our place

Любить Ричарда Гекко было нельзя. Не потому что он был занят или не отвечал взаимностью, но по той простой причине, что каждой своей клеточкой Саша знала — он её погубит. Рано или поздно, своими руками или чужими, не важно. Чтобы выжить, не изменяя себе, Ричарда приходилось держать на расстоянии. Иногда тысяч километров, реже — миллиметров, дыша с ним буквально одним воздухом. Чёрт его знает даже, что давалось ей сложнее. Как-то раз Ванесса спросила, почему Саша никак младшего Гекко не трахнет, ведь столько случаев подворачивалось! Они никогда не были не разлей подружками, но кто, если не жена старшего Гекко, мог хоть как-то понять Сашу? — Сколько можно мучить друг друга? — Знаешь, почему я не курю? — издалека начала Александра, — После первой же затяжки я поняла, что просто не смогу остановиться. Меня это очень испугало. — Контрол-фрик, господи. — Спасибо, кэп! — закатив глаза, Саша всё-таки решила продолжить свою мысль. — В общем, я представила, что станет с моими лёгкими, и больше не прикасалась к сигаретам. — Причём тут сиги? Только скажи, и Ричи курить совсем перестанет, делов-то! — Ричи сам как сигареты. Одна затяжка, и я в никотиновом плену. Воспоминания об их первом поцелуе затёрлись от постоянных перемоток в её больной голове, но острота ощущений никуда не исчезла. Ей тогда казалось, что если губы Ричарда коснутся открытой шеи, а руки залезут под одежду, она закончится как личность и жить без всего этого уже не сможет. Если бы не Сет, зашедший в номер с пакетом чипсов в зубах, всё бы закончилось весьма однозначно. И не то, чтобы Саша не хотела его, просто с Ричи это всегда было чуть больше, чем просто секс с красивым парнем в захудалом номере мотеля. Объясняться с ним тогда было до ужаса неловко, поэтому на следующий же день Саша сделала вид, что ничего не случилось. Почему Ричард решил подыграть ей, до сих пор остаётся для Коннели загадкой. — Чёрт возьми, — услышав ответ девчонки, Ванесса одарила Сашу почти что материнской улыбкой, — да ты по уши в дерьме. И лучше бы она продолжила над Коннели издеваться. Всё краше, чем пугающая правда. — Признайся, ты просто хочешь сплавить Ричи куда-нибудь, чтобы он не мешал вашему с Сетом подпольному семейному счастью. Но это уже был совершенно другой разговор. Любить Ричарда Гекко было нельзя, но Саша и правда любила, умудряясь не признаваться в этом ни себе, ни тем более Ричарду. — Опять ты похож на пещерного человека, — фырчит Саша, взяв Ричи за заросший подбородок, чтобы оценить степень запущенности. — Не нужно брать пример со старшего брата, ему хотя бы идёт борода. — Может, я ждал, что ты придёшь и расчехлишь свою опасную бритву. Тебе же нравится водить ей по моему лицу. — Не только по лицу. Но он, конечно же, прав. В память об отце Саша оставила себе его любимую бритву Solingen. Говаривал, что ещё от прадеда ему досталась. В общем вещь антикварная, требующая особого ухода. Он ей всегда брился, и когда дочка достигла возраста, в котором пацанов обычно учат пользоваться бритвой, он решил не изменять традиции. Саша, питающая особую любовь к острым предметам, с удовольствием брила папочку, и воспоминания об этом чуть ли не самые светлые, что у неё вообще о нём остались. Позволить кому-то прикасаться к своей шее, особенно лезвием бритвы — настоящий акт доверия, не каждый на это способен. И то, как Ричард спокойно позволял Саше водить опаской вдоль собственной глотки, всегда казалось ей чем-то нереальным. — Почему ты оставила меня в лесу одного? — спрашивает он, когда половина дороги оказывается пройдена. Смахивая пену с лезвия бритвы, Саша недоуменно хмурит брови. Вопросы в лоб всегда были её фишкой. — Нужно было тебя силой утащить обратно в город? Или, может, остаться? До ареста Сета она никогда не видела, чтобы братья надолго расставались. Дело, которое старшему Гекко стрельнуло в голову провернуть без младшего, было скорее исключением из правил. И Саше оно нравилось, потому что тогда они с Ричи проводили намного больше времени вместе. Когда Сет угодил за решётку, а Ричи остался на свободе, ей стало понятно, почему братьев Гекко лучше не разлучать: вместе они были сверхчеловеком, но по одиночке косячили, как малые дети. Конечно, им хотелось как-то самоутвердиться, — какой вор не мечтает о большом куше соло, — но амбиции Сета ни к чему хорошему не привели, а нянчиться с мечущимся со стороны в сторону Ричардом у Саши на тот момент просто не было времени — проблем на работе возникло столько, что легче было застрелиться, чем решить их с другого конца страны. — Я не могла, мы же говорили об этом. — Но судя по взгляду, который как всегда въедается прямо в душу (чёрт!), такой ответ Гекко не устраивает. — Ричи, я всю жизнь была одна, для меня это норма. Мать умерла, отец не дочь воспитывал, а натаскивал воришку-преемницу. Ни подружек с пижамными вечеринками по выходным, — вспоминает она, принимаясь брить левую щёку мужчины, — ни планов поступить в универ или выскочить замуж. Тебе ли объяснять, как было в детстве. Я вышла с батей на первое дело, когда мне стукнуло двенадцать, и никогда не работала в паре или жила с кем-то после его смерти. А когда я наконец вырвалась из этого порочного круга, и со всем смирилась, в мой почти идеальный бункер вломился ты! Тот самый Ричард Гекко, чей витиеватый разум иногда пугает даже его самого, да настолько, что оставаться наедине с собой бывает просто невыносимо. Ричард, который намного больше знает, что такое смелость, преданность и семья. А ещё — хренову тучу цитат и сюжетных поворотов из фильмов, названий которых Саша даже не слышала. Некоторые их них она посмотрела только после их знакомства, потому что невозможно же всё это слушать! — Ауч, — как-то вяло для человека, которого только что порезали бритвой. 
