Все, что у нас осталось

— Питер пропал.       Разумеется, такое случается не впервые: черт, да Питер исчезал и на несколько дней, так что это не должно удивлять, но на этот раз все по-другому. У них были планы. Планы, которые Питер вряд ли нарушил бы. — Стайлз, прошла всего неделя, — пробурчал Дерек. — Да, но мы… — он уже собирался рассказать Дереку, что они с Питером должны были ворваться на базу охотников и убить всех до одного во сне вместо того, чтобы мирно с ними переговорить, как на том настаивал Скотт, потому что они были не из тех, кто соблюдает кодекс; поэтому Хейл и Стайлз собирались убить их, как только представится возможность, и МакКол с его щенячьими глазками их не переубедит. — У нас были планы.       Дерек вздохнул и перевел взгляд, полный жалости, от своей книги на Стайлза. — Питер не самый... не самый надежный человек, когда дело касается планов.       Стайлз покачал головой. — Слушай, он пропал. Я в этом уверен.       Семь дней. Питер не ответил ни на одно его сообщение с просьбой помочь с заданием по английскому, хоть и обещал. Он пропустил последнюю игру Стайлза в лакросс, в которой планировал поучаствовать и в которую играла вся стая; они с Дереком хотели узнать, насколько хорошо они работают вместе. А теперь Питер разрушил их со Стилински чрезвычайно важные планы по уничтожению охотников.       Дерек ничем не помог, и Стайлз ушел домой.       Не то чтобы Питер не мог позаботиться о себе. Он мог с этим справиться чертовски хорошо. Но годовщина смерти Лоры не за горами; Стайлз заметил, что Питер в это время всегда становится странным. В день пожара он становится раздражительным и даже опасным. Он жаждет отвлечься. Он либо безжалостно докучает стае, либо куда-нибудь уходит и находит, что уничтожить или кого убить. В годовщину смерти Лоры все еще хуже. Он становится тих, нелюдим, но жесток. Он будет держаться особняком и избегать всех весь день, но если кто-то встанет у него на пути, он нападет. Он будет намеренно разбрасываться словами, которые точно причинят боль. Он будет делать это без угрызений совести, не сдерживаясь, его единственная цель — сломать всех вокруг, чтобы не чувствовать себя загнанным в ловушку. Впоследствии он втайне будет сожалеть о причиненной боли, но знать, что не может забрать ее.       Стайлз знает, что это потому, что Питеру больнее чем когда-либо. Стайлз знает, что он раскаивается. Сожалеет. И поскольку он не хочет этого чувствовать, он набрасывается на других.       Стайлза не беспокоит состояние Питера в годовщину пожара. Он скорее переживает за Дерека. Но в день смерти Лоры Стилински по-настоящему боится за старшего Хейла.       Стайлз только уснул, когда следующей ночью ему позвонили. Когда он увидел, что это Питер, то вцепился в телефон и нажал кнопку ответа с такой силой, что заболел палец. — Питер? — у Стилински перехватило дыхание, и он задрожал от внезапного пробуждения. — Это... э-э, «Красная Шапочка»? — сказал в трубку незнакомый мужской голос. — Что? — Э-э, тут подписано, что это Стайлз? — Стайлз. Да, — с тревогой ответил парень, с холодностью подметив, что Питер сохранил его в контактах как «Красная Шапочка». Он скривился, но не был сильно удивлен. — Короче, этот парень отрубился в туалете, в Голубой Луне, а ваш номер был его контактом на случай ЧП, так что хм... Так что вам, наверное, нужно прийти за ним.       Стайлз — контактное лицо Питера? Не Дерек? Не Дитон? Нет... Ну... На самом деле нет никого, на кого Питер мог бы положиться в чрезвычайной ситуации. Честно говоря, Стайлз ожидал, что у Питера вообще не будет экстренного контакта, скорее он рискнет умереть, чем понадеется на кого-то.       Подождите. — Блять, просыпайся, — прошипел про себя Стайлз, шлепнув себя по щеке, а затем грубо потер лицо.       