***
Римус глухо застонал. Этот раз был самым болезненным за всю его жизнь, а ведь ему только тринадцать. Если так пойдет и дальше, он умрет к концу триместра. Люпин попытался разлепить тяжелые веки. Сквозь мутные стекла окон просачивался солнечный свет. Римус оперся на руки, чтобы встать, но тут же с криком повалился обратно на грязный пол. Все его тело горело от ужасной боли, на руках и ногах вокруг страшных ран расцветали маленькие галактики гематом. Вряд ли у него получится добраться до замка самостоятельно. А ведь он так надеялся незаметно проскользнуть в спальню до того, как остальные проснутся! Римус уже проделывал этот трюк несколько раз, причем весьма успешно. Тогда ему даже не приходилось врать про маму и ее болезнь, достаточно было сказать, что он отбывал наказание за невыполненную домашку. Макгонагалл всегда поддерживала эту легенду, если кто-нибудь из гриффиндорцев набирался смелости спросить у нее. Мордред. Его отсутствия не могли не заметить. Кто-то из преподавателей должен был хватиться оборотня-третьекурсника, так почему же за ним все еще никто не пришел? Как будто в ответ на незаданный вопрос дверь внизу со скрипом отворилась и кто-то вошел внутрь. Нетрудно было догадаться по четким шагам, что это мадам Помфри. Римус слушал, как она мерно поднялась на второй этаж. Затем целительница толкнула покосившуюся дверцу и с ужасом вскрикнула. — Ох, бедный мальчик! — запричитала мадам Помфри. — Надо мне было прийти пораньше. Мерлин всемогущий, сколько крови! Придется левитировать тебя, сам ты точно не дойдешь. — Не надо… — собрав все силы, прошептал Римус. — Нас… Меня увидят… будут… проблемы… — Чепуха, — отрезала мадам Помфри. — Никто нас не увидит. За кого ты меня принимаешь? Мы же не пойдем через главный вход, размахивая при этом флагами. Я знаю довольно много потайных ходов. С этими словами женщина достала палочку и произнесла заклинание. Римус почувствовал, что его тело становится невесомым, поднимаясь в воздух. Боль немного отступила, позволив ему упасть в спасительную черноту.***
— Где его носит? — Джеймс вертел головой на все стороны, идя по коридору, полному учеников. — Трансфигурация через шесть минут, а его даже в спальне ночью не было. — Уже в который раз, — пробормотал Сириус. Он не на шутку волновался за друга. В голове не укладывалось, как такой тихий малец мог каждый месяц пропадать неизвестно куда, отнекиваясь всякий раз, если спросить его напрямую. К маме он ездит, как же! Как будто Сириус не замечал каждый новый шрам на бледной коже… — Ты что-то сказал? Ничего в этой толкотне не слышно! — Джеймс раздраженно оттолкнул налетевшего на него четверокурсника. — Поаккуратнее! Эй, Пит, ты где там? Поттер обернулся в поисках друга. Тот обнаружился примерно в десяти шагах позади. Питера снова снесла спешившая на уроки толпа. — Мерлин, опять? — простонал Джеймс и направился выручать незадачливого Петтигрю. Прозвенел звонок. Сириус неспешно зашел в кабинет трансфигурации и занял уже привычное место на ряду возле окна. Судя по всему, сегодня ему предстояло сидеть в полном одиночестве.***
Сознание возвращалось неохотно. Римус открыл покрасневшие глаза и огляделся. Он был единственным в помещении, не считая медсестры. Мадам Помфри хлопотала над колбами в другом конце палаты. Она по привычке причитала о неосторожности учеников и сомнительности методов преподавания ухода за магическими существами. Римус восхищался этой женщиной. Она всегда была готова принять любого пациента в любое время дня и ночи. Мадам Помфри жила своей работой и не отказывалась лечить даже оборотня. «Наша песня хороша», — невесело усмехнулся про себя Римус. Он всю жизнь старался не сводить любой мысленный поток в русло самобичевания по поводу «недомогания». Результаты, очевидно, были нулевыми, если только не ушли в минус. Хотя, скорее, второй вариант. Заметив, что третьекурсник очнулся, мадам Помфри поспешила к нему. — Сегодня на занятия ты, конечно, не