Школа им.Оллара

      Катари ждала его у стойки охраны, поигрывая бахромой нежно-белого платка, повязанного поверх пальто. Охранник, устало развалившись в крутящемся кресле с пластиковой миской лапши, воняющей на весь первый этаж, пялился в телевизор. Часы над главными дверями показывали без пяти девять.       Избавиться от Окделла – вернее, Окделлов, у Ричарда оказалась на удивление нормальная младшая сестра – удалось только четверть часа назад, когда эрэа Мирабелла наконец соизволила явиться за детьми и с охраны позвонили. К этому моменту Рокэ уже мечтал придушить обоих Окделлов и спрятать за кадушкой с куцым деревцем, дремлющим в углу.       – Поздравляю, Рокэ, – улыбнулась Катари, – ты пережил первый день. Поделишься впечатлениями?       Рокэ громыхнул по стойке ключом с увесистым пластиковым брелком, сунул руки в карманы и насмешливо поклонился.       – После вас, эрэа.       Катари стрельнула глазами, опустила ресницы и прошествовала вперед, как королева по бальной зале. Рокэ глянул на охранника – тот как раз увлеченно втягивал в рот макаронный сгусток – и, убедившись, что на этот раз действительно никто не смотрит, в один скользящий шаг поравнялся с «королевой» и приобнял ее за талию, устроив ладонь ниже, на обтянутом теплой тканью заду.       Улица дохнула холодом. Вдалеке зазвенел трамвай. Рокэ на ходу выудил из кармана ключи, ткнул в сигнализацию. С парковки услужливо зарычала машина.       – Я говорила с Мирабеллой Окделл, – подала голос Катари. – Ее, знаешь, очень беспокоит, как у Ричарда отношения с другими детьми. Он почти не рассказывает про друзей.       – Сложно рассказывать о том, кого нет. Если бы юноша рассказывал о несуществующих друзьях, волноваться действительно стоило бы.       – Ты, кажется, успел хорошо узнать его.       Рокэ хмыкнул, распахивая пассажирскую дверь. Катари нырнула внутрь как ни в чем не бывало. Повторять свой первый вопрос она, видно, не хотела, но очевидно давала понять, что не уймется, пока Рокэ не ответит.       – О, я успел, – подтвердил он, усаживаясь и захлопывая дверь. – Я успел изумительную прорву всего. Встретиться с Джастином Приддом, поговорить с Джастином Приддом, смертельно обидеть Джастина Придда.       Катари издала тихий вздох – видимо, у нее это было вместо «я понимаю», которое Рокэ терпеть не мог и после которого не стал бы продолжать.       Школа осталась позади. Дороги привычно были забиты под завязку, и приходилось еле ползти. До перекрестка улицы Белых скал с улицей Вешателя можно было и не надеяться перегнать черепаший темп.       – Я думаю, он это переживет, Рокэ.       – Разумеется. В крайнем случае запишет меня в смертельные враги и окончательно завяжет с фехтованием. И к лучшему – это совершенно не его.       – Ты разве не о нем говорил два года назад «этот юноша – самый перспективный из моих учеников»?       – Cállate, mujer.       – То, что я не знаю кэнналийский, не значит, что я не в состоянии уловить интонацию, Рокэ Алва. И ты преувеличиваешь. Джастину не с чего записывать тебя врагом. Это тебе, как обычно, легче оборвать связь прежде, чем станет сложно.       – Высажу тебя в промзоне, – лениво пригрозил Рокэ. Это, конечно, не помогло.       – Пообещай мне, что поговоришь с Джастином.       – Утомлять юношу своим вниманием я не стану.       – Ты сам знаешь, что он придет сам. Пообещай, Рокэ. Поговоришь с ним, а не убежишь на тренировку или еще куда. Поговоришь, как взрослый человек с ребенком, и не будешь делать свое любимое лицо «мне на тебя плевать».       – Утешать его я тем более не собираюсь. Если до него до сих пор не дошло, что его нелепая влюбленность была нелепой, это исключительно его проблемы. Придется повзрослеть.       Джастин был холоден и взбешен настолько, что нашипел на младшего брата, когда тот попытался вежливо донести, что хотел бы довести разговор до конца, прежде чем отправляться домой. «Хоти дальше, Вальхен», – бросил Джастин, подхватывая рюкзак младшего, грубо запихивая внутрь тетради и рывками застегивая молнию. Окделл с Колиньяром провожали их одинаково удивленными взглядами.       С пассажирского сидения донесся очередной раздражающе понимающий вздох, и Рокэ прибавил скорости, чтобы успеть на желтый и поскорее свернуть на угол улицы Вешателя.       – Я видела уходящего Ричарда, – перевела тему Катари. – Он не выглядел…       – Угнетенным? – предположил Рокэ саркастично. – Уничтоженным, морально раздавленным, четырежды четыре раза травмированным?       – Я за него боялась. Он нежный ребенок, а ты обращаешься со всеми так, словно они из камня выточены. И я не только о детях.       – Можешь не бояться. Окделл – истинный представитель своего семейства. Скажу Дораку, чтобы, когда у вас будет тут очередное языческое безумие, посвященное Скалам, сделал этого юношу символом праздника. «Тверд и незыблем» – это про него. Дописать бы еще, правда, «в своем идиотизме».       Катари даже вздыхать не стала – деликатно склонила голову, демонстрируя готовность слушать со всей внимательностью, и Рокэ неожиданно для себя самого продолжил, игнорируя писк спидометра:       – Я выяснил, чем его зацепил Колиньяр. Это не просто идиотизм, это качественно подкрепленный религиозным бредом идиотизм. Представь себе, этот щенок ему наплел, что эсператист, не готовый принять смерть и боль в любой момент, не может считаться эсператистом. И кошки бы с ним, наплел и наплел, но Окделл умудрился поверить. Что у него в медицинской карте, задержка развития?       – Особенности воспитания.       – Эту их секту разве не разогнали?       – Разогнали и приняли меры, – подтвердила Катари, разматывая шарф. – Выключи обогрев, сил никаких нет, как душно.       – Разденься, – предложил Рокэ.       Катари закатила глаза, расстегнула верхнюю пуговицу пальто.       – Ты невыносим. Так о чем я… «Ожидающих Создателя» запретили сразу после инцидента с Окделлом-старшим. Окделлами, как и всеми вовлеченными семьями с детьми, до сих пор занимается опека. Ричард благодаря им и учится здесь, это было одно из условий – ближайшая светская школа, никакого религиозного уклона. Мирабелла Окделл никогда не отдала бы Ричарда в школу, где директорствует Дорак, по доброй воле.       С этим было не поспорить. Квентин в былые годы изрядно подпортил репутацию «Ожидающих», в пух и прах разнеся их нелепые постулаты и на ярких примерах продемонстрировав, кто на самом деле управляет увлеченными верующими и зачем: пригодилось и церковное образование, и бывший сан, к которому прилагались связи и уважение общественности, и политический нюх. Разгромную статью «Глупые люди в руках умных людей», посвященную наполовину Эгмонту Окделлу, наполовину упомянутому явлению в целом, до сих пор нет-нет, да вспоминали, растаскивая на цитаты вежливые выкладки Дорака.       Олларианцы с эсператистами давно поддерживали мирные отношения, перекидываясь завуалированными шестнадцать раз подначками, как старые друзья. Проблемы доставляли только альтернативно одаренные ответвления верующих.       – Этот ребенок, – выплюнул Рокэ, – убеждал меня, что слова Эстебана он воспринял не как попытку подначить, а как пищу для размышления. Это цитата – «пищу для размышления».       – Ты наверняка был в ярости.       – Нет. Я был в восторге. Большего бреда в жизни не слышал. Это блаженное существо утверждало, что устами ближних, это снова цитата, говорит Создатель, и что это Создатель устами Эстебана Колиньяра предложил ему поразмышлять, смог бы он, Ричард Окделл, принять испытания, если того потребует путь добропорядочного человека. Я спросил, не считает ли он Эстебана Колиньяра, в таком случае, воплощением Создателя, нашлявшегося по мирам вдоволь и явившегося, как предрекает нам Эсператия, неузнанным. И что он сделал, Окделл? Он, карьярра, засмеялся. И сказал: «Конечно, эр Алва, нет».       Во двор Рокэ повернул на такой скорости, что сам бы впаял себе десять штрафов и лишил прав, если бы был дорожным инспектором и дежурил чисто случайно на крашеной лавке около шлагбаума. Взвизгнули тормоза. Шлагбаум медленно пополз вверх. Катари испустила еще один вздох, отстегнула ремень и ласково уложила ладонь Рокэ на колено.       – Есть во всем этом один плюс, Рокэ. Этому мальчику всего одиннадцать. У него впереди самые важные годы – годы сомнений, отказа от старых ценностей, годы бунта и поиска. Если бы ему было, скажем, семнадцать, и у него в голове по-прежнему творилось бы подобное безумие…       – Проще было бы убить, – хмыкнул Рокэ, вдавливая газ. Выговориться оказалось неожиданно приятно, хотя от мысли, что Катари опять своими уловками заставила его открыть рот и нести чепуху, сводило зубы. Проклятая неугомонная женщина. – Всё, – объявил он, тормозя возле подъезда, огороженного увитой плющом решёткой, – никаких больше разговоров об Окделлах. Окделлах, Приддах, работе и религии. Я собираюсь открыть «Кровь» и снять с тебя одежду.       Катари молча запахнула пальто свободной рукой, а вторая коротко впилась в колено острыми ноготками и скользнула выше.