Голубая Луна? Это клуб. Это клубный клуб. Типа клуб «Ширнись-и-станцуй-стриптиз-своему-дилеру». А этот незнакомец сказал, что парень, по чьему телефону он звонил, потерял сознание в туалете? Это совсем не похоже на Питера. — Вы уверены? — Может быть, кто-то украл телефон Питера... Не то чтобы кто-то мог украсть что-нибудь у Хейла, но это более вероятно, чем отключившийся в туалете клуба Питер. — Да, мужик. У вашего дружка короткие каштановые волосы, ему где-то за тридцать, он в хорошей форме и в футболке с V-образным вырезом…       V-образный вырез. Блять. — Ладно, да, этот дружок мой, — Стайлз нахмурился, встал с кровати и стал натягивать одежду. — Он в порядке? — Ммм, да. Ну, нет. Нет, в смысле он в отрубе. И выглядит херово, — парень шмыгнул носом, затем прочистил горло и с одышкой продолжил: — Когда я его увидел, подумал, что он мертв. И, когда я проверил пульс... Моя девушка — врач, так что я почти уверен, что учащенное сердцебиение и... как его там... Холодный пот. Да, это нехорошие признаки?       Стайлз подумал, что этот парень был под кайфом, и просто слушал его болтовню без всяких мыслей, кроме неуверенности. Он споткнулся о брюки, перепрыгнул через ботинки, но сумел-таки выбраться из комнаты. — Просто верните ему телефон и... не знаю, оставьте его, наверное. Закройте кабинку. — Да, чувак, без проблем.       Стайлз отправился в Голубую Луну, и ему было стыдно, что он точно знал, где она находится (это была всего одна ночь с Лидией, Эрикой и сраной кучей алкоголя. И он всего лишь станцевал стриптиз, а потом его сразу же стошнило! Не лучший момент его жизни, но могло быть и хуже). Всю дорогу он ощущал болезненное чувство в груди. Тот факт, что Питер без вести исчез на целую неделю после дня смерти Лоры, был найден потерявшим сознание в туалете одного из самых наркоманских клубов во всем городе, заставляет Стайлза нервничать. Что он принял? Никаких человеческих наркотиков не должно хватить, чтобы вырубить взрослого прирожденного ебучего оборотня.       Питер никогда бы не позволил себе быть таким уязвимым.       Стайлз даже не стал тратить время на вышибалу. Он проскользнул мимо него, пока его отвлекали две, вероятно, несовершеннолетние девушки, одетые в очень откровенную одежду. Он пробивался через шумный, многолюдный клуб в уборную.       Здесь было намного тише. И пахло намного хуже. Кабинки было всего четыре, и только одна была закрыта. Стилински наклонился и сперва заглянул под дверь, и увидел стоящие на полу колени, безвольно свисавшую с унитаза руку, костяшками пальцев едва касавшуюся пола. Стайлзу должно показаться странным то, что он узнал руки Питера.       Стилински открыл незапертую кабинку и ощутил, как ужасающая тяжесть жалости легла на его плечи. Там без сознания, в обнимку с унитазом, со слоем пота на нездоровой, бледной коже лежал сам Питер Хейл. Питер Хейл, прирожденный волк, который буквально победил смерть. Человек, который мог отпугнуть самое могущественное и ужасное создание. Одинокий волк, который испытывает боли больше любого человека на планете, но никогда не показывает этого. И он был обезоружен. Выведен из строя. Уязвим. Очень-очень уязвим.       Так быть не должно. — Питер, — мягко произнес Стайлз, протягивая руку и кладя пальцы ему на плечо. Глаза Хейла приоткрылись медленно, слепо и тяжело. Стайлз вздохнул, схватил его за руку и поднял на ноги. Питер поддался его рывку, но стоять на ногах ему было тяжело. — Что ты натворил? — вздохнул Стайлз, когда Питер из последних сил попытался сделать шаг вперед, прислонившись головой о голову Стайлза. Тот мог слышать над своим ухом тихий скулёж Питера. Печальный, уязвленный звук. Истошный и звериный. Глаза Стайлза заслезились от грусти и неверия, а сердце заболело.       Ему удалось подвести мужчину довольно близко к двери, но затем Питер споткнулся, и Стайлзу оставалось лишь прислонить его к стене. Ему было никак не удержать этого здоровяка на ногах. Питер что-то проворчал себе под нос, упершись в стену, а затем развернулся, медленно, тяжело, но в то же время отрывисто, и соскользнул обратно на пол. Его жалобный вой стал громче, голова упала на бок, брови приподнялись, а рот стянуло в гримасе отвращения к самому себе или чего-то в этом роде. Стайлз встал перед ним и снова вздохнул, одной рукой дергая его за волосы, а другой за бедро.       