Школа им.Оллара

      Утром второго дня Рокэ умылся и, капая водой на пол кухни и задумчиво разглядывая настенный календарь, взял ручку и обвел пять будних дней этой недели в кружки. И вычеркнул вчерашний. Катари, наблюдающая это всё со стола, на котором восседала в одной рубашке на голое тело, мягкая и приятно растрепанная, расфыркалась в чашку с кофе.       – No digas nada, – всё ещё хриплым со сна голосом велел Рокэ, подходя почти вплотную и небрежно оглаживая прикрытые тонкой тканью груди.       – Está bien, – ответила едва слышно Катари и невинно хлопнула глазами, когда Рокэ уставился, сощурившись: а казалось, обучить эту женщину говорить по-кэнналийски даже самые элементарные вещи, вроде «привет», «пока», «иди прочь», невозможно. – Ты знаешь, кстати, что у тебя всю ночь разрывался телефон? Ты так безмятежно спал, что я не стала тебя будить и переложила его с тумбочки под подушку. Ту, что на диване в гостиной.       И конечно же, даже не подумала посмотреть имя отправителя. Кого ты обманываешь, Катари.       – Да, – сказал Рокэ, бесцеремонно снимая рубашку с плеч Катари и натягивая на себя. – Уже посмотрел. Там порядка трех десятков гневных воплей Мирабеллы Окделл. Видимо, старшее дитя порадовало ее новостью, кто нынче присматривает за ним и двадцатью его товарищами. Не удивлюсь, если юноша сегодня не явится.       – Он придет, – уже серьезно сказала Катари, отставила чашку и принялась застегивать мелкие пуговицы у него на рубашке. – Пропуски стоящих на учете детей фиксируются. Эрэа Окделл не нужны проблемы. Она сумеет отыскать другой способ оградить Ричарда от твоего внимания.       – Наконец поделится с ним историей Окделла-старшего, – дернул уголком рта Рокэ. – Возможно, с любопытными акцентами. Обязательно уточню у юноши, в каком жанре ему подали эту прекрасную историю.       – Эр Алва, вас нельзя пускать к детям.       – В таком случае я позволю себе опоздать, – заявил он, придвигаясь ближе и устраивая руки у Катари на талии и оглаживая выступающие ребра большими пальцами, – и уберегу детей от потрясений.       В школу он вошел в приятно приподнятом настроении и вместо того, чтобы приложить к турникету пропуск, перемахнул через него, как в собственные школьные годы. Охранник подавился чаем и закашлялся, так и не исторгнув ни слова возмущения, зато ушей тут же коснулось негромкое:       – Рокэ, ну вам что, пятнадцать?       – Пытаюсь стать ближе к подопечным, – поведал он, оборачиваясь.       Дорак ковылял по коридору администрации, сжимая в руке белую тонкую чашечку и морщась при каждом шаге: видно, опять мучился головной болью.       – Похвально, – проворчал он и махнул рукой, подзывая. Отпил из чашки, дождался, пока Рокэ остановится подле него и только тогда изрек: – Я поставил вам замену, Алва. Преподаватель талиг слёг с температурой.       – Когда? – вздохнул Рокэ.       – На втором, четвертом и пятом. На втором и четвертом – ваши, талиг и литература, на пятом – восьмые, талиг.       – Сверюсь с расписанием.       – Я уже сверился с вашим расписанием, – не дал увильнуть Дорак. – Не вздумайте ничего переставлять. Это первое, что я вам хотел сказать. Второе – что вы, помилуй вас Создатель с Ушедшими вместе, сотворили с мальчишкой Колиньяром, что его родительница с самого утра ест мне мозги?       – Воспитывал, – Рокэ сунул руки в карманы. Дорак поморщился.       – Скажи мне, что ты не переходил никакие границы и я могу сказать этой женщине, что ты – полностью компетентный, рассудительный, но требовательный педагог.       – Можете, Квентин. Создатель даровал вам язык, или Ушедшие, не суть важно.       – Всё с вами ясно. Изыдите с глаз моих.       – С превеликим удовольствием! – Рокэ отвесил издевательский полупоклон, и на миг показалось, Дорак сейчас или проклянет его именем Создателя, или отвесит подзатыльник, но Дорак ограничился тяжелым взглядом и мрачно отпил из чашки.       Подниматься к классу Рокэ не стал: занял позицию у дверей столовой, зевнул, скрестил руки. За грохотом звонка последовал грохот десятков ног по ступенькам лестниц. Полетели на пол рюкзаки, ударяясь о стены. Дети влетали в столовую, как оголодавшее дикое воинство, но знакомых Рокэ лиц пока не мелькало.       Через пару минут он глянул на часы и задумчиво постучал по циферблату пальцем. И куда делись его питомцы?       Озаботиться этим по-настоящему он не успел: из-за угла вынырнули мрачные Берто и Арно. Берто уронил рюкзак с плеча спокойно, Арно – швырнул в стену со всей дури и в дополнение от души пнул ногой.       – И что вам сделал сей кусок ткани? – осведомился Рокэ.       – Здрасьте, – буркнул Арно, откидывая со лба светлую челку. – Это не рюкзак, это историк. Задержал нас, заставил всех домашку записывать. Нам что, по семь лет? А мы теперь последние.       – Ах да, – вспомнил Рокэ, – драматичная конкуренция за пирожки.       Арно глянул на него осуждающе и проскользнул в двери. Берто лукаво улыбнулся и последовал за ним. Что означал этот загадочный оскал, оставалось только гадать.       Остальные дети подтягивались так же неохотно и ворчали, как старики, придавленные десятилетиями скорбного жизненного опыта. Только Селина Арамона приветливо помахала рукой и поведала:       – Вы сегодня очень красивый, эр Алва.       Рокэ приподнял бровь: единственное, что изменилось в нем сегодня – это цвет рубашки. Светло-синяя вместо белой.       – Такие комментарии, юная эрэа, должны отпускать юноши в адрес девушек. Для девушек это в некоторой мере… Чрезмерно смело.       – Мама говорит, женщины с мужчинами давно на равных позициях, – ничуть не оскорбилась она. – А вы немного застряли во временах печального патриархата. Но это ничего! Женитесь – все поймете.       И, довольная собой, она подхватила под руку какую-то свою подружку и скрылась в столовой, оставив Рокэ осмыслять услышанное.       – Здравствуйте, – донеслось из-за плеча, и мимо, не глядя на него, прошествовал Колиньяр. Спина у него сегодня была прямая до изумительного, и двигался он лениво и гордо, и даже выражение лица держал мрачно-невозмутимое.       Еще через пару минут спустился Валентин, аккуратно пристроил рюкзак на желтом диванчике, остановился возле Рокэ, вежливо кивнул:       – Эр Алва.       Казалось, он хочет сказать что-то еще, но после короткой заминки Валентин все-таки шагнул через порог, отворачиваясь и пряча загадочный румянец.       Окделл так и не спустился. Звонок сотряс школу снова, и столовая опустела. Рокэ дождался, пока Арно с Берто, последние, покинут эту закатную цитадель, и направился в класс вслед за ними.       Что там изучают на талиг пятиклассники, он понятия не имел, но едва ли за последние двадцать лет в языке что-то сильно изменилось.       – А вы с нами? – удивился Арно, когда Рокэ закрыл дверь класса изнутри и направился к учительскому столу. Вместо ответа Рокэ взял со стола внушительного размера учебник с такой же внушительной цифрой «5» на обложке и позвал:       – Валентин, озвучьте, будьте добры, что вам было задано на сегодня.       Послышались сдавленные вздохи. Кто-то вздохом не обошелся, пустил по классу отчетливое: «не говори ему». Рокэ поднял взгляд, пригвоздил шептуна к месте и повторил:       – Валентин?       – Параграф девятнадцать, – отозвался Валентин. – Готовиться к словарному диктанту.       – Благодарю, – кивнул Рокэ, перелистывая страницы.       Диктант так диктант. Остановился на нужном месте, пробежался глазами по словам в жирной рамке. Мда. Они считают, кто-то в здравом уме может допустить ошибку в слове «капитан»? Помилуй Создатель этот мир. Опершись бедром о край стола, Рокэ лениво продиктовал:       – Капитан. Обаяние. Аромат. И почему я не слышу звуков письма?       Те, кто еще стоял на ногах, ожидая у моря погоды, плюхнулись на стулья и судорожно принялись искать листочки и ручки. Рокэ мысленно закатил глаза и воспользовался паузой, чтобы устремить взгляд на Окделла. Последняя парта, бледное, как и вчера, лицо, взгляд в парту. Ни ручки, ни листка, ничего. Сцепленные в замок пальцы – крепко сцепленные, до белых костяшек.       – Повторите, пожалуйста! – поднял руку Берто.       – Тренируйте память. Продолжаем, – Рокэ еще секунду смотрел на Окделла, прежде чем опустить взгляд в учебник. – Героизм. Обаяние. Партер.       – Нам всегда повторяют! – укоряюще вздохнула Селина.       – Сегодня вам не повезло, – пожал плечами Рокэ. – Тренировать. Вестибюль. Трибуна. Окделл, вы забыли, как использовать ручку?       Он ожидал, что Окделл и в этот раз задумается на три минуты и только после этого ответит – когда они уже допишут диктант и перейдут к чему-то новому, но Окделл удивил: расплел пальцы, сложил ладони на парте и спокойно ответил:       – Нет. Но я не буду писать диктант. – И когда Рокэ уже приготовился поинтересоваться, с какой, собственно, радости и каких кошек он тогда тут делает, Окделл продолжил: – Как и взаимодействовать с вами в целом.       – Изумительно, – протянул Рокэ. – Снизойдете поведать причину столь оригинального бунта?       Окделл снизошел.       – Вы убийца, – объявил безмятежно. – Вы убийца, и вы вели убийц на безоружных людей, занятых молитвой.       – Увы, юноша. Сведения у вас неверные. Я, разумеется, убийца, и я вел убийц – на вашего отца, который, будучи идейным инициатором акта нарушения целостности границ Талига, окружил себя не только дриксенской армией, но и молящимися безоружными людьми и оказался до идиотизма непонятливым. А безоружные люди оказались до идиотизма крикливыми… И впечатлительными. Впрочем, это совершенно не имеет отношения к тому, чем мы тут занимаемся. На чем мы остановились? Акварель. Кабинет. Вестибюль.       – Вестибюль был, – подал голос Берто.       – Значит, без вестибюля.       – Я знал, что вы это скажете, – сказал Окделл. Он смотрел теперь в окно, щурил глаза. Ладони по-прежнему неподвижно лежали на парте. – Всем людям нужно прощение, эр Алва. Кто не хочет искать прощения, тот ищет оправданий.       Рокэ захлопнул учебник и кивнул Арно:       – Соберите работы. Остальным – открыть учебники на следующем параграфе. Молча.       Повисшая тишина звенела от любопытства, напирающего со всех сторон, и иногда прорывалась покашливаниями, шмыганьем носов, почесыванием коленок и прочих частей тела. Сидеть спокойно эти дети были не в состоянии. Рокэ на мгновение коснулся переносицы, подавляя желание рявкнуть «встать!», и вместо этого сказал:       – Эстебан. Читайте.       С правописанием личных окончаний глаголов у этого класса было плохо. С первого раза в элементарнейшее в сущности правило вникли человека четыре, и не те, на кого Рокэ рассчитывал. Еще трое могли написать правильно, но не могли обосновать.       – Да не знаю я! – взбеленился Берто после энного хладнокровного «почему?», упавшего на кудрявую голову. – Просто это журавли, они курлычу-у-ут, через «у», что вам еще надо-то?!       – А я бы написала «курлычат», – вздохнула Селина. – Так же гораздо красивее. Журавли же такие белоснежные, царственные…       – Ты журавлей-то видела? – снисходительно хмыкнул Берто. – Какие они белоснежные? Они серые.       – Белые с черными шеями, – возразил внезапно один из колиньяровских прихвостней и зарделся, когда на него уставились. – Я в деревне видел, чего?       Интересно, задумался Рокэ, что волнует Дорака, а вместе с ним всяческие департаменты и министерства, сильнее: качественный состав ученической массы или количественный? В сущности, если придушить парочку детей сегодня и привести новых, любых совершенно, завтра, станет ли кто-то задавать вопросы.       – Альберто Салина, – произнес Рокэ так, словно дальше должен был последовать приговор именем Его Величества. – Пока вы не назовете мне правило, отсюда никто не выйдет, и меня не волнует ничье мнение по этому поводу. Опустите глаза в клятый учебник и сложите, в конце концов, два и два.       – Это для математики! – пошутил деревенский любитель журавлей, но возникшие шепотки растворились за долю секунды под сулящим смерть страшную взглядом Рокэ. Савиньяк поднял руку.       – Да, – почти с благодарностью махнул рукой Рокэ. Арно сегодня поразительно подтормаживал, но у всех, ладно уж, случаются плохие дни. В том, что он в конце концов соберется с мыслями и осилит клятые глагольные окончания, Рокэ и не сомневался.       И тем кощунственнее прозвучало предательское:       – Можно выйти, эр Алва?       – Можно, – кивнул Рокэ и, когда Арно радостно рванул к двери, добавил: – и не возвращаться до следующего понедельника.       На место Арно вернулся, почти не теряя скорости, пихнул угрюмо нахохлившегося Берто в бок и оттарабанил:       – Берто тупит, вы не думайте, мы тут не все такие. «Курлычут», начальная форма «курлыкать», суффикс «а», то есть первое спряжение, то есть пишется через «у». Хватит меня пинать!       – Вы могли сказать это с самого начала? – мягкая, бархатная ярость звучала в голосе Рокэ крайне отчетливо.       Когда-то в подобное тихое бешенство его приводили только дети, способные через пять минут забыть инструкцию, озвученную четырежды прямо им в ухо, но эту проблему Рокэ решил: признавал таких необучаемыми и гнал прочь. Школы так, кажется, не работали.       Арно не проняло – он только плечами пожал.       – Не знаю. Может, да. Может, нет. Сначала я как-то тоже тупил. У нас вообще так иногда бывает, эрэа Луиза нам в такие моменты рассказывала стишок про шестнадцать маленьких утят.       Нет, Савиньяк. Только не продолжайте, это уже за гранью абсурда.       – Шестнадцать маленьких утят, – улыбнулся Арно, – тупят, тупят, тупят, тупят. Обычно помогало. Как, знаете, четверной заговор, только от тупости. Попробуйте, вдруг и у вас получится?       Понять, шутит этот ребенок или предлагает эту нелепость всерьез, было не так-то просто: глядел он с умилительной доброжелательностью. У Ли это была бы однозначно издевка, Эмиль в хорошем расположении духа мог бы нести чушь про утят без задней мысли.       В любом случае, это все было слишком.       – Страница сто шестнадцать, – сказал Рокэ, откидываясь на спинку стула и утомленно прикрывая глаза ладонью. – Правило в рамке. Выход из класса только по паролю. Пароль – без запинки сданное правило. Услышу от кого-то, что это пытки, незаконное удержание и возмутительные издевательства…       Угрозу он не закончил – интригующее многоточие должно было сработать лучше. Посидев пару минут, Рокэ встал, подхватил стул за спинку и поставил у двери. Сколько там до звонка, четыре минуты? За четыре минуты можно успеть решить судьбу страны, а не только выучить идиотское правило.