Сдать экстерном, или Мой репетитор

      Утро началось для Франа очень хорошо: во-первых, сегодня было тридцать первое декабря, а, соответственно, Новый Год должен уже скоро наступить, ну, а во-вторых… согласитесь, почувствовать с утра пораньше тепло любимого человека — весьма приятное занятие. Кёнэ уже и не понимал, как мог терпеть столько времени, ведь то, что происходило сейчас, казалось ему чудесным и незабываемым. Развернувшись на другой бок, он увидел слегка сонное лицо своего учителя, который ласково на него поглядывал.       — Доброе утро, Мукуро-сенсей…       — Доброе утро, Франни, — парню всегда до дрожи нравилось, когда любимый называл его так. С некой чувственностью, свойственной лишь ему одному.       — Учитель, сегодня Новый Год… Как будем праздновать? — Кёнэ улыбнулся. Рокудо, секунду поразмыслив, ответил, одновременно переворачиваясь на другой бок:       — Пока я хочу лишь спать… — его голос действительно звучал немного устало. Фран даже и не помнил, если честно, что такое вчера произошло, отчего его любимый так не выспался. Или ему этого знать действительно не стоило?       — А ты, если хочешь помочь мне, можешь идти приготовить что-нибудь, — Кёнэ не видел лица синеволосого, но мог со стопроцентной точностью сказать, что тот хитро улыбнулся. Парень недовольно пробурчал что-то в ответ, однако прекрасно понимал, что иного выхода, кроме как пойти и сделать завтрак, у него не было. Да и некрасиво это как-то получалось: Мукуро готовил почти что каждый день, а сам он, Фран, лишь только пожинал плоды стараний своего репетитора. Зеленоволосый знал, что дай ему только повод разлениться и забить на всё, он бы с радостью это сделал. Хотя, наверное, таковыми являются почти все люди; каждый же справляется с этим, как может. Вот и сейчас Кёнэ, неохотно вставая с кровати, поплёлся на кухню. Да, готовить он любил, но лишь в очень редких случаях. Теперь, подумав, что делает это во благо своему любимому, Фран оказался на кухне и стал раздумывать, что бы такое ему сварганить. На ум пока приходило лишь самое банальное…       А тем временем, пока парень варил кофе, нарезал какие-то бутерброды, искал круассаны, он думал над тем, как же у него всё прекрасно. И кажется, погода тоже сопутствовала его хорошему настроению — на паркетный пол падали золотистые лучики солнца, а небо за окном было ярко-лазурным, без единого облачка. Фран выглянул на улицу — там жизнь шла своим чередом: машины торопливо сновали туда-сюда, собственно, как и люди, все пытались успеть закупиться едой и чем-то ещё. Витрины магазинов были по-новогоднему украшены; то тут, то там виднелись новогодние ёлочки, увешанные яркими игрушками и мишурой, и белые вырезанные из блестящей бумаги снежинки, аккуратно расклеенные по стеклу. Прохожие, чему-то мечтательно улыбаясь, спешили каждый по своим делам. Видно было, что у большинства сегодня настроение на высоте. Собственно, как и у Франа; ему нынче просто стыдно не быть счастливым. Он никогда бы не подумал, что сможет проснуться вместе со своим возлюбленным и, почувствовав его тепло, улыбнуться новому дню. Это действительно великолепно!.. Кёнэ так и не понял, когда они с Рокудо условились на том, что тот будет ночевать у него, но был сам безгранично рад этому. Да и было в том нечто такое, что нравилось им обоим. Фран, сладко вздохнув, будто вспомнив что-то, вновь принялся за готовку завтрака.       А ведь любовь действительно меняет человека… О, как это хорошо понял парень! Никогда бы не подумал, что будет, мило улыбаясь, думать о чём-то хорошем с утра пораньше и одновременно нарезать ветчины уже не только для себя… Теперь же всё обстояло именно так. И это было здорово.       Наконец завтрак был практически приготовлен и лишь ждал тех, кто бы мог его съесть. Кёнэ услышал, как в ванне включился кран. «Наконец-таки этот соня проснулся!» — подумал Фран, направившись туда. Постучавшись в дверь, он сказал, что еда готова, и чтобы Мукуро поторопился. Тем временем, пока Рокудо находился в ванной, парень решил разлить горячий кофе, чтобы тот хоть чуть-чуть подостыл. Делая это и вновь задумавшись о чём-то, он позабыл о реальности и даже не заметил, как синеволосый оказался на кухне и почти что рядом с ним. Лишь ощутив, как руки учителя сомкнулись где-то впереди, Фран очнулся и слегка смутился. Между тем Мукуро, опустившись на один уровень с его ухом, как-то страстно прошептал, чем заставил вздрогнуть своего ученика:       — Ты не представляешь, насколько милый… Особенно когда разливаешь кофе, — Кёнэ, решив не рисковать, положил турку на место, чтобы не дай бог в каком-нибудь порыве страсти не опрокинуть её. Он развернулся к репетитору и произнёс ему почти что в самые губы:       — Значит, мне теперь всегда разливать его?       — Как знаешь, Фран… — И Фран ощутил, как его снова усадили на гранитную плиту. Собственно, это было уже далеко не в первый и не во второй раз. Во все прошедшие четыре дня не обходилось без этого — Мукуро просто не мог сдержать себя. Поэтому сейчас действовал более развязно, целуя во много раз возбуждающе, да и уже не останавливая свои руки, которые так и норовили стянуть с парня его пижаму. Тот пытался ещё как-то сопротивляться нахлынувшим ощущениям, но да мог ли?.. Ему оставалось лишь, прикусывая губу, сдерживать свой стон, который мог сказать Мукуро о многом… Хотя тот и так прекрасно догадывался. Фран, откинув голову назад и прикрыв глаза, часто-часто дышал и смущённо наблюдал за тем, как Рокудо медленно скользит губами по его шее, опускаясь уже на ключицу, как его руки едва касаемо исследуют грудь, редко спускаясь на резинку штанов. Делал всё это мужчина с особой страстью, присущей лишь ему одному, однако не позволял себе чего-то большего, хотя Кёнэ и намекал, выгибаясь под ним, под его ласковыми движениями. Однако сам парень тоже осознавал, что наверняка ещё рано давать волю этим страстям; судя по тому, что говорил его возлюбленный, он понял, что синеволосый не сделает с ним ничего такого уж запретного до восемнадцати лет. Но с другой стороны Фран совершенно не понимал, как можно терпеть так долго, если хочется?       Зеленоволосый встряхнул головой. Обычно в такие моменты, когда Мукуро приятно целовал его шею и гладил его тело, ему приходили на ум такие странные мысли. А всё из-за того, что доселе ему не приходилось испытывать нечто подобное, так что сейчас всё это свалилось ему как снег на голову. Фран чувствовал день ото дня всё чётче, как ниже живота становилось тяжело, а горячо лишь совсем немного. Это было, безусловно, приятно, но сорвать голову могло конкретно. И сейчас, уже изредка сдерживая свой стон, парень был готов отдаться своему любимому — пускай некоторые моменты ещё страшили Кёнэ, но в настоящий момент ему было всё равно; он хотел ощутить нечто запретное, чтобы потом от этого было стыдно как никогда. Но, увы, как это и бывало всегда, Мукуро лишь слегка подразнил своего ученика, вмиг прекратив все ласки, сославшись на то, что голоден. Франу пришлось кое-как сдержать недовольный вздох, но вот по его лицу это можно было легко прочитать. Извинившись за свою распущенность, Рокудо наконец отстранился от парня и ушёл к столу, сев за него. Зеленоволосый разочарованно выдохнул и спрыгнул с плиты, усаживаясь рядом со своим репетитором за стол.       У Франа сейчас была лишь одна мини-проблема: это излишняя строгость Мукуро. А может, оно и к лучшему? Может, мужчина действительно понимает, как никогда даже не целовавшемуся подростку может снести голову? Может, он знает также, к какому разочарованию обычно приводит первый опыт?.. Кёнэ не знал точно, но понимал, что наверняка Рокудо прав — всё-таки взрослый человек, хотя принять это было не так-то и легко — особенно с его никуда не девшейся скрытой вспыльчивостью. Но что поделать — синеволосый был из разряда таких людей, которых ни соблазнить, ни завлечь чем-то было нельзя; всё должно произойти лишь по их собственной воле. Поэтому Фран смирился.       — Так как всё-таки мы будем праздновать, учитель? — парень решил не сдаваться и узнать интересовавший его момент ещё раз. Мукуро, допивая свой кофе, хитро взглянул на него.       — Я думаю, ближе к вечеру сходим погулять — знаю одно место, тебе там должно понравиться. Ну, а когда часы пробьют двенадцать, последуем одной итальянской традиции. Только я слегка изменил её… — улыбка многое говорила за него самого. Фран настороженно пригляделся к своему учителю — чуялось ему, что нынче вечером будет нечто… Но лицо Рокудо было более или менее спокойно, так что он понял, что ничего запретного не предполагается. Или лишь намекается?       — А когда мы на выставку идём? — спросил Кёнэ, относя свою тарелку в раковину.       — Завтра. Это будет в двенадцать.       — Отлично-о! Все как нормальные люди будут отсыпаться, а мы с тобой попрёмся туда!       — Ты и я и ещё несколько тысяч человек. Для этого города не так мало, как думаешь? — Фран понял, что действительно сказанул нечто глупое — всё же выставка была у многих на слуху, а достать туда билеты было почти невозможно. Имея шанс попасть туда, Кёнэ ещё и предъявлял претензии. Это он понял лишь после того, как сказал. Но что уж теперь сделать — его прямолинейность пока никуда не делась. Парень почувствовал, как сзади него оказался учитель. Его резко развернули к себе лицом, и шёпот обжёг его ухо:       — Дерзкий мальчишка!.. — Рокудо, было видно, злился не так сильно, но припугнуть был готов. — Тебя нужно наказать как следует…       Фран едва заметно покраснел, пытаясь выкинуть из головы способы, коими мог наказать его репетитор. Но Мукуро был внимателен, поэтому, всего лишь на секунду взглянув в лицо ученика, сразу проговорил:       — Нет-нет, то будет вовсе не тем, о чём ты подумал… — мужчина отстранился и строго произнёс: — Сегодня ни одного поцелуя, если я, конечно, сам того не захочу. И также: сегодня позанимаемся уроками, хотя бы часа два. Далее поможешь мне в готовке. На этом всё.       — А не много ли, Мукуро-сенсей? Вы же сами сказали «наказание», а не «наказания», — Фран недовольно взглянул на Рокудо. Тот злорадно улыбнулся.       — Уж я сам определю, сколько тебе устроить наказаний! — Мукуро развернулся и ушёл в комнату. Кёнэ тяжело вздохнул. Вот такие вот последствия его свободы слова. Он прекрасно понимал, что мужчина устроил ему справедливую, но суровую санкцию за неуважение к проделанному им труду, ведь весь оставшийся день не целоваться!.. Точнее, только тогда, когда этого захочет Рокудо; но парень-то знал, что тот специально будет целовать его очень редко и до невозможности обманчиво. Фран тихонько взвыл от недовольства. Вот всегда его учитель мог испортить такой прекрасный день!       Вздохнув ещё раз, Кёнэ направился в ванную. Когда закончил все свои дела, вернулся в комнату. Репетитора там не было; кажется, парень заметил его в гостиной. Он переодевался как раз в тот момент, когда Мукуро вошёл в комнату, окинув его быстрым, но таким хитрым взглядом. Фран ощутимо вздрогнул — взгляды своего возлюбленного, собственно, как и многое другое, он не мог воспринимать спокойно. Рокудо медленно дошёл до стола и опустился в кресло, повернувшись к своему ученику, вытянув ноги вперёд и сложив кисти рук перед собой.       — Ну что, Франни?.. — эта фраза звучала так многозначительно, что парень поначалу понял её совершенно иначе… — Приступим сейчас?       — Ну давайте, учитель… — В ответ мужчина недовольно цокнул.       — Я же просил на «ты». Уже второй раз проговариваешься за сегодняшний день. А ну-ка подойди ко мне, — синеволосый опустил руки на подлокотники. Кёнэ сглотнул и, ожидая теперь чего-то выходящего вон за рамки правил, осторожно ступая, подошёл к Мукуро. Тот, оглядев его внимательным взглядом, тихо проговорил:       — Наклонись ко мне поближе.       Фран, судорожно выдохнув, выполнил приказание, немного наклонившись к лицу учителя. Тот, очаровательно улыбнувшись, осторожно провёл пальцами по щеке своего ученика; спустившись на подбородок, мужчина слегка нажал на него, чтобы приоткрыть ротик парня. Кёнэ пришлось послушно сделать и это. На самом деле, ему было скорее тревожно, чем страшно, — Рокудо мог сделать лишь нечто такое, что могло разогреть его желание ещё больше, а дальше, вероятнее всего, его репетитор просто бы не пошёл. В принципе, произошло то, чего больше всего и опасался парень — Мукуро приблизился к его лицу, но, когда казалось, будто до поцелуя остаётся совсем ничего, да и Фран уже, ощущая, как близко находятся губы учителя от него, томно выдохнул в предвкушении, мужчина лишь остановился и проговорил:       — Ну уж нет… — и тут же отстранился. Кёнэ хотелось протестовать. Наверное, не стоило повторять, насколько сильно он желал чувствовать своего любимого рядом, целовать его… Хотя парень прекрасно понимал, что был виноват и просто отрабатывал своё наказание. Но какое же оно было мучительное!.. Ему оставалось лишь недовольно смотреть на Мукуро и, не имея возможности возразить, выполнять все его приказания. Но мог ли зеленоволосый просто так подчиниться этому?       — Учитель, это уже слишком… — Фран судорожно выдохнул, глядя на Рокудо, который, хитро улыбаясь, развернулся в кресле поближе к столу.       — А тебе бы стоило быть сдержанным в своих словах. И ценить то, что делают для тебя люди, — Кёнэ стало действительно стыдно. Скажи эти слова кто-нибудь другой, он бы и не подумал, что виноват, но когда это произнёс его любимый… Слова очень неприятно отозвались в его душе, вызывая стыд и размышления о содеянном. Фран чувствовал, как лицо его постепенно заливается краской, а сам он пытается на репетитора не смотреть. Действительно, слова, сказанные любимым человеком, порой жалят больше всего. Но лучше всего и воздействуют.       — Ну… Мукуро-сенсей, и… извини, пожалуйста. Я поступил очень необдуманно, — неуверенно проговорил парень, косясь на мужчину. Тот, улыбнувшись, вновь развернулся к своему ученику и ответил:       — Ладно-ладно… Разве могу я не извинить тебя, мой милый? — Кёнэ ощутил, как его талию обвили руки Мукуро. Синеволосый немного раздвинул ноги, чтобы Фран смог встать ближе к нему, и прижал его к себе. — Но в качестве санкции я всё-таки исполню своё наказание. Но немного облегчу его.       