Школа им.Оллара

      Ответное молчание не было молчанием из упрямства или опаски, нет – Валентин, казалось, действительно размышлял, словно ставил невидимые галочки напротив критериев форс-мажора, чтобы наконец заключить:       – Подходила.       – Однако же вы решили иначе.       – Это не совсем так. Я… – Он поднял голову, с заметным усилием заставил себя смотреть Рокэ в глаза. – Я, возможно, неправильно предсказал варианты развития событий. Мне показалось, звонить вам значило бы в этой ситуации лишь усугублять ее.       – Скажите откровенно, Валентин, – Рокэ шагнул ближе, понизив голос настолько, что Колиньяр с Окделлом, даже имей они такое желание, не смогли бы подслушать. – Вами руководило желание уберечь шкуру Окделла или нежелание приобретать славу, как это у вас называется, «стукача»?       Влепи он мальчишке настоящую пощечину, тот, вероятно, вынес бы это легче. Рокэ догадывался, куда намечать удар, и попал в цель. Ничего, Валентин, получить причитающуюся вам порцию похвалы за неглупый взгляд на ситуацию, действительно не такую уж простую, вы тоже успеете. Дожидаться ответа Рокэ не стал, повернулся к любителям окон и подоконников.       Этих хотелось банальнейшим образом выпороть, но чутье подсказывало, что один ни кошки не поймет, второй вообразит себя эсператистским мучеником. Оставалось то, что Рокэ терпеть не мог – разговаривать. Заранее предвкушая полноценное, острое, звенящее отсутствие следа понимания в глазах.       – Я больше ничего писать не буду! – воинственно предупредил Колиньяр. Стоял, и кругом него валялись ошметки уличной грязи. – Вы мне вообще ничего предъявить не можете, он сам полез, сам бы убился и сам бы был виноват.       – Да что вы говорите, – протянул Рокэ, скользяще шагая вперед. – И что, скажите, будьте добры, изменил бы в вашей жизни труп Ричарда Окделла?       Колиньяр пожал плечами. Шаг – облизнул губы. Шаг – нервным движением скрестил на груди руки, смял пальцами ткань рубашки.       – Отвечайте, – потребовал Рокэ. – Вообразите, что ваш план удался и Окделл мертв, мы звоним его семье, во дворе «Скорая» и труповозка. С вами что после этого станется? Превратитесь немедленно в короля этого мира, хотя были секунду назад всего лишь плохо воспитанным раздражающим ребенком?       – Вы меня оскорбляете! – может, Колиньяр и пытался это выкрикнуть, но вышло невнятное блеяние.       – Только если вас оскорбляют факты. Я жду ответ на вопрос. Или вы предпочитаете изъясняться в письменной форме?       – Ни в какой форме я с вами говорить не собираюсь! Высказывайте Окделлу, что он кошкин суицидник, при чем тут я!       – Вижу, мысли у вас за словами не поспевают. Значит, эпистолярный жанр – ваше всё. Берите листок, ручку. На увлекательное эссе «Моя жизнь после смерти Ричарда Окделла» у вас два часа.       – Я же сказал, я ничего не буду…       – Впрочем, можете взять другую тему – «Жизнь моей семьи после моей смерти».       – Я, – он запнулся, выдохнул, как разъяренный, готовый разрыдаться дракон, – не буду! Ничего! Писать!       – Вы правы, – стремительно согласился Рокэ и, взяв мальчишку за плечо, подошел к окну и одним резким движением его распахнул. – Для последней темы вам явно не хватает опыта. Испробуете на себе то, на что подбивали Окделла? А то сами вы ограничились протиранием задом подоконника.       Мальчишка рванулся прочь, Рокэ удержал, наклонился к встрепанной макушке и сказал:       – Не бойтесь. В отличие от вас, я не испытываю удовольствие, наблюдая за чужими попытками нелепо умереть.       О Колиньярах он не знал почти ничего – может, это имя когда-то и мелькало, ощущение чего-то смутно знакомого зудело в голове, но знать детали и не требовалось, чтобы сделать выводы.       – Вас наверняка не удосужились познакомить с мерами ответственности для юношей вашего возраста и вы в честь этого считаете, что ваши посредственные угