— Знаешь, мне кажется, причина не во мне, — прошептала я. — Это ее тело… Она ведь симпатичная, да? — Да. Мелани очень симпатичная. Я бы даже сказал, красивая. Но несмотря на ее красоту, она мне чужая. Я не испытываю к ней никаких… чувств. — Это всего лишь тело. — Ничего подобного. Неважно, какое у тебя лицо, важно, что оно выражает. Мне все равно, какой у тебя голос, мне дороги твои слова. Не имеет значения, как ты выглядишь в этом теле, твои поступки говорят сами за себя.
***
Что за очередной горячечный бред, оглядывая вырви глаз какое белоснежное пространство, думаю про себя, слыша отражающиеся от невидимых стен мысли. Такой же незаметный глазу пол ощущается под ногами достаточно твёрдо, позволяя стоять уверенее. Взгляд на руки, ставшие за долгое время привычными девичьими, от чего опять слышу своё умозаключение вслух, что немного напрягает. Как и неизвестность, которой представляется пространство вокруг без намёка на край. — Что за… — мерцающая субстанция, которую глаза улавливают не сразу, привлекает внимание. Никакой конкретики или формы, разве что едва заметные контуры силуэта отдалённо напоминающие человеческие. — Что это? — голос, как и мысли, звучит довольно громко, отдаваясь эхом в голове. — Последняя грань Диюя*, — ответ существа переплетается сотнями голосов самых разных оттенков, переплетаясь в дребезжащую какофонию. Границы чётких линий стираются сильнее, не давая сложить какой-либо возможный образ воображением, оставляя существо маячить бесформенным пятном и дальше. Мысль о встрече с божеством против воли разносится по бесконечному пространству, заставляя сконфуженно сжаться, нервно почёсывая затылок. — Говори, — благосклонность так и сквозит в тоне существа. — Вижу, тебя переполняют множество вопросов. — Ты… — приходится сглатывать, хотя как это возможно мёртвому я всё ещё понять не могу. — Будда? — набожные фанатики религии с ума бы сошли, позволь им встретиться лицом к «лицу» с божеством, опять усмехаюсь размышлениями вслух. Правда, он/она или оно не вызывают такого приступа паники, как например Буцума, ощущения вообще будто притуплены до минимума, однако сдержать удивления на разномастный смех со стороны сущности всё равно не выходит. — Я начало и конец, — грубый оттенок утверждения проникает под кожу, вызывая волну неприятных мурашек, сменяет которые лёгкое дуновение ветерка взявшегося из ниоткуда. — Всё и ничто, у меня много имён, — точно Будда, в унисон с существом громко думаю, слыша в ответ рокот смеха. Слишком неестественного, пластикового, от которого лишь коробит. — Но это не то, что ты хотел спросить. — Это всё? Такой конец? — не знаю, на что я надеюсь, начиная раздражаться от того, что даже мысли скрыть не получается. Громкий выдох, заставляющий белёсую чёлку взмыть вверх, за которым следует какой-то невнятный мычащий звук, в то время как руки упираются в бока. — Что теперь? Смерть по-настоящему? — конечно же, огрызаюсь сам себе, сплёвывая бессильную злобу. — Забвение? — сущность молчит, оставляя все перечисленные вопросы без ответов, но стоит попытаться подойти ближе, как ничего не выходит. Химе продолжает стоять на месте, в какой-то момент начиная тонуть в постепенно меняющейся с белого на чёрный трясине. — Что происходит? — сопротивления бесполезны, от суматошного барахтанья и накрывающей паники тело лишь завязает сильнее, утягивая за собой перепачканные тягучей смолой руки. — Останови это! Прошу! — яркая вспышка ослепляет, даже зажмуривание не спасает от проедающего света…***
…Чтобы через секунду очнуться в каком-то подозрительно знакомом помещении. Взгляд нервно обшаривает комнату, подмечая, что она выглядит так же, как спальня в поместье Учих. Взять хотя бы ту пузатую вазу, некогда спасшую Химе от приступа похмельных отходняков. В сравнение с ослепляющей пустотой, комната Сенджу наполнена мягким светом андонов**, стойкими солдатиками выстроенными в углу и на котацу. Я выжил, от одной единственной мысли становится так радостно, что хочется немедленно подскочить на месте, однако сознание быстро берёт в руки бразды правления, спихивая ненужные эмоции в сторону. Не факт, что эта новость хорошая, я всё ещё не знаю что произошло после моей «недосмерти» и в каком состоянии Изуна. Помнится, даже при поддержке Кацуби вытащить Учиху с того света не вышло, а значит старший братец может держать девчонку Сенджу не ради благодарностей. Снаружи тихо, так что проверить догадку будет лучшим решением, думаю про себя, готовясь подняться на ноги, но при первой попытке ничего не выходит. Как и при второй, и третьей. Тело отказывается подчиняться элементарным командам, продолжая пластом лежать на мягком футоне.— Паралич?
Мысли в голове приобретают прежний голос, некогда принадлежащий самому Накамуре, от чего первые секунды даже забываю как дышать. Хриплая грубость лишённая девичьей мягкости воспринимается как что-то инородное, хотя сознание прекрасно понимает, кому принадлежит звук. И это не единственная вещь, вызвавшая удивление. — Нет, — губы, словно принадлежащие другому человеку, шевелятся, выдавая мелодичный голосок Химе. — Просто это моё тело, не твоё, — неприятный холодок облепляет своими мерзкими ручонками. В доказательство Химе шевелит головой из стороны в сторону, открывая больший обзор, после чего поднимает перед собой ладонь, явно красуясь тонкими пальцами. — Видишь? — плавные движения, складывающие ладонь в кулак и обратно.— Чертовщина какая-то…
— Почему же? — девчонка поднимается, создавая у меня странное ощущение, будто засунули в коробку, не давая действовать самостоятельно. Всё видеть, ощущать, чувствовать, но быть абсолютно лишённым выбора. В зеркальной глади отражается фигурка Химе: крайне бледная, с мутным взглядом и как будто истощённая, хотя прошло не так много времени. Мне так кажется, во всяком случае. — Как ты говорил твоё имя? Накамура? — фамилия это, скалится внутренний голос, на который девчонка лишь усмехается. — Спасибо, — и, стерев с лица наигранную усмешку, склоняется отражению в глубоком поклоне, вызывая лишь недоумение. — Никогда бы не могла помыслить о том, что окажусь в стане Учих и сам Мадара окажется в моих руках, — упоминание муженька неприятной судорогой стягивает воображаемое лицо, высекая старый шрам на щеке ещё глубже, чем он есть. — Такая власть, — опасения не напрасны, подтрунивают путающиеся мысли, которые сама Сенджу почему-то не слышит. Как и я её, улавливая лишь слова произнесённые вслух. И на вопрос о её дальнейших действиях получаю лаконичное. — Увидишь, — когда тяжёлый сёдзи за спиной разъезжаются в стороны, являя напряжённую фигурку новой служанки. — Госпожа, — Тачибана благосклонно улыбается, отвечая лёгким кивком головы, после чего девчушка мелкими шажками подходит ближе. — Вам уже лучше? — Лучше, — в мутном зрачке отражается пугающая искра безумства, когда она обходит служанку кошачьей поступью, совсем неслышно, заставляя склоняться ту ещё ниже. — Как себя чувствует младший господин? — Благодаря вам, госпожа, — её голос наполнен трепетом и нескрываемым восхищением. — Изуна-сама выжил. Мадара-сама был крайне обеспокоен вашим состоянием. Вы находились без сознания четыре дня, — новость об этом шокирует разве что меня, потому как лицо Сенджу остаётся непроницаемым, выражая лишь усталую смиренность. — Прикажите сообщить? — Не стоит, — кто бы мог подумать, что в эту самую минуту в хрупком девчачьем тельце присутствуют две личности. Одна из которых могла вытворить в любой момент чёрт пойми что. Можно утверждать это с абсолютной уверенностью, следя за движениями Химе, думаю про себя. Стало быть мысли друг друга нам не доступны. Это хорошо. — Я сама, — и вышагивает по коридору, оставляя служанку далеко позади.***
— Думаешь, сможешь обмануть его?
