, в какой только жопе не побывали, но нынешняя с концом света и ходячими трупами переплюнула все. Бестужев находит Диму на кухне. Сегодня они отвечают за готовку, и Щепин уже успел начистить огромную кастрюлю картошки. Миша разводит огонь в их импровизированном очаге и помогает поставить кастрюлю на него. — Спасибо, — говорит, и видит Димину кривую ухмылку. Тот головой дергает, мол, не за что, но тут же хмурится. — Ты ему слишком доверяешь, — говорит. — Ты его не знаешь и не знаешь, что от него ждать. — Я знаю, что он не плохой человек и не причинит нам вреда. Я это чувствую. Дима поднимает на него глаза и снова усмехается. Ну да. И Миша понимает, что звучит глупо, но никак не может подобрать слова, чтобы свою уверенность объяснить. — Помнишь, как к тебе относились в школе? А я сразу знал, что ты не такой, каким они тебя считали. Я чувствовал, что ты хороший, и поэтому доверял тебе. Щепин фыркает. — Ты запал на меня, — тянет с ухмылкой, а Миша смеётся. И еще больше в смехе заходится, когда Дима распахивает в притворном ужасе глаза и наставляет на него нож: — На него ты тоже запал! Нет, правда, он мелкий, злой — прям как я. Твой типаж, Бестужев! Миша снова смеется, отбирает у Димы нож и, притянув парня к себе, затыкает эти возмутительные инсинуации поцелуем. Обед получается чуть подгоревшим. Но все чувство неловкости от картошки с привкусом угля перекрывает чувство удивления, когда Антон вдруг просит у него прощения. Подходит после обеда, нелепо топчется на месте, отводит глаза, но уже через секунду возвращает взгляд, смотрит прямо, в глаза Мишины заглядывая, говорит: «Извини, я не должен был все это дерьмо тебе говорить» и через паузу «И спасибо». Миша кивает и неумолимо расплывается в улыбке. Ну вот, он же был прав: ни черта он на Антона не запал, просто он и правда хороший человек. Вот только Димины слова то и дело приходят на ум. Когда он натыкается на Арбузова в душевой. Тот стоит у одной из выстроившихся в длинный ряд раковин и бреет голову машинкой. Миша смотрит удивленно, как кудри падают в раковину, и почему-то испытывает легкое сожаление. Антон же скалится в отражении зеркала, невозможно нелепый с наполовину обритой головой, но дико довольный, говорит, взмахивая машинкой: «У Трубецкого попросил» и «Давно хотел это сделать», гладит рукой затылок, выдыхает «Круть», и Бестужеву тут же хочется это движение повторить. Почувствовать ладонью этот едва заметный ежик волос. Он встряхивает головой, удивляясь этому желанию и старательно игнорирует Димин голос. Ведь и на тренировки Антона с Ипполитом он заглядывает исключительно для того, чтобы напомнить о швах и сказать, что, если что, в третий раз Арбузов будет накладывать их сам. А то, что он забыв об этом напоминании зависает, глядя на то, как тот двигается, как солнечный свет играет на его блестящей от пота коже, ну так это и правда очень красиво. А Миша вполне может оценить красоту без всякого сексуального и сердечного подтекста. Ну честно. А вот что ему и правда не дает покоя, так это то, что Антон, похоже, опасается людей больше, чем зомби. Это сквозит в его словах Ипполиту, в их вечерней болтовне в общем зале, а еще это отлично объясняет всего его настороженные взгляды и желание покинуть убежище. Бестужев гадает, что такого случилось с ним, но Антон не особо рассказывает о себе и на все вопросы Мишеля и Кондратия выдает минимум информации, чаще отделываясь шуточками. В его жизни явно что-то случилось — ну помимо всеобщего пиздеца с зомбаками — и вряд ли Миша когда-нибудь узнает, что именно. А ещё Арбузову снятся кошмары. Миша замечает это в одну из первых ночей, когда возвращается в их с Димой спальню из душевой, и слышит через приоткрытую дверь недовольный голос Антона. Слов не разобрать, да и второго говорящего не слышно, поэтому чувство беспокойства заставляет остановиться и постучать в косяк. Неразборчивый шепот не