 — Ой, извини! Я не… постой, — вглядевшись в порез, Саша обнаруживает под кожей нечто, что обязательно нужно рассмотреть, — там что-то есть, — бормочет она, не стесняясь расковырять ранку. — Что это, блин… чешуя? Одна, вторая, третья… Вытаскивая из-под кожи Ричарда щитки всех оттенков коричневого и зелёного, Саша помогает себе бритвой. Срезает человеческую кожу, за которой прячется вторая — змеиная. Блестящая, плотная, такую не возьмёшь простым лезвием. Это пугает и одновременно злит, да так сильно, что хочется освежевать молчаливо улыбающегося Гекко с головы до пят, даже если для этого придётся испортить любимую папину Solingen. — Ричи, почему? — переводя взгляд со своих окровавленных рук на его нечеловеческое лицо, Саша заходится слезами. — Мы одной крови! — Рычит он в ответ, обнажая змеиные клыки. Но голос звучит так, будто сидит он не прямо перед ней, а где-то далеко… — Ричи, не надо! — умоляет она, но отпрянуть не может. — Я спас тебе жизнь! «ДА ЛАДНО», — открывая глаза, Саша вздрагивает всем телом, ударяется затылком о стену и только после этого понимает, что связана по рукам, и находится не в лесу, где Ричард когда-то жил, а в чёртовой психбольнице, и в нескольких метрах от неё Сет обливает брата чем-то горючим. — Жива? — интересуется взявшийся ниоткуда рейнджер Гонсалес (?), одно движение ножа и о верёвке можно забыть. — Ага, — невнятно тянет Саша, растирая покрасневшие запястья. — Какого чёрта происходит? — Чтоб он вернулся, его нужно поджечь. — объясняет парень в шляпе и отходит помочь привязанной к столу женщине. Пока Саша была в отключке, Гекко, видимо, чуть было не дошли до той части плана Ричи, в котором избранные им члены семьи должны были внести свой вклад в общее дело. — Да славится Амару! — не унимается Ричард, и… кто бы мог подумать, вырывается, разбрасывая двух взрослых мужиков, моментально на него налетевших. Забившись в угол, Саша только и может что наблюдать за этой картиной, а когда всё становится совсем хреново, и рейнджер внезапно меняет сторону, Коннели бросается вслед за Гекко. Вдруг Сету нужна будет помощь. — Иди сюда и попрощайся с братом! — орёт Ричи, вышагивая по коридору в своей идиотской манере механического человека. Саша тормозит, глядя ему в спину, и боится пошевелиться, но когда из ближайшей коморки выходит Сет и встаёт между ними с импровизированным факелом, Коннели мигом подлетает к нему. — Сет, — тихо шепчет Саша, опуская ладонь на зажавшую древко руку. И этого хватает, чтобы решиться, пока красноглазое животное в теле Ричарда Гекко не сделало свой смертельный рывок в их сторону. С силой вцепившись в руку Сета, Александра хочет, но не может увести взгляда от ярко пытающего Ричи. Сгорает всё: его одежда, кожа, мясо до кости, и это так отвратительно, но отвернуться всё ещё страшно — вдруг трюк не сработает. Вдруг даже этот откровенно говоря дерьмовый способ вразумить Ричарда только сильнее разозлит его тёмную сторону, и тогда… страшно даже подумать что тогда будет. Когда свернувшийся на полу Ричард замолкает, а огонь, пожравший его плоть, гаснет, перед Сашей предстаёт картина, напоминающая чёртову перемотку назад во времени. С той лишь разницей, что шмотки на Ричарде, как новая кожа на змее, не отрастают, и он лежит голый и такой свеженький, будто выполз из косметического кабинета после двухчасового SPA. Если бы не закоптившиеся линзы очков, хрен бы кто сказал, что парня только что поджарили. — Ну что, оклемался, засранец? — спрашивает Сет, присаживаясь на корточки рядом с братом. В его голосе столько облегчения, что Александре в пору завидовать, потому что её как-то вообще не попустило. Кажется, стало только хуже. Или это эффект отложенной паники? Она так и стоит, подперев плечом стенку, пока старший Гекко проверяет младшего на адекватность, после чего отправляется в подсобку, где минутами ранее от брата прятался. Видимо за одеждой, отсутствие которой не останавливает Ричарда от попытки поговорить с Сашей здесь и сейчас. — Эй, — буквально на мягких лапах подойдя ближе к дрожащей девушке, Рич пытается коснуться её плеча, но Саша одёргивает руку, — всё закончилось, не бойся. От этого «не бойся» Сашу начинает ещё сильнее потряхивать. Она эти слова от Ричарда уже слышала, где-то между тем, как он чуть её не задушил в своих объятиях, а потом вырубил невесть чем. — Извини, — продолжает он, предприняв ещё одну попытку прикоснуться, в этот раз к зажатым в кулак пальцам, — я… — Не трогай меня, — чеканит Саша, расходуя последние силы на попытки не потерять самообладание. — Оденься, нудист хренов! — вмешивается Сет, перекидывая через плечо брата пару весёлого цвета штанишек, — Саш… — Двадцать минут. «Не трогайте меня двадцать сраных минут» Это всё, что ей сейчас нужно. Десять минут на то, чтобы вспомнить как дышать и успокоиться, и ещё десять — на смирение с новой реальностью.