***
Довольно удручающая картина легла перед Сашиным взором по прибытии на поле. Её как будто ждали. Неизменная Раиса Павловна нетерпеливо постукивала каблучком по гравию и поправляла старомодные очки; Максим с удручённым видом топтался около неё, не зная, куда себя девать, и нервно покашливал для уверенности; Аська, вцепившись в руку своего гневно сверкающего глазами кавалера, визгливым тоном отчитывала брата, беззащитно прижимающего к носу уже покрасневший платок. От пропитавшего воздух грозового напряжения лица у всех жутковато подёргивались. Впрочем, было во всём этом и что-то карикатурно смешное. — Я уж думала лично отправляться на поиски, — кисло прокомментировала Сашино появление заместитель директора. — Полюбуйтесь, Шура. Не сомневаюсь, что вы уже посвящены в инцидент. Будем разбираться? — Будем, — оценив обстановку, с промедлением ответила Саша. — Только я бы сначала отправила ребят в медпункт, травмы осмотреть, — выяснять отношения на глазах у детей ей отнюдь не хотелось. — Боюсь, как бы беспредел не продолжился у врача, — парировала Раиса Павловна, чётко выделив последнее слово. — Пока их раны не смертельны. Но дело требует моего неотлагательного вмешательства. Разве вам неизвестно, что в случае драки зачинщик может легко быть исключён? Кстати говоря, от вас окончательное решение зависит в последнюю очередь. — Тогда почему моё отсутствие мешало вам разобраться самолично? — хмыкнула Саша и мысленно добавила: «Держи карман шире!» Пока она не могла определить, к чему ведёт эта пустая прелюдия, но от абсурда происходящего почти развеселилась. — Вы же не хотите, чтобы оба отправились домой без разговоров, так? Поясните мне кое-что. В частности, по какой причине вы настраиваете одного ребенка против остальных. Насколько мне известно, до этой смены Тимур никогда не поднимал руку на товарищей. Правда, Ася? — она резко обернулась, широким жестом указывая на ощетинившуюся девочку. — Ты лучше всех знаешь брата. У Саши чуть глаз не задёргался от такого поворота событий. Надо ж было ещё выдумать! Ася согласно закивала, настороженно наблюдая за Сашей наглыми раскосыми очами. Сам же провинившийся и глаз на вожатую не смел поднять. Кажется, Вадик единственный сохранял ледяное спокойствие. Даже обруганный Максимом и полностью осознающий последствия, он и посреди бушующей стихии умудрялся чувствовать себя в своей тарелке. Всё это печально соотносилось в Сашиной голове с рассказами Старшина. Вот вам и взрослые люди. — Допустим, — осторожно кивнула она. — Но почему вы считаете, что кто-то его настроил? Раиса Павловна, если у вас есть претензии ко мне как к работнику, я выслушаю их, но всё же в другом месте. Сейчас вы говорите субъективно. — Неужели? — С таким же успехом я могу сказать, что слышала, как мой напарник свободно транслирует расистские идеи, а ребята за ним повторяют. Тимур рассказывал о травле в свою сторону и явно пострадал тоже он. Может, в этом всё дело? — Да я… — глухим баском начал Максим, но Раиса Павловна остановила его едва заметным движением руки. — Я говорю бездоказательно, — продолжила Саша. — Поэтому предлагаю расспросить самих участников событий. Ася вызывалась? Пусть тогда объяснит, почему Тимур ударил первым, если это было так. — Он завидует и ревнует, что Вадик старше и умнее его, — затараторила девочка. — А Вадик просто дал ему отпор. Кто виноват, что мой брат слабак? — Ты же знаешь, что всё не так, — еле слышно проговорил Тимур, утирая бессильные слёзы тыльной стороной ладони. — Серьёзно, я только и гожусь, чтобы кирпичи таскать? А слышала, что он про нашу семью сказал? Почему ты на его стороне?! — А почему Саша всегда за тебя? — без промедления выпалила Ася. — Правда, Александра Юрьевна, — укоризненно качнул головой Вадик. — Вы постоянно проводите с Тимуром больше времени, чем со всеми нами. Вы были с ним утром, пока остальные — на площадке. И потом не присутствовали, когда всё произошло. — Даже если так, — устало вздохнула Саша. От этой чепухи у неё раскалывалась голова. — Как это доказывает, что