Если он не мог вытащить его даже из уборной, как он должен провести его через чертов переполненный клуб до машины? — Питер, ты должен мне помочь, — сказал Стайлз, умоляя треклятого оборотня проявить всего-навсего немного когнитивных способностей и координации, — Я не могу... Я не могу тащить тебя в одиночку.       Питеру удалось поднять голову и взглянуть на Стайлза. Его губы, поблёскивающие от слюны, — или, может, пота? — едва приоткрылись, взмокшие брови сдвинулись к переносице, а глаза широко раскрылись. Он выглядел таким... таким...       Это будто увидеть в грязной яме маленького щенка, вшивого, со спутанной шерстью, изголодавшегося и пойманного в ловушку, глядящего на вас со стыдом и усталостью и молящегося, что вы его спасете. — Что случилось? — тихо спросил Стайлз, искренне огорченный.       Слеза скатилась по лицу Питера, и Стайлз почувствовал, будто его только что ударили в живот. — Помоги мне, — это все, что сказал Питер. Помоги мне. Два слова, и весь мир Стайлза обратился к одному-единственному существу, и это существо сидело в отвратительной уборной одного из самых мутных клубов города и просило его о помощи.       Стайлз нарушил все метафорические границы, которые удерживали их в безопасных отношениях «надежных союзников», и переступил прямо к «заботливым друзьям». Он присел перед Питером и обхватил ладонями его озябшее лицо, стер слезу, очень-очень стараясь не плакать, а может быть, не ударить его и не наорать. Стайлз был зол. Очевидно, Питер принял что-то. Может быть, существуют наркотики для оборотней, или, может, он просто принял кучу каких-то сильнодействующих человеческих, но это не имело значения. Питер что-то принял, и Стайлз злится. Наверное, ему нужно позвонить Дитону и попросить осмотреть Хейла. И если не Дитон, то, может быть, Мелисса. Дитон не может помочь с передозировкой метамфетамина или чем-то еще, но может Мелисса. И нет никакой гарантии, что такая передозировка не убьет оборотня.       Он не мог поверить, что Питер подвергнет себя такой опасности: позволит себе быть таким уязвимым и нестабильным. Он мог подвергнуть риску всех здесь, будучи под кайфом. Он мог с легкостью потерять контроль над своей сущностью.       Поэтому да, Стайлз зол. Но он понимает, что сейчас Питеру не стоит мучить себя самобичеванием. — Помоги... — сказал он. — Я же рядом, — сказал Стайлз и уставился в эти голубые глаза. Он позволил этому моменту растянуться еще на мгновение, но затем поднялся и взял Питера за руки. — Но, если я собираюсь помочь тебе, ты должен немного помочь мне, — парень начал тянуть за собою Хейла, и тот шумно фыркнул от напряжения, будто ему пришлось собрать всю свою силу, — Давай, ты же умница, — Стилински сказал это, ожидая какого-то замечания или насмешки, но ничего не услышал в ответ, и тогда воцарился ужас.       Он закинул одну руку Питера себе на плечи и позволил мужчине опереться на себя, а другой рукой держался за дверной косяк, чтобы дверь не захлопнулась, когда они выходят. Питер снова прислонил свою голову к его и уставился на пол под ногами. В клубе было шумно, а люди были везде. Стилински не мог понять, как эта обстановка вообще привлекла оборотня с обостренными чувствами, если даже по его жалким человеческим нехило ударило. Он едва слышал чей-то разговор всего в полуметре от него.       Но рот Питера был достаточно близко к его уху, чтобы Стайлз мог разобрать невнятное бормотание: — Тебе плевать на меня.       Стайлз вздохнул и впился пальцами в бок Питера. — Питер... — Всем плевать на меня, — его тело отяжелело, а скулеж вновь окрасил тон голоса, — Никому нет дела. — Питер, если мне все равно, то почему я здесь? — Стайлз шумно ахнул от неподдельного гнева, когда Питер отодвинулся от него, и ничего не мог сделать, кроме как позволить ему с возмущением забраться на стул.       