Все, что у нас осталось

— Я же сказал не давать ему уснуть.       Голос Дитона выцепил Стайлза из блаженного (если не слегка неудобного) сна. Он открыл свои отяжелевшие веки и опустил взгляд на Питера, спящего в его руках и положившего голову ему на грудь. Он обмяк. Без сознания. И снова на ум пришло слово «уязвимый» и показалось чужим. — Я... — Стайлз взглянул на Дитона и крепко зажмурился, отгоняя сон, — Я пытался. Я просто хотел, чтобы он успокоился.       Дитон присел рядом с ними, поставил чемоданчик и нахмурился, вперив взгляд в Питера. Даже Дитону было грустно видеть его в таком состоянии. В обычные дни Питер тут же проснулся бы, окажись Дитон в пределах слышимости. Не говоря уже о том, что Хейл вовсе не позволял людям видеть его спящим. Отдыхающим? Конечно. А подолгу лежащим с закрытыми глазами, будто он спит? Да на здоровье. Но в самом деле впадать в бессознательное состояние и дремать, когда вокруг люди? Не-а. — Покажи, что он принял, — сказал Дитон. Стайлз хмыкнул и вытащил из-под тяжелого Питера руку, чтобы достать маленькие бутылочки. Хейл и ухом не повел.       Стайлз кинул горсть бутылочек в протянутую руку Дитона. Тот взял одну из кучи и неодобрительно нахмурился. — Я видел это раньше, — он наклонил пузырек, поднес его к свету, затем провел пальцем по единственной черной букве «L», — Несколько лет назад в сверхъестественном сообществе крутился один наркотик. Наркотик, который мог воздействовать на оборотня так же эффективно, как если бы он был человеком, с человеческим метаболизмом, — Дитон взгляну на Питера, — Он чрезвычайно мощный, передозироваться им легко.       Стайлз провел рукой по груди Питера, прижимаясь ладонью к чужому сердцу. Парень чувствовал, как сильно и как быстро оно бьется; дыхание мужчины было частым, быстрым, а рубашка наполовину пропиталась потом. Но он был жив. — Я думал, что с ним покончено, когда создатель препарата умер от передозировки, но… — после паузы Дитона последовало долгое молчание, и они со Стайлзом уставились на Питера. — А есть... лекарство? — спросил Стайлз.       Дитон покачал головой. — Ничто, насколько я знаю, не может остановить действие этого наркотика, когда оно вступит в силу. Просто нужно дождаться, пока он сам выведется из организма… — «Если он не убьет его первым», — повисло в воздухе. — Каким будет отходняк? — Стайлз помнит, как видел в участке людей «с ломкой». Зрелище не из приятных.       Дитон мрачно посмотрел на Стайлза и не ответил... Если Дитон молчит, значит дела плохи. — Как долго он мог принимать? — Я не знаю. Его не было всю неделю. Как я уже сказал, я нашел его в туалете без сознания, — он опустил взгляд на тело Питера, на его впалый живот под мягкой футболкой. Его бедренные кости чуть выпирали. Раньше на его бедрах соблазнительной буквой «V» по направлению к паху виднелись мускулы (поверьте, Стайлз такое замечает). Теперь он выглядел таким же тощим, как Стайлз... Относительно, конечно, — Он похудел, Дитон. Очень.       Не то чтобы теперь Хейл не был мускулист. Он все еще был вполне мускулист. Просто выглядел так, будто не ел с... ну, с тех пор, как пропал неделю назад. — Думаю, он употреблял, — медленно произнес Стайлз, — Возможно, он употреблял всю неделю. — Если он принимал всю неделю… — Дитон вновь помрачнел, затем сменил тему, — Мне нужно, чтобы он проснулся.       Стайлз вздохнул. — Знаете, какой он тяжелый? — Стилински фыркнул и приподнял ногу, толкая Питера. Тот издал протяжный заунывный скулеж и неторопливо двинулся своим телом. Он соскользнул на бок подальше, чтобы Стайлз не смог его пнуть, и уперся головой в изгиб бедра Стайлза. — Питер, — произнес Стайлз, наклонившись вперед и тряся его плечо. — Пожалуйста, — тихонько заскулил мужчина, обхватив руками бедро Стайлза, словно в беспамятстве. Будто цепляется за одеяло, прячась от солнечных лучей, будто не хочет просыпаться.       Дитон открыл чемоданчик и вытащил термометр. Один из тех, что кладут под язык. Он протянул его Стайлзу, и тот заскулил. — А что я сразу?       Дитон проигнорировал его, указал на Питера и вновь стал рыться в чемоданчике. Стайлз повиновался и наклонился, нежно коснувшись щеки Питера. — Можешь открыть рот? — Питер упрямо сжал губы. Стайлз вздохнул, — Серьезно? —Мм-ммм, — по-детски проворчал Питер. — Питер... — Стайлз вздохнул и провел пальцами по губам Питера, осторожно нажимая на нижнюю губу. Питер без лишней суеты послушно открыл рот, и Стайлз сунул термометр ему под язык. Взяв Питера ладонью за подбородок, Стилински заставил его сомкнуть губы.       