я настроила его против вас? Вы в своём уме, ребят? Зачем мне это? — Потому что вы не любите Максима, — пожал плечами Вадик. — Это ни для кого не секрет. Вы могли знать о том, что Тимур хочет устроить стрелку, и проигнорировали или поддержали, чтобы потом можно было обвинить Максима в недосмотре. Кстати, мы с Асей не слышали от него ничего похожего. Как и Тимур, правда? Тимур испуганно замотал головой. Что поделать, он не хотел способствовать подлецу, однако совершенно не умел врать. — Может, если бы не Максим, — поддакнула Ася. — Всё бы так просто не закончилось. — Ладно, а что насчёт Вадика? Ведь началось всё с его слов, — перевела разговор Саша. — Может, послушаем версию Тимура? — …что также доказывает, что конфликт мог быть решён мирным путем, если бы вы поговорили с ними обоими, — перебила её заместитель директора. — Умоляю, — нервно засмеялась Саша, теряя терпение. — Вадиму пятнадцать, почему я должна объяснять ему, что нельзя оскорблять кого бы то ни было? — А может, вы просто не считаете себя ответственной за ребят? — снисходительно заключила Раиса Павловна, уже чувствуя привкус победы. — Я? — шокированно переспросила Саша. Это было так смехотворно и гадко, что у неё не осталось слов. Любые попытки найти компромисс, любые доводы сводились к обвинению мальчика, которого затравил и избил крепкий бесстыжий подросток. И ему, в отличие от Саши — клятого врага Раисы Павловны — легко верят! Театр абсурда, по-другому и не скажешь. Ну что ж, раз в долгу никто не остался… Саша может платить им той же монетой. Вдруг и ей перепадёт за хамство. — О, вы правы. Я не считаю себя ответственной, ведь обвинения в мою сторону, в отличие от вопросов к Максиму, всегда встретят поддержку со стороны его родственницы. — Вы забываетесь, — холодно процедила заместитель директора. — А вы, Раиса Павловна? Вы не забыли, что случилось тогда с Настей Василенко? Отличный пример. А ведь она не отделалась просто разбитым носом. Меня тогда здесь не было вообще, но Максим ничего не сделал, чтобы решить проблему и как-то объединить ребят. Однако на нём, безусловно, куда большая ответственность, и именно поэтому мальчикам ещё даже не оказали медицинскую помощь! — Довольно, — Раиса Павловна практически побелела. Над бровями её легла резкая суровая складка. — Будь по-вашему. Сегодня вечером у меня в кабинете мы обсудим все личные вопросы, раз уж вам так не терпится сделать это. А сейчас извольте проводить Вадима и Тимура в медпункт. Будем надеяться, на этот раз вы никуда не пропадёте по пути. Над поляной повисла гробовая тишина. Максим, так и не отважившись подать голос, быстрым шагом ушёл прочь с поля, едва задев Сашу локтем по дороге. Её саму будто лицом окунули в ледяную прорубь: такое опустошение, ужас и злоба на себя вдруг накатили волной. А ведь Гриша предупреждал. Хорошо, Саше хватило ума хоть его не впутать… Тисками сдавило Сашину голову это молчание. Где-то в мозгу билось отчаянное детское стремление последовать за Максимом, просто сбежать отсюда насовсем, спастись. Кажется, она уже как-то была в таком положении. Одна перед всеми, жалкая. Маленькая такая. Ниже всех их. И эта нечаянная параллель так сильно задела, пронзила Сашу насквозь ощущением горечи, безвыходности и стыда, что она едва смогла дышать. Тимур медленно поднялся с земли, подошёл к ней на дрожащих ногах, обнял. Плевать ему было, что подумают теперь. Прижал к себе крепко-крепко и затих.***
