Крещендо

Диссонанс — нарушение гармонии, благозвучия, одновременное звучание двух или более несозвучных тонов.

Из личного дневника Гермионы Реддл: Датировано: 1951 год. «Мы встретились необычно. Возможно, для кого-то может показаться это примитивным и ничем не примечательным, однако подвох всегда имел место быть с Томом Марволо Реддлом. Он ведь остался жив, и я не знала, как это случилось. Отвечал он весьма туманно и в основном только и делал, что лучше всего у него получается и по сей день — угрожал. Впрочем, я не была удивлена. Том отличался хладным рассудком, здравым умом и безразличием ко всему, что движется и не движется. Он, естественно, похитил меня. Я не знала как. Также совершенно не могла предположить, где мы находились. Но я отчётливо помню, как он сам отвёз меня обратно до отеля. И я поняла, что этот акт был спланирован лишь для того, чтобы запугать меня».

Открыть глаза казалось непосильной задачей для Гермионы, пришедшей в сознание из-за резкого запаха, который воспринялся рецепторами обоняния как опасность, которую нужно поскорее устранить. Она тяжело сглотнула, простонав, и завертела головой, пытаясь больше не нюхать гадость, которую поднесли ей к чувствительному носу. — Гермиона? Она будто бы сквозь толщу воды услышала знакомый голос с тягучими нотками и, нахмурив брови от пульсаций, проходящих по вискам, повернулась в сторону, откуда усиливался звук. Грейнджер попыталась открыть ставшие чугунными веки и увидеть место, в котором находилась. Последнее, что она запомнила, — это размытое лицо, глядевшее на неё с немым укором. После этого пришла темнота. — Гермиона! Она зажмурилась ещё сильнее, пытаясь отгородиться от всего происходящего. В небытие было так хорошо. Теперь же пришла жестокая реальность, объятая флёром неизвестности. Когда-то он будил её точно так же. Резко, без излишних нежностей и робкости. — Либо ты встаёшь, либо мне придётся окунуть тебя в воду, — услышала она. — Поверь, тебе не понравится. Эта угроза подействовала на Гермиону: её страх проявил свою большую силу, а пальцы рук мелко дрогнули в спазме. Кажется, похититель уловил её паническую дрожь. Как бы это ни было прискорбным — она была всего лишь человеком, имеющим разномастные эмоции и чувства. Глаза Гермиона открыть смогла, но увидеть, что происходит, — нет. К сожалению, место, в коем она находилась, было пропитано естественной тьмой, а освещения и в помине не было. Подняв голову, использовав для этого, казалось бы, простого действия практически всю энергию, Грейнджер быстро — насколько могла в данный момент — проанализировала ситуацию. Поблизости не слышался шум проезжающих автомобилей — значит, место загородное. Света не было — значит, заброшенный дом или отель, например. Хотя возможно, что просто нет электричества, а где-то поблизости находилось спасение в виде жильцов. Но и эту идею нужно было отбросить — Реддл бы не стал так подставляться. Фамилия Тома прозвучала в мыслях словно спусковой крючок. Гермиона, пытаясь нормализовать свое нынешнее шаткое состояние, поднялась на кровати, сев и поджав под себя покрывало, чтобы жёсткая солома не впивалась в нежную кожу бёдер, и поправила свое платье, прикрыв свои царапины, отдернув рукав, скрывавший шрам. Она зажмурилась и взмахнула головой, отгоняя от себя навязчиво-ужасающие мысли, утверждающие, что ей конец. Естественно, месть Реддла могла быть изощренной, однако он не настолько глуп, чтобы убивать свою жертву сразу же, не растянув удовольствие. Этим он и отличался, когда приезжал в Майданек. Потускневшим взглядом Гермиона узрела, как Реддл присел рядом и поправил её выбивавшиеся из небрежно сделанного им же пучка кудри за уши, размазав чью-то кровь по её лбу и щекам, которые покраснели от напряжения. Мыслительный процесс работал исправно, однако голова оставалась пустой, а чувства были оголены из-за снятия маски беззаботности, которую с треском и страданиями сдернул