Сдать экстерном, или Мой репетитор

      Тяжело вздохнув, Фран приоткрыл входную дверь своей школы искусств и нехотя вошёл в холл. Ему вовсе не хотелось, чтобы этот чёртов день начинался. Спросите, почему? Двадцать третье декабря. Наверняка это должно звучать красноречивее всякого оправдания. Для него счёт пошёл уже на дни, коих осталось всего лишь восемь. Восемь каких-то коротких деньков!.. Ничто так не разъедало душу парня, как понимание этого. Ещё совсем чуть-чуть и наступит Новый Год. Для всех это весёлый праздник, наполненный счастьем и радостью, подарками и времяпрепровождением в кругу близких людей; для Кёнэ же это просто очередной серый скучный день, но всё равно намного хуже всех его остальных. Именно тогда Мукуро уедет и… Фран искренне не понимал, за что снискал такую недоброжелательность со стороны судьбы. Почему, насладившись нормальной жизнью, встретив друга, да, в конце концов, просто почувствовав человеческое тепло, он снова должен расставаться со всем этим?       Кёнэ, что и говорить, не знал ответа на этот вопрос. Он просто понял, что победитель по жизни. В кавычках, конечно. Ему никогда ни в чём не везло, кроме учёбы и творчества. А теперь и вовсе всё покатилось по наклонной плоскости. Оценки по всем предметам резко скатились до троек и, редко, до четвёрок. Его картины стали хуже, и об этом порой не умалчивал даже Мукуро. Как сдаст год и с такими результатами перейдёт в одиннадцатый класс, Фран не знал. Преподаватели, кажется, закрыли глаза на его последние «успехи» и переставили оценки, что давало ему закончить класс без троек. Парень прошёл весь курс года всего лишь за четыре-пять месяцев. Впереди оставалось столько же. Но Кёнэ не знал, сможет ли вновь в ускоренном темпе закончить год за несколько месяцев. Ему не нужен был какой-то другой репетитор, кроме Рокудо. Тот же стал для него идеальным… Кёнэ считал, что уже никто не сравнится с ним. Именно поэтому Фран подумал и решил, что может вполне бросить свою затею. Наверное, она была слишком глупой. Или слишком сложной.       Но даже не учёба так сильно волновала парня, как… осознание своего одиночества. Кажется, как только Мукуро ступил в его квартиру впервые, Фран почувствовал себя… нужным? Скорее всего. Может, поначалу Кёнэ и не понравился его учитель, но это было лишь только в первые несколько дней. То произошло, скорее, от автоматического отрицания дружбы у парня. Он просто не понимал, как это. Не понимал и не принимал заботу, которой одаривал его Рокудо. Ему было совсем в первый раз видеть, как кто-то пытается с ним подружиться, несмотря на его, как считал он сам, скверный характер, язвительный язык и эгоистичность. Фран всегда думал, что никому не нужен. И казалось, уже давно обрёк себя на вечное одиночество, от которого веет холодом. Тогда он не знал, что есть на свете такие люди, которые смогут понять, полюбить, защитить от того самого холода, в конце концов. Которые, как и сам Кёнэ, также одиноки… Но, найдя наконец друг друга и воссоединясь, они смогут понять всё счастье жизни. Для каждого оно разное. Для кого небо становится ярче, кому обыкновенное будничное утро видется в совсем ином свете, кто-то с воодушевлением наблюдает за красотой природы, подмечая все не увиденные им ранее прелести. Происходит коренная перемена, заставляющая человека переосмыслить свою жизнь, свои действия. И вот это всё от одной, казалось, совсем случайной встречи. Люди начинают ценить жизнь по-настоящему. Эх, счастливые…       Фран усмехнулся. Повесив свою куртку, он направился в сторону лестницы. Парень обдал горячим дыханием свои холодные руки. Он был в холле уже как десять минут, а руки всё равно не согрелись. Хотя они у него постоянно холодные. Кажется, Рокудо когда-то ему рассказывал, что такая, если её можно назвать, болезнь бывает у людей, которым не хватает тепла. Либо они это самое тепло не принимают. Горькая усмешка проскользнула по тонким губам Кёнэ. Если подумать, то… он так и не научился быть другом. Это больше