Питер взглянул на парня, и внезапно на его лице появилось нечто вроде восторга, и он произнес: — Тебя здесь нет, — его губы растянулись в ухмылке, и это было так неправильно, — Меня здесь нет, — он уставился в никуда и рассмеялся, — Я не мог быть здесь... Я пытался, — Стайлз не понимал, что он пытался сказать. Становилось неловко.       Стайлз посмотрел на выход и попытался проложить маршрут с наименьшим сопротивлением и множеством стен на случай, если Питер снова решит смыться, и не заметил, как Хейл полез в карман и что-то из него вытащил. Стилински оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина отрывает крышку маленькой прозрачной пластиковой бутылочки не больше трех сантиметров размером, затыкает одну ноздрю и вставляет горлышко пузырька в другую; это напоминало ту назальную хрень, которую Стайлз должен был закапать, когда в прошлом году у него было ужасная простуда, но вот эта баночка явно вызывает помутнение в глазах. — Нет! — гаркнул Стайлз и выхватил пузырек из рук Питера. Хейлу не удалось выдавить ни капли; Стилински понадобилось время, чтобы перевести дух, все это время пристыженный Питер пялился на него. Рот Стайлза был широко открыт, у парня просто в голове не укладывалось. Он не мог поверить, что Питер сделал это прямо на его глазах. Стайлз знал, что делать со сломанными конечностями, кровью и прочими травмами. Но он, если честно, не знал, что делать с сильным человеком, который все же сломался и обратился к наркотикам. Он был свидетелем алкоголизма своего отца, но единственный урок, который Стайлз из него усвоил, это то, что упрямого человека не переубедить.       Он взглянул на прозрачную бутылочку, не имеющей каких-либо надписей, кроме маленького черного логотипа с буквой «L», и почувствовал, как его охватывает параноидальный озноб. Стилински оглядел толпу, не зная, что ищет, но пытаясь найти. Что-нибудь. Кого-нибудь, кто ответственен за это.       Он оглянулся на Питера, ахнул и бросился вперед, чтобы вырвать из рук Питера еще один пузырек. Питер раздраженно фыркнул и закатил глаза, опускаясь на стул, как рассерженный ребенок. — Черт побери, Питер! — крикнул Стайлз и схватился за его подбородок, но не для того, чтобы заставить смотреть на себя, а не в пол. Он хотел ударить Питера. Он хотел, чтобы ему было стыдно за то, что он делал с собой. Но взгляд в его глазах говорил Стайлзу, что ему уже было стыдно, и в этом была проблема. — Черт побери, — повторил Стилински и сунул обе бутылочки в карман, чтобы позже выяснить, что это такое. Затем он схватил Питера за ногу и сдвинул ее так, чтобы залезть в карман. Хейл протестующе замычал и попытался оттолкнуть руки парня, но для защиты ему не хватало координации. Стайлз рылся в кармане, пока не вытащил еще десять пузырьков, таких же, как первые два. Питер таращился на тайник в руке Стайлза, будто наблюдал, как оживают демоны, но не мог их остановить. — Что случилось? — сказал Стайлз, сжимая пальцами бутылочки и испытывая желание бросить их в ебаный вулкан или еще куда, — Что ты принял?       Питер вяло пожал плечами, и наконец отвел взгляд от чужой руки, и уставился на извивающуюся толпу тел. — Питер! — Хейл с раздражением повернул голову в другую сторону и закрыл лицо руками. Стайлз по-настоящему злился, — Тебе от меня не спрятаться! — он схватил Питера за запястья, оторвал их от лица и снова схватился за подбородок, когда мужчина попытался отвести лицо, — Что ты принял?! — Какая тебе разница?! — выплюнул Питер, — Тебе все равно! — О боже, блять, мой, — Стайлз сунул оставшиеся бутылочки в карман и вновь схватил Питера за запястье, но Хейл вырвался, как упертый, блять, пятилетний ребенок, — Черт тебя дери, Питер, вставай нахуй, — Питер надулся, — Я, блять, не шучу. Вставай. — Я не хочу быть здесь, — пробормотал Питер, но, слава, блять, богу, поднялся на ноги и оперся на Стайлза. Они продолжили свой медленный побег из клуба. — Ну, мы уезжаем, так что... — Никто не хочет, чтобы я был здесь. Никому нет дела.       