А вот этот поворот событий был весьма кстати. Конечно, наказание полностью отменено не было, но наверняка самый жёсткий пункт был исключён. Кёнэ ликовал, обвив руками в ответ шею своего репетитора. И рад он был не только потому, что теперь мог снова как ни в чём не бывало целоваться со своим возлюбленным, а потому, что был действительно прощён. Фран сам знал о своих минусах и был безумно благодарен Мукуро за то, что тот принял его таким, какой он есть. Поэтому сейчас чувствовал себя поистине счастливым. Неожиданно Рокудо, развернув его спиной к себе, слегка надавил на плечи, чем заставил своего ученика сесть к себе на колени. Парень охнул от удивления, хотя всегда догадывался, что мужчина может сделать подобное совершенно внезапно.       — Может, уже начнём?.. А то время-то на часах уже двенадцать… — до одури приятный шёпот раздался рядом с ухом Франа, чем заставил того вздрогнуть.       — Давай… Только можно мне сесть нормально? — такое положение весьма смущало Кёнэ, ведь о каких занятиях могла идти речь, когда твой любимый до невозможности близко? Да и к тому же парень ощущал тепло своего учителя, которое его, если честно, даже немного возбуждало…       — Нет, нельзя, — Мукуро тихонько рассмеялся и, прижав к себе Франа ещё ближе, развернулся теперь к столу окончательно. Его руки как на зло обвили талию Кёнэ настолько крепко, что у того не было возможности уйти. И зеленоволосому оставалось лишь подчиниться учителю. Мужчина достал с полки какие-то учебники и тому подобные вещи, и они начали занятия.       Фран, если честно, за эти два часа так ничего и не понял. Из всего рассказанного Мукуро его тихим и, казалось, таким страстным голосом, Кёнэ помнил только одно: срывающую голову близость к репетитору. Мужчина постоянно, словно издеваясь, во время шёпота касался губами его кожи на шее, чем заставлял крупную дрожь пробегать по его телу. Парень чувствовал, как ниже живота становилось всё тяжелее и тяжелее, и даже не знал, нормально ли это. Но Рокудо не останавливался и на этом — помимо мимолётных дразнящих поцелуев он ещё и давал полную волю своим рукам. Мукуро, ничего не стесняясь, ласково гладил Кёнэ везде, где только доставал, не опускаясь, конечно, ниже живота, хотя иногда пытался. Фран просто не мог решить уравнение или задачу, когда руки его любимого с особой нежностью приподнимали футболку и начинали аккуратно гладить его тело, осторожно, едва касаясь, но тем самым вызывая ещё большее желание, проводя пальцами по позвонкам или по груди, но ещё не прикасаясь к столь чувствительным соскам. Парень прикусывал губу, дабы сдержать неприличный стон, который мог сдать его по полной. И что самое главное — он не мог возразить. Потому что понимал, что, во-первых, сегодня он провинился и, соответственно, должен выполнять желания Рокудо, хотя то и не было условием, но Фран ощущал это неосознанно; а во вторых… разве этого не хотел он сам? Да безумно хотел! Только вот всегда его учитель лишь дразнил, не давая полностью насладиться чем-нибудь, и это вызывало сильное желание… Парень чувствовал, что краснел, что ему было очень приятно, но не мог попросить своего любимого продолжить начатое. То ли слишком неудобно, то ли стыдно, он не понял. Наконец, когда занятия подошли к завершению, Мукуро, видимо, совсем осмелев, уже аккуратно стянул со своего ученика ту самую несчастную футболку. Заставив развернуться его к себе, мужчина оглядел его оценивающим взглядом.       — О боже! Разве можно держать себя в руках, когда такое перед тобой?.. — Франа до жути смутили и эти слова, и взгляд. Сейчас, лишь в одних домашних брюках и развёрнутый к любимому, парень ощущал себя безумно странно. Особенно под таким как будто пожирающим взглядом!.. Кажется, когда-то он уже испытал на себе этот взор… Но это было давно. Кёнэ отрывисто дышал и ощущал, как ниже живота уже стало совсем горячо; такого не было никогда. Рокудо пододвинул его к себе ещё ближе, чем заставил их чресла соприкоснуться. Парень с силой сжал до крови искусанные губы, которыми он пытался приостановить свои стоны. Теперь же это стало ещё труднее — оказавшись неимоверно близко прижатым к репетитору, зеленоволосый почувствовал нечто новое, что заставило его покраснеть сильнее. Мукуро, по всей видимости, понял это, потому как, обняв ученика, прошептал:       — Можешь себя не сдерживать… Ведь это приятно? — Франу оставалось лишь кивнуть, другого выбора не было. Прикасаясь очень чувствительной частью тела к своему любимому, Кёнэ испытывал огромное удовольствие, ведь по его телу проходили доселе не ощущаемые волны наслаждения. Рокудо чарующе улыбнулся и, словно почувствовав свою власть, обнял парня ещё крепче. Вскоре невесомые поцелуи стали опускаться на кожу зеленоволосого; теперь же, как бы получив разрешение, он едва слышно простонал. Мукуро же не останавливался — его губы стали касаться уже не только шеи и лица парня, но и всего остального тела, что следовало ниже. Слегка покусывая светлую кожу на ключице, репетитор Франа немного зализывал небольшие метки от укусов, которые оставались потом. Кёнэ же даже не глядел на учителя — иначе его возбуждение могло стать намного сильнее: он считал, что невозможно смотреть на то, как Рокудо ласкает его тело, ведь ещё недавно этот человек казался Франу недосягаемым, а теперь… Эти воспоминания минувших месяцев могли сейчас подействовать во сто крат сильнее, заставляя желание гореть неистовым пламенем. Кёнэ уже не помнил себя в тот момент — уж слишком невыносимы были ласки Мукуро. Парень даже не представлял, что его учитель может так… чувственно и нежно удовлетворять его. Прикосновения, ласковые, но и одновременно дерзкие поцелуи и шёпот, преисполненный любви — всё это знатно снесло голову им обоим.       