Стайлзу все это не нравилось. Он чувствовал себя таким... подлецом. Чтобы убедить Хейла измерить температуру, чтобы заставить его подчиниться, пришлось пойти на ухищрения. Это было неправильно. Больше всего на свете Питер ценит силу и власть. Конечно, это один из главных его недостатков, но это означает и то, что он никогда не позволяет себе быть уязвимым… Не позволял до сих пор.       Стилински дождаться не мог, когда Питер вернется к своему суровому, умному, «по-ебанутому» независимому «Я». Стайлз надеялся, что Питер не запомнит ничего из произошедшего.       Термометр запищал, и Стайлз вынул его изо рта Питера. — 42,6, — прочел он, сердце сжалось от страха. Если бы Хейл был человеком, был бы уже мертв, — Блять, он умрет? — Оборотни могут выжить с температурой до сорока девяти, — сообщил ему Дитон, — Но тебе поскорее нужно отвести его в холодный душ или в ванну с ледяной водой, — Стайлз кивнул, с грустью поглаживая вспотевшее лицо Питера. Похоже, он уже снова заснул, — Можешь взять у него кровь? — Стайлз с тревогой поднял глаза и увидел иглу в руке Дитона. — Э, нет..? — юноша покачал головой, — Я никогда... я не... Разве это не можешь сделать ты?       Дитон мягко улыбнулся. — Нет, если хочу уйти невредимым.       Стайлз нахмурился, когда Дитон протянул ему иглу. Неохотно взял ее и взглянул на руки Питера. У него всегда были здоровые вены. Но теперь от них почти ничего не осталось. Стилински взял правую руку мужчины, повернул ее, чтобы добраться до локтевого сгиба, и сжал мышцу над ним. — Эй, сожми кулак, — Питер повиновался, хоть и медленно, и его вены слегка взбухли. Стайлз вздохнул и вздрогнул, — Могу я взять у тебя кровь? — Ты оставишь меня истекать кровью, — невнятно пробормотал Питер, поворачивая голову к ноге Стайлза. Юноша скривился от его странно навязчивых слов.       После того, как все было сделано, Стилински протянул иглу и наполненный флакон Дитону и заглянул под палец, которым давил на игольный прокол.       Питер все еще истекал кровью. — Нет, — пробормотал Стайлз себе под нос, наблюдая, как маленькая раздраженная, красная отметина чуть кровоточит. Пусть она была маленькой, едва заметной, но она не заживала. Дитон тоже это заметил и снова помрачнел. — Отведи его в душ. Я посмотрю, что там у него, — Дитон вытащил из чемоданчика проклятый микроскоп, — И если тебе что-нибудь понадобится, просто кричи.       Стайлз кивнул, еще раз тяжело вздохнув, собрал остаток сил, чтобы выбраться из-под оборотня. Стилински уставился на идиота, валяющегося на полу. Питер надул губы, приоткрыл глаза и нахмурился. — Пойдем, — сказал Стайлз, скрещивая руки на груди, — В душ. — Я не могу, — бессильно произнес Питер и снова закрыл глаза. — Еще как можешь. Пошли, ребенок-переросток, — Стайлз взял Питера за руку и попытался увести его, но Хейл споткнулся и упал. Затем внезапно дыхание мужчины стало порывистым и тяжелым. Как при... как при панической атаке. — Не могу, — голос Питера выдавал страх, — Я не могу. Не могу. Не могу… — Эй-эй-эй... — что же его встревожило?       Стайлз присел перед ним и вновь накрыл его лицо руками. У Питера начиналась гипервентиляция*. — Эй, посмотри на меня, — Стилински провел большими пальцами по вспотевшим щекам Питера, — Что такое? Что не так? — Я... — глаза Питера распахнулись, а взгляд его стал рассеянным и невидящим, — Я не... знаю... — его лицо исказилось отчаянным гневом, — Я не знаю. — Все в порядке, — успокоил его Стайлз, — Не знать — это нормально, — юноша порылся в своей голове в поисках правильного слова, — Но тебе не о чем беспокоиться, потому что я знаю. И я все сделаю. Так что тебе не нужно переживать, — Питер снова поднял глаза, и его взгляд наконец сфокусировался, — Ты можешь доверять мне. — Я хочу их вернуть, — заскулил Питер, его рука тяжело приземлилась на бедро Стайлза, над карманом, в котором были наркотики. Пальцы слабо сдавили чужое бедро. — Давай сперва отведем тебя в душ, хорошо?       Питер вздохнул и перестал бороться. Стайлз встал, и Питер неуверенно поднялся за ним и позволил парню отвести себя в ванную. Дыхание оборотня по-прежнему было слишком частым и коротким, но, похоже, паническая атака прекратилась. Стайлз воспринял это как победу. Он в последний раз посмотрел на Дитона, бросив взгляд через плечо. Дитон мрачно, но ободряюще улыбнулся ему.       Это было не очень обнадеживающе.