Том, смотревший так, словно сделал невероятное одолжение. Это выбивало из колеи. За окном плыли светлые по сравнению с небом тучи, освещаемые диском луны, а звезды тускло светили своим блестящим сиянием. Впрочем, картина — живописная, красивая и тонкая, которую нужно было прочувствовать, — не внушала такого окрыления, как происходящее. Реддл портил гармонию, которую Гермиона тщетно пыталась наладить. Теперь вместо неё — одни валяющиеся осколки битого багряного стекла, коим была истерзанная душа. Грейнджер сглотнула, чувствуя подступающий к горлу ком бессилия, из-за чего она не могла вымолвить и слово, и которое она ненавидела и презирала всей душой. Быть бессильной — значит, быть слабой душевно и сдаться, даже не начав сражаться. Этим Гермиона не славилась, поэтому, сдергивая пелену с глаз, она приняла самый воинственный вид, на который только была способна в данный не самый благоприятный момент, и переползла на другой конец просторной соломенной кровати, царапая кожу чашечек и голеней. Как ни странно, Реддл не препятствовал тщетной попытке быть дальше от него настолько, насколько это было возможно. Гермиона не считала себя иррациональным человеком, способным впасть в панику и испытывать страх, которые бурлили в крови и будоражили разум. Она всегда старалась анализировать ситуацию, искать всевозможные выходы из ловушек и глубоких ям и противостоять силам, которые хотели истребить человечество. Кроме этой проблемы она ничего не видела. Грейнджер желала предотвратить распространение Холокоста, который породили нацисты. Именно они повлияли на население всего земного шара, в числе которого была и она сама. Будучи практически на дне, без возможности спастись, Гермиона переосмыслила эту жизнь, которая была дана ей, и не разделяла её на пресловутое «чёрное» и «белое». Для неё существовала только некая серая субстанция. Сейчас Грейнджер считала себя иррациональным человеком. Целиком и полностью. Она забилась в угол, прижала колени к груди и вцепилась в них руками, словно пытаясь таким образом обезопасить себя от напротив сидящей опасности, что поправляла свои смоляные волосы и ослепительно, обезоруживающе улыбалась. Страх усилился, адреналин всколыхнулся, а сердце затрепетало так, что Гермиона думала, что оно сейчас разорвется от бешеного приступа «инфаркта». Том внимательно посмотрел ей в глаза и, сверкнув бликами, которые отражались в зрачках, сложил руки на груди, наблюдая за внутренними метаниями своей очередной жертвы. Казалось, его это забавляло, потому Гермионе стало ещё хуже от осознания того, что, похоже, она умрёт прямо здесь и сегодня. Её провонявшийся труп найдут спустя несколько месяцев или же не найдут и вовсе, если Реддл её закопает в правильно-покинутом месте, вокруг которого не будет ни единой души. Что ж, сдаваться Грейнджер не планировала, поэтому она не теряла силу духа. Может, спасение придёт? Закатав рукава ослепительно-белой рубашки до локтей, Том, элегантно положив одну ногу на другую, грациозно поправил искрящуюся в свете луны чёлку. — Снова здравствуй, Гермиона Грейнджер, — раздалось в кромешной тишине комнатки, у которой были щели, находящиеся в досках. Она предпочла списать возникшие мурашки на проникающий через крошечные кривые линии холод, а не на прозвучавший голос с тягучими нотками, которые растягивают аристократы в своей излюбленной манере. — Как поживаешь? Не сгнила в праведном свете феникса, освещающего тебе путь истинный? Его искренняя насмешка отдалась набатом в ушах, отчего Гермиона захотела прижать ладони к ним, чтобы избежать его мелодичный тембр, действующий на людей, словно магия. — Вероятно, я проживаю лучше, чем ты, — выплюнула она, подняв голову и тряхнув буйной копной волос. — Моё жилье определённо просторнее, чем твоё. — Эта хибара — не моя, — резко парировал Реддл. — Тебе ли не знать? Его единственную комнату она видела в Майданеке, покуда звал он её чаще именно туда. Ей