Когда уже казалось, что остановить Рокудо невозможно, и Фран думал, что сейчас случится нечто невероятное, мужчина резко прекратил свои ласки и словно самому себе прошептал: «Нельзя…» Кёнэ, находясь на грани, теперь уже не постеснялся и взвыл от негодования. Мужчина же отстранился и тихо проговорил, часто-часто дыша:       — Прости, Фран… Я позволил себе слишком многое… Рано ещё тебе такое испытывать, — и на этом всё удовольствие для парня закончилось раз и навсегда. Почему, спросите вы, навсегда? Да потому что тогда Кёнэ именно так и показалось — Мукуро совсем отрезвел от этой страсти, что заставляла его действовать так развязно, и теперь наверняка будет намного сдержаннее. А уж в этом его учитель был мастер — обрывать на самом интересном моменте. И вроде бы, Фран не сильно расстроился, а всё равно что-то схожее с сожалением и одновременно со стыдом испытал он между тем. Мужчина выглядел малость угнетённо, поэтому, словно стыдясь чего-то, отвернул свою голову в сторону. Зеленоволосый тяжко выдохнул и, кое-как пересилив себя и взяв в руки, встал с колен репетитора. То, что произошло, не казалось ему уж таким шокирующим событием. Фран бы с радостью продолжил. Хотя…       Кёнэ, когда уже оказался не на коленях Мукуро, а рядом с ним, почувствовал, как наконец его разум словно проветрился от этой страсти, и теперь ему было действительно стыдно за то, что произошло. Кажется, Рокудо испытывал то же самое — прикрыв рот, он отвёл взгляд в сторону, а его щёки парень видел впервые раз в жизни покрасневшими. Да, видимо, это событие немало повлияло на них! Парень всё же отыскал свою футболку, которая валялась рядом со столом, и надел её на себя. Всё это он выполнял неохотно, каждое движение давалось с трудом. Тогда, в тот момент, его тело стало словно лёгким, можно было делать всё, что угодно, расслабляясь в объятиях мужчины, но теперь… собраться вновь и взять себя в руки оказалось более чем трудной задачей. Фран упорно отгонял от себя воспоминания о произошедшем, ведь тогда было действительно хорошо. Было не просто хорошо, было замечательно, прекрасно. Именно тогда он почувствовал нечто новое. Это страшило лишь чуть-чуть, зато удовольствия приносило в два раза больше. Внезапно его мысли прервал голос Мукуро:       — Правда, прости меня, Франни… — синеволосый вздохнул довольно тяжко. Кёнэ обратил на него свой взгляд — лицо учителя выглядело взволнованным и немного угнетённым: глаза беспокойно перебегали с одного предмета на другой, а брови были слегка нахмурены, что случалось с ним весьма редко.       — За что же, учитель? Мне наоборот понравилось… — Фран вовремя заткнул себя, так как понимал, что может наговорить кучу всего лишнего. Уставив свои глаза в пол, парень всё равно чувствовал на себе взгляд Мукуро. Этому он научился ещё давно.       — Оу, я рад, — мужчина усмехнулся, но вмиг стал вновь серьёзным. — Однако знаешь что… я боюсь. Может быть, это единственное, чего я боюсь, но я расскажу тебе о том. Боюсь, что соблазню тебя, совращу. Мне этого вовсе не хочется. Ты слишком мил и юн, чтобы… заниматься тем, чем не положено в таком возрасте.       Репетитор зеленоволосого говорил медленно, спокойно, однако волнение проскальзывало в его словах. Кажется, Кёнэ стал его понимать. Всего лишь немного, но и это уже что-то.       — Но… Мукуро-сенсей, а если этого захочу я сам? Если я вам доверяю? — Фран осторожно подошёл к своему возлюбленному и положил руку на плечо.       — Ты так думаешь лишь сейчас. Ох, поверь мне, мой милый ученик, у тебя нынче такой период, когда каждое желание может стать главным, и ты будешь пытаться пламенно его исполнить. И не всякое из них может потом привести к положительному результату. Так что если доверяешь, должен поверить и сейчас. Поэтому…       Синеволосый взял своего ученика за подбородок и притянул к себе поближе, прошептав что-то на ушко. Кёнэ покраснел мгновенно. Резко отстранившись, он громко спросил:       — И?! До восемнадцати? Но это же так долго! — мужчина лишь засмеялся.       — Да я уже вижу, что ты так пламенно этого хочешь. Более чем понятно мне говорит об этом твоё тело, — он провёл пальцем от ключицы, далее по груди, животу и до ширинку штанов. Парень заметно вздрогнул. — Поверь, мой мальчик, мне лучше знать, когда стоит заниматься такими вещами. Сейчас тебе может лишь знатно снести голову, а я, не имея возможности тебе отказать, выполню это. Так что с этого момента… я постараюсь держать себя в руках. Да и ты смотри.       