Школа им.Оллара

      Выслушивать детские отчеты не хотелось совершенно – сразу представлялось, сколько нужно будет разгрести всяких «а это он!», «да я ничего» и «да честное слово!». К тому же, что нового ему расскажут эти дети? В тот день, когда его смогут удивить одиннадцатилетки, ему придется о многом задуматься и сделать неутешительные выводы. Но что Рокэ не желал наблюдать на вверенной ему, пусть и на неделю, которая почти прошла, территории, так это бардак.       Пять минут прошли спокойно. Прозвенел звонок, Рокэ захлопнул учебник – они снова занимались элементарным, читали и осознавали правила, и оказалось, что неспособность этих детей прочесть знакомые им слова и уловить смысл – это что-то хроническое, а не разовый идиотизм. Это было по-своему любопытно и местами забавно, но если сделать шаг назад и обозреть перспективы – чистая катастрофа.       – Пытки чтением закончены, – объявил Рокэ. – Теперь меняемся. Юноши и девушки из класса – в коридор, юноши из коридора – сюда. Можете сесть.       Что-то в них изменилось. То ли сказывалось напрямую отсутствие Колиньяра, то ли они просто-напросто смогли угомониться и шагнуть из стадии бездумного пыхтения в стадию конструктивных действий, но когда Валентин закрыл дверь и последним занял место за первой партой рядом с непривычно серьезным Савиньяком, напряжения между этими детьми словно стало в несколько раз меньше. Рокэ уселся на край учительского стола и кивнул Северину.       – Хочу послушать вас.       Он мог спросить кого угодно, на самом-то деле. Самую вменяемую версию озвучил бы Придд, самую эмоциональную – Савиньяк или Салина. Самую непредсказуемую – Окделл. Что Колиньяр умудрился допечь его, задев за самые чуткие струны души, было яснее ясного, но станет ли Окделл об этом исповедоваться… Взгляд упрямо возвращался к опущенной окделльской голове, и Рокэ прямым усилием воли заставил себя устремить взор на Северина.       Тот пожал плечами.       – С чего вы взяли, что я стану с вами говорить?       – К сожалению, выбора у вас нет, – повторил его жест Рокэ. – Вы, в силу возраста, живете в мире взрослых и по правилам взрослых, и выбор ваш сейчас – говорить здесь или говорить на каком-нибудь неприятном собрании, где, помимо вас и меня, будет множество других лиц. Включая ваших родителей, госпожу Оллар, директора Дорака… И это не угроза, если эта мысль пришла вам в голову. Мне, в сущности, все равно, где с вами говорить.       – Почему вы меня спросили первым? Могли бы к своим любимчикам обратиться.       – Кого вы почитаете за таковых?       – Как минимум Савиньяка, – не смутился мальчишка. Прямой, упрямый взгляд. И тяжелый, как могильная плита. Этот мог бы заткнуть Колиньяра за пояс, но предпочитал танцевать под его дудку. Интересно. – Салина вам тоже нравится, это видно. Окделл, может, и не нравится, но вы вокруг него вертитесь. Какова вообще вероятность, что мои слова вам нужны?       Хм.       – Если я вас спрашиваю, значит, хочу вас услышать.       Он ждал, что мальчишка уйдет в отказ. Сам бы он так и сделал на его месте и в его возрасте. Но нет – Северин только поднял грубо выточенный подбородок и сказал:       – Ладно. Мы собирались испортить ваш день.       – И? – поторопил Рокэ, когда молчание затянулось.       – И сделали бы это, – равнодушно продолжил мальчишка, – если бы не вмешался Окделл. Вы собираетесь звонить в полицию и обвинять нас в воровстве?       – А вы считаете себя вором?       – Не считаю. Мы бы вернули все. У меня список есть, я же не идиот.       Какой, собственно, список, Рокэ спросить не успел – мальчишка уже протянул ему аккуратно сложенный вчетверо листок. В клетку, с розовыми полями. Черными убористыми буквами было выведено в самом верху: «карточки – 5 штук – владельцы из 3 Б, 3 А, 2 А».       