our place

Саше много чего нравятся. Например, дорогие украшения и раритетные авто, мужчины в строгих костюмах и холодное оружие. Она обожает составлять и решать головоломки, возиться с механизмами замков, метать на спор ножи, бегать по утрам, а перед сном — нежиться в тёплой ванной. Но всё это почему-то меркнет на фоне разговоров по душам. Сет в них не очень хорош, а Ричи — может даже слишком, но шоколад и травка Бёрта каким-то образом всё уравновешивают, да и Саша что ли зря сидит посередине. Она больше остальных не понимает, как они до этого дерьма докатились, и что будут делать дальше, если выживут. Это «если» впервые в жизни кажется таким реальным, что даже шутить о смерти на руках красивой женщины совсем не хочется. Поэтому они об этом не говорят, выбирая пространные рассуждения об Аде на земле, самых страшных пытках, которые для них могли бы придумать, и о тех, которые они устроили бы демонам сами. В конце концов Гекко и Коннели те ещё занозы в заднице. А ещё двое из них определённо точно смертные, и таким нужно спать хотя бы по несколько часов в сутки. — Ричи Рич, — Саша с трудом поднимается с нагретого места и легонько толкает уснувшего Сета, чтобы тот принял более удобное положение на освобождающемся диване, — ты идёшь? — Куда? — На эксклюзивную пижамную вечеринку. Ричи приятно удивлён, поэтому не отказывается от протянутой ему руки, послушно шагая следом за Сашей. Она тащит его к себе (к нему? к ним?) в комнату, закрывает дверь и вслух начинает строить догадки об атмосфере, которую принято устраивать на таких вот маленьких посиделках. Наверное, нужна музыка (это легко), какие-нибудь конкурсы (можно и без, им приключений на сегодня хватило), а ещё наверняка какой-нибудь пижамный дресс-код… В кино на такие вечеринки не приглашают парней, от которых мурашки разбегаются по коже, но этим двоим правда нужно поговорить. Вдобавок мысли о незакрытых гештальтах продолжают преследовать Сашу со дня их приключения в психушке. Так почему бы не убить двух зайцев одним выстрелом? Под действием чудо-брауни ей сейчас ничего не страшно, и проводить время с Ричардом вот так кажется Саше самым правильным решением на свете. — Знаешь, что мне больше всего нравится в ваших чёрных костюмах? — спрашивает она, помогая Ричарду расслабить узел его галстука, — Они сидят так хорошо, что их хочется поскорее снять. — Стащить с плеч пиджак, приняться за пуговицы на манжетах рубашки, но так, чтобы это не показалось Ричарду какой-нибудь игрой с обязательным сектором-приз на барабане. — В чём ты спишь? — Что, если я скажу, что сплю без одежды? — улыбается Ричард, наклоняясь ближе к Саше, чтобы она лучше его слышала. От его шёпота над самим ухом Коннели забывает, как дышать. — Я отвечу, что тут ты для меня интриги почти не оставил. — Пожимает она плечами, неторопливо вынимая из петелек пуговицы на рубашке Ричарда. — И что я видела твои пижонские треники в шкафу. — Ты копалась в моих вещах? Он вновь улыбается, деланно хмурясь, и Саша по привычке пересчитывает каждую складочку на его лбу. Их не стало больше или меньше с их последней встречи «до». Ей хочется прикоснуться к его лицу, но за этим необдуманным движением могут последовать другие, ведущие совсем не к тому, что она запланировала. Хотя, о каких планах может быть речь, когда Ричард стоит так близко, и смотрит так, как умеет только он один. Так, как он сам ещё никогда на неё не смотрел. — Что если я скажу, что мне просто очень понравилось спать в твоих рубашках? — Я попрошу, чтобы ты ни в чём себе не отказывала. Снимать с себя майку, пока он продолжает вот так смотреть сверху низ, очень волнительно. Саша хотела вскипятить Ричарду кровь и взорвать его змеиный мозг, чтобы проверить, правда ли он сможет себя контролировать даже в такой ситуации (если да, то и сожрать он её, наверное, не сожрёт). Но получается