Франу оставалось лишь кивнуть. Собственно, поспорить он не мог, да и не хотел, если честно. Слишком верил своему репетитору, поэтому решил придержать свои не совсем скрытые желания. «Наверное, я действительно немного глуп. Ему виднее», — на этом Кёнэ решил раз и навсегда закрыть для себя эту тему. На этом желании что, свет клином сошёлся? Удовлетворение своего тела должно занимать определённо не первые места по значимости в жизни. Это, как известно, умеют и животные. А вот на искреннюю, светлую, чувственную любовь способны, по большей части, только люди. Это-то и нужно ценить, понял Фран, особенно в наше время, когда любовь почему-то на втором месте после секса и вообще, чаще всего, представляется людям лишь нечто таким недосягаемым из разряда фантастики.       Но ведь никто не отменял существование абсурдных моментов?..       Парень лишь улыбнулся своему учителю. То, что произошло, ясное дело, уже не забудется, но и не станет тем, к чему нужно стремиться, понял он. Если честно, сейчас стало даже как-то всё равно — если Мукуро захочет сделать с ним что-нибудь эдакое, Кёнэ не откажется, но сам настаивать не будет. Наверняка такому человеку, как Рокудо, виднее намного лучше, что и когда должно произойти, а не ему, обычному вспыльчивому подростку. Кёнэ приобнял своего любимого ещё раз и тихо проговорил:       — Мукуро-сенсей, пойдём уже готовить? Ты же ещё хотел сводить меня куда-то вечером? — Фран ощутил, как его прижали ещё сильнее. Мужчина, так как находился в сидячем положении, был ниже своего ученика, поэтому сейчас, подняв голову, улыбнулся своей традиционной улыбкой.       — Ну пойдём, — Мукуро нежно и быстро коснулся губ Кёнэ своими и встал наконец с кресла, направившись к выходу. Зеленоволосый, счастливо улыбаясь, последовал за ним. Разве готовка с любимым не должна быть чем-то таким милым, светлым и радужным? Как оказалось, не совсем и должна…       Во-первых, в доме не оказалось нужных продуктов. Вообще, там ничего не оказалось. Из еды были лишь кусочек ветчины, столько же сыра, хлеб и овощи. Из этого всего, как ни крути, праздничных блюд не получилось бы. Поэтому Мукуро и Франу пришлось поспешно искать одежду и быстро сходить за продуктами. Как на зло, в одном магазине не оказалось чечевицы, так как её разобрали к Новому Году, в другом она была, но не оказалось свинины — её тоже любили готовить на праздничный ужин. Им пришлось бегать из одного супермаркета в другой. Под конец, уставшие, замученные, с тяжёлыми пакетами разнообразной еды, они плелись пешком до дома почти два километра. На автобус денег ни у парня, ни у мужчины не оказалось — всё истратилось на продукты. К половине четвёртого они наконец оказались дома. Сил не было вообще, а впереди им предстояло ещё приготовить всё то, что они купили. Отдохнуть удалось лишь минут пятнадцать, а потом… образовались остальные проблемы.       Во-вторых, при самом процессе готовки всё тоже оказалось не так лучезарно, как представлялось Франу. Пришлось им обоим работать в ускоренном темпе, ведь вечером они хотели ещё погулять. Судьба, как бы издеваясь над ними, преподносила им такие подарки жизни, как подгоревшая свинина, пересоленная чечевица (которую пришлось потом выбросить, и такая честь, как идти за новой, предоставилась Франу) и порвавшийся пакет с орешками, которые, высыпавшись, образовали своеобразную дорожку от коридора до кухни (и это тоже пришлось убирать Франу). Из этих проблем вытекали десятки других и так далее. К примеру, (возвращаясь к пересоленной чечевице) Кёнэ, когда снова поехал покупать традиционный для новогоднего ужина продукт, то объездил целых пять супермаркетов и ни в одном из них не нашёл. Ему пришлось ехать на окраину города и покупать чечевицу там, а потом возвращаться весьма запутанными путями, которые он не запомнил, да и не желал. К половине шестого обожаемый всеми итальянцами продукт был готов и в доме зеленоволосого.       Рокудо накрыл стол, который ломился от стоящих там лакомств: от свинины, чечевицы и икры до орехов, винограда и белой фасоли. В общем получилось шесть блюд. Как раз входило в рамки итальянских традиций. Мукуро и Фран чувствовали себя так, словно за сегодняшний день сделали что-то невозможное, но понимали, что безумно счастливы. Эти мелкие хлопоты, проблемки ничуть не убавили их энтузиазма и хорошего настроения. Долго сидеть за столом они не собирались — прошло два часа, а репетитор и его ученик уже сбежали из дому, улыбаясь и держась за руки, словно дети.       