Ниже он перечислил все остальное. «Тел. в желтом чехле – 1 В, тел. без чехла с трещиной – 6 Б, 2 тала – 2 Б, желтая куртка».       – Я вас огорчу, Северин. Этот ваш список делает вас умным вором, но и только.       Отозвался мальчишка не сразу. Он чем-то неуловимо напоминал младшего Придда. Не чертами лица, нет, но этим умением застывать в ледяном равнодушии. Придд, застывая, выжидал и берег силы, этот ребенок – готовился выдержать удар. Группировался перед падением.       – Ладно, – сказал он и отвернулся.       – Поведаете, что предполагал ваш план в дальнейшем? Вы натащили чужих вещей – что дальше?       – Подкинули бы вам в тренерскую.       Чудесно.       – Чтобы что? – с почти искренним интересом уточнил Рокэ.       – Чтобы вызвать… Реакцию.       – Мою?       – Да. Хватит, спросите кого-то еще.       Рокэ задумчиво кивнул, скользя взглядом по лицам. Савиньяк с Берто смотрели прямо на него, даром что с мест не подскакивали, умоляя спросить их, Валентин с впечатляющим деланым интересом разглядывал доску, на которой не было ничего, кроме даты.       Окделл уткнулся взглядом в свои руки, кое-где перепачканные в крови Колиньяра, и выглядел так, словно совершает последнюю молитву. От давешнего пыла не осталось и следа. Представить, как вот этот, опять полумертвый Окделл разбивает кому-то нос, было невозможно. Ну же, юноша, стоило ли вылезать из собственной раковины, чтобы тут же забиться обратно.       – Ричард, – позвал Рокэ. – Будьте добры вашу версию.       – Мне нечего сказать, эр Алва, – даже головы не поднял.       Да что вы говорите.       Мелькнуло что-то, как кошка хвостом махнула. Не злость – раздражение. Те, кому «нечего», не бросаются на людей с кулаками.       – Я не прошу вас каяться в содеянном, если вы вообще считаете, что вам есть, в чем. Рассказывайте как есть.       Окделл сомкнул губы еще плотнее, до того, что заиграли желваки на покрасневших скулах, и не ответил.       – Я могу рассказать! – не выдержал Савиньяк, вскинув руку. – Дикон не виноват, он все правильно сказал, что идея эта – идиотская, мы же не преступники, нам просто надо было, чтобы вы поорали, ну, не нам, а им…       – Замолчите, – оборвал его Рокэ. – Будете отвечать за Окделла, когда станете носить его фамилию.       – Почему я не могу помочь другу?!       – Потому что вашему другу нужно учиться говорить за себя самостоятельно.       И потому что, Савиньяк, за вашего друга слишком долго говорили другие и думали другие.       – Могу я предложить? – вдруг подал голос Валентин. Крепко сцепленные пальцы расплелись, словно узел распался, и он аккуратно поправил слишком длинную, так и норовящую закрыть глаза челку. Рокэ не ответил, только бровь изогнул. Это могло быть как «да», так и «вы не расслышали, что я сказал Савиньяку?», но Валентин прочел так, как хотел прочесть, и продолжил: – Эр Алва. Возможно, вам с Ричардом лучше поговорить… наедине.       – Аргументируйте, – помедлив, предложил Рокэ.       – Не думаю, – склонил голову Валентин, и голос его совершенно, категорически не выражал ничего, кроме вежливого интереса к беседе, – что Ричарду захочется повторять все, что сказал ему сегодня Эстебан. В том числе, что сказал Эстебан утром. Я бы на его месте постарался уйти от ответа.       – Не припомню, чтобы я требовал от Ричарда повторять все, что сказал ему Эстебан.       – Простите, эр Алва, – младший Придд и не подумал дрогнуть, только снизошел до короткого кивка. – Мне показалось, вы желаете подробностей. Возможно, если вас удовлетворит пересказ без деталей, это… Будет для всех проще.       