идешь. Преподаватели в курсе. Принимай вот это, — она указала на бутылочку мутного зелья, — и это, — густая смесь в баночке, — каждые полчаса. Я у себя в кабинете. Если что — зови. Пожелания какие-то будут? — Когда мне можно будет вернуться к учебе? — тихо спросил Римус, особо ни на что не надеясь. — Завтра, — ответила целительница. — Если хочешь, друзей можешь уже принимать. Главное — с кровати не вставай и не нервничай слишком сильно. — Спасибо, — поблагодарил немного ошарашенный подросток. — Не за что, — рассеянно ответила мадам Помфри. — А я пока пойду. Она скрылась за дверью в свой кабинет. Римус устало откинулся на подушки. Ему безумно хотелось позвать кого-нибудь из друзей. Сириуса, наверное, больше всего. Он не будет шуметь и трепаться без умолку, как Джеймс, и уж точно не станет пугаться багровых кровоизлияний подобно Питеру. Нет, Сириус просто посидит рядом, расскажет какую-то глупость, искренне посмеется над реакцией Римуса, а затем тихо спросит о его самочувствии. И Римус будет врать скрепя сердце, говорить, что упал с лестницы после встречи с соседским псом у дома родителей, а затем повздорил с Пивзом. Сириус не поверит. Он никогда не верил россказням Люпина, хотя и не пытался пока что докопаться до правды. Оно и к лучшему: разве останется он другом Римуса, когда узнает, кто он на самом деле? Разве захочет иметь дело с оборотнем? Монстром, которым строгие родители пугают своих несмышленых детей. Никому он не нужен таким. Бракованным, неисправным. Слезы покатились по впалым щекам быстрее, чем Римус понял, что вообще происходит. Подросток стал остервенело вытирать соленую влагу с лица. Мало того, что он не может даже вовремя остановиться, чтобы не калечить самого себя, так еще и ревет, как малолетка. Римус бил себя по щекам, говорил себе собраться, но это делу нисколько не помогало: он слишком долго сдерживал эмоции внутри, так что теперь они обрушились на него подобно горной лавине. Он давился беззвучными рыданиями, стараясь вести себя как можно тише — и так из-за него у преподавателей и мадам Помфри слишком много проблем и неудобств. Римус свернулся калачиком и тихо плакал, уткнувшись в подушку и сжимая ее края руками. Вскоре силы покинули его и подросток забылся беспокойным сном.***
Астрономия тянулась как никогда долго. Во всяком случае, для Сириуса. Джеймс и Питер же заскучавшими вовсе не выглядели: они играли в «виселицу». Каждый раз, когда они дорисовывали человечку какую-то часть тела, он смешно подпрыгивал, от чего друзей распирало от беззвучного хохота. Сириус отвернулся от этого зрелища и попытался хоть немного сосредоточиться на уроке. Профессор что-то чертил на доске, скорее всего, объясняя положение планет в небе на данный момент. Блэк нехотя перенес схемку на пергамент и уставился в окно. За стеклом то и дело пролетали одинокие снежинки — первые всадники зимы. — Сейчас очень интересно наблюдать за положением звезд, — немного гнусавым глубоким голосом вел дальше профессор. — Видите ли, учитывая положение Венеры и Меркурия, можна наблюдать весьма неоднозначную картину. Я уверен, на уроках прорицания вам об этом не раз напомнят, но все же обратите внимание на луну. Сегодня ночью было полнолуние и одновременно с этим лунное затмение. Кровавая луна, если угодно. В древности среди магглов это явление считалось дурным предзнаменованием. В чем-то они были правы: лунное затмение не очень хорошо влияет на незащищённый разум. Кто-нибудь из вас заметил легкое головокружение, сонливость или излишнюю раздражительность сегодня? — Несколько студентов неуверенно кивнули. — Значит, вы понимаете, о чем я. Также интересный факт: во время подобного явления много магических существ становятся активнее, в некоторых случаях — агрессивнее. К примеру, больше всего жертв фонарников насчитывают именно в дни кровавой луны. Также гриндилоу становятся непомерно подвижными. Можно перечислять довольно долго: фестралы, гарпии, оборотни, фениксы