Стайлз вздохнул. — Можешь перестать об этом трындеть? — Однажды я уже уходил... И не хотел возвращаться.       Тогда внутри Стайлза похолодело. Он все понял. — Я не мог быть здесь... Я пытался...— «я не хочу быть здесь. Я никому здесь не нужен», «однажды я уже уходил и не хотел возвращаться». Питер говорит о жизни. Он не хочет быть «здесь» — он не хочет жить.       Стайза бросило в дрожь, потому что Хейл говорит, что хочет умереть, что он никогда не хотел возвращаться; что он думает, что никто не хочет, чтобы он возвращался. Его бросило в дрожь, потому что Питер сказал, что пытался. Когда-то он пытался убить себя.       Может быть, они, наркотики, были еще одной попыткой.       Всю оставшуюся часть пути к машине Питер молчал; Стайлз тоже молчал, размышляя о склонности Питера к самоубийству. Не то чтобы это совершенно неожиданно, но суицидальные наклонности сильно отличаются от предыдущих попыток самоубийства или попыток его совершения, кое, по мнению Стайлза, он прервал.       От этой мысли у Стайлза, к его большому раздражению, навернулись слезы.       Он открыл дверцу машины, помог Питеру забраться внутрь и, прежде чем ушел, пристегнул его на всякий случай. Стайлз тоже сел и завел автомобиль, но вдруг остановился, заметив, что Питер пристально на него глядит. — Что? — спросил Стайлз, окинув взглядом мужчину. — Почему ты здесь?       Стилински вздохнул и тронулся в путь. Надо было уложить где-нибудь Питера в постель и дать ему поспать. Разумеется, после того, как Стайлз убедится, что у него не было передозировки. — Потому что мне не все равно, Питер, — строго произнес Стайлз, бросив взгляд на Хейла. Какое-то время Питер молчал, пялясь на водителя. — Но почему?       И вновь глаза Стайлза против его воли заслезились. — Потому что, — проговорил Стайлз, злясь на всю эту ебучую вселенную, — хоть ты что-то там себе и надумал, ты заслуживаешь, чтобы о тебе заботились. — Я не... — пауза, а затем бормотание: — Почему? Я чудовище, — Питер отвернулся от него, и в отражении окна Стайлз увидел, как по его лицу текут слезы, но не сказал ни слова.       Стайлз потер лицо рукой и попытался сосредоточиться на дороге. — Но почему тебе не все равно? — спросил Питер, как только, оказавшись у лофта, парень заглушил мотор.       Стайлз вздохнул и с мольбой посмотрел на него. — Может, сперва внутрь тебя затащим? — Я хочу знать, — настаивал Питер и схватил Стайлза за руку, не дав тому выйти из машины, — Почему ты, а не кто другой?       Если бы Питер не мямлил, как пьяный, бледный, трясущийся и слабый, будто в десяти минутах от комы и настолько обдолбан, что едва может передвигать ноги, не говоря уже о том, чтобы держать голову прямо, то, возможно, Стайлз ответил бы ему. Но Питер сейчас не в себе. Есть то, что люди делают в таком состоянии и чего никогда бы не сотворили, будучи трезвыми. А если Стайлз скажет, что ему не плевать, потому что Питер помогает ему поверить, что все те страхи и переживания после пережитого нормальны; если Стайлз скажет Хейлу, что ему не все равно, потому что никто не понимает его так, как он; если он скажет Хейлу, что ему не плевать, потому что он ему нравится, Питер, не будучи самим собой, сделает то, чего трезвый Питер никогда бы не сделал.       Если Стайлз решится излить душу, то ему нужна трезвая реакция Питера. — Ну давай, — он попытался уйти, но Питер не отпустил его руки, — Пожалуйста.       