На вопрос Сенджу никак не отвечает, лишь громко хмыкнув, когда перед ней разъезжаются сёдзи, разрешая пройти внутрь комнаты. Это небольшое помещение, самое дальнее в левом крыле поместья, что-то вроде личного кабинета Учихи, где он предпочитал уединяться, погружаясь в изучение собранной информации. Место тихое, отдалённое от шумного зала и внутреннего двора, куда так любит сгрудиться обслуга, но сейчас не о ней, а о подскочившем на ноги здоровом парне с горящим взглядом кровавых глаз. Не являясь Химе всё равно инстинктивно пытаюсь отступить назад, хотя тело не двигается с места, когда он делает шаг навстречу, останавливаясь совсем близко. Со стороны кажется ещё выше, а в купе с полнейшей беззащитностью ещё страшнее, от чего истинные эмоции Тачибаны наконец-то отражаются на лице. — Мадара-сама, — голос у девчонки надломленный, расщепляется на тысячи отголосков отражаясь от стен. Тело пробирает мелкая дрожь, когда вглядываюсь в глаза Учихи наполненные непривычной тревогой. — Ты… — пугающе тихо, слух едва улавливает хрипоту срывающуюся с губ мужчины, отчего непонимания только прибавляется. Шаринган послушно гаснет ослепляя тут же бросившейся с остервенением темнотой, так что хочется проморгаться, но ничего не выходит. Разве что могу позволить себе смачно выругаться, бессильно стискивая зубы. Наблюдать за потерянным лидером клана Учих слишком дико, словно того подменили или внутренний стержень сдержанности надломился, выплёскивая наружу неозвученные чувства. — Как ваш брат? — девчонка удивляет своей находчивостью, ловко скидывая ненужную неловкость стремительно оплетающую их тела. И пока Мадара пытается сообразить, чем ответить, добавляет. — Служанка сказала мне, что ему лучше. — Жив, — коротко заключает Учиха, на секунду отведя взгляд в сторону. — Сказал, что попал в окружение, — ониксовые зрачки, утопающие в тусклом свете свеч, возвращаются к лицу супруги, въедливо впиваясь. Недавняя растерянность стирается, лишая выражение его лица какой-либо живости. Теперь перед девчонкой стоит привычный Мадара. Вытесанная фигура непроницаемого хладнокровия, давящая одной лишь аурой уверенности. — Клановых знаков не было, поэтому он не знает кто это, только… — сглатываю, понимая к чему клонит Учиха. — Я видел его рану до того, как ты смогла её залечить. Таким стилем владеют единицы… — И один из них Тобирама, — подписывает смертный приговор Химе, чётко выговаривая каждую букву в имени брата.— Не слушай её, Мадара.
— Верно, — мои слова Учиха, конечно же, не слышит, покорно подтверждая сказанное Сенджу, отчего издаю какой-то рыкающий стон, тонущий в голове девчонки. Она склоняется, специально, чтобы скрыть от глаз мужчины дёрнувшийся в усмешке уголок губ. Секунда, какие-то мгновения, после чего выпрямляется, примеряя прежнюю маску беспокойства. — Пока у меня нет этому подтверждения, — нервная судорога тут же сводит красивое лицо и от раскрытия двуличности девчонку спасает то, что Мадара отворачивается, теряя к супруге какой-либо интерес. — К тому же, — её досада так отчётливо ощущается, что я даже позволяю себе улыбнуться, радуясь, что Учиха достаточно умён, чтобы не кидаться обвинениями без веских оснований. — Тебе ни к чему было бы спасать его, рискуя собственной жизнью, — да, так-то, мысленно салютую муженьку, запамятовав потом поблагодарить за неоценимую помощь. — Конечно, — выдрессированная улыбка Химе ответом звучит на слова Мадары, когда он усаживается обратно за котацу, склоняя её в уважительном поклоне. — Позволите идти? У меня всё ещё недостаточно сил, — и бесшумно скрывается за плотными фусуми на согласный кивок со стороны Учихи.— Съела?