претило выполнять его приказы и насмешливые пожелания, которые приносили некие плоды «успеха», и её часто подрывало сделать всё да наоборот. Как ей тогда казалось, это подпортило бы репутацию Лорда Волдеморта в глазах его товарищей по СС. Однако, Гермиона, естественно, понимала, что её неповиновение могло закончиться тем, что некоторых людей умерщвлили бы и повесили этот камень вины на неё. Если такое произошло бы в концлагере, он ополчился бы против неё, и стало бы вдвойне тяжелее существовать в том аду. Покуда были сочувствующие и переживающие люди, Гермионе было проще сносить нападки Пожирателей, в особенности Беллатрикс, и Реддла, который приготовил для неё отдельный котёл страданий. В конце концов, она была сопротивленкой, членом Ордена Феникса, который пыталось уничтожить тайное подразделение СС. Но Грейнджер знала, что не подвергнет свою «семью» опасности, потому терпела все издевательства. И в конечном итоге спаслась. — Я, в общем-то, ничего не знаю, — напряжённо ответила она, сцепив пальцы между собой в защитном жесте, отчего Монстр усмехнулся и прошёлся взглядом по её голым ногам. — Ты как бы должен быть мёртвым. — А если бы, да кабы, — фыркнул Реддл и прислонился к спинке неустойчивой кровати, которая в любой момент могла рухнуть. Его глаза мерцали в свете яркой луны и были воплощением истинного волшебства, которого хотелось послушаться или подчиниться его простой воле. — Как видишь, я жив. Даже целый, без протезов. — Жаль, — кратко ответила Гермиона, внутренне содрогаясь. Если он остался жив, да ещё и «целый», то это — магия, не иначе. Как можно остаться без последствий после крушения потолка с балками прямо на голову? А может, у него что-то с головой? «Впрочем, это не новость», — сокрушенно думала она. — Жаль? — иронично переспросил Том, странно посмотрев на неё. — Я бы предпочла, чтобы тебя хорошенько придавило чем-нибудь чугунным и отправило на тот свет, — проскрежетала Грейнджер. Её адреналин вперемешку со страхом неизвестности бурлил в крови, заставляя совершать бездумные действия. Верх иррациональности. — А я спокойно жила бы без напоминаний о концлагере и тебе. Том неожиданно легко приблизился к своей жертве, ланью смотрящей на него, и схватил её за подбородок, больно надавливая изящными паучьими пальцами на челюсть, заставляя появиться раздражающий дискомфорт в тех местах. Он никогда не заботился о сохранности долгожданной жертвы, сразу же наступая в атаку. — Ты никогда не избавишься от меня, ты поняла? — хватка усилилась, его лицо исказилось, отчего некогда прекрасные черты превратились в нечто пугающее, а губы оказались в непосредственной близости от её. Вот этого ещё не хватало. — Я всегда буду идти по пятам за тобой, пока ты не сдашься. Или не умрёшь от упрямства, это с какой стороны посмотреть. Его дикий взгляд прошёлся по лицу Гермионы, внимательно следящей за развитием действия, и остановился у трепещущих губ, наверняка намазанных блеском, который всегда хотелось испить, как божественный нектар, недосягаемый для простого смертного. Вся ситуация начала пугать Грейнджер до ужаса, до застывания крови в жилах, до издевающегося стука сердца, отбивающего барабанную дробь. И это неимоверно раздражало, отчего храбрости прибавилось ровно на унцию. — Нет. Одно слово. Оно настолько мощное, могущественное и имеющее ценность, что Реддл прищурился и впился в её губы прожигающим поцелуем, который начал обжигать огнём. Это было сродни соревнованию. Но проблема была в том, что боролся только один человек, — Том. Гермиона осталась безучастной, что пуще разозлило Монстра, способного убить лишь одним взглядом своих темных антрацитовых глаз. Грейнджер пыталась выбраться из ловушки рук Лорда Волдеморта. Конечно, ничего не получалось, но надежда на освобождение не таяла в груди, в которой лёгкие уже задыхались от нехватки драгоценного воздуха. Ей бы хоть глоточек сделать, иначе она умрёт. Но Реддл не