В коридоре кто-то засмеялся, крикнул: «Подожди!». Чье-то ворчание – «да отвяжешься ты уже, а!», топот нескольких пар ног, снова смех – уже в отдалении. Тишина. Окделл отодвинул стул и поднялся. С видимым усилием расправил плечи.       – Я услышал, что Эстебан и его друзья хотят собрать личные вещи других людей и подкинуть вам, – произнес он. Так каются перед казнью, таким вот тоном, те, кто не верит ни в Создателя, ни в Закат. – И сказал им, что это неправильно. Это воровство, очень серьезный грех, сказано: «не твоего длань твоя да не коснется». Я им это сказал как есть, они не поняли. У меня в этот момент выпал телефон из кармана. Ваш. Эстебану показалось, это очень смешно. Мы… Повздорили. Я хотел отобрать телефон, он же не мой. Арно попытался помочь. Потом… Я не знаю. Кто-то кого-то толкнул. Я услышал хруст. Увидел, что ваш телефон… Не знаю, что с ним теперь. Но я… Испугался. Разозлился. Не знаю. На него Северин наступил, и я его толкнул. Как появились остальные, я не помню.       – Я мимо шел, – подхватил Берто. – Услышал, что что-то интересное там… Ну, плохое, то есть. Посмотрел, сколько их там, и понял, что для ровного счета еще один нужен с нашей стороны. А тут как раз Придд шел мимо.       – Кстати! – Арно обернулся к Придду и ткнул в него пальцем. – Эта твоя палка от лыж – это нечто! Я вообще не думал, что ты в такое влезть можешь, ты же тихоня. А ты, оказывается…       – Савиньяк, – вздохнул Рокэ. – Засвидетельствуете Валентину свое почтение позже. Дайте Ричарду закончить.       – Я закончил, – бесцветно доложил Окделл, но падать обратно на стул не стал – то ли забыл, что стул вообще рядом с ним имеется, то ли опять уплыл в свои мысли.       Звонок громыхнул, напоминая, что школьная жизнь протекает по одному и тому же расписанию день за днем и не намерена протекать как-то иначе. И следом постучали в дверь.       – Рокэ, – эрэа Луиза кивнула ему, – собирайтесь, Эстебана нужно сопроводить в больницу. Отец подъедет туда же, он работает на другом конце города, тут мы его не дождемся… Вы же спросили у этих детей, все ли у них в порядке? Нам не нужна еще одна Скорая?       Рокэ задумчиво коснулся лба. Луиза помрачнела. Показалось, не было бы тут детей, она бы не постеснялась подойти и влепить ему подзатыльник.       – Безответственно, – вместо этого припечатала она и обернулась к детям. – Дети, у кого что болит? Синяки, ссадины, кто чем куда ударился?       Дети не издали ни звука, выразительным молчанием демонстрируя, что перспектива дожидаться врачей их не прельщает ни коим образом. Сдаваться эрэа Луиза не намеревалась – подошла к каждому, с усердием дознавателя вгляделась в лица. Напротив Дикона задержалась, цокнула языком.       – Ну что же ты руки не додумался помыть, радость моя? Сидишь весь в крови, как разбойник какой-то.       Она коснулась светлой челки – жест был заботливый, но юноша выбрал напрячься и отстраниться, будто вместо ласки ему достался удар. Луиза нахмурилась, поджала губы, но в конце концов только погладила его по плечу и развернулась.       – Идите, Алва, – сказала. – И готовьтесь как минимум к педсовету, как максимум – к визиту полиции. Такие драки бесследно не проходят. У нас это делается быстро, я бы на вашем месте подготовила к завтрашнему дню характеристики на всех этих красавцев и связалась с госпожой Оллар.       – Нам придется говорить с полицией? – уточнил Савиньяк то ли с ужасом, то ли с восторгом.       – Тебе, – повысила голос Луиза, – придется говорить с директором, матерью и двумя твоими братьями, полицией тебя не проберешь!       Рокэ молча смотрел на Окделла. Его едва заметно, как от озноба, потряхивало.