***

— Я не стану снимать с тебя одежду, — вздохнул Стайлз, скрестив руки на груди и в раздражении запрокинув голову. По пути к ванной комнате Питер проявил свою ребяческую натуру. Стайлз возненавидел ее даже больше, чем обычную его придурковатую язвительность.       Питер пожал плечами со своего места на полу. — Тогда я не буду принимать душ. — Питер... — Стайлз больше не сказал ни слова. Он потер лицо и взмолился черт пойми какому божеству, которое могло бы хоть как-то помочь (в конце концов он обратился к Неметону, потому что это существо было вездесуще), чтобы Питер не вспомнил ни секунды из того, что сейчас случится, — Ладно! Подними чертовы руки.       Питер усмехнулся и «поднял» руки. На самом деле его сил хватило лишь для того, чтобы поднять предплечья, что едва ли помогло Стайлзу стянуть с него футболку, но юноша все равно оценил его старания.       Стайлз присел, чтобы расстегнуть брюки Питера, и сурово нахмурился, увидев торс мужчины. Он и впрямь похудел. Хорошо, что у Питера с самого начала были мускулы, иначе Стайлз пересчитал бы все ребра. — Я знал, что однажды раздену тебя, — невнятно пробормотал Питер. — Я не голый, придурок, — покраснев, ответил Стайлз. Потому что, как только брюки, нижнее белье и обувь исчезли... Что ж. Питер Хейл оказался чересчур обнажен. — Нравится то, что видишь?       Стайлз закатил глаза. Даже укуренный в зюзю, как тувинский шаман, Питер умудряется флиртовать. Вот ведь гад. — Не обольщайся. Я бы больше оценил, если бы ты не голодал неделю.       Питер взглянул на самого себя, прижав руку к животу. — Я голоден... — произнес он так, будто это только что пришло ему в голову. — Я принесу тебе еды, когда ты закончишь мыться. — Я не хочу мыться. — Ну очень плохо.       Наконец, включили воду. Питер то и дело жаловался на ее температуру, а Стайлз оказался на шаг ближе к настоящему прорыву.

