И жили они долго, пока не умерли

      У Каллена было достаточно времени подумать, пока он поднимается по лестнице. И думал он о том, что не понимает концепцию секса втроём. Он один, женщин две. Как сделать так, чтобы ни одна не чувствовала себя лишней и обделённой? Или, что ещё хуже, самому не оказаться лишним, когда выяснится, что две эти женщины больше заинтересованы друг в друге, чем в нём. И будет он стоять в углу, как бедный родственник, пока они развлекаются. Не так он собирался провести этот день. Но Палома его задела. Дважды. В первый раз, когда рассказала об этом их "менаж а труа", напомнив Каллену о бурной интимной жизни Нерии, в которой он не принимал участия. Каллену мерещилась какая-то обидная несправедливость в том, что с Рафаэлем у его жены случались сексуальные эксперименты, которых не было у него. Во второй раз Палома зацепила его, когда спросила, как он связался с Нерией. Ей ответ был не нужен, а вот Каллен призадумался. Ведь и правда, он пошёл с Нерией в казематы, потому что она ясно намекала, что не против потрахаться. И ему на тот момент было совсем неважно – любит она его или просто хочет развлечься. Высокодуховные вопросы начали волновать его уже после того, как он удовлетворил низменные потребности. И в конечном итоге всё сложилось настолько хорошо, что теперь Каллен почти не сомневался, что в удовлетворении низменных потребностей нет ничего предосудительного.       Он вошёл в спальню, и Нерия отскочила от Паломы, вытаращив на него широко распахнутые глаза, как нашкодившая кошка. Палома смотрела на Каллена холодно и презрительно. – У меня есть несколько вопросов. – Создатель милосердный… – Спрашивай, милый. – Это ведь не считается изменой? – Удивительно разумный вопрос. С лапулей никогда не угадаешь, что она посчитает изменой. – Раз мы все здесь, полагаю, это не измена. – Мне можно её трогать? – Каллен указал на Палому. – Нет, вам нельзя меня трогать, капитан. Если вы меня тронете, я закричу и позову стражу. – Я серьёзно. – Лапуль, он всегда такой обстоятельный? – Всегда. Особенно когда не понимает, на что подписался. Милый, если ты каким-то образом исхитришься заняться с женщиной сексом, не прикасаясь к ней, это будет крайне любопытно, но не продуктивно. – Ладно, я понял. Заканчивайте надо мной потешаться, – Каллен закрыл дверь и по привычке дёрнул задвижку, которую вкрутил после того, как Гвен с обычной подростковой непосредственностью вломилась к ним в спальню прямо в разгар постельных утех, а потом рассказывала всем желающим и не желающим, что в жизни не видела зрелища омерзительней. – Последняя просьба. Сурана, пообещай, что не притащишь после этого в нашу постель какого-нибудь мужика, я этого не вынесу. – А как же равенство в отношениях? – В этом вопросе я против равенства. – Хорошо. У меня и мужика-то подходящего на примете нет.       Хоть Каллен и прояснил все интересующие вопросы, неловкость и непонимание, что ему делать дальше, это не сгладило. Он привалился к стенке, глядя, как Нерия расшнуровывает туго затянутый на спине корсет подруги. Нерия корсетов никогда не носила. Как она сама шутила: “Мальчикам-подросткам корсет не нужен”. Ему фигура жены не казалось мальчишеской, наоборот, Каллен бы сказал, что она абсолютно девичья. Стройная, изящная и лёгкая. Но, судя по тому, что он успел наслушаться в многочисленных казармах, критерии идеальной женской внешности у большинства мужчин были иными, и им гораздо больше соответствовала Палома. Да и Каллен бы покривил душой, если бы сказал, что ему не понравилось то, что он увидел, когда платье с тихим шелестом упало, обнажая гладкую, почти без изъянов кожу, высокую грудь, тяжесть которой тут