Серая гниль

– Если бы ты не был поглощен своим маразмом, стал бы героем. – Рад, что ты начал здраво смотреть на вещи, Джузо. Хэнз улыбается, обнажив зубы, протягивает руки. 13 принимает его и без модуля, всё так же покорно вкладывается в его ладони – просящим крови револьвером. Когда псы противятся – на них надевают усиленный строгий ошейник. Корсет. Оглушают и обездвиживают. И выдают ключи хозяину. – Мне кажется это лишним, – коротко говорит хэнз. Он теперь тоже здраво смотрит на вещи. Оператор прощается со своим экстендом. Очень скупо, словно боясь передумать. Вдруг, ощутив привычную приятную гладкость металла, не сможет разжать пальцы. Вдруг он захочет направить свое оружие против них. Захочет сбежать с ним. Окунуться в бессмысленные грезы. Такой гадкий нафталин. Как оказаться здесь – на фронте. Захочет в последний раз задать жару. Приказать всё уничтожить. И наблюдать, как раздирают тело его оружия оверэкстенды, такие же обреченные стать после войны даже не памятниками. Запертыми узниками. Для настолько горячо любимого Джузо это была бы не самая худшая смерть. Но ему придется вкусить свободы, чтобы понять весь «маразм» оператора. Может быть, его будут касаться куда более нежные руки. Он будет добровольно принадлежать людям, которые останутся искренны с ним. Намного честнее. Настоящие герои. Как в хэнзе клокочет. Как он – по-настоящему – ревнует. Солдат прижимается к своему танку. К давно остывшему после боя. Он знает каждый его шрам – как личный промах. Игры в напарников окончились. Все заключения оказались ложными. – Шанс на свободу выпадает всего раз в жизни, Джузо. И он дарит свой шанс тому, кто поймет всю его цену, всё равно не считая это геройским поступком. – Откуда тебе знать, – яростно просит ответа 13. – Поверь, я знаю, – так и не научился ставить точки хэнз. Под ободряющие слова генерала, стрелок сдаёт своё оружие. Но надеется, что сможет его себе вернуть.