дал ей этого сделать: зажав её руки между двух тел, он придвинулся ближе, корпусом придавливая Гермиону в изножье кровати и сцепляя свои ладони на спине Грейнджер, поймав её в ловушку. Она почувствовала, как его пальцы настойчиво и жёстко впиваются в её нежную кожу спины, отчего лёгкая пульсация прошлась по позвоночнику спокойными волнами, заставив Гермиону вздрогнуть и непреднамеренно открыть рот. Этим действием она позволила Реддлу углубить ненавистный поцелуй. Он засунул свой язык, и теперь отвращение пропитало каждую клеточку её тела. Эта пытка была невыносима, оттого Грейнджер старалась максимально быстро прекратить её, однако Том не позволил. Пригвоздив сопротивляющуюся девушку к соломе, которая исцарапала кожу бёдер, Реддл старательно опустил Гермиону на постель, припечатав её своим телом. — Нет! — она вскрикнула, когда он позволил вздохнуть немного чистейшего кислорода, поспешившего наполнить лёгкие. — Нет! — она попыталась вырваться из стальной хватки, однако только ухудшила свое положение, потому что Том прижался к ней настолько плотно, что невольно Гермиона проехалась по его бедрам, вырвав из него рваный вздох и укус в шею. — Нет, только не снова! Реддл! Проскользив влажным языком по шее и ключицам, Том оторвался от неё и недовольно причмокнул. — Неужели? Робкая пташка решила показать свои крылышки? — насмешка прозвучала шёпотом, но оттого не стало менее обидней. — Что-то раньше я не наблюдал такой дерзости. — Потому что подо мной не были сотни бараков с людьми, которых ты бы обязательно убил, — прошипела Грейнджер, извиваясь в его извращенных объятиях. Боже, да он будто и вправду из железа! Его даже не подвинуть! — Впрочем, ты и так бы их всех убил. Они же евреи. — И цыганы, и поляки, — подсказал Реддл, стреляя взглядом в наливавшийся кровью укус, становившимся темно-фиолетовым. — Однако в одном ты не права, Гермиона. Я — человек слова. Ты выполняла всё, что я говорил, — некоторые люди, которых я мог освободить, были спасены из газовых камер. Всё просто, как день. Гермиона так не считала. Естественно, она выполняла всё, что он только ни говорил, однако не все люди были защищены от такой ужасной смерти. Он не держал свое слово и, вероятнее всего, никогда не знал его вес. — Ты ужасен и отвратителен! — Мне казалось, тебе нравилось моё общество, — иронично сказал Лорд Волдеморт, приблизив свое лицо к её. — Ты им наслаждалась. — Ты насиловал меня, — резко подняв голову, Гермиона ударила Реддла в челюсть своим лбом, который она потёрла, когда давление немного убавилось. — Мне никогда — слышишь, никогда! — не было приятно твоё гнилое общество! Ты ничтожество! Я ненавижу и тебя, и твою шайку арийцев! Том неверяще покачал головой и, наконец взяв лицо Гермионы в свои ладони, которые жёстко впились в нежные щёки, прижался носом к укусу на шее. Грейнджер показалось, — а может, и нет, — что он лизнул его, чтобы уменьшить боль от его получения. — Опять-таки врёшь, mein schatz [1], — разочарованно простонал Реддл, резко переменившись так, будто в нем живёт множество личностей. — И я заставлю говорить тебя правду. Лозунгом Долорес Амбридж была эта незабываемая фраза, отпечатавшаяся в памяти на всю оставшуюся жизнь, исполосовав другое предплечье «магическим пером» розовой жабы. Её приторность, ощущавшаяся на кончике языка гнилью земли, и вечно-приклееная улыбка, как у мраморной безжизненнной статуи, внушали Гермионе лишь чувства раздражения и злости, просачивавшихся в самое нутро своими тонкими линиями ниточек. Розовая жаба почему-то прониклась идеологией Беллатрикс, у которой религией был только Волдеморт, и начала активно портить жизнь Грейнджер, чего она не выносила всем своим естеством. И теперь Реддл любезно напомнил о ней, что могло быть предупреждением того, что будет, если она ослушается. Либо гибель людей, либо знакомство с некоторыми его последователями, которые не прочь поразвлечься с «грязнокровкой». Чёрт! Что