же захотелось ощутить в ладонях, узкую талию, крутые бёдра, округлые колени, тонкие лодыжки. Нерия осторожно вынула из причёски подруги посеребрённый гребень, и волосы крупными, тёмными кольцами рассыпались по плечам. – Палома, я думала, ты будешь в чулках, – капризным тоном выразила недовольство Нерия. – С чего ты это взяла, фетишистка несчастная? – Ты же теперь орлейка. – Орлесианка, – поправила Палома, – в Орлее я орлесианка. А здесь – истинная патриотка Антивы. Без чулок. – Но ты совершенно не патриотично привезла из Орлея камеристку. – Откуда ты знаешь? – Будь это не так – корсет был бы зашнурован спереди. – Как всегда наблюдательна, лапуля.       Нерия отвела назад волнистую прядь, обнажая шею, провела языком от ее основания до мочки уха и прикусила тонкую кожу рядом с маленькой жемчужной серёжкой. Она стояла у Паломы за спиной, поэтому Каллен мог, не стесняясь, рассматривать свою внезапную любовницу. Но он стеснялся. Не вида обнажённой женщины, как таковой, а того, как ладони Нерии блуждают по едва загорелой коже, гладят живот, ласкают грудь, перекатывая между пальцами набухшие соски. Каллену казалось, что он участвует в чём-то крайне неприличном, безнравственном и даже запретном, и он ощутил возбуждение и стыд, что напомнило ему о той ночи, когда он подглядывал за Нерией в библиотеке Кинлоха.       Ладони Нерии, тем временем, сползли ниже, пальцы подцепили край нижнего белья. Невесомый шёлковый лоскут, отделанный кружевом упал к ногам Паломы поверх платья, она шагнула назад, переступая одежду, прижалась к Нерии спиной и склонила голову набок, подставляя шею под поцелуи. В двадцать лет Каллен решил бы, что теперь, когда он увидел Палому полностью обнажённой, он, как честный человек и настоящий мужчина, обязан на ней жениться. Но для нынешней ситуации у него чёткой инструкции не было, поэтому оставалось лишь довериться чувствам, а они твердили ему, что он очень хочет эту красивую женщину, которую сейчас ласкает пальцами между бёдер его жена.       Нерия стянула плед и толкнула Палому к кровати. Дремавшая до этого ревность проснулась и вползла в мысли Каллена, мешая получить удовольствие от созерцания того, как Нерия проходится поцелуями по безупречной коже, прикусывает ключицу, обводит языком сосок, спускается губами к животу. По понятной причине у него никогда не было возможности увидеть со стороны, как Нерия занимается сексом, разве что, сама с собой. Но что он прекрасно видел каждый раз, так это её взгляд, который не оставлял Каллену никаких сомнений, что он любим и желанен. И теперь он с обидой осознал, что на Палому она смотрит так же. А его как будто здесь и вовсе нет. Жена даже не смотрит в его сторону, до крайности увлечённая блужданием языком по внутренней стороне бёдер синеглазой красавицы, которая, похоже, представляет гораздо большую угрозу, чем Каллену показалось сначала. Он не собирался быть в этой истории третьим лишним, поэтому, набравшись решимости, которой ему придала ревность, приблизился к кровати и сел рядом с откинувшейся на подушки Паломой.       Ей следовало отправиться в Орлей в тот же день, когда она узнала, что Нерия замужем. Собственно, так Палома и собиралась поступить. Собрать вещи, сесть на корабль, вернуться в своё огромное, набитое жадными наследниками почившего мужа, поместье, и предаться безудержным импульсивным тратам на одежду, украшения, деликатесы и, наконец-то, на молодых любовников, которые помогут ей вспомнить, что она красивая, страстная, чувственная женщина, и забыть о её драгоценной лапуле. Осуществить удалось лишь первый пункт в этом списке дел, и то не полностью.       