***

      Арно и Берто не отходили от него весь день, и от этого то и дело тянуло то огрызаться, то плакать. Дикон не позволял себе ни первое, ни второе – отмалчивался.       – Слушай, – сказал Арно, когда эр Алва ушел, а эрэа Луиза отправила их на урок, – слушай, Дикон, да ничего страшного не будет. Подумаешь, педсовет. Скажут «ай-ай-ай», ты покиваешь, да и все.       – Туда наверняка зовут родителей, – предположил Берто.       – Ну конечно, зовут, – отмахнулся Арно. – Но это ерунда. Помнишь, меня в том году на этот, как его, внутришкольный поставили? Я думал, это все, конец, трусил страшно. А оказалось, ничего. Мозги помыли, с матерью обсудили, как из меня человека нормального сделать, да и все. Ну, Дикон, ты чего?       Дикон только головой тогда дернул и скользнул поскорее в класс. Ничего. Ничего, что Арно мог бы понять. Его матушка готовила оладьи по утрам и даже «ай-ай» говорила так, что это было смешно. Что она могла сделать, узнав, что Арно сильно влип? Накричать? Может. Или, как он говорил, рассказать сказку. Кто вообще боится, что ему расскажут сказку? Это же…       Это же так нестрашно.       Урок шел за уроком. Дикон что-то писал, отвечал на какие-то вопросы. Вспомнил, что стоило бы сказать спасибо Валентину, и сказал. Валентин посмотрел странно и сказал «не за что».       – А я думаю, – сказал Берто перед последним уроком, когда они ждали убежавшего за ключом биолога, – что это все надо заканчивать. Ну ладно Арамона, он мерзкий, и Шабли – он нервный, хотя его жалко было. Но Алва – он же вообще на неделю, зачем нам его проверять? Северин, слышишь ты?       Северин листал учебник на подоконнике, вытянувшись вдоль и упираясь ногами в противоположную стенку. На вопрос он дернул плечом – и только. Берто вытащил из кармана мятую бумажку, скомкал плотнее, кинул.       – Сев!       – А какая разница? – бумажку Северин поймал в воздухе и принялся разглядывать. – На неделю, не на неделю. Если будет таким, что его уважать можно будет, то и пусть. А пока – не знаю. Чем он лучше остальных? Они все уши проели своим «уважайте да уважайте». Тебе все равно?       Берто невнятно пожал плечами, когда из-за угла вынырнул запыхавшийся биолог, сжимая в руке ключ.       После уроков никто не остался, кроме самого Дикона и Валентина, но и Валентина вскоре увел брат. Влетел в класс, закатил глаза:       – Вальхен, ты чего тормозишь? Ночевать тут собрался. Пошли.       В классе стало пусто. В окно светило холодное, почти белое солнце. По стенам ползли и ползли светлые пятна, смешиваясь, разделяясь снова, наползая одно на другое. Дикон следил за ними, положив голову на сложенные руки. В раскрытый на нужном параграфе учебник он даже не смотрел – читать не хотелось. Часовая стрелка переползла с тройки на четверку, с четверки двинулась к пяти. Дикон сходил вниз, в раздевалку, поискал телефон Алвы – нашел под лавкой. Экран пошел сеточкой мелких трещин и оживать не хотел. Кнопка включения не помогала. Дикон, сглотнув, сунул его в карман и вернулся в класс. Обычно, когда приходила матушка, с охраны звонили эру – Арамоне, Алве, кому-то, кто отвечал на их класс. Иногда забегала Айри, уже собранная, и звала вниз. Наверное, и сегодня так будет. Матушка не дозвонится Алве, позвонит учительнице Айри, и Айри придет к нему.       Стрелка коснулась пяти, потом – шести.       Быстрые шаги, хлопок двери – и знакомый голос:       – Юноша, эрэа Мирабелла ждет вас внизу. Спускайтесь.       Когда Дикон поднял голову, в классе уже было пусто. Шаги, такие же быстрые, затихали где-то в конце коридора.