прерывается, Миша все-таки открывает дверь и видит, как парень беспокойно мечется по постели. — Антон, все в порядке? — спрашивает Бестужев и делает шаг внутрь. — Антон! Арбузов вздрагивает и резко садится. Смотрит на Мишу, осоловело хлопая ресницами. — Что? — спрашивает хрипло и каким-то безотчетным движением тянет горловину футболки вниз, будто задыхается. Миша замечает, что футболка мокрая от пота, и что глаза у Антона слегка безумные, будто он не понимает, ни где находится, ни что тут делает. Бестужеву вдруг становится неловко и он кашляет, прочищая горло. — Тебе кошмар снился, — говорит. — Ты так метался, я боялся, что шов опять разойдется. Антон проводит ладонью по лицу и выдыхает «Спасибо», на Мишино «Все в порядке?», конечно же говорит «Все в порядке» и выжидающе упирается в него взглядом. Миша неловко кивает, желает спокойной ночи и выходит, прикрыв дверь. Вот только теперь каждую ночь прислушивается, все ли за этой дверью спокойно. Иногда Антон спит совершенно тихо, но чаще всего Миша снова слышит тот лихорадочный шепот и всхлипы. Днем он спрашивает парня, может ли чем-то помочь, говорит, что для хорошего сна у него есть успокоительные, вот только Арбузов лишь ухмыляется и заявляет, что он в порядке. Конечно же, черт возьми, в полном порядке. И Мише бы успокоиться и перестать так переживать, вот только на седьмую ночь всхлипы Арбузова слышны даже через стену. И Бестужев ничего не может с собой поделать, он выбирается из постели и заглядывает в его комнату. Опять зовет Антона по имени, вот только тот не просыпается. Перекидывает голову по подушке, скидывает одеяло и обратно его на себя тянет, и скулит, так невыносимо скулит, что Миша решительно подходит к постели и, присев, встряхивает его за плечо. Арбузов продолжает просить кого-то не делать что-то, просит не уходить, и Мише приходится встряхнуть его еще несколько раз и довольно сильно, прежде чем он просыпается. Распахивает глаза, слепо смотрит на Бестужева, а тому не по себе от ужаса, плещущегося в огромных зрачках, от того, как Антон впивается пальцами в его руку, и, кажется, все еще находится в своем кошмаре. Поэтому Миша склоняется ниже и шепчет успокаивающе, что все хорошо, что это всего лишь плохой сон, и он в безопасности, все хорошо, Антон, слышишь, все хорошо. Он продолжает шептать всю эту успокоительную чепуху и видит, как потихоньку страх исчезает из глаз, а хватка пальцев ослабевает. Вот только когда Миша пытается подняться, пальцы опять впиваются в предплечье, не отпуская. — Не уходи, — еле слышно выдыхает Антон. — Что? — Миша ушам своим не верит, но пальцы держат крепко, и в глазах такая мольба, что становится ясно — ему не померещилось. Антон просьбу свою не повторяет, но чуть сдвигается на матрасе, когда Бестужев кивает. Ему ничего не остаётся, как, нырнув под одеяло, вытянуться рядом. Антон отпускает его руку и, развернувшись, прижимается к нему спиной. Это не выглядит, как очередное приглашение, но его тело по-прежнему напряжено, и Миша обнимает его, ожидая что Антон вот-вот взбрыкнет, но тот лишь выдыхает длинно и расслабляется. Миша улыбается — он все сделал правильно — и, слушая успокаивающееся дыхание Арбузова, засыпает. Просыпается Миша от того, что кто-то пихает его в плечо. Он удивлённо моргает, пялясь на бритую макушку, и чувствуя, как тянет онемевшую руку. Арбузов пристроился на его плече и сладко посапывает во сне, раскрасневшийся и такой безмятежный, будто это не он каждую ночь проваливается в кошмар. Миша улыбается, но тут его снова кто-то толкает и шепчет: — Мих, подъем! Бестужев разворачивается и встречается глазами с Щепиным. Они искрятся от еле сдерживаемого смеха, и губы подрагивают от него же, когда Дима тянет: — Вы такие милые, смотрел бы на вас и смотрел, — Миша закатывает глаза, а Дима все-таки хрюкает от смеха, но добавляет уже серьезно: — Но там Юшневский с Пановым вернулись. Ты нужен.