в точности наоборот: это она, а не Ричард, начинает заметно краснеть; это она невольно облизывается, ныряя в рукава снятой с Гекко рубашки, и задерживает дыхание, когда он застёгивает её на несколько пуговиц. Это Саша забывает, что хотела сказать секунду назад, перешагивая через оставшиеся на полу джинсы. Ещё какое-то время они просто стоят и всматриваются друг в друга, будто пытаясь найти десять отличий с теми версиями себя, что намертво засели в памяти. Саша разницы почти не видит, разве что в самом взгляде Ричарда: раньше он всегда смотрел на неё с неподдающимся описанию восторгом и лёгкой грустью, а сейчас в его восхищении намного больше спокойствия и уверенности, но вместе с тем грусть сменило тревожное волнение. Это хорошо, что он переживает. Так и должно быть. — Давай-ка уточним… — спрашивает он, убеждаясь, что Саша смотрит, как его пальцы возятся с пряжкой ремня. — Гекко, сотри эту самодовольную лыбу со своего лица. — Эта фраза звучала бы по меньшей мере строго, если бы Саша могла сдержать улыбку. Всё потому, что вопрос Ричарда предвидеть совсем не сложно: он написан у него на лице. И да, она тоже об этом думает. — То есть секса всё-таки не будет? Чёртова наркота! Но Саша ведь сама просила, чтобы им язык развязало. Смешливо фыркнув, она мысленно проклинает и себя, и Ричарда, и Сета с Бёртом, но держится уверенно. Выдерживает паузу (в лучших традициях младшего Гекко), доставая из шкафа пижамные штаны Ричарда, и торжественно их в него бросает. — Эту шкатулку Пандоры мы пока открывать не будем. — Это не отказ, а скорее обещание, и такой ответ Ричарда, по всей видимости, устраивает. — Есть предложение поинтереснее. Ложись. Гекко послушно укладывается на бок, внимательно глядя на то, как Саша ложится рядом, чтобы лицом к лицу. Никакой разницы в росте, в силе или намерениях: она сравняла их, положив ладонь Ричарда себе под голову. — Хэй, чудила, — она всегда начинала их телефонные разговоры именно так, — давно не слышались. — Привет, — подыгрывает Ричард, в ответ приложив к уху Сашину ладонь. — Привет, — вторит она, в улыбке закусывая губы. Только сейчас Коннели поняла, насколько же сильно она соскучилась по всему этому. — Знаешь, мне недавно приснился кошмар. В нём ты косплеил змеиного Робинзона Крузо. — А что, мне всегда нравилась идея нравственного совершенствования в одиночестве. В общении с природой, вдали от общества... — Знаешь что? — Что? — Это мой сон, так что не перебивай… а то нос откушу. — Клацнув зубами, Саша ловит себя на мысли, что это весьма иронично: угрожать такими вещами человеку, или правильнее будет сказать существу, которое без всяких шуток кусается куда серьёзнее тебя. Но сейчас это не кажется ей поводом, чтобы перестать дурачиться. — В общем да, ты был неприлично бородат, чёрт знает во что одет. Пещерный человек, десять из десяти. — Продолжает она свой рассказ, наблюдая за живой мимикой большого ребёнка, который всё ещё не умеет принимать критику. — Я порезала тебя папиной бритвой и под раной обнаружила змеиную чешую. Расковыряла порез, потом начала помогать себе лезвием, пока от твоего лица не осталось ничего, кроме… — Змеи? — И вот оно, чувство вины на его лице. Точно такое же, как после выхода из одержимости. Наверное, на его месте Саша смотрела бы на Ричи точно так же, если бы ей «посчастливилось» расшатать его психику и оставить парочку синяков на рёбрах. — Ага. Ты хотел знать, почему я тебя бросила, а потом сожрал. Пытался по крайней мере. Я начала просыпаться и всё как-то смешалось. Я погуглила, говорят, мол, сдирать кожу с лица это к последствиям обмана. — Я не хотел скрывать это от тебя. «А я не хотела тогда уходить», — хочется сказать Саше, но она почему-то не решается. — Но так было проще, я понимаю. Расскажи мне всё заново. Как было на самом деле? Каково было учиться жить со змеёй внутри себя?