Покоряя Олимп

Персефона сидела на троне, подперев щеку рукой, и наблюдала за хаотичными метаниями Аида. Тот мерил зал шагами, что-то бормоча себе под нос, и периодически поправлял за каким-то лядом нахлобученную на голову корону из акульих клыков, которые подарил ему Посейдон. К слову, именно Посейдон был причиной того, что Аид поднял на уши весь подземный мир. Богу мертвых зачем-то приспичило закатить пирушку в честь любимого брата, хотя Персефона и уговаривала его принять гостя в спокойной семейной обстановке и просто посидеть втроем, как нормальные боги делают. Но Аид явно не был нормальным богом, и здоровенное шило в его божественной заднице не позволяло ему «просто спокойно сидеть». Поэтому сейчас он бегал по залу как угорелый, разговаривал сам с собой и периодически сбивал сервировавших столы скелетов, из-за чего те рассыпались сами и переворачивали подносы с едой. Персефона смотрела на все это, будучи в глубоком фейспалме, закатывала глаза и тяжко вздыхала, но поделать ничего было нельзя: к маме Аид её отпустить напрочь отказался, сказав, что она ему нужна позарез для сохранения душевного равновесия и моральной поддержки. Персефона не знала, о каком таком душевном равновесии он говорит — её присутствие на этом балагане нисколько не умаляло пышущей от Аида нервной энергии — но спорить с мужем было бесполезно. Как никак, он был богом мертвых, и никто не мог покинуть подземный мир без его разрешения. Кроме Посейдона, конечно. Почему-то именно его Аиду удержать не удавалось, хотя Персефону терзали настойчивые подозрения, что останься Посейдон с Аидом навсегда, всех остальных тот в подземном царстве держать бы не стал, еще бы и пинками всех погнал за ворота, чтобы наедине с любимым братом наконец остаться. В этом, наверное, и заключалась разгадка: правила правилами, а смерть отменять никак нельзя, а то настанет полный трындец. Поэтому Посейдон каждый раз и ускользал преспокойно из царства мертвых без разрешения хозяина, вызывая этим черную зависть Персефоны (при всей её к нему симпатии). Но сегодня Посейдон снова должен был прийти, и у Аида был праздник. А у Персефоны была головная боль, потому что она не могла не принимать близко к сердцу разведенный в их зале бардак и хаос, да и от метаний Аида уже рябило в глазах. Когда она в восьмой раз начала мысленно сокрушаться над несправедливостью мироздания и своей тяжелой судьбой, наконец появился Посейдон. Вид его обнаженного рельефного торса несколько приподнял Персефоне настроение, так что она даже улыбнулась и встала с жесткого трона, чтобы подойти и обнять гостя. Посейдон принес с собой запах моря и ветра, разбавив сырую затхлость их мрачных залов, и уже за это одно его можно было любить. Облапав его под предлогом приветственных объятий, Персефона натурально расцвела и занялась своим любимым делом: начала облагораживать разведенный Аидом хаос свежими цветами, которые уже начали пробиваться из её зудящих ладоней, просясь наружу. — Почему тебя не было так долго? — трагическим шепотом обманутого мужа спросил Аид, схватив Посейдона за руку. — Я был занят. Сказал, как отрезал. Аид все ждал продолжения, пожирая брата глазами, но Посейдон, кажется, больше ничего не собирался говорить, чем оскорблял Аида до глубины души. Он его, значит, ждал тут Танатос знает сколько дней, а эта скотина даже не хочет с ним разговаривать! И не думает объясняться! Не желает развеять его подозрений! — До меня дошли слухи, дорогой братец, — сказал Аид, мрачнея на глазах и понемногу начиная дымиться, — что ты там наверху шашни крутишь с каким-то человеком. — Да мало ли что говорят, — ответил Посейдон. — Ты мне сейчас руку оторвешь, не хочешь отпустить? — Отпустить?! Ты только пришел! — Это да, но рука… — ПОТЕРПИШЬ, ЗАРАЗА! ОТВЕЧАЙ, КРУТИШЬ ШАШНИ ИЛИ НЕТ?! Скелеты и прочие приглашенные или просто заскочившие на запах еды мертвяки испуганно засуетились, начав метаться по затрясшемуся залу. Персефона прогнала их всех, шикнув, и спокойно уселась за ходящий ходуном стол, придерживая стакан с гранатовым соком. — Дорогой, ты не мог бы умерить свой пыл? — спросила она. — Из-за тебя мы лишимся последней нашей посуды. Её спокойный голос подействовал на разгневанного Аида несколько отрезвляюще, и зал перестал трястись. — Спасибо, — сказала Персефона, поставив стакан на застывший наконец стол и приступив к обеду. Посейдон мысленно попрощался с рукой. Аид выдохнул. — В мое царство должен был прибыть один мальчишка. Икаром зовут. По сценарию он должен был подлететь к солнцу, упасть и разбиться о море. Улавливаешь, к чему я клоню? — Гм, — выдал Посейдон многозначительно. Аид прищурился. — Будешь отрицать? — Нет? — Ты меня спрашиваешь? Посейдон вздохнул, поудобнее перехватив трезубец. Вспомнил солнечного кудрявого мальчика и их водные процедуры. Снова вздохнул. Потупил глаза. Аид наблюдал за переменами в его лице, не моргая. Через пару минут у него задергался глаз, а Посейдон все не отвечал. — Он красиво летел, — выдал наконец этот сказочный дол….