Наконец через мгновение Питер все-таки отпустил его и надулся. Стайлз вздохнул от облегчения, вытащил его из машины, и они отправились в лофт. — Давно ты принимаешь эти наркотики? — спросил Стайлз, пока они ждали лифта. — Ты мне нравишься, ты это знаешь? — Питер проигнорировал его вопрос. Лифт поехал, Питер застонал и, повалившись, забился в угол лифта. Он стоял, облокотившись о поручни, и многозначительно глядел на Стайлза. — Ты наверняка знал. — Питер... — «Ты скажешь то, о чем пожалеешь...» — Мне нравится, как ты мыслишь. И как пахнешь. И как работаешь. Я восхищаюсь тобой, — хоть взгляд его остекленевших глаз потух, в выражении эмоций нельзя было ошибиться, — Ты гениален, и-и силен, и... и сломлен, и... — он с тяжелым вздохом вжался в стену, — И опасен, — Хейл застонал, и его колени чуть подогнулись, когда лифт остановился. Стайлз схватил его, закинул его руку на свои плечи и потащил в лофт, — Ты мог бы быть опаснее всех нас. — Питер... — И ты можешь, стоит только захотеть. — Питер, мне кажется, тебе стоит прилечь...       Питер остановился и заставил Стайлза повернуться, чтобы взглянуть на него, тогда Хейл схватил его за плечи, чуть покачиваясь и путаясь в ногах, и с впечатляющим усилием изрек: — Иногда я тебя боюсь. Потому что знаю, что ты можешь сломить меня. Я знаю, не смогу остановить тебя, если ты попытаешься. — Питер... — Я знаю, что ты можешь уничтожить всех нас. Знаю. Я сам видел, когда ум... ушел... Неметон показал мне, он показал мне много всего. Он показал, кто ты. Кем ты станешь. И это-это прекрасно, — он сделал вдох, словно этот маленький монолог выбил из его легких весь воздух, — Ты прекрасен.       У Питера вдруг перехватило дыхание, и он рухнул вниз с отяжелевшим взглядом почти закрывшихся глаз. Стайлз выругался и проверил, дышит ли он, и убедился, что его сердце все еще бьется. Это единственное, что Стайлз умеет делать. Хейл дышал нормально, но парень был вовсе не уверен, что все в порядке. Сердце билось слишком сильно, слишком быстро.       Стилински достал мобильник и набрал Дитона, и пока он пытался дозвониться, слова Питера заполоняли его голову; Стайлз наблюдал, как почти потерявший сознание человек, валяющийся на полу, с напряжением пытается открыть глаза.       Дитон не ответил в первый раз, поэтому Стилински позвонил снова, и еще раз, и тогда наконец ему ответили: — Три часа ночи, Стайлз. — Знаю, извини, но с Питером не все в порядке. Он со мной в лофте, и ГДЕ, ЧЕРТ ЕГО ДЕРИ, ДЕРЕК?! — он раздраженно фыркнул и решил, что, раз его крик не разбудил Дерека, значит Дерека здесь нет. Когда Стайлз парковался, не заметил его машины. Так куда, черт возьми, он мог деться? — Питер был в клубе, потерял сознание в туалете, а еще он принял наркотики, Дитон. Что-то в пластиковой бутылочке, похоже на капли в нос, с логотипом «L». Он бледный и-и очень худой, и он весь потный и трясется, а еще он потерял сознание, так внезапно, на полу... — Сколько он принял? — спросил Дитон. — Не знаю. Понятия не имею. Он не отвечал на мои вопросы. Знаю только, что отнял у него двенадцать бутылочек. — Я буду через полчаса. Постарайся не дать ему заснуть. — У него сердце бешено стучит... — Просто не давай ему уснуть. Я скоро буду.       Стайлз сел рядом с Питером на полу, вздохнул и попытался успокоиться. — Ладно, — Дитон повесил трубку, и Стайлз сунул телефон обратно в карман и похлопал Питера по щеке, — Пожалуйста, проснись, Питер.       Питер открыл глаза, взгляд которых не мог остановиться ни на одном предмете. — Поговори со мной, — Стайлз не знал, почему продолжал гладить его щеку большим пальцем, но ему было все равно, — Давай же, — Питер вздохнул и заставил взгляд сфокусироваться, — Хорошо-хорошо-хорошо-хорошо. — Я в порядке, — все еще невнятно проговорил Питер и заставил себя сесть. Стайлз помог ему откинуться на диван. — Мне так не кажется, — Стайлз был счастлив, что Питер хотя бы в сознании. Хейл некоторое время сидел с закрытыми глазами и отдыхал или что-то вроде этого. Стайлз сидел с ним в тишине, наблюдая за ним и ожидая каких-то изменений. — Не знаю, почему тебя так это волнует, — пробормотал Питер, не открывая глаз.       