***

— Я сам! — запротестовал Питер, борясь с одной из футболок Дерека с длинным рукавом. — Ну, учитывая, что я только что услышал, как разорвался шов, я что-то сомневаюсь, что ты сможешь сам, — сказал Стайлз, отойдя назад, скрестив руки. Питер фыркнул и, зацепившись обеими руками за футболку, сдался, — Закончил?       Как только Питер был одет в первую пару удобной одежды, которую смог найти Стайлз, он вернул мужчину к Дитону и усадил на диван. — Есть новости?       Дитон взглянул на него из-под микроскопа, наклонился на полу, а затем бросил взгляд на Питера, который в данный момент удобно устроился на диване и пытался заснуть. — Как он? — спросил Дитон.       Стайлз пожал плечами. — Думаю, лучше, — больше он не волновался и, хотя все еще невнятно бормотал, его слова разобрать было можно. — Стайлз, — заскулил с дивана Питер. — Што-о-о-о? — вздохнул Стайлз. — Я замерз. — Круто. Иди спать. — Уууггххххх, — неприятно, как-то странно застонал мужчина, перекатившись на другой бок, лицом к спинке дивана, и скорчив гримасу.       Стайлз посмотрел на Дитона, и ветеринар понимающе ухмыльнулся. — Ни слова. — Я ничего не сказал, — ответил Дитон, возвращаясь к своему микроскопу, — Насколько я могу судить, с ним все будет в порядке. Его клетки еще не мутировали, уровень кислорода в крови низкий, но стабильный. Ему просто нужно выйти из этого состояния и поддерживать водный баланс, хорошо питаться и отдыхать.       Стайлз кивнул и нахмурился. — Что вы имеете в виду под «его клетки не мутировали»?       Дитон стал убирать свой микроскоп, осторожно укладывая пробирку с кровью в чемоданчик. — Этот препарат манипулирует метаболической системой оборотня, медленно разрушая ее. Он ослабляет организм, так что тот не может бороться с воздействием наркотика. Проще говоря, он нарушает клеточные процессы, которые поддерживают нормальное функционирование организма. И от этого клетки могут мутировать.       Стайлз снова посмотрел на Питера и нервно прикусил ногти. Он не мог ясно мыслить. Его мозг превратился в огромный поезд, обрушившийся на нервы и вселяющий страх.       Рука Дитона легла на плечо юноши. — С ним все будет в порядке. Просто держи его подальше ото всех, пока он не отойдет от наркотиков, и будь готов к синдрому отмены. Если он откажется есть или пить, звони мне. Удачи, Стайлз.       С этими словами ветеринар ушел. — И еще раз мне напомнили, как сильно я его ненавижу, — пробормотал про себя Стайлз. — Муж моей сестры его любил, — пробормотал Питер, уткнувшись лицом в подушку дивана. — Да? — Стайлз подошел и сел рядом с ним. — Мм-хмм, — Питер забрюзжал и затрясся, перекатываясь из стороны в сторону, и успокоился только тогда, когда его голова легла на колени Стайлзу, — Генри всерьез увлекался всей этой магической чепухой, но не хотел, чтобы Талия об этом знала, потому что она вроде как опасалась этого. Поэтому они с Дитоном стали изучать магию втихаря...       Стайлз слушал, как Питер невнятно бормотал рассказ за рассказом о своей семье. Казалось, будто его прорвало, и он не мог остановиться. Казалось, прошли часы семейных историй Хейлов; одни из них были забавными, другие грустными. Третьи проясняют, почему же Дерек и Питер такие, какие они есть. Последнее, что рассказал Питер, было одной из таких историй. — Талия устраивала много семейных пикников и походов. Это помогло укрепить узы стаи... Иногда я задаюсь вопросом, поможет ли стае Дерека какой-то поход, — Стайлз провел пальцами по волосам Питера, поддакивая, — А у моей матери был запрет на беготню. Ей это не нравилось. Она всегда говорила: « Беготня...» — Питер вдруг нахмурился, пытаясь вспомнить, — «Бегают лишь те, кто ошибается или напуган. Воспитанным и разумным не нужно бегать». «Это многое говорит о тебе», — подумал Стайлз про себя. — Но дети все равно носились. Это было весело, да и им полезно. Мама вырастила меня, похожим на саму себя. В своей жизни она много боролась и хотела, чтобы я был подготовлен, но Талия была с этим не согласна. И, когда мама умерла, а у Талии уже были дети, она позаботилась о том, чтобы те «набили себе шишек». К чему я это: погляди на Дерека. Моя мать была тем еще зверем. К примеру, если Генри хоть слово скажет поперек, она ударит его своей тростью... Но не настолько сильно, чтобы причинить вред, ведь он был человеком. А остальным же... но она была хорошей альфой. И хоть они с моей сестрой цапались без остановки, я не удивлен, что Талия стала следующей альфой после