К вечеру пошёл небольшой снежок, который добавлял атмосфере некой загадочности. Ясное дело, что стемнело уже давно, поэтому фонари и гирлянды стали единственным освещением улиц и площадей. Мягкий желтоватый свет от фонарей и разноцветный мелькающий — от гирлянд создавали причудливые отблески на асфальте, на земле, на камне, коими были мощены некоторые улочки города. На площадях красовались пушистые ёлочки, сплошь и рядом украшенные сверкающими игрушками, блестящей мишурой и теми же гирляндами, которые, вплетаясь в ветки, таинственно блистали оттуда своими огоньками. Витрины магазинов были заставлены всякими красивыми новогодними атрибутами, которые в основном имели красный цвет — цвет удачи в такой праздник. Люди сновали туда-сюда; видимо, их тоже не прельщала возможность остаться дома в такое чудесное время. Почему чудесное, возможно, спросите вы? Да потому что сама предновогодняя атмосфера приятно действовала на сознание, словно давая понять, что в скором времени начнётся совершенно иная жизнь. Хотя для кого как… Но да не прекрасно ли чувствовать свой собственный ритм сердца, который, как будто в преддверии какого-то волшебства, заставляет радостно улыбаться и ощущать себя пускай всего лишь на немножко, а счастливее? В те моменты все мы становимся детьми в душе, и все мы действительно ждём сказки, когда загадываем желания в бой часов. У всех они разные, эти желания, но в чём-то они чуточку похожи друг на друга — это нашей искренней верой в них.       И сам Кёнэ точно не мог сказать, кто и чего желал. К примеру, первый попавшийся им на пути человек — пожилой дедушка с немного горбатой спиной. О чём он мог мечтать? Фран, улыбнувшись, не знал. Да и не к чему. Тут он вспомнил одну итальянскую традицию* и поспешил сразу о ней рассказать Рокудо.       — Говоришь, теперь нас ждёт счастье? Ку-фу-фу, интересно.       И они пошли дальше, ступая по хрустящему снежку. Выйдя на главные улицы, заполненные народом, парень улыбнулся и вдохнул в себя побольше морозного воздуха. Сейчас всё и все казались ему прекрасными! И ведь причиной той разницы между его прошлым унылым Новым Годом и сегодняшним, ярким и радостным, был всего лишь один человек… Как бы это ни было удивительно. Мукуро и его ученик немного походили по главной площади, на которой собрались все, на которой было громко и шумно, а в воздухе чувствовался аромат чего-то непередаваемо приятного. То ли сладкий запах конфет, то ли одурманивающий запах хвои, то ли вообще не описываемый словами аромат свежести; а может, смешение этого всего давало такой потрясающий результат? О, Фран не знал. Сегодня вообще было знать что-либо необязательно — главное чувствовать. Кёнэ не стеснялся даже при такой огромной толпе держать своего любимого за руку — ему было всё равно, кто и что про них будет думать, да к тому же то, что явно должно приходить на умы других людей, будет являться правдой. Разговаривая на какие-то совершенно отвлечённые темы, которые порой требовали в ответ лишь короткие фразы, дабы не спугнуть ту атмосферу, Рокудо и Фран медленно обошли всю площадь. Потом же репетитор Кёнэ сказал, что покажет то место, о котором говорил ещё с утра. Парень радостно закивал в ответ, ведь безумно хотел увидеть то, что имел в виду его любимый учитель.       Мукуро вёл своего ученика по каким-то улицам, небольшим скверам, паркам, пока вскоре впереди них не показалась возвышенность с очертаниями, смутно напоминавшими какой-то старинный замок. Таких полуразрушенных зданий было в Падуе довольно много, некоторые становились музеями, а до других (впрочем, они были в меньшинстве) у государства руки не доходили. Фран всегда любил наблюдать нечто старинное, но просто ненавидел, когда это, к примеру, средневековые здания, реставрировали до неузнаваемости. Он считал, что доставшееся от предков должно иметь первозданный вид. Ведь так намного проще прочувствовать атмосферу того времени. Но когда, к сожалению, здания изменяют не в лучшую сторону, понять что-либо становится невозможно. Кёнэ всегда хотел побывать там, куда ещё не добрались современные архитекторы. И кажется, сегодня его желание должно исполнится…       Это здание освещено не было, но отблеск фонарей с улицы давали видеть, где находятся ступеньки. Мукуро, держа возлюбленного за руку, каждый раз оповещал его об обвалившихся ступеньках или резких поворотах, в которые тоже нужно было быть осторожным. Фран успел понять из всего того, что увидел, лишь то, что сооружение это было относительно небольшим и имело рядом с собой лестницу, которая извивалась как могла. Судя по всему, где-то наверху должно находиться некое подобие смотровой площадки, только наверняка не современной, а древней, с того времени. Это бы весьма порадовало парня — он обожал такие вещи. В темноте он мог мало что разглядеть, но наконец приметил, что лестница заканчивается, а над ним раскрывает свои объятия тёмно-синее небо. Стало отчего-то намного светлее. Фран огляделся — то оказалось действительно смотровой площадкой. Где-то впереди виднелись перила; в соответствии с канонами ушедшего времени — громоздкие, большие, массивные. Зеленоволосый лишь восторженно ахнул тому виду, который открывался отсюда. Не сказать, что Падуя была видна как на ладони, но, во всяком случае, большую часть города можно было разглядеть, ведь само здание находилось ещё и на небольшом холме.       