всего удручало Франа. Он действительно старался и пытался и… всё, видимо, без толку. «Ну никакой из меня друг!..». Зеленоволосый часто спрашивал своего репетитора, насколько хорошо у него получается быть другом. Тот всегда отвечал, что весьма неплохо. А Кёнэ просто считал, что Мукуро его жалеет, не хочет рассказывать всю правду. Ведь разве может быть такой человек, как он, Фран, быть кому-то другом? Он всегда был один и это, судя по всему, его судьба. Наверняка жизнь и решила отобрать у него Рокудо, ведь такого человека он не достоин. Да и сам зеленоволосый, если честно, не хотел портить тому настроение. И жизнь.       И всё же Фран, каким бы ни был, любил Мукуро. Слова «всем сердцем» или «больше жизни» были здесь не к месту. Всё-таки, это не сопливая нежно-романтическая история, да и Кёнэ вовсе не хрупкая девушка с волосами цвета сияющего изумруда. Он — парень и понимал, что просто любит своего учителя. Страстно, нежно, порой просто как наставника, однако любит. Наверное, чувство восхищения когда-то взяло вверх, ведь мужчина казался Кёнэ идеальным, и эмоции хлынули через край, давая никогда не любившему Франу возможность окунуться в мир совершенно новых ощущений. Вся эта любовь, конечно, хорошо, но парень часто спрашивал себя: зачем? Зачем она так внезапно свалилась на него, поменяла его, однако, поманив за собой в прекрасную безоблачную жизнь, мгновенно закрыла ворота туда? Лучше бы так не издевались над ним, оставив острого на язык и равнодушного Кёнэ таким, каким он был.       Фран же вконец запутался. Он совершенно не узнавал себя. Для чего так сильно поменяла его жизнь? Зачем не оставила надежды на… да на хоть что-нибудь!.. Парень вновь вздохнул и потянул на себя дверную ручку. Часто, когда его начинали одолевать такого рода мысли, он заставлял себя заняться чем-нибудь, будь то чтение или рисование. Поэтому сейчас у него была прекрасная возможность забыть все свои проблемы. Рисование, особенно когда того хотел сам Фран, словно погружало парня в иной мир, заставляя порой даже забывать, кто ты есть на самом деле. Кёнэ с радостью, если честно, забыл бы это навсегда. Быть им — незавидно. По крайней мере, так считал парень в настоящий момент, совершенно не догадываясь, что произойдёт с ним в будущем и как от этого изменится его мнение.       Зеленоволосый прошёл к своему месту, по пути сказав «Привет» Розетте. Девушка выглядела одушевлённой и очень весёлой — глаза её радостно сияли, улыбка была широкой, а вид в общем говорил, что она счастлива. Фран не мог знать точно, однако догадывался, что произошло что-то хорошее.       — Ты бы хоть не светилась так от счастья. И так солнца хватает, — равнодушно произнёс Кёнэ. Розетту эта фраза ничуть не смутила; она, лучезарно улыбаясь, словно птица подлетела к нему и заговорила:       — Ну чего ты, Фран? Как всегда угрюмый! А день-то сегодня хороший. Посмотри, как светло на улице! — девушка указала на двор. А действительно, недавно установилась хорошая погода — когда Италию не смывало дождями, зима становилась нормальной. Поэтому сейчас тёплые лучики нежно касались бледной кожи Кёнэ. Тот лишь недовольно фыркнул. Для него любая погода навсегда останется дрянной, если Мукуро уедет.       — А по существу? У тебя не бывает хорошего настроения просто так, — недовольно сказал Фран, косясь в сторону девушки. Та, отчего-то смутившись, отвела взгляд в сторону и, запинаясь, начала:       — Да… ну… ничего такого, правда! Ну… а вообще-то… — Розетта призадумалась, опустив свою голову со светло-каштановыми кудряшками, — да нет, ничего!       Она глупо улыбнулась, пытаясь скрыть своё смущение. Такое видел Фран не впервые, но всё равно не мог понять, откуда это странное поведение. Устало цокнув, он принялся открывать свою папку с картинами. Его порой раздражало это в Розетте — начнёт что-то говорить и не закончит. Элемент недосказанности, блин. Через некоторое время девушка вновь подошла к нему и, опустив взгляд, тихо произнесла:       — А! Кстати! Сегодня Луссурия сказал, что у нас будет снова замена… Опять придёт Бельфегор Каваллини, — щёки девушки мгновенно зарделись, и она стала нервно теребить край своей кофты. Зеленоволосый хитро взглянул на неё.       — Да вы спалили себя по-крупному, мадам! — парень, усмехнувшись, продолжал наблюдать за лицом Розетты, цвет которого медленно, но верно приближался к цвету помидора.       — Что? Ты вообще о чём, Фран? — девушка недовольно взглянула на него. — О, если ты про Бела, так это ничего не значит! Ты должен знать, я его жутко не люблю, он меня бесит, вот!       Розетта, с удивительной силой для хрупкой девушки, ударила кулаком по столу, остановив свой полный каких-то сильных эмоций взгляд на мольберте. А Кёнэ изумлённо наблюдал за ней. Быть может и такое, что ему показалось, да и подружка его была натура стеснительная и часто краснела, но… ему определённо виделось то, что она влюбилась в Бельфегора. Неужели он сам действительно стал таким чувствительным? Парень встряхнул головой. Если это так, то он совсем запутался. Получается, чувствительный эгоист? Фран усмехнулся своим мыслям. Такого быть не может. Это по определению несочетаемые слова. Зеленоволосый вновь перевёл своё внимание на девушку: та уже более или менее успокоилась, хотя всё ещё зло пыхтела.       — Ладно-ладно, Рози, не злись! Всё равно же видно, как ты томно вздыхаешь по Бел…       — Да заткнись ты, пожалуйста! — зашипела девушка и с неожиданной быстротой подлетела к Франу, прикрыв ладошкой его рот. Она обеспокоенно косилась в сторону учительского стола — оказывается, в кабинет совсем недавно вошёл Бельфегор. А Кёнэ всегда любил говорить громко. В общем, получилась забавная ситуация. Хотя для кого как… Кажется, Каваллини не заметил, ведь о чём-то усердно разговаривал с Луссурией. Розетта облегчённо вздохнула и отошла от своего друга, тихо прошептав:       — Дурак!.. Ещё бы чуть-чуть, и он узн… — она остановилась на полуслове, прикрыв рот рукой теперь себе, — Ой!       А Кёнэ как-то победно взглянул на неё. Он оказался прав. Девушка выдала себя с потрохами. «А я не так уж и чёрств…» — удивлённо подумал парень. Розетта угрюмо вздохнула и как-то умоляюще посмотрела на Франа.       — Так уж и быть, твоя взяла… — она опёрлась о стол, скрестив руки на груди, и продолжила шёпотом. — Только, если уж узнал, то молчи, пожалуйста. Я сама не понимаю, что это такое. Любовь ли, ненависть… Слишком сильное чувство.       Она тяжело вздохнула. Её взгляд, полный какого-то сомнения, какой-то нерешительности, был направлен в пол. Сосредоточенное лицо Розетты говорило о некой внутренней борьбе, которая разрывала её сердце словно на части. Вновь как-то невесело вздохнув, девушка откинула чёлку с лица и тихо проговорила:       — Ладно, Фран, я пойду. Занятия уже скоро начнутся, — Розетта направилась к своему месту. Кёнэ лишь взволнованно глядел ей вслед. Такой перепад настроения он видел впервые. Отчего-то зеленоволосый почувствовал то, что сейчас происходило на душе у его подруги… Сомнения, вопросы, терзания. Наверняка ей не так уж и легко. Здесь не нужны были лишние слова — Фран просто понял её. Ведь и сам в незавидном положении.       Луссурия начал урок как обычно. Потом сказал о том, что заменит сегодня Бел, а сам вскоре ушёл. Намечался предновогодний конкурс. Тема, верно, в представлении не нуждается… Зимние пейзажи тоже не так хорошо удавались Франу, ведь любил он рисовать белые пушистые снега, в то время как это вовсе не совпадало с реальностью. Итальянские зимы не отличались особой снежностью. Да и порой было так тепло, выше нуля, что белые снежинки не долетали до земли, превращаясь ещё где-то в небе в серый дождь. А в художке их заставляли рисовать лишь суровую действительность. Но Кёнэ хотел победить тем, что нарисует нечто необычное, что заставит людей взглянуть на его картину и сказать: «Ах, почему мы не живём в какой-нибудь северной стране, где можно видеть всю эту красоту воочию?». Ведь порой устаёшь от реальности, так хочется окунуться с головой в какой-нибудь совсем иной мир… Или только Фран этим страдал?       