Холодный компресс на пострадавшем носу пах едко и горьковато. В крохотном зале, где они столпились слушать оглушительные вопли из колонок и потуги местного «диджея» завести зал под них в барахлящий микрофон, пахло свежим потом и цветочными девчачьими духами. Отстой. Хотя, учитывая ожидания Тимура, что уже вечером вместо наблюдения за свистоплясками товарищей под похабные стоны поп-певичек за шестьдесят, он будет паковать чемодан в город, это казалось вовсе не худшим вариантом. Сейчас Раиса Павловна отпустила их с Вадимом после строжайшего выговора, однако вполне могла передумать, поэтому навязчивое беспокойство и стыд за учинённое продолжали беспокоить его. Съёжившись где-то под лестницей, что вела на площадку с проектором для фильмов, оградившись от всей этой толпы и огромного открытого пространства, ни один из уголков которого не укрывался от ослепительных лучей диско-шара, Тимур сидел тут уже около получаса, нервно грыз ногти и тщетно пытался рассмотреть в волнующейся пёстрой толпе Сашу. С ней ему нужно было поговорить прежде всего. Извиниться за всё, в конце концов. Её ведь могут по-настоящему уволить после сегодняшнего. И на этот раз церемониться Раиса Павловна не будет: для этого и позвала вожатую к себе именно поздно вечером, чтобы никто «забастовки» не устроил. Ясно же, что это была провокация! Чёрт бы побрал… От мерцания и тошнотворного запаха у него закружилась голова. Хотелось просто смыть с себя весь позорный, с самого начала незадавшийся день. Но сегодня их в душ не пустят. Никому не интересно. Саша всегда ночью таскала ключи от баньки и дежурила у двери. Она делала всё, чтобы им было хорошо. Всем. Даже Аське. Зря сестра вообще связалась с Вадимом… Она была жутким аллергиком, и только благодаря Сашиным терзаниям в конце концов удалось выбить сестре в рацион что-то помимо булки с компотом. А футбольный «турнир», на котором их вынудили сражаться с четвёртым отрядом? Смешно. Почти всем «тараканам» было сильно за десять. Только Саша задумалась о том, что состязание вышло бы слегка несправедливым, и два часа бегала прятать самопроизвольные фанты в лесу, чтобы мелким было чем заняться, пока забирали ребят постарше? Сама потом так хохотала, словно ей не было в тягость… А что теперь? Он мог бы выйти на свет божий, расспросить своих, и никто бы слова ему не сказал. «Тараканы» вообще, несмотря на свою разобщённость и плохую репутацию, не были склонны к серьёзной травле друг друга и поиску козла отпущения. Правда, столкнуться с сестрой мальчик не горел особенным желанием, но и с ней, честно говоря, чесался язык толком всё обсудить. Однако Тимур мог поклясться, что терпеть не может дискотеки с самой первой поездки в «Солнечный», и просто не способен был найти силы вылезти из укрытия, как бы себя ни уговаривал. Честно говоря, он мало что из них вообще помнил, из этих прежних поездок… Ещё и тогда он не стремился возвращаться сюда вновь. С годами в ряды «тараканов» вливалось не так много народу, но и с ними Тимур никак не мог найти общий язык. А вот Аське, как назло, приглянулось и место, и люди, а других вариантов у небогатой семьи не было. После маминого ухода вся жизнь его оказалась расчерчена на «до» и «после», и Тимур в числе прочих околошкольных забав позабыл всё, по крайней мере, с первой полноценной смены здесь. Их мордашки — тогда ещё совсем круглые и лопоухие, первые игры в подкидного в королевскую ночь, «весёлые старты» на большой поляне, Гришу Тимофеича, всё. Но этого ощущения бесконечно тянущегося одиночества, какого-то, как бы сказал Марат, культурного шока, он забыть не мог. Чужда ему была эта скрипучая, грубая музыка, словно суррогат настоящей, чужда совершенно и навеки вечные. Танцевать Тимур никогда не умел; всякие попытки, с чужих слов, выглядели смехотворно, да и желания пробовать не прибавлялось с годами. Даже медляки, для которых выбирались ещё «куда-не-идущие» песни, вызывали у него необъяснимую печаль. Кого приглашать? Взрослые девочки оказались бы засмеяны, согласись они танцевать с ним, а связываться с малышнёй… самому позорно. Может, если бы Настя не уехала так рано, он пригласил её. Тимур необъяснимо чувствовал в ней родственную душу. Хотя… Лучше всего было бы станцевать с мамой вместе, как когда-то давно. Она была лучшей танцовщицей на земле и учила его потихоньку самым простым движениям, смеясь так славно и переливчато, словно в груди у неё звенел крохотный колокольчик. С мамой Тимур никогда ничего не боялся. Да и музыку она любила потрясающую. Ставила им с Аськой симфонии и сонаты на стареньком приёмнике, и они даже соревновались, кто быстрее угадает мелодию с