Раскладывая по картонным коробкам платья и туфли, она самым унизительным образом разрыдалась в присутствии служанки, и пока та бегала за водой и платками для госпожи, Палома пришла к выводу, что молодые любовники её не спасут. В своей красоте она никогда не сомневалась, но по-настоящему страстной и чувственной она была лишь с Нерией, потому что из всех, с кем Паломе приходилось спать, Нерия ей по-настоящему нравилась. Клиенты в борделе в её симпатии не нуждались – они хотели получить то, за что заплатили, а Палома изображала интерес и старание, чтобы получить щедрые чаевые, которыми не нужно делиться с хозяйкой. Рафаэля она раскусила при первой встрече – он был шлюхой похлеще неё самой, и Палома понимала, что ничего, кроме секса и лжи, она от него не получит. Про тех, кого ей приходилось обрабатывать, когда они жили все вместе, и говорить нечего. Похотливые уроды, которые при виде смазливой мордашки забывали, куда положили свой мозг, и выбалтывали ей всё, о чём Рафаэль просил узнать.       Конечно, ещё был её супруг. Он не был плохим человеком и, кажется, даже по-своему любил её, как умел. Баловал, покупал всё, что она попросит, одевал как дорогую куклу. Но Палому никогда не покидало ощущение, что она красивая витрина, демонстрирующая благосостояние мужа. На всех приёмах она стояла рядом с ним в очередном роскошном платье, блистая в очередных дорогих украшениях, как доказательство того, что он очень богат и может позволить себе молодую, привлекательную жену. Может быть, у кого-то при виде этой картины и возникала наивная фантазия, что престарелый шевалье ещё на что-то способен в постели с молодыми энергичными красотками, но Палома знала, что каждая ночь с супругом на тридцать лет старше – настоящее мучение. Если сначала эффект новизны ещё как-то разгонял его кровь, то чем дальше, тем больше усилий Паломе приходилось прилагать, чтобы у мужа хоть что-то шевельнулось. А не прилагать усилия было нельзя, потому что он мечтал об очередном наследнике, совершенно игнорируя свой преклонный возраст. В общем, так он и отдал концы прямо на Паломе, в последний раз пытаясь оставить след в истории и в ней. А любовников, как она сказала Каллену, у неё не было. Палома искренне ценила мужа и была благодарна за имя, положение и деньги, которые он ей дал. Она всегда умела быть благодарной за то, что имеет. В отличие от Нерии, которой сколько ни дай – она хочет больше и больше.       Именно для этого Палома и приехала в Антиву – предложить Нерии всё, что у неё есть, и надеяться, что ей этого будет достаточно. И хоть у неё опустились руки, когда она увидела, что Нерия счастлива в браке, всё хорошо обдумав, Палома решила, что сдаваться она не намерена.       Идея прийти к возлюбленной домой была спонтанной. Палома действительно попросила садовника выкопать орхидею из сада в их старом доме, куда она забрела, повинуясь глупой ностальгии. Нерия была сентиментальной и тяжело разрывала привязанности, иначе бы она не возвращалась раз за разом к Рафаэлю. О чём Паломе сам Рафаэль и рассказал, когда синяки после приёма в мэрии сошли с его лица. Палома надеялась, что орхидея всколыхнёт воспоминания, среди которых найдутся и приятные. О ней. Ведь, несмотря на все сложности в их отношениях, обиды и плохие поступки, они с Нерией были близки. А на приёме она сказала Паломе, что любит её. А если лапуля что-то любит, она точно захочет это получить.       И конечно же всё пошло не по плану, как это всегда бывает, когда манипулятор пытается перехитрить манипулятора. Нерия быстро догадалась, чего Палома добивается, и она уже было собралась позорно бежать, чтобы обдумать новый план действий, но помощь пришла, откуда не ждали, напомнив Паломе, что мужскую глупость невозможно переоценить. Имей бывший капитан стражи хоть толику ума, он бы не подпустил её ни к своей жене, ни к своей спальне, но стоило ему услышать про секс, как все мозги утекли в член. И что Нерия в нём нашла?       