— Ты рано радуешься, — дребезжащая тень еле поспевает за удаляющейся всё дальше от комнаты Химе, не издающей каких-либо лишних звуков. Даже привычного шуршания ткани не слышно. Движения настоящей Тачибаны наполнены какой-то невероятной грацией и изяществом, абсолютно лишённые ненужной вульгарности. Она даже вышагивает как истинная особа голубых кровей, отчего зажжённые фитили яркого пламени остаются неподвижны, стоит ей пройти мимо. — Я сказала, что благодарна тебе за помощь, но это не значит, что наши цели похожи.— Хочешь подставить Тобираму? Он твой брат. Твоя семья…
— Нет у меня семьи, — резко отчеканивает своему отражению Химе, сверкая алеющими зрачками, когда оказывается в своей комнате, окружённая пустотой. — Мать погибла от руки животного, имя которому Буцума, — вся цепочка событий, сложенная до этого момента, рассыпает в полнейшее ничто, ослепляя забытой вспышкой воспоминаний. Снова тот вечер покушения, только вместо привычной картинки убийства можно наблюдать, как Тачибана стоит в одиночестве посреди сада, сжимая рукоять танто. Дрожащие руки окропляют капающие из глаз слёзы, а тихие всхлипы застревают в горле, позволяя выдыхать лишь облака пара. Тело сотрясается от нервной дрожи, топя остатки рассудка в безвольном подчинении эмоциям, когда маленькая ручка с оружием взмывает вверх, рассекая ночной воздух одним точным движением. — Верно, — будто услышав мои мысли, усмехается девчонка, открывая глаза. — Я не могла больше это терпеть. Всего лишь вещь, ценное вложение в будущее. Решение выдать замуж Химе клана Сенджу за одного из Шимура стало последней каплей. Я сломалась, — по непроницаемой маске безумства тонкой паутинкой расходится невыносимая безнадёга, которая впрочем, тут же стирается полнейшей отрешённостью. — Мне казалось это единственный выход — лишить Буцуму хотя бы какого-то преимущества. Чтобы этот его идеальный план разрушился, позволяя кому-то другому захватить власть над кланами, — в её беззвучном крике о помощи был свой смысл, однако решать проблемы таким подходом казалось мне чем-то ненормальным. Суицидники вообще никогда ничего никому не доказывают, это факт. А умереть, только потому, что какой-то хрен с горы решил портить тебе существование, кощунство высшей степени. Лучше жить, несмотря ни на что. Докучать своим существованием, принося максимальный дискомфорт обидчику. Пусть даже это отец, хотя в случае с Буцумой это было спорным заявлением. Но думаю даже на такого человека найдётся способ управы. Главное руки не опускать.— Идиотка, так вопросы не решаются.
— Теперь, благодаря тебе, я это знаю, — тут же отвечает Сенджу, веселея на глазах и заставляя переживать за её душевное состояние. — Теперь все, кто заставил меня страдать прочувствуют на себе то же, что и я когда-то, — высказывания, срывающиеся с губ девчонки, не вызывали ничего, кроме напряжения. И ладно бы я был ограничен нахождением в другом теле, как это было раньше, так нет же. В этот раз проблема была больше. И продолжала расти с катастрофической скоростью. — Он поймёт, что недооценивал меня, — чёрт возьми, ну не снова, стону в ответ улыбающемуся отражению, понимая, что придётся начинать по новой в этот раз воюя абсолютно безоружным.***
Неприятный осадок остаётся на душе после разговора с настоящей обладательницей тела, когда она спокойно укладывается спать оставляя меня наедине со своими мыслями. Если всё, что она сказала верно, то Тобирама первый на очереди и мне абсолютно не понятно, как девчонка собирается действовать. Оказывать влияние на Мадару будет самым простым способом мести. Простым и эффективным. Узнай муженёк о том, кто же стоит за покушением на младшего и от Сенджу не останется мокрого места и тогда зачем я вообще старался что-либо исправить. Чёртова вселенная и почему душа Тачибаны вернулась, беря тело под свой контроль? Как это вообще возможно, чтобы два человека существовали в одном теле? Мне совсем не хочется отъехать вместе с ней, только потому, что когда-то незадачливый папаша отрёкся от своего ребёнка или… Погоди, что она говорила, вспоминая недавний разговор, думаю про себя. Буцума убил их мать. Зачем, неотвеченный вопрос эхом разносится в голове. Такого ответвления я вообще не помню, да и упоминание матери Сенджу в принципе отсутствует, но ведь не настолько же. Может врёт, услужливо подкидывает идею мозг, на что отрицательно мотаю воображаемой Накамуровской головой припоминая неподдельное безумие в глазах девчонки. Так натурально изображать поехавший рассудок у неё вряд ли бы вышло и теперь оставалось только гадать о дальнейших действиях Химе…***