Кёнэ осторожно подошёл к краю, схватившись за холодные перила. Его изумлённый взор блуждал по всем окрестностям, которые открылись ему. А они были действительно прекрасны!.. Ночной город всегда привлекает тех, кому в жизни нужны более яркие краски. Ведь казалось, будто эти дома, улицы, бульвары, площади слились в один полыхающий огонь; если приглядеться к нему, можно было различить те самые искорки, из которых он состоит, — гирлянды, фонари, красивая подсветка. Всё это гармонично сочеталось с непроглядной тьмой, которая просачивалась сквозь это световое великолепие, словно добавляя этой своеобразной медали её обратную, тёмную сторону. А снег всё также тихо и медленно падал, расстилаясь белым мягким ковром под ногами у всего города. Фран глубоко вдохнул в себя свежий воздух, ощутив, что это место действительно прекрасно. Всё-таки Мукуро его хорошо знает! Мужчина же осторожно подошёл сзади и аккуратно прижал к себе своего возлюбленного, уткнувшись носом в его тёплую шапку. Парень был готов поспорить на что угодно о том, что его учитель сейчас так же, как и он, счастливо улыбается.       — Это удивительное место!..       — Подожди. Это ещё не всё…       И действительно, минут через пять небо над ними вспыхнуло тысячами разноцветных огоньков; перед этим где-то вдалеке послышался хлопок. Фейерверк. В детстве Фран даже побаивался их, потому что этот самый хлопок сильно пугал его. Даже теперь, по прошествии стольких лет, парень всё равно вздрогнул. Рокудо тихонько засмеялся и прижал Кёнэ к себе ещё ближе. Красивые, распадающиеся на мелкие искорки, всячески извивающиеся, всех цветов радуги фейерверки заставляли зеленоволосого лишь охать от приятного удивления. Когда в последний раз видел он такую прелесть? Кажется, никогда, хотя, ясное дело, что фейерверки вообще в своей жизни он видел и не один раз, но чтоб вот так… Наверное, дело опять-таки в человеке, который рядом с тобой. И сейчас всё окружающее становилось для Франа красивее в несколько раз лишь благодаря Мукуро.       — Никогда не думал, что стану романтиком, учитель… — Кёнэ развернулся к своему любимому. Тот лишь улыбался.       — Нравится?       — Спрашивайте! Это великолепно! — Рокудо рассмеялся и погладил парня по щеке.       — Всё для тебя, мой ученик… — синеволосый внимательно взглянул в глаза Франа. Того этот пристальный взгляд немного смутил, но своих глаз он не отвёл. Мужчина наклонился ещё ниже, приближаясь к лицу Кёнэ. Перед тем, как провалиться в бездну удовольствия от поцелуя, парень услышал тихий шёпот: «Люблю тебя…» Какого же было его удивление, когда он понял, что эти слова принадлежали… ему самому! Фран осторожно обвил руками шею Мукуро, немного подтянувшись к нему. Рокудо осторожно целовал его, лишь едва касаясь язычком его нёба, и аккуратно надавил Кёнэ на затылок, чтобы прижать ещё больше. Парень чувствовал себя восхитительно, когда их языки так страстно сплетались и казалось, будто весь мир сейчас принадлежит лишь им двоим.       А тем временем фейерверки продолжали взрываться, освещая двух влюблённых то красным, то зелёным, то оранжевым светом…       — А ведь знаешь, мы с тобой последовали одной итальянской традиции… — неровно дыша после поцелуя, проговорил Мукуро, всё ещё прижимая к себе ученика.       — Какой? — два удивлённых зелёных глаза уставились на мужчину.       — Ну посмотри — часы пробили двенадцать, а мы с тобой…** — синеволосый улыбнулся, глядя на обернувшегося в сторону старенькой часовни Франа.       — Это правда, — парень усмехнулся. — Ой, кстати, мы с тобой кое-что забыли сделать!       — Это что же?       — Свечи расставить дома! — уже более обеспокоенно заговорил Кёнэ, взглянув на репетитора. — Побежали быстрее, Мукуро-сенсей!       Мукуро лишь громко рассмеялся, глядя на так серьёзно говорящего это всё зеленоволосого. Но побежать вместе с парнем ему пришлось — тот, схватив за руку мужчину, опрометью бросился домой зажигать свечи***. Хотя счастье и так уже должно было ожидать их… ____________________________________________________________________________________________________ * — для итальянцев имеет большое значение, кого встретить на улице первым в Новый Год. Старый мужчина (а если ещё и с горбатой спиной) — к счастью. ** — имеется в виду та традиция, когда после того, как пробьёт двенадцать часов, стоящие друг рядом с другом люди должны поцеловаться. *** — зажечь свечи в Новый Год и расставить их по подоконникам — итальянская традиция для привлечения счастья и денег в дом.