Простыня, на которую опустилась Палома, была прохладной и благоухала чем-то травянистым. От Каллена пахло так же – чем-то горьковатым, как листья и стебли одуванчиков, из которых Нерия любила плести венки. Палома не испытывала никакого восторга от загородных прогулок по полям, и, вдобавок, терпеть не могла насекомых, но иногда всё же составляла подруге компанию в совершенно, на её взгляд, эльфийском единении с природой. И хоть Палома сейчас была в постели с Нерией, отдаваясь её поцелуям, по которым она так скучала в разлуке, этот назойливый запах не давал ей полностью забыться в ласковых прикосновениях и не думать о том, что в спальне присутствует посторонний. А когда язык Нерии обосновался между её бёдер, доставляя Паломе давно забытое за годы брака удовольствие, этот посторонний поторопился напомнить о себе, усевшись на кровать. Робкое прикосновение мозолистой ладони к щеке заставило Палому открыть глаза и окинуть презрительным взглядом наглеца, вторгнувшегося в её личное пространство. Наглец не понял намёка и провёл пальцем вдоль линии скулы. Тогда Палома отвернулась, уворачиваясь от прикосновения. – Ты ведь меня не хочешь, правда? – произнёс Каллен, отбросив наносную холодную вежливость, которой они прикрывались друг от друга, как щитом, с первой секунды их знакомства.       Нерия остановилась и подняла голову, Палома поймала её сочувственный взгляд и стиснула между пальцев простыню. Какая разница, чего она хочет? Она хочет Нерию, но если получить желаемое можно только с нагрузкой в виде её малахольного мужа – так и быть, она потерпит. – Что я хочу – не имеет никакого значения, – ответила она. – Для меня имеет, – возразил Каллен, – слушайте, я не знаю, кто вы друг для друга, но вижу, что у вас остались какие-то неразрешённые вопросы. Я лучше оставлю вас вдвоём, чтобы вы могли… не знаю. Я ничего не знаю, кроме того, что я здесь явно лишний. – Лапуля, что он несёт?       Нерия промолчала, а Каллен попытался было встать с кровати, но Палома вцепилась в его запястье обеими руками. Пока он тут, в их с Нерией отношениях есть хоть какая-то гармония. Он как связующий элемент. Клейстер. Липкий, склизкий, противный, но без него никак. Нерия уйдёт вслед за ним, и тогда всё пропало. – Если бы я была мужчиной, ты бы тоже вот так просто ушёл? – Нет. – Не воспринимаешь меня всерьёз? – Нет, я вижу, что ты очень серьёзно настроена. И с мужчиной в такой ситуации я бы разобрался по-мужски. Но что делать с тобой – я не имею ни малейшего представления. – Вам что, нужна подсказка, что делать с женщиной, капитан? – Я знаю, что нужно сделать с женщиной, которой я противен. Оставить её в покое.       Нерия в их беседу не встревала, лишь отодвинулась на край матраса и наблюдала со стороны. Совершенно безмятежно, будто заранее догадывалась, что к этому всё и идёт. В отличие от Паломы, не знающей, как реагировать на такую обескураживающую честность. – Кажется, ты её сломал, милый.       Палома гневно зыркнула на подругу и перевела взгляд на Каллена, которого всё ещё держала за руку. Он смотрел ей в лицо, спокойно и бесстрастно, а Палома никогда не была хороша в безмолвных дуэлях. В этом просто не было необходимости – большинство мужчин с радостью сдались бы ей без боя и ели бы у неё с рук. Поведение Каллена не походило на капитуляцию. И попытка покинуть спальню не была трусливым побегом от серьёзной соперницы. Просто он ни на секунду не сомневался, что Нерия пойдёт за ним. Палома не понимала лишь, зачем он вообще сюда пришёл. Ждал подходящий повод поставить её на место? – Зачем ты на это согласился? – прямо в лоб спросила она.       Каллен тут же отвёл взгляд и потянулся свободной рукой к затылку. Этот идиотский жест начал раздражать Палому ещё внизу, на кухне. Не зря в Орлее и Антиве ферелденцев называют собачниками. Чешется, как шелудивый пёс. – Ну… я… – Что? Что ты мямлишь? – Палома, ты чего такая злюка? – Спроси своего мужа, который использовал меня, чтобы потешить своё самолюбие. – Ч-чего? – испуганно уточнил Каллен. – Когда? – Пять минут назад.       С того угла, в котором обосновалась Нерия, раздалось сдавленное хрюканье, переросшее в безудержный смех. – Создатель… – простонала она, – клянусь, на это надо билеты продавать. Как в цирк. Каллен, она думает, что ты решил уйти, чтобы выяснить, кого я люблю больше – маму или папу. – Я не понял. – Ну конечно, – язвительно отозвалась Палома. – Она думает, что ты хотел проверить, уйду я за тобой или останусь с ней, – пояснила Нерия, – ведь она на твоём месте именно так бы и поступила. – Мне что, пять лет? – возмутился Каллен. – Я сказал, почему хочу уйти. Не буду скрывать, я пришёл, потому что две потрясающе красивые женщины сказали, что у них будет секс со мной, а я всего лишь мужчина, слабый плотью и духом. Но вблизи всё оказалось не так радужно, и одна из женщин определённо не рада моему присутствию. Что я, насильно ей себя должен втюхивать? – Что делать? – переспросила Палома, отпустив его руку. – Втюхивать. – Это что-то на ферелденском? – Это что-то на деревенском, – пояснила Нерия и снова заржала, – официально, это лучший день в моей жизни. Можем даже не трахаться, просто продолжайте говорить друг с другом. – Я сказал правду, – обратился Каллен к Паломе, не обращая внимания на насмешки жены, – мне кажется, у вас с Нерией есть какие-то незаконченные дела, к которым я не имею отношения. И я не могу закончить их за вас, как сделал это с Рафаэлем, потому что не смею утверждать, что Нерия правда хочет, чтобы всё закончилось.       Нерия поперхнулась смехом и замолчала. Палома тоже молчала, разглядывая Каллена, будто увидела его впервые. Она протянула руку к его лицу и потрогала шрам над губой. – Откуда это? – Ел с ножа, – ответила за него Нерия. – Да просто… осколок прилетел. – А я-то думала, за этим стоит какая-то героическая история. – Героическая история произошла после, но я не люблю о ней вспоминать.       Палома привстала на коленях, запустила руку Каллену в волосы и коснулась шрама губами. Он замер, позволяя ей ощутить гладкость повреждённой когда-то и неаккуратно сросшейся кожи, провести языком по сомкнутым губам, спуститься поцелуями к подбородку, который с утра, очевидно, был гладко выбрит, но уже слегка покалывал её едва пробившейся щетиной. Запустить вторую ладонь под рубашку, чувствуя под рукой литые мышцы. Палома всё ещё опасалась, что если Каллен уйдёт. Нерия последует за ним, но между ними что-то изменилось теперь, когда Палома узнала, что им с Калленом обоим страшно. Лапуля приходит и уходит, когда захочет, хватает больше, чем может унести, роняет, ломает, разбивает и стоит посреди устроенного ею бардака, разгребать который будут те, кто не мыслит без неё своего существования. Сейчас Палома сочувствовала Каллену и совершенно искренне хотела его поддержать. И, в конце концов, разве не заслужила она за годы верности в не самом счастливом браке наконец-то заняться сексом с красивым мужчиной, без предварительных ритуальных плясок в попытке оживить труп у него ниже пояса? Палома поцеловала Каллена в щёку и чуть отстранилась, заглянув ему в глаза. – Пожалуйста, останься.