Стайлз хотел было промолчать, потому что ничего не мог ответить на это, но вместо этого спросил: — Почему я твой контакт на случай ЧП?       Питер приоткрыл глаза на время, достаточное для того, чтобы взглянуть на парня, затем снова закрыл. — Потому что я верю, что ты спасешь меня. — Тогда ты знаешь, что мне не все равно. — Это просто невозможно, — он сглотнул, — Я не заслуживаю любви, — Хейл сказал это так, будто это было очевидно. Будто это было неоспоримым фактом. Он повернул голову в другую сторону, — Ты не должен привязываться ко мне. Я... Я разрушу твою жизнь. Я не тот, кого ты заслуживаешь. Я только и делаю, что причиняю тебе боль. Я только это и делаю. Я причиняю людям боль. Как-как бы сильно я их ни любил, я причиняю им боль, как бы сильно я ни... я делаю больно... — он всхлипнул навзрыд, вздрогнув всем телом, — Я убил ее, — его рука неуклюже, слепо полезла в карман, — Я не хочу убивать тебя. Я потерял всех, кого любил, и-и я причинил боль тем, кого мог бы любить, и-и я не хочу делать этого с тобой, — он открыл глаза и посмотрел вниз, на свой карман, затем на карман Стайлза и заумолял: — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Пожалуйста, верни их. Пожалуйста... — Нет, — Стайлз не осознавал, что плакал, пока не услышал, как дрожит собственный голос. Он вытер мокрые глаза и покачал головой, — Нет, Питер, они тебе не нужны. — Пожалуйста! — Питер рванул вперед и зарылся руками в рубашку Стайлза, дрожа всем телом. Он перевернулся, и Стайлз обнял его за плечи, когда Питер упал ему на колени, — Стайлз, пожалуйста! — он был в бешенстве, бесконтрольно рыдал, яростно трясся и хватаясь за карман Стайлза, нащупывая бутылочки. Стайлз положил свою руку на его, оттолкнул ее и заплакал, — Я знал, что тебе плевать на меня! Я даже не хотел, чтобы ты меня спасал! Никогда не хотел! — Остановись! — умолял Стайлз, бессильно всхлипывая. — Я ненавижу тебя! — Питер мокро всхлипнул, — Ты просто притворяешься, что тебе не все равно. Ты знаешь, я причиню тебе боль, и ты просто... просто играешь со мной и заставляешь меня... Делаешь меня похожим на себя, а потом ты... Я тебя ненавижу!       Когда Питер стал проигрывать эту битву, Стайлз повернулся так, чтобы откинуться на диван, и держал мужчину у себя на коленях, так, чтобы ухо Питера было над его сердцем. И вот так Стайлз... держал его. Питер свернулся калачиком (довольно немаленьким, учитывая, насколько он был большим) между ног Стайлза, трясся и плакал, а Стайлз чувствовал, как разбивается его сердце. — Ты никогда не причинил бы мне вреда, — серьезно произнес Стайлз, убедившись, что голос его не подведет, — Ты никогда не причинишь мне вреда. Я это знаю. Я доверяю тебе. — Все, что я делаю, это причиняю людям боль, — всхлипнул Питер, — Я сделал больно Дереку, я сделал больно... сделал больно Лоре, я... — Но не мне.       Питер стал громко плакать, дрожа. — Я причинил боль Лоре... О боже, я убил ее!       Стайлз понял, что не может дышать, будто его ударили под дых, и он свернулся, уткнувшись лицом в волосы Питера, и, почувствовав, как текут слезы, попытался подавить в себе звуки агонии. Его руки крепче обвили Питера. Питер будто распадался в его объятиях на куски, а Стайлз пытался собрать все кусочки воедино, как мог. — Я убил ее! Я убил свою малышку-племянницу! Я убил ее... Я-я разорвал ее на куски! Я убил свою малышку! Господи, моя девочка! — Питер, пожалуйста, — выдохнул Стайлз, желая успокоить его.       Питер громко стенал, издавал ужасные, прерывистые звуки, которые Стайлз раньше не слышал ни от кого, кроме себя самого. Питер вцепился в руку Стайлза, будто за свою драгоценную жизнь, дрожал, кричал и плакал. Шли минуты, которые казались часами. Они плакали вместе, вцепившись друг в друга на полу пустого лофта. Сердце Стайлза разбилось вдребезги подобно осколкам Питера. Стилински увидел ту его сторону, которая, как он знал, всегда существовала, но которую никогда не думал увидеть: то сожженное, сломленное, опустошенное и человеческое, что Питер Хейл надежно спрятал внутри. Видеть это было больно.       