Серая гниль

Восход в пустыне достаточно быстрый. Он недолго отбрасывает острые силуэты. Измотавшийся за ночь хэнз отдыхает в тени развернутого хребта, заведя за голову руку. В пальцах модуля привычно вертит сигарету. Насвистывает что-то себе под нос – чем дерьмовее настроение, тем заливистее свист. – Джузо, вон, ящерки тоже повыползали. 13 непонимающе наклоняет голову. Сдвигается всем телом с шелестом глянцево-черных пластин солнечной панели, волочит кабели. И замирает, вновь упершись креплениями и наклонив батарею по трекеру. Ему нужен час на такую зарядку – он тоже за ночь «измотался»: забегался, настрелялся. Устал как собака. На истощенных аккумуляторах дотащил себя до привала и свалился без энергии. Бывали деревни с электричеством, бывали целые города. Бывали дизельные генераторы, подброшенные проезжающим мимо батальоном. Но чаще так – никакой сторонней поддержки. Упорно прогонять воздух через легкие, экстренно переключенный автоматом на накопление. – На камнях греются, пока солнце не выжигает. Хотя. Уже выжигает. А ещё этот долгий переход, – бормочет хэнз, стащив шляпу на глаза. Теперь тень закрывает только его ноги. – Точно ящерка. Еще «хвост» отбрасываешь и новый отращиваешь. – Иди в укрытие. Тебе напекло. Тот только усмехается: – Какой ранимый ты, Джузо. И продолжает насвистывать незнакомую мелодию – вместо слов несогласия, горечи, протеста. Хэнз говорил когда-то, что смоляные пластины развертки напоминают ему о доме. На его месте 13 бы воспользовался оставшейся передышкой в десять минут. Потому что сейчас под солнцем он только разогревается. А им предстоит под ним спечься.