морской бог. У Аида задергался второй глаз, из-за чего со стороны стало казаться, что он просто часто моргает. — Красиво. Летел, — повторил он медленно. — Это, по-твоему, оправдание? Посейдон от созерцания пола перешел к созерцанию потолка, усеянного полупрозрачными сталактитами. — Он очень не хотел умирать. Надо было просто смотреть, как он падает, что ли? — ДА! Именно это ты и должен был делать! — снова заорал Аид, не выдержав. — Может, для тебя это открытие, но люди вообще никогда не хотят умирать. Но их! Никто! Не спрашивает! — Ты сердишься, что ли? — спросил сказочный…морской бог Посейдон, посмотрев брату в глаза. Аид взмахнул свободной рукой, истерически хохотнув. — Нет, я радуюсь! Я радуюсь, что ты изменяешь мне с каким-то человеческим мальчишкой, который уже полгода как должен быть мертв! Ты вообще понимаешь, что это против всех правил? — Каких правил? — не понял Посейдон. — ПРОТИВ МОИХ! — Мальчики, — подала голос Персефона, — может вы прервете выяснение отношений и сядете уже за стол? Покричать друг на друга можно и в спальне. Посейдон вырвал-таки онемевшую руку из пальцев брата и с удовольствием прислушался к голосу разума в лице Персефоны. Аид поглядел в пустоту несколько минут, медленно вдыхая и выдыхая, и тоже сел. Все-таки, стресс надо было заесть, а покричать действительно можно и в спальне. Надрываться сам Аид, впрочем, не планировал, твердо вознамерившись возложить эту задачу на горячо любимого сказочного…морского бога. Для этого он уже приготовил и крюки, и цепи, а главное — был готов сам. И не собирался больше ни о чьей готовности спрашивать. В конце концов, он тут хозяин, царь и бог, может себе позволить. Так думал Аид, меланхолично пережевывая лист салата, пока Персефона о чем-то живо беседовала с Посейдоном, размахивая вилкой. — А где музыканты? — вдруг спросил местный царь и бог. — Скучно без музыки сидеть. — У Орфея горло разболелось, а наших откинувшихся я на дух не переношу, ты же знаешь, — ответила Персефона. — Выгнала что ли? — Можно и так сказать. Аид тяжело вздохнул и выместил свою пассивную агрессию на ни в чем не повинной оливке. Вымещая, слегка перестарался, и тарелка раскололась с противным звяком. Персефона посмотрела на мужа укоризненно. Аид вжал голову в плечи и взял соседнюю — все равно благодаря стараниям его строптивой женки никто тусить не пришел, можно было хоть из всех тарелок по очереди есть. Так местный царь и бог заедал стресс, размышляя о бренности бытия, пока с потолка местами отваливались сталактиты, а весь пол был завален черепками посуды, едой и останками сбитых им утром скелетов. Брат, любовник и бессовестная-скотина-изменщик в одном лице не обращал на него никакого внимания, увлеченный разговором с Аида, между прочим, женой, и это не нисколько не добавляло позитива, поэтому Аид начал понемногу раздумывать, не устроить ли соседям сверху какую-нибудь гадость, пусть как он немного пострадают — скучно ведь в одиночестве мучиться. Уловив разрушительный настрой его мыслей, Персефона тактично кашлянула в кулачок и спросила: — Может, в спальню? Аид тут же оживился, разом откинув все мрачные мысли и планы на трындец, и резко встал со стула, уронив его. — Вы начинайте пока без меня, — улыбнулась Персефона самой невинной из своих улыбок. — Я скоро приду. — Можешь не торопиться, — ответил Аид, стаскивая брата со стула. — Я еще не доел, — попытался возмутится тот, но Аид его уже не слушал, за шиворот волоча за собой в сторону опочивальни. Дождавшись, пока они скроются с глаз, Персефона облегченно вздохнула, налила себе вина и закинула ноги на стол, откинувшись на высокую спинку стула. — Тишина и покой, — блаженно вздохнула она, прикрыв глаза. — Тишина и покой.