матери. Я адски завидовал, но знал, что она была идеальной альфой. Она была спокойной, избегала драк, но соблюдала правила; никогда не причинила бы и мухе вреда, но разделалась бы с теми, кто не оставил ей выбора... Я... мне никогда не хватало здравомыслия. Я думал, что, лишь внушив страх, можно доказать свою силу, поэтому я никогда не принимал правильных решений. Я виню в этом свою мать. Я пытался, но твердо верил, что побеждает лишь лучший. Талия была гораздо скромнее меня. И она позаботилась о том, чтобы Дерек и Лор… — Питер внезапно замолчал, впервые за долгое время, и сглотнул. Он всхлипнул и прижался лицом к коленям Стилински. Тот поджал губы и продолжал запускать пальцы в чужие волосы. — Ты сказал, что «верил, что только лучший побеждает» и что «завидовал Талии»... Разве теперь ты этого не чувствуешь?       Питер задумался. И вздохнул. — Я уже не знаю, что чувствую. — Как это? — Я... — Питер перевернулся на спину и взглянул на Стайлза, — В последнее время, последние несколько месяцев, я чувствовал… другое. Я чувствовал… — губы Хейла приоткрылись и на мгновение, пока он думал, застыли; мужчина нахмурился, глядя на Стайлза, — Счастье, — закончил он, — Или, может, удовлетворение? Не знаю. Я знаю только, что начинаю больше беспокоиться. Больше беспокоиться о... пребывании здесь. Беспокоиться о Дереке и о неуравновешенных полудурках, которых он зовет стаей. Но на Скотта м-мне плевать, мне он не нравится.       Стайлз приподнял бровь. — Потому что он эгоцентричное дитё и думает, что мир вращается вокруг него, и... И он плохо с тобой обращается, — Питер многозначительно посмотрел на Стайлза, — Потому что на тебя мне не плевать.       Стайлз покраснел. — Ну, э, это... мило. — Я так долго… После пожара я долго такого не чувствовал. Я всегда был зол, обижен, напуган и одинок, но всё меняется, и я не знаю, почему. — Может быть, это потому, что ты не один, — Питер уставился на Стайлза, — Я имею в виду, у тебя снова есть семья. Может быть, не та, которую ты бы хотел, но… — Я им не нравлюсь, Стайлз.       Стайлз грустно улыбнулся. — Ты и повода им не давал... Питер, до сегодняшнего дня я даже не знал, что тебе не пофиг на всех. Я заметил, что в последнее время тебе хотелось проводить со мной больше времени, но ты всегда вел себя так, будто не хотел нравиться людям. Будто не хотел, чтобы кто-то приближался к тебе.       Питер нахмурился, открыв рот, чтобы возразить, но, охваченный печалью, смолчал. Он вновь уставился куда-то вдаль: — Просто я привык быть монстром, которому никто не доверял. Я... После Лоры... Я не... — Если ты меняешься… — Стайлз склонил голову, — Если ты выздоравливаешь и возвращаешь свою человечность… Прими ее.       Между ними повисла долгая тишина. — Каким дядей ты был Дереку, когда был моложе?       Питер фыркнул и усмехнулся. — Он сказал бы, что ужасным, но это только потому, что он так плохо умел лгать, что у него всегда были проблемы. В школе над ним издевались. Поэтому он стремился быть любимчиком Талии. И поэтому всегда делал то, что она говорила. Мне казалось, что единственная причина, по которой Талия была такой прекрасной альфой, заключалась в том, что она не слушала свою мать, поэтому я пытался уговорить Дерека поступать так же. Я тайком вытаскивал его из комнаты после отбоя и водил ночью в скейт-парк, чтобы научить его кататься, — Питер улыбнулся, мило, искренне, от всего сердца, и Стайлз запечатлел в памяти каждую морщинку, — Однажды, когда мы все были в музее, я показал ему, как украсть один из драгоценных камней, который там продавали, и Талия поймала нас. Его наказали на месяц, а мне это припоминали весь год. — Выходит, ты был крутым дядюшкой.       Эта милая улыбка превратилась в радостный оскал, и Питер одарил им Стайлза. — Я был очень крутым. — Получается, ты снова так себя чувствуешь?       Питер задумчиво смотрел вдаль. — Думаю, да. Так трудно вспомнить, каково это было… чувствовать. — Тебе не нужно продолжать так себя вести, понимаешь? Тебе не нужно продолжать вести себя так, будто ты бессердечная, бездушная машина. — Они не примут меня. — Я принимаю тебя. — Это потому, что ты невероятно вредный, — Стайлз рассмеялся, — Дерек никогда меня не простит, — тихо проговорил Питер. — Если не дашь ему шанс, никогда не узнаешь. — Ух, хватит умничать.       Стайлз запрокинул голову и гулко, раскатисто рассмеялся. Ему нравится «упоротый» Питер. Стилински задается вопросом, будет ли скучать по нему, когда тот исчезнет.