первых нот, валялись по полу, брыкаясь и хохоча, когда оценка одного другому казалась несправедливой. Мама никогда не делила ни их, ни старших ребят. Её хватало на всех. А теперь ему как будто недоставало не только её, но и отца, Марата, Мариши, Гулруза, Аси. Они потеряли друг друга. — Хэй! Что это мы тут сидим такие кислые? — крепко задумавшись, он даже не заметил, что кое-кто успел рассекретить его нехитрое убежище. — Саша?! — одними губами проговорил Тимур. Он совсем не ожидал после всего произошедшего увидеть её такой воодушевленной. Только от этого стало почему-то ещё грустнее. Ну почему нельзя просто как следует наорать на него? Саша оценивающе склонила голову набок и с притворным скепсисом закусила губу. — Что, совсем на Дуньку похожа? Она и правда была одета совсем не в своём стиле, если это можно было стилем вообще назвать. Саша не парилась из-за внешнего вида от слова «совсем», и, как правило, отряд наблюдал её в спортивных брюках, «беспонтовых» серых кроссовках и форменной бутылочно-зелёной куртке с нашивками поверх белоснежной футболки. А тут она вдруг нарядилась в простой, но оттого не менее изящный голубой сарафан, и прикрыла плечи лёгкой вязаной накидкой. Косметикой Саша не пользовалась принципиально, но аккуратно заколкой убрала короткие пшеничные пряди с лица, и оно, круглое и румяное, как обычно, прямо-таки светилось от наслаждения моментом. Ей удивительно шло… В отличие от Тимура, Саша казалась на этом празднике жизни одной из ярчайших жемчужинок, да и танцевала, наверное, отлично. Она же вожатая, они умеют вообще всё… Дискотек за смену традиционно проводилось три: к первой Саша ещё не приехала в «Солнечный», а последняя должна быть в конце смены, совсем скоро. И из-за него её там, скорее всего, не будет. Может, поэтому она и оделась так красиво сегодня?.. — Ты… похожа на мою маму, — пробормотал Тимур себе под нос и густо покраснел. Саша понимающе кивнула ему и, даже несколько смущённо улыбаясь, провела ладонью по затылку. К псам эту его искренность! Он ведь вообще-то извиниться хотел. Тимур уронил лицо на руки и совершенно разбито промычал: — Прости. Я… И по поводу Вадика… — Потом обсудим ваши баталии, — снисходительно махнула рукой Саша. Вот это уже куда больше походило на неё. — Пойдём пока потанцуем. Как раз медленный будет. — Не хочу, — насупился мальчик. — Мне музыка не нравится. — Мне тоже, — фыркнула вожатая. — Но я ведь не зря над этим вашим трек-листом сидела-билась. Там и моей лепты… В этот момент музыка резко переключилась, и Тимура аж пробило мурашками. Он вскочил. Саша победно осклабилась. — Серьёзно, ты тоже знаешь эту песню?! Она же… ещё из детства моих родителей. — Не так уж далеко я от них ушла, как бы меня ни молодили платья, — засмеялась Саша. — Ну так что, пойдём? Тимур глубоко вздохнул. Ноги у него затекли, и в стопах покалывало; почему-то в тот момент страшно стало не столько опозориться перед «Солнечным», сколько перед одной Сашей. — Я даже танцевать не умею, — пробурчал мальчик себе под нос. — Ой, чего там уметь? — Саша схватила его за руку и безапелляционно потянула прямо на площадку. — Смотри, кладёшь руки мне на талию, я тебе — на плечи, и можем просто двигаться в любую сторону. Не переживай, я тоже не ас. Тимур испуганно сглотнул слюну. Конечности у него от стеснения и скованности превратились в первоклассную вату, но, мужественно преодолев минутное замешательство, он всё-таки позволил Сашиным ладоням лечь на острые мальчишечьи плечи и осторожно положил свои ей на талию. Неторопливо передвигались они по импровизированному квадратику на полу. Это было что-то вроде упрощённого, плавного вальса. Почувствовав, что Тимур немного расслабился, Саша увела их немного ближе к центру зала, а с нарастанием темпа в музыке, правда, всё ещё довольно медленной, они даже немного покружились. Ничего необыкновенного они не делали, даже обычным танцем сие было странно назвать, но мальчику отчего-то сделалось очень свободно и весело. Он почти забылся в то мгновение. — Ты так тихо переступаешь, — с