и много других. Ох, я отвлекся. Вернемся к звездам. Когда наконец-то прозвенел звонок, толпа третьекурсников ринулась на обед. На сегодня астрономия была последним предметом. Джеймс и Питер без устали хихикали, переговариваясь о чем-то своем. Сириус иногда поддакивал и улыбался, чтобы не вызывать подозрений. До его разума доходило нечто, что он сам не мог никак охарактеризовать. Луна, существа, исчезновения, плохое самочувствие… Оборотни. Это слово набатом билось в подсознании. Вервольфы. Римус пропадал каждый месяц из года в год, а возвращался уставшим и нередко исцарапанным. И все эти отговорки — одна невероятнее другой! Неужели все это время?.. Прикинув что-то у себя в голове, Сириус поднялся. Друзья тут же повернулись к нему. — Далече собралась, ягодка? — лукаво прищурившись, спросил Джеймс. Сириус видел, что веселье напускное: Поттер попросту не хотел привлекать чужое внимание, но, скорее всего, понимал, что друга нечто тревожит. — В библиотеку, — мигом ответил Блэк. Он знал, что после этих слов вся подозрительность Джеймса всегда испарялась, ведь Сириус частенько забывал всякую мелочевку в обители мадам Пинс. Не прогадал: подросток улыбнулся, теперь по-настоящему. — Ты посмотри, за учебу, небось, взялся? — ехидно спросил Поттер. Как всегда. — Ну, хоть развеюсь, пока идти буду, — пожал плечами Сириус, ехидно улыбаясь. — От вас, придурков, отдохну. И не дожидаясь возмущенных возгласов Джеймса и тихого смеха Питера, он вышел из Большого Зала. Ему предстояло пролистать не один том.***
Когда Римус открыл глаза, за окном уже было темно. Взглянув на часы, Люпин обнаружил, что, несмотря на темноту, время ужина еще не настало. Он сел и потянулся. Тело отозвалось легкой болью и неприятным покалыванием, но это и близко не могло сравниться с ощущениями, которые он еще недавно испытывал. Посидев еще немного, Римус осторожно встал. «Бывало и хуже, — подумал он, пройдясь по палате. — Гораздо хуже». Он снова присел на край кровати и с грустью уставился на сложенные на коленях руки. На тыльной стороне ладоней красовались уже затянувшиеся шрамы, обещавшие неустанно напоминать о прошедшей ночи. Но не это волновало подростка: ему еще предстояло объясняться с друзьями, и если Питер и Джеймс, возможно, постараются замять неловкий разговор, увидев состояние товарища, то от Сириуса такого такта можно было не ожидать. Блэк и так никогда особо не верил скомканным отговоркам Римуса, а уж после его долгого отсутствия без предупреждения, скорее всего, и вовсе устроит допрос. Или обидится и прекратит общение. От этой мысли Римусу стало тошно. Он знал, как жить без друзей. Он прожил так почти всю свою недолгую жизнь. Раньше книги и родители являлись его единственной опорой, но их никогда не было достаточно. Каждую ночь мальчику снилось, будто он окружен теплом и участием сверстников, что его принимают таким, какой он есть. Каждое утро он просыпался в слезах из-за осознания нереальности своих видений и необходимости возвращения в реальность. Это была невыносимо одинокая жизнь, и Люпин определенно не хотел к ней возвращаться. Внезапно отворившаяся дверь заставила его вскинуть голову и посмотреть на вошедшего. Сириус. Он стоял в дверном проеме и смотрел на Римуса. Черные волосы до плеч, как всегда, немного растрёпанные, обрамляли смуглое лицо, в глазах, обращённых к сокурснику, читалось беспокойство, сочувствие и одновременно с этим холодная решительность. — Привет, — нарушил немного затянувшееся молчание Сириус. — Как ты? — Привет, — слегка хриплым от волнения голосом ответил Римус. — Вроде нормально. Сам как? Неопределенно хмыкнув, Сириус шагнул в палату. При этом его движении Люпин невольно съежился. Увидев реакцию друга, Блэк замер и удивленно поднял руки. — Эй, приятель, ты чего? Это же я! — Да, я знаю, — усилием воли Римус распрямился и расслабился. Увидев, что Сириус даже не двигается с места, он добавил: — Ты проходи, не стесняйся. Сириус