же ей делать? Однако времени на раздумья совершенно не было. Уязвленная и подавленная, Гермиона не рассчитывала сбежать живой, но лучше было попытаться. Вдруг удача улыбнётся ей? Только в этом не было необходимости — Реддл, чмокнув её в макушку рядом с растрепавшимся пучком, поднялся с постели, вытряхивая из волос маленькие соломки. Выпрямившись и встав наконец в полный рост, Том пригладил свои волосы и, всколыхнув воротник рубашки, отточенным движением поправил некоторые пуговицы. — Вставай. Гермиона не стала слушать его. Её мысли перемешались, образуя кашу в голове, а паника медленно отступила. Он, что же, не будет её пытать? Убивать? Или специально тянул время, чтобы заставить на подсознательном уровне бояться приближения смерти? Грейнджер не знала ответов. Впрочем, и не хотела. — Вставай! — он чуть повысил голос, а сознание затряслось от неизвестности судьбы. — Зачем? — Не нужно задавать глупых вопросов, — прошипел Лорд Волдеморт, пройдясь голодным взглядом по её распластанному телу. — Поднимайся, или останешься здесь одна. — Избавлюсь от твоего общества и умру в одиночестве, — «беззаботно» сказала Грейнджер, не понимая происходящего. Они что, куда-то поедут? В лес? Ну ещё бы — там легче спрятать мёртвого человека и сделать так, чтобы его никто не нашёл. В конце концов, Гермиона поднялась, отряхиваясь от соломы, и осмотрела тёмную комнату. Такое ощущение, что эта таинственность может рассказать больше, чем Реддл. — Как ты выжил? Тишина следовала за ними по пятам, пока они выходили за пределы обычного серого домика, который покинули жильцы пару десятков лет тому назад. Гермиона обнаружила это, когда выходила за пределы подвала и осматривала многолетнюю пыль на оставшейся мебели. Улица сковала её. Весь холод заставил Грейнджер напрячься и покрыться ядовито-крошечными мурашками. — Ты узнаешь, когда придёт время, — туманно ответил он и сел за водительское сидение машины, приглашающе махнув рукой на пассажирское. Грейнджер ничего не оставалось, как подчиниться его воле и ожидать своей участи, которая остаётся покрытой флёром таинственности и мрака, заставляющие сердце бешено биться в груди, грозясь остановиться на половине удара. Автомобиль пропах табаком и спиртом, но Гермиона не стала жаловаться на такую мелочь. Да и жаловаться кому? Реддлу? Звучало фантастмагорично. На этом она не заостряла внимания и прошлась взглядом корично-медовых глаз по всему пространству, пока её похититель заводил мотор и паучьими пальцами двинул рычаг, распологая руки на большом круглом руле, объятом слоем кожи. Салон выглядел богато, а новизна заставляла её думать, что автомобиль сегодня утром ещё находился у продавца или другого владельца. А может, Реддл просто украл её? Так же, как и саму Грейнджер? Это не было бы новостью. — Успокойся, я не собираюсь убивать тебя, — ровным тоном проинформировал её Том, выехав на проезжую часть дороги. Она пустовала, оттого было легче вести, так как не нужно было обращать внимание на впереди едущие машины. — Пока. — Очень обнадёживает, — съязвила Гермиона, будучи на взводе. Её шаткое душевное состояние планировало поглощать здравый рассудок своими липкими, густыми пальцами, которые обвивают ей шею. — А что же не сейчас? Идеальный момент. На этот вопрос Реддл только улыбнулся и, показав кончики заостренных зубов, напоминающих клыки, взъерошил свои волосы, оторвав правую руку от руля и через несколько секунд коснувшись ею волос Гермионы, которая дёргается от невесомого прикосновения. — Ты не знаешь, что я приготовил для тебя, mein schatz, — прошептал Лорд Волдеморт с устрашающим выражением лица, не сулившее ничего хорошего. Кажется, она знала, что он приготовил. Он всегда мстил так, что даже после смерти человек жалел, что встал на пути Тома Марволо Реддла. Или вообще встретил его. Гермиона обреченно закрыла глаза. Никто ей не поможет. ___       [1] mein schatz (нем.) — моя драгоценная.