уважением заметил Тимур минут через пять. У него самого ботинки скрипели, как проклятые, на что он раздражённо сжимал зубы с каждым новым шагом. — Мне многие так говорят, — кивнула Саша и призадумалась. — Я и хожу так же, заметил? Он удивлённо кивнул и улыбнулся украдкой. — Это с детства пошло. У нас дома нельзя было шуметь. Отец приходил с работы очень рано и спал после этого ужасно чутко. Ещё и половицы были старые, о них было достижением не споткнуться… Привычка, понимаешь. Всё как мышь, — она чуть нахмурилась, но тут же словно сморгнула минутную слабость и игриво добавила: — Но зато с вами, ребят, я научилась угорать и ругаться не хуже слесарей в подсобке. Саша была такая живая в этот момент, искренняя и доверчивая, что, глядя на неё, самому хотелось сказать что-то от души, может, наконец поблагодарить её за всё, как вдруг… Как вдруг в самый неподходящий момент их хрупкую идиллию нарушил так некстати зашедший в зал Гриша. Он что-то тихо сказал своим расшалившимся малышам, которые несколько увлеклись страстной пляской и едва не задавили друг друга, а потом направился к ним с Сашей, которая тут же ощутимо напряглась. — Я вообще-то не нанимался сюда почтовым голубем, — деловито начал он. — Но тебя вызывает Раиса Павловна. Прямо сейчас. Сказала, всего на несколько минут. Особенной грозы вроде не предвещает. — Ну снова-здорово… — простонала Саша. — Ты знаешь, что в старину гонцов казнили за дурные вести? Григорий ухмыльнулся, но глаза у него были, заметил Тимур, тоскливые, как у больной собаки. Да и в зале тут же стало гораздо прохладнее. «Напустил мороза», — угрюмо подумал мальчик, косясь на распахнутую дверь. Он знал, что это случится в конце концов, но те упоение и воодушевление, которыми зарядила его музыка, практически заставили Тимура поверить в чудо. Сашину радость тоже словно ветром сдуло, она что-то согласно пробормотала, панибратски хлопнула друга по плечу и унылым шагом направилась к выходу. — Погоди, — вдруг как-то безнадёжно окликнул её старший вожатый. Саша удивлённо обернулась, и оба поймали всё-таки последний лучик улыбки на её лице. — Чего ещё? — Дождевик возьми, — хмыкнул Гриша. — На улице ливень.***
В своём кабинете Раиса Павловна, по сравнению с тренировочным полем, вовсе должна была чувствовать себя на вершине мира, но едва зайдя, Саша убедилась в обратном. Сидя за небольшим столиком, на котором разбросана была в случайном порядке куча документов и файлов, а в опасной близости от её рукава стояла полупустая кофейная чашка, замдиректора одарила гостью усталым неодобрительным взглядом из-под явно на скорую руку накрашенных ресниц и небрежным жестом предложила сесть. Настороженная Саша только открыла рот, чтобы что-то сказать, как Раиса Павловна отрицательно покачала головой. — Нет, Шура, — скрипучим голосом проговорила она, откашливаясь. — Теперь говорить буду я. Вы уже сказали сегодня всё, что могли. — Но мы ведь обе знаем, зачем вы меня вызвали, так? — не вытерпела Саша. Она не хотела начинать скандал сызнова, отлично понимая, что уже и так наступила на те же грабли, что Гриша когда-то, но не считала себя обязанной выслушивать за своё поведение, словно маленькая девочка. — Более того, вы ведь тоже в долгу не остались. Давайте я просто подпишу заявление о добровольном уходе и не буду больше мозолить вам глаза. — А я разве вас отпускала? — кисло ухмыльнулась Раиса Павловна. — Кто сказал, что вас собираются увольнять? — Значит, вы меня вызвали исключительно для острастки? — А вы, я вижу, за словом в карман не лезете… Впрочем, это не самый плохой навык для вашей профессии. Саша раздражённо скрипнула стулом. Подозрительное словоблудие ей уже порядком надоело. — Будете кофе? — уж вовсе неожиданно предложила Раиса Павловна абсолютно будничным тоном. Саша молча покачала головой. Отравить решила, не иначе. — Что ж вы всё делаете из меня врага народа, Шура? — Раиса Павловна с любопытством пробежалась глазами по её лицу. — Возомнили себя рыцарем без страха и упрёка. Да ещё надеетесь повторить былые «подвиги» Григория, судя по всему. Хамите мне. Только кому от этого легче? «Таракашкам» нашим? Не льстите себе. Если бы я сейчас действительно выгнала вас из «Солнечного», они бы остались до конца смены с Максимом, что вам бы явно не пришлось по душе. Но вас слишком любят дети. Саша в удивлении подняла брови. — Да-да, вы не ослышались. И Ася с Вадимом не составляют исключение. Однако вы им слишком много позволяете. Считаете себя вправе гордиться, что, якобы, этим превзошли моё поколение в педагогике. Пытаетесь стать второй матерью Тимуру. Но смена скоро закончится, и это ещё одна причина, почему увольнять вас не имеет смысла, — более того, скоро закончится их детство. Не боитесь, что благодаря вашему покровительству все эти Аси и Вадимы будут думать, что можно вот так платить неблагодарностью за чью-то доброту, а Тимуры перестанут бороться за себя, прячась за женскую юбку? — Не вы ли сами поддержали Асю и Вадика? — уточнила Саша. В гробу она видела эти нравоучения. — Я поддержала своего сына, — с невозмутимой откровенностью развела руками заместитель директора. — Неужели это вас так удивляет? Вы просто комичны со своей гордостью и тягой к мнимой справедливости. Как правило, такие люди сами вырастают без любви. Раиса Павловна глухо, тоскливо рассмеялась. — Однажды вы поймёте меня. Не хватает пары добрых слов, чтобы человеку стало легко и привольно жить, не хватает даже целой смены. И за примером не надо далеко ходить. Наверняка Григорий рассказывал вам душераздирающую историю о разбитом в его честь окне. Думаете, я не знаю имя виновника? Как все восхищались Вадиком — отважный мститель, храбрец, что вы говорите! Но никто не отправил его домой тогда, как не отправит теперь Тимура. Их обоих. Я не хочу, чтобы кто-то думал, что заниматься вандализмом или бросаться на людей с кулаками — героизм. Это называется хулиганством. А ведь Вадик тоже был «любимчиком», Григорий тоже лез не в свои дела… И что теперь? Саша смотрела на неё с улыбкой. — Теперь добрых слов будет ещё больше. Вы маловато значения им придаёте. — Вы… очень похожи на меня в юности. Это не может не раздражать, — Раиса Павловна прикрыла глаза и шумно отхлебнула из чашки. — Но пока я готова уступить. Никто не тронет Тимура до конца смены. — Что же будет, — сложив руки на груди, поинтересовалась Саша. — Если я приеду на следующую? Раиса Павловна долго внимательно вглядывалась в её лицо, словно не решаясь что-то сказать, и лишь через минуту тихо, но чётко произнесла, как отрезала: — Возможно, на неё не приеду я, — прищурилась на часы у себя на запястье и вздохнула, тяжело поднимаясь с кресла. — Вы можете идти, Саша. Скоро отбой.***
И Саша вышла в ливень. Туманной сплошной пеленой стоял он над лесом, заволакивал дымкой очертания малахитовых холмов вдалеке, щедро поливал колючие ягодные кустарники и неприхотливые дикие цветы, смывал с её лица пыль всевозможных домыслов да вопросов, словно всякие следы принадлежности к роду человеческому. Она стояла совершенно беззащитная в своём почти детском дождевике и насквозь продуваемом сарафане. Стянула туфли и пошла босиком по мокрой траве в сторону съёжившейся под дождём группы домиков-коттеджей. А потом увидела Тимура. Саша не удивилась, вновь обнаружив его одного, лишь усмехнулась про себя. Переживает, зайка такая. Он стоял неподалёку, прижавшись к берёзовому стволу так отчаянно прямо, словно ждал какого-то страшного наказания. Мокрые курчавые волосы его сбились в колтуны, ноги он непроизвольно потирал друг о друга и покрытыми комариными волдырями пальцами силился расковырять сигаретную пачку: смешно пыхтел над ней, однако размякший картон благоразумно не поддавался. — Вот это люди в Голливуде, — присвистнула Саша, сигнализируя своё неумолимое приближение нарушителю порядка. — Что за дела, мистер? Всё так плохо? — в недвусмысленном жесте протянула руку и чуть приподняла уголки губ. — Я, конечно, всё понимаю, но давай не ты и не сегодня. Мы уже вроде нахлебались приключений, чего неймётся-то? Ещё и такой проходняк