И он остался рядом, обнимал Питера и плакал вместе с ним. Скорбел вместе с ним. Испытывал боль вместе с ним. И когда Питер стал успокаиваться, теперь только завывающе скуля, ноя и сопя носом, Стайлз не ушел. — Мне не все равно, Питер, — сказал Стайлз, когда у Хейла кончились силы, — Мне не плевать на тебя, и для меня не имеет значения, что ты делал в прошлом, — напоминание о том, что он сделал, заставило Питера вновь тихо всхлипнуть, его руки сжали плечи Стайлза. — Мы все совершали ошибки. Мы все о чем-то сожалеем. Но ты и я? Нас обоих заставляли делать что-то без нашего согласия. Мы оба были под чьим-то контролем, и нам приходится сталкиваться с этими последствиями как со своими собственными, но это не так.       Стайлз не мог сказать наверняка, помогает ли его речь или нет. Честно говоря, он вообще не знал, что делать, но ему нужно было, чтобы Питер понял, что Стайлзу не плевать. Ему нужно было, чтобы Питер знал, что Стайлз его любит. — Я доверяю тебе свою жизнь, Питер. Ты никогда не причинял мне вреда, и я верю, что не причинишь. — Я любил ее, — возразил, всхлипнув, Питер, — но я убил ее! — Ты был в ярости, не в себе. — Но я... — Ты не такой, — потряс его Стайлз, — Вот, кто ты! Ты мучаешься из-за того, что совершил! Это значит, что то, что ты сделал тогда, не сделал бы сейчас! — Питер шмыгнул носом и покачал головой. Упрямый засранец, — Если бы ты мог вернуться в прошлое, ты бы все это изменил? — пауза, после которой Питер уверенно кивнул. И Стайлз снова тряхнул его, — Вот, какой ты! Ты человек, который повернул бы время вспять, чтобы спасти семью!       Это, казалось, немного успокоило Питера, и Стайлз вздохнул с облегчением. — И, черт побери, Питер, тебя любят! — Никто никогда не полюбит меня, — заскулил Питер. — Нет, идиот, — раздраженно фыркнул Стайлз, добавив голосу еще большей агрессии, — Слушай мое сердце. Тебя. Любят.       Питер долго молчал, а потом снова заплакал. Стайлз вздохнул и запрокинул голову, думая, что проиграл, но затем Питер произнес: — Я люблю тебя, — он подавился рыданием, — Я люблю тебя. Я люблю тебя, люблю, но не хочу, — Стайлз не думал, что осколки его сердца смогут раздробиться вновь, но как бы не так. Питер доказывал, что он неправ, — Я люблю тебя и не хочу причинять тебе боль. Я не думаю... Не думаю, что смогу жить, если сделаю больно тебе. — Питер... — Я сделал больно всем, кого люблю, — Питер всхлипнул и попытался встать, но безуспешно. Тогда он заставил себя приподняться ровно настолько, чтобы уткнуться лицом в шею Стайлза и приглушенно пробормотать ему в горло: — Тв фс, то у мня сть. Тыфсе, што умня остлсь. Я не мгу тя терять.       Несмотря на боль в сердце и слезы, застывшие в глазах, Стайлз разразился головокружительным смехом и провел пальцами по волосам Питера. Он смог расшифровать то, что сказал Питер: «Ты все, что у меня есть. Ты все, что у меня осталось. Я не могу тебя потерять». Это было чертовски грустно, но Стайлз никогда и не думал, что при жизни услышит, как Питер, словно ребенок, прячущийся от настойчивых родителей под подушкой, приглушенным голосом говорит, что не хочет идти в школу. — Ты не потеряешь меня, идиот, — заверил его Стайлз, втягивая сопли, чтобы голос звучал четче, — Я здесь, и… — Стайлз собрался с силами… — И я буду здесь, пока я тебе нужен. Ради тебя.       Питер молчал. — Ты веришь, что я спасу тебя? Что ж, я готов спасать тебя снова и снова, пока ты этого хочешь.       Руки Питера снова сжались. — Я доверяю тебе свою жизнь, и это значит... это значит, что я хочу, чтобы ты был в ней.       Следующий вдох Питера был больше похож на тяжелый стон, после которого наконец-то, — наконец-то! — все его мышцы расслабились.       Питер заснул у Стайлза на коленях, а юноша все гладил его по волосам и упивался признанием в любви.