Реальность, будто резко включившийся канал на экране тв, ослепляет, когда буквально оказываюсь у той самой поляны, где любит тренироваться младший брат Мадары. Приходится сосредотачиваться, замечая силуэт Изуны у широкого ствола дерева, проводящего какие-то замысловатые манипуляции с руками. Вид у паренька довольно свеж и бодр, для того кто практически отправился к праотцам. И он даже позволяет себе улыбнуться, когда Тачибана подходит ближе, склоняясь в почтительном поклоне, на который паренёк спешит ответить тем же. — Гири но-сама, — голос её мягкий, довольно тихий. Совсем не такой, каким является реальный характер девчонки. И почему это вдруг стало так подбешивать, пропуская слова мальчишки мимо ушей думаю про себя, оглядывая поляну на наличие ещё кто-нибудь. Ожидаемо пусто. — …почему? — наконец доносится до слуха, заставляя напрячься. — Вы ведь уверенны, что это был он? — ясно, опять завела свою пластинку об альбиносе, скалюсь в унисон со словами девчонки, гневно прожигая пространство перед собой взглядом, а руки так и чешутся пройтись по хорошенькой мордашке парой пощёчин.— Всеки ей, мелкий!
— Я решил не говорить о Тобираме, когда узнал, что это вы вернули меня к жизни, — Тачибана улыбается, только не мальчишке, а разъярённым высказываниям звучащим в её голове, мысленно посмеиваясь. — Подумал, вы сможете объяснить его поступок.— Изуна! Эй! Слышишь меня?!
— Это бесполезно, — неосознанно отвечает она вслух, вызывая на лице паренька недоумение. И кстати, после «невероятного воскрешения» глаза младшего Учихи лишились даже намёка на Шаринган, который тот не деактивировал ни при каких обстоятельствах. — Бесполезно искать объяснения в действиях нии-сана, — ловко выкрутившись, девчонка отводит взгляд на пестреющие травинки, мягким ковром стелящимся по поляне. — Ему всё ещё сложно принять вынужденный союз, — ярость внутри закипает, не позволяя вылить на Химе негодование во всей красе. Эта дрянная девица со своей поехавшей идеологией сведёт нас обоих в могилу.Захлопнись!
— Должно быть, — в глазах Изуны проскакивает подозрительный блеск, наталкивая на пару мыслишек, которые стараюсь не озвучивать, дабы девчонка ничего не узнала. — А, вот ещё, — спохватившись, мальчишка возвращает на лицо улыбку, немного странную и абсолютно непривычную. — Шикатцу-сан, — от имени Нара перехватывает дыхание, припоминая на что тот подписался. — Он восстанавливается в гостевом крыле. Просто чудо, что Мадара не успел убить его, — вздох облегчения тут же срывается с губ, унося за собой ненужные мысли. О, Будда, ну хоть что-то хорошее за сегодня. — Рассказал, что вы просили помочь, потому что брат был не в состоянии ясно соображать в тот момент и не позволил бы вам приблизиться. Может мы ещё чего-то не знаем о вас, аниёмэ-сама? — Я открытая книга, — ага, конечно, тут же огрызаюсь хозяйке тела, слыша в ответ тихий смешок из-под прижатой к губам ладошки. Я не могу ничего использовать, связаться с Кацуби или хотя бы как-то намекнуть о своём присутствии окружению Химе, некогда бывшим моим. Есть, конечно, надежда, что кто-то да заметит изменение в поведении девчонки, но процент так мал, что рассудок невольно утопает в апатичном настрое. И как бы прискорбно это не было, всё что остаётся делать так это наблюдать, как Тачибана рушит свою новую жизнь, попутно утягивая за собой и меня.Поздравляю, Накамура. Твои усилия медленно но верно отправляются коту под хвост…