Серая гниль

Этот подъем кажется вечным. – Экипировка – хрень, – едко плюет хэнз. Подтягивается на руках, почти ползком забираясь на приступок. Его форму можно выжимать. – Такая местность для работы двенадцатой группы. Еще эта жара… Он снимает флягу с разгрузочного пояса, стаскивает зубами перчатку. Быстро умывает лицо и шею – на деле размазывает пыль, теперь она разводами. Косится на 13. – Не перегрелся еще, Джузо? Что смотришь? 13 отворачивается. На самом деле жарко, и ремень давит на пасть, что не открыть. Словно этот знойный воздух может хоть немного охладить систему. – Я могу помочь, – задирает морду, там метров пятьдесят до обрыва, – немного осталось. Так даже будет быстрее. Сцепив зубы, хэнз вешает флягу на место. Без обыденного «нет», «я в состоянии сделать это сам», «это не твои проблемы». Все его слова про напарников и совместную работу сразу теряют смысл. На упрямстве и карабкается. Но даже этого упрямства не хватает на последний рывок. На самую малость – он останавливается у края, вцепившись в скалу. Упершись в нее лбом. Тяжело дышит. И выходит из оцепенения только дернутый за жилет. – Отпусти меня. 13 затаскивает наверх одним рывком. – Не волнуйся, ты легкий, – наклоняет голову. Извернувшись, напарник хватается за руки: – Отпусти. Меня. – Выдыхает. Злобно посматривает из-под шляпы. – Я солдат. Мне нужно быть готовым ко всему. – Ну… ты сильный. Для солдата. …Для человека, – хочет сказать 13. Опускает на землю подальше от обрыва. Жарко. Даже тень не спасает и ее слишком мало в полуденном солнце. Ему жарко – экстенду пустыни с лучшей системой теплообмена. Хэнз должен давно лежать в нокауте и пускать вязкую слюну на песок. А он ходит, внятно говорит. Язвит. – Дай расстегну, – мужчина садится рядом в тень, возится с ремнем чехла. – Так лучше. Через два глубоких вдоха и правда внутри становится прохладней. Хэнз снова умывается. На этот раз смывает пыль. И отглатывает воды. – Будь тут противник, я бы не смог ничего сделать. – Это моя забота. Протез лежит мертвым грузом – вспомогательный мозг «плавится» не у него одного. – Знаешь. Когда я попал на эту проклятую войну, я делал всё, чтобы выжить. Но когда увидел их – оверэкстендов военного образца – понял насколько проигрываю. По силе. По скорости рефлексов. По всему, над чем трудился, чтобы приспособиться. – Закуривает. На секунду примолкает. – Красивая зажигалка, да? Командующий подарил. Он был любителем окопного творчества. Винтовочный патрон. Фитиль. Кремень. И спаянно на коленке. В руке из плоти и крови выглядит громоздко, неестественно, чуждо. Отторгшимся куском. – И, когда тест на совместимость оказался положительным, я подумал, что это мой шанс занять своё место. О ВОЕ слухи уже множились как о настоящем гнилье. Но, впрочем, кому гнило, а нам всё мило. – Убирает зажигалку в карман. – Командующий говорил не соваться. Да только они попали в осаду и погибли. – Какой смысл в этом? – 13 смотрит на тлеющую сигарету. – М? На лицо в тени шляпы. – В том, что ты говоришь. На его ухмылку. – Мой отряд уничтожили. А я думал, что обуздаю чудо-оружие и буду выживать в этом аду лучше них. Только я ошибся. И всё, что мне говорили, оказалось брехней. – Хэнз кивает, будто сам себе. – Ведь вундерваффе такой же. Для спасения собственной шкуры готов прогнуться. Хороший солдат. Такой же инструмент, как и я. Он закидывает вещмешок за спину, тяжело поднимаясь. Им нужно занять позицию до заката. – Разве это не занятно, напарник?