Серая гниль

«Привет, Хант». И он сжимает до побелевших костяшек. «Ребята из отряда поговаривают, что хотят встретиться на увольнительной». Не то, чтобы ему часто пишут. Не то, чтобы он не любил забываться вечером в баре. Мотая неинтересные вещи: Слышал о лаборатории 303? Даже не пытайся сунуться в эту срань. Их грёзы о доме, где они будут любовно смазывать оружие и рваться обратно в бой. А не податься ли в наёмники? А не прав ли радикал и не право – правительство? «Ходит слух, что ты в гуще событий. В элитном подразделении. На Северо-Западной или где-то там». Где-то «здесь», крепко связанный постоянной слежкой за активно продвигаемым проектом. А что хотел? Сейчас в кругу своих ребят наклюкаться в баре, зная, что они и вынесут, и спать уложат. Вот его где-то «там». Свихнувшиеся среди экстендов люди. Бедняги, – ни доли сожаления. – Иди, – советует ему ВОЕ. И он идёт на их встречу как за глотком воды – промочить горло в пустыне. За зубоскальством, хохотом. За тем ощущением, когда он берет зажигалку в руки. За направившими его отчаянье по верному руслу. За… семьёй? – Привет, Хант. Говорят, что война скоро закончится? Призраки скалятся улыбками. Чистые смотрят – с надеждой. Ведь лучше в бою, чем благородно гнить на гражданской свалке. Чем просто – гнить. А их дома ждут. Наверно. Красивые слова. Дома – семья. Может быть, мать – им всем не так много лет. Или жена. Дети. Собака. Блага – победителям. Ждут. Наливая виски, текилу, бурбон в стакан. Жадно слушая, что там за стенами 303, каждый – прощается. – Ты с нами, Хант? Их Хант никогда не боялся собственной смерти. Но он отступает. Он забывает о своем имени – много лет проходит. Больше ему не пишут «Привет, Хант». Его больше не ждут.