Не обращая внимания на частые упрёки со стороны семпая, Кёнэ продолжал рисовать то, что задумал. Мягкие белые хлопья ложились на его картину, придавая ей какую-то особенную прелесть; тени, впрочем, не такие и страшные, вкладывали в эту сказочность толику реальности, а ясное голубое небо говорило лишь о том, как прекрасно было бы жить в том месте, каждый день видя эти прелестные просторы: таинственный лес, покрытую тонким льдом речку, какой-то одинокий домик вдали. Наверное, лишь тому человеку, проживающему в домике, сильно повезло. Ведь увидеть такое и не быть счастливым — просто невозможно. Фран вздохнул и с двойным усердием принялся за свою работу. Кажется, что-то начинало получаться…       В это время он часто поглядывал в сторону Розетты, особенно когда к ней подходил Бельфегор. Да, вместе они смотрелись как-то странно, а в общем… было в них что-то такое не совсем обычное. Наверняка в этом была своя красота. А вообще… Кёнэ даже представить не мог, как они сойдутся характерами — они у них были разные. Розетта очень ранима, впечатлительна, Бел же коварен, хитёр и может ненароком задеть словом за живое. Фран бы вытерпел такое, но вот девушка… Ему даже стало немного жаль её — наверное, такое обращение с собой она не вытерпит. Или любовь меняет даже таких людей, как Каваллини? Парень отчего-то думал, что да. Ведь его же сильно изменила любовь. Значит, остаётся лишь только надеяться. Хотя есть ли в том случае надежда? Хоть какая-нибудь?       Зеленоволосый лишь тяжело вздохнул и обмакнул кисточку в густую белую краску, потом в синюю и, слегка разбавив, принялся за небо. Наверняка у них с Розеттой нет надежды на счастливое продолжение их любовных историй (если их можно было так назвать). Мукуро, как думал Фран, никоим образом не примет таких отношений, да ещё и с учеником — обычным незаурядным парнишкой; что насчёт Розетты… она, скорее всего, далеко не во вкусе Бела — слишком милая, слишком обидчивая. Они просто не смогут быть вместе. Так считал Кёнэ, совершенно не догадываясь о том, что ради любви меняют всё. Порой и принципы, и характеры, и многое другое. Иногда нужно просто рискнуть и… Но парень вовсе не хотел так поступать. Зачем ему говорить всякие глупости Рокудо? Он не хотел портить тому настроение, да и дальнейшую жизнь. Наверняка их дороги лишь просто пересеклись один раз, когда мужчина — репетитор Франа. Потом пути их разойдутся. Так должно быть. Так же правильно.       Но Кёнэ, в силу своего то ли возраста, то ли скрытого вспыльчивого характера, не хотел, с другой стороны, так думать. Тогда, получается, к чёрту всю дружбу, все объятия, просто милые моменты, всё то тепло и заботу, которой так одаривал его учитель? Так? Нет! Зеленоволосый сжал кисточку в своей руке, нахмурившись. Мукуро был послан судьбой ему не просто так — он уже многое сделал для него и сделает ещё больше в будущем. Он — его друг. А это слово звучало для Франа чуть иначе, чем для всех остальных… Друг — значит свой человек, чьё одиночество отчасти похоже на твоё. Только лишь объединившись, можно обрести счастье, можно успокоить свою вечно мечущуюся душу, которая ищет ответы на порой и не такие уж лёгкие вопросы. Разве это не то, что нужно было Франу? С усердием вырисовывая тонкой кистью ветви деревьев, парень понял, что скажет. Скажет то самое, что захочет высказать его сердце. В пределах разумного, конечно. Он долго сомневался, стоит ли так поступать, вдруг это глупо, но решил, что сделает это. Ведь, на самом деле, он был безумно благодарен Рокудо за все его поступки по отношению к нему. Возможно, это слишком банальное «спасибо», но оно простое и человеческое, исходящее из самой души.       