потреблять собрался. Можешь даже солнца не дожидаться. Побойся бога, дорогой, я после таких экспериментов курю исключительно английские сигары. — Прости, — промямлил даже не успевший испугаться Тимур, покорно протягивая засаленную пачку. По бойкому Сашиному тону он сделал вывод, что не всё пропало. В своём прикиде она походила на чудом вернувшегося с поля сражения бойца: только дырок от пулевых на сарафане не хватало. — Это… я знаю, что это всё моя вина. Я просто попробовать хотел… Стащил из города у брата. Мне стыдно стало. Я не должен был срываться и подводить тебя. Ты… будешь дальше с нами? Саша торжественно и гордо подняла указательный палец вверх. — Кэп сказал, кэп сделал, — и с самодовольной усмешкой заложила руки за голову. — Всё в порядке. Со всеми. Я, конечно, могу для профилактики напомнить, что дать кулаком в нос — не решение проблемы, но мы вроде оба понимаем, что это только пока работает так. Жизнь — чертовски сложная штука, Тим. Как человек я тебя отлично понимаю. Я рада, что тебе не всё равно. А теперь… Выдержав интригующую паузу, Саша небрежно махнула рукой. — Можешь забить. Живём спокойно. До следующей смены, по крайней мере, — хихикнула она. — Если встретимся тогда, конечно. А то гляди, на носу конец уже… — вздохнула и ласково взъерошила Тимуру волосы. — Вымахаешь скоро совсем, я до тебя и на цыпочках доставать перестану. — Можешь ещё до Аськи дорасти, — неловко утешил её Тимур. — …Она нашла меня. Всё-таки сказала, что переживала. Извинилась. Может, это потому, что я потянул бы её за собой. Но… нам трудно пока разговаривать. Потом должно быть получше, правда? Я её очень люблю. — Обязательно, — Саша печально улыбнулась. — Любовь в семье — это уже очень много. Ты, кстати, береги Асю. Вадим-то действительно прыток больно на девочек помладше. Если что, никогда не бойся рассказать мне. Помолчала неловко и уже куда бодрее добавила: — А я ведь подумала о словах твоего брата. Про слабость и страх. Признаться, ты очень сильный человек, Тим. Открытый, честный, с лёгкостью говоришь о боли, которая тебе досталась. Не все так могут. «Я, например». — Понимание, наверно, должно идти об руку с любовь. Слабость, ведь это не нежелание использовать силы, а просто их отсутствие. Не константа и не точная мера. Мальчик зачарованно смотрел на неё, почти не моргая. — Да, только это… так трудно всё равно. Мы очень разные. И нам не хватает мамы. Иногда я даже чувствую, что ненавижу их… почти. Себя тоже. — Знакомо-знакомо. Раз уж сегодня вечер откровений… Всё меняется. Во мне раньше было так много ненависти, не представляешь, в том числе к моей семье. В какой-то момент начало казаться, что в жизни ничего не останется, если я не буду ненавидеть. Я понимаю, как это страшно. А потом всё стало по-другому. Все. Люди, которые любили меня, которые просто соглашались помочь. С сестрой вот мы сейчас общаемся хорошо. Правда, она живёт далеко… А тётя-чудачка нежно Одуванчиком зовёт. Чувства бывают разные, и это нормально, но мне кажется важным искать любовь в себе. Пытаться. Хоть к чему-то. Здорово, что у тебя уже получается. Я тобой горжусь. — Ну… — почесал в затылке Тимур. — Ты же другая. Ты Саша. У меня так не будет. — Спорим? — заговорщически сверкнули Сашины глаза. — Если хочешь, встретимся здесь в следующем году и расскажешь о своих победах. Обещаю испечь тебе тыквенный пирог за храбрость. Хотя, может, попробуешь его и раньше, если мне на конец смены позволят закупиться этим полезнейшим овощем и заодно не обвинят в попытке всех вас отравить. Какое у нас там завтра число? — Двадцать четвёртое. Точно… Саша заёрзала. Как обухом по голове. Двадцать девятого они уедут. А за день до этого… Ежегодная позорная процессия. — Угу. Пойдём-ка. Они вместе направились к домикам. В кармане у Саши лежала полная пачка сигарет, и мысли всё никак не уходили. Нужно будет отправить маме праздничные цветы. И ни единого слова. Как обычно. Ни весточки, ни звонка. Просто скорбное напоминание, что в двадцать восьмой раз ты всё ещё жива. С наступающим, Саша.