медленно приблизился и сел возле друга, не спуская с него глаз. Римус выглядел затравленно, будто знал, о чем Блэк пришел поговорить. При виде уставших покрасневших глаз и новых шрамов на шее и подбородке подростка Сириусу захотелось отложить назревающий разговор в самый длинный ящик и просто болтать о чем угодно, чтобы развеселить Римуса. Но он также понимал, что тянуть больше нельзя. — Римус, — осторожно начал он, — откуда эти шрамы? — Я что-то устал… — Не увиливай от вопроса. Он не самый сложный в моем списке. — Да ты подготовился, я посмотрю, — горько усмехнулся Римус. — По большей части импровизирую, — легко засмеялся брюнет, но быстро посерьезнел. — И все же, скажи мне. — Ты все равно не поверишь. — А ты расскажи правду, тогда и поверю, — довольно жестко прервал друга Сириус. И почти тут же пожалел: глаза Римуса опасно заблестели. — Прости… — Нет, Сириус, все в порядке. — Люпин говорил с решительностью смертника, который давно смирился с поражением, но все равно выходит на поле боя с высоко поднятой головой. Он глубоко вдохнул и задал один единственный вопрос: — Ты знаешь, да? Сириус медленно кивнул. — Думаю, да. — Давно? — Сегодня дошло. — Понятно. Они сидели в полной тишине и не знали, что сказать. Сириус успел сто раз пожалеть, что вообще начал этот «допрос». Ну вот кто его за язык тянул? Жили бы себе дальше, Пит с Джеймсом первые тоже никогда бы не полезли с расспросами, вот и дружили бы, хоть и с недомолвками. А теперь что? Из размышлений его вырвал судорожный вздох. Сириус поднял глаза и увидел, что Римус сжался в комок, обхватив голову руками и задыхаясь тихими всхлипами. Недолго думая, Блэк попытался обнять его, но Римус отшатнулся от прикосновения, как от огня, и забился в дальний угол кровати. Теперь он сидел относительно прямо, так что разглядеть застывшую в сухих глазах боль было не трудно. — Римус, — Сириус протянул к нему руку, оставляя возможность выбора: принять помощь или послать однокурсника куда подальше. Люпин не сдвинулся с места. Он смотрел в глаза напротив, боясь увидеть в них отвращение. — Нет, — чуть слышно прошептал Римус. — Не надо, пожалуйста. — Не надо что? — Сириус так и не опускал руку. — Ты ведь не изменился, просто я теперь все знаю. — И зачем же ты пришел? Посмотреть на оборотня? — Римус выглядел так, будто держался из последних сил. — Напомнить мне, что я животное? — Нет, конечно, — непривычно мягко ответил Блэк. — И ты должен понять одну вещь. Ты не животное, не чудовище, не монстр или что там еще есть в твоем богатом словарном запасе. Ты Римус Люпин, гриффиндорский придурок и заучка. Наш друг. Мой, Пита и Джеймса. И ты нужен нам, кретин. Я, конечно, не могу говорит за других, но, думаю, они не против. Даже если бы и были — тебе меня одного мало? Римус глядел на лучшего друга и чувствовал, как по худым щекам катятся слезы. Он еще не верил в происходящее, но в душе появилась едва уловимая надежда. Заметив перемену в поведении друга, Сириус, уже не церемонясь, сгреб Римуса в объятия, стараясь, однако, не сильно задевать не до конца зажившие раны. Никто из них не мог сказать наверняка, сколько они так просидели, слегка раскачиваясь. Голова Римуса покоилась на плече Сириуса, а тот все время тихо говорил обо всем на свете. Даже петь пытался, но без особого успеха. — Ты голоден? — спросил, не особо надеясь услышать ответ, Сириус, когда звон колокола разорвал уютную тишину. Он поинтересовался скорее из вежливости: Блэк в любом случае отвел бы товарища в Большой Зал. — Немного, — все же ответил Римус. На самом деле, он умирал от голода. — Тогда вставай, дружище. — Сириус мягко высвободился из хитросплетения рук Люпина. — Я, конечно, могу тебя отнести, но тогда тебе в жизни со мной не расплатиться. — Пошел ты. Они направились к выходу из палаты. Римус по-прежнему оставался оборотнем, но теперь он чувствовал, что не одинок. И Сириус сделает все возможное, чтобы это чувство никуда не делось.