Кёнэ понял, теперь, когда оставалось всего лишь восемь дней до отъезда учителя, как он не ценил это время. Как тратил его на какие-то свои мелочные проблемы, как задавал себе каждый день мучительные вопросы, как накручивал себя, мечась из угла в угол. Тогда он просто не понял, что стоит лишь оглянуться и вот — счастье совсем рядом. «Тогда я был глуп…» Сейчас то время, как вода из сжатой ладони, давно утекло. Только в этот момент Фран осознал эту горькую правду и тускло улыбнулся. Да, действительно, люди порой не ценят то, что вокруг них, и начинают сожалеть, лишь когда это уходит и становится прошлым. Кёнэ осознал, что зря истязал себя вопросами о своей любви. Это всё — ничто, по сравнению с тем, о чём действительно стоит задуматься. Такие вопросы, увы, для каждого разные, хотя в общем у них есть что-то похожее. Вот и Фран сейчас глубоко задумался.       За размышлениями и рисованием время пролетело незаметно. Парень понял только одно — он хочет развеяться. Вся эта «философия» безумно утомляет. Да и можно ли это назвать таким громким словом? Фран решил больше так себя не утруждать и действовать, как велит сердце. Пускай порой оно говорит безумства, зато потом, когда сделаешь это, наступает некое чувство удовлетворения. Вот и сейчас Кёнэ, поглядев на часы, стал потихоньку собираться. Нарисовал он сегодня всё, что планировал — осталось только добавить теней для большего реализма и сделать небо поживее. А остальное… пускай Бельфегор и говорил уже в сотый раз, что столько снега в Италии не бывает, зеленоволосый его не слушал. Он художник, и эта картина — его собственность, его маленький мир, в котором он может делать всё так, как ему заблагорассудится. Розетта, как увидел Фран, нарисовала какую-то улицу в их городе, выходящую на площадь, где обычно ставили большую ёлку, светящуюся миллионами огней и разодетую в мишуру и блестящие игрушки. Шёл небольшой снежок, так украшавший картину. Правда, некоторые дома были ещё не прорисованы, да и выглядела работа пока как черновик, но до конкурса было ещё достаточное количество дней, так что девушка успеет завершить свою работу. Каваллини, как-то долго рассматривая её картину, тихо произнёс: «Неплохо» и, не говоря более ничего, ушёл. Розетта, кажется, едва сдерживала свой порыв радости. Их учитель «на замене» редко говорил что-либо подобное — его «Неплохо» говорило о том, что работа действительно достойная.       Когда Кёнэ выходил вместе со своей подругой из школы, то заметил, как становится темнее день ото дня. Было около четырёх, а небо уже было покрыто густыми угрюмыми тучами — ясная погодка продержалась сегодня недолго. Парень не знал, чем займётся дома, поэтому предложил девушке посидеть где-нибудь. Та с радостью согласилась.       — Только куда мы пойдём, Фран? — спросила она, кутаясь в свой шарф.       — Можно в одно кафе, — немного подумав, ответил зеленоволосый. — Его мне однажды подсказал мой друг. Там действительно хорошо и уютно.       — Ну если так, то пошли, — улыбнувшись, сказала Розетта. Они направились в то самое кафе, в котором работала Хроме и в которое привёл Рокудо своего ученика ещё когда-то давно. Это место должно было навеять приятные воспоминания тех времён Франу.       — Кстати, Рози… — Кёнэ призадумался, как бы спросить у неё это получше, — Слушай… ты… действительно любишь Бела? За что?       Девушку этот вопрос сильно смутил. Её щёки вновь покрыл румянец, а глаза оказались отведены в сторону.       — Знаешь, Фран… — начала она, вздохнув, — то слишком сильное чувство, похожее одновременно и на ненависть, и на любовь. Он мне с первой встречи не понравился. Но… я поняла недавно, что люблю. Это слишком сложно передать. Блин, я наверное выгляжу в твоих глазах дурочкой… и плаксой.       Кёнэ обернулся в её сторону и заметил блестящие слезинки в уголках её глаз. Жалость кольнуло его сердце.       — Тебе просто не понять, что это за стрёмное чувство, которое я испытываю. Я не хочу любить этого гада, но оно так получается, — Розетта остановилась и бессильно опустила голову вниз. — Я такая слабая, чёрт возьми! Да и слова мои, наверное, так банально звучат…       Девушка тяжело вздохнула и слегка вздрогнула, когда её руки коснулась ладонь Франа. Он просто прекрасно понимал её чувства и хотел помочь. Хотя бы поддержать морально. Парень взял её за руку и понимающе взглянул в её серо-голубые глаза. Слова были здесь излишни — взгляд решал всё. Так продолжалось где-то с минуту, а потом Фран, также не отпуская Розетту, пошёл вперёд, в кафе. Девушка рассеяно следовала за ним, улыбаясь чему-то своему. Наконец они дошли до него и, сев за столик, заказали по чашке кофе и какой-то вкусности, типа булочки или пирожного. О чём-то долго и мило беседовали. Кёнэ выслушал Розетту, хотя давать советы был не мастер. Девушка же, как оказалось, была благодарна ему даже за это. Впервые Кёнэ почувствовал, что… кто-то считает его близким человеком, рассказывает всё самое сокровенное. Не считая Мукуро, конечно.       Так они и провели всё оставшееся время до вечера. Потом разошлись по домам. Да и на улице стало намного темнее — шесть часов, а фонари уже работали. Фран медленно побрёл к себе домой. Ветер продувал его насквозь, поэтому желание оказаться в более или менее тёплой квартире стало сильнее. Наконец парень добрался до дома и вот уже снимал с себя куртку и обувь. Дом, пускай и наполненный непередаваемым одиночеством, был, по крайней мере, тёплым и уютным. Кёнэ зашёл на кухню и включил чайник. Ничего лучше в такую погоду, кроме вкусного чая, люди ещё не придумали. Некоторое время Кёнэ стоял, призадумавшись, а потом достал свой телефон и стал искать заветный номер.       — Мукуро-сенсей? Не мешаю? — парень с трепетом ожидал услышать такой родной голос. Наконец он раздался:       — Конечно нет, Франни. Что-то случилось?       — Нет. Приходите ко мне… — поняв, что прозвучало это как-то слишком повелительно, Фран добавил: — Пожалуйста…       Голос его звучал тихо, тон — просяще. Он уже давно настроил себя на отказ, однако надежда на согласие была ещё жива. И, как оказалось, совсем не напрасно…       — Через десять минут буду. Жди, — короткие фразы, но сказанные так мягко, нежно, что… тысячу эмоций испытал тогда Фран. Хотя такое уже было не впервые — они с учителем научились понимать друг друга с полуслова. Им не нужно было рассказывать друг другу целые истории, достаточно одной-двух фраз и многозначительного взгляда. Мукуро соглашался проводить вечера со своим учеником, несмотря на свои дела. Он тоже понимал, что времени оставалось катастрофически мало. Его нужно ценить и использовать по максимуму. Сейчас Фран хотел вновь почувствовать то тепло, объятие, быть может, не такое продолжительное, но даже этого бы ему хватило. Почувствовать что-то такое, что в описании, увы, порой не нуждается…       Наконец раздался звонок. Мукуро не любил открывать дверь самостоятельно, так как считал это грубым вторжением, и поступал так лишь в самых крайних случаях. Фран бегом кинулся открывать. В такие моменты его сердце начинало как-то по-особенному выстукивать определённый бешеный ритм. Он поспешно принялся за замки и вот — Рокудо Мукуро собственной персоной вошёл в коридор. Его глаза, как это стало не так давно, тепло взглянули на Кёнэ. Мужчина поднял руку и осторожно потрепал своего ученика по волосам. Медленно, словно растягивая момент, нежно, словно пытаясь этим что-то сказать. В такие моменты парень прикрывал глаза и просто наслаждался. Да и можно ли было не наслаждаться этим?       Фран осторожно взял руку репетитора и провёл ею по своей щеке, впрочем, сделав это весьма незаметно, ведь едва касался кожи. Рокудо тогда спросил:       — Неприятно? Прости…       — Вовсе нет. Наоборот. Вы же знаете, — улыбка появилась на лице Кёнэ.       — Ну смотри.       Фран кивнул и, услышав донёсшийся с кухни звук выключившегося чайника, развернулся и побрёл туда. Он знал, что Мукуро последует за ним. Тем временем решил разлить чай, чтобы не встречать гостя с пустыми руками. Ведь съестного у парня, как обычно, не было. Он разливал чай в то время, как услышал рядом с собою шаги. Тихие, такие родные. Фран почувствовал, как Рокудо остановился где-то позади него, и его руки коснулась ладонь репетитора. Парень даже вздрогнул от неожиданности. Хотя это вовсе не являлось чем-то необычным — синеволосый делал так часто.       — Опять руки холодные, — с ноткой грусти в голосе произнёс Мукуро, прижавшись поближе к Франу и сжав одну его ладонь своей. Кёнэ слегка смутился — его порой выбивало из колеи такое поведение репетитора. Он опустил голову пониже, дабы скрыть волосами покрасневшие щёки. Он всегда боялся лишь одного — что мужчина увидит его таким и сразу обо всём догадается. А это было далеко не в планах зеленоволосого. Тем временем парень ощутил, как сзади к нему прижался Рокудо. Мгновенно стало тепло, Фран почувствовал себя будто бы защищённым, ведь Мукуро был высок и полностью прикрывал хрупкое тело парня. Приятное, до одури родное ощущение испытал тогда Кёнэ. Кажется, такие моменты были для него бесценны… Их нельзя было описать словами — если кто хоть когда-нибудь чувствовал на своей шкуре последние объятия любимого человека, то поймёт.       Фран медленно разливал горячий напиток по чашечкам, ведь в такое время он не мог быстро делать что-либо. Он пытался растягивать моменты, когда Рокудо прикасался к нему. Да к тому сейчас мужчина, опустив свою голову поближе к макушке Кёнэ, уткнулся своим носом в зелёные волосы парня. Сам Фран ощущал каждой клеточкой своего тела, как Мукуро осторожно вдыхал его запах. Необъяснимая эмоция посетила тогда его: то ли восторг, то ли сожаление. Да, весьма разносторонние чувства, но именно так это можно было описать. С одной стороны вроде бы и приятно, и хорошо, а с другой… печально осознавать, что вскоре это всё должно прекратиться. Это пронизывало душу острой болью, словно иголка мягкую ткань. Но разве можно было идти против стечения обстоятельств?.. Ответ зависел лишь от Франа.       Наконец Рокудо и его ученик уселись за стол и принялись за чаепитие. Кажется, для них что молчание, что разговор о чём-нибудь были равнозначны, ведь порой красноречивее за них говорили их взгляды. Фран видел эти разноцветные глаза, пытающиеся что-то донести. Что-то такое, что, увы, было пока для него непостижимо. Но в общем, они выражали заботу и дружелюбный настрой, конечно, не без той самой очаровательной хитринки. Кёнэ готов был смотреть в эти глаза вечно — они уже стали для него родными. Раньше он отчего-то боялся смотреть людям прямо в глаза, теперь же благодаря учителю смог это сделать. Да и вообще, Мукуро многому его научил, если не брать в расчёт школьные предметы. Научил быть другом, любить, наслаждаться жизнью, понимать чувства других людей; и после всего этого должен был уехать. Ну и где здесь справедливость?       Но Кёнэ не решился вновь углубляться в эту тему. Что произошло, то произошло. Пока изменить что-либо было не в его силах. Остаётся лишь упиваться этими последними деньками.       Фран решил, что постарается выиграть на том конкурсе. Судя по дню недели, в который его должны были проводить, это будет вторник. Как раз в Новый Год. Луссурия, по своему обыкновению поджав губы, слёзно попросил прийти тех, чьи картины будут участвовать, несмотря на праздничный день, ведь, по его словам, это будет происходить всего лишь час, не больше. Кёнэ было всё равно. Хоть до поздней ночи, у него не было больше серьёзных причин возвращаться в пустой дом, где праздничной атмосферы — как ни бывало. Хотя его душа требовала каких-то перемен, чего-то нового, совершенно сумбурного. Его на самом деле горячий нрав хотел сделать что-то такое из рамок вон выходящее, чтобы потом можно было не жалеть ни о чём. Но что же это? Фран и сам не знал. Может, ему стоило вновь положиться на веление своего сердца и… будь что будет?       А на календаре тем временем — двадцать третье декабря. Осталось совсем мало дней до отъезда Мукуро Рокудо. На что же решится Фран? И вообще, решится ли?       Ведь главный переворот в его судьбе ещё впереди. Может быть, Новый Год хоть на этот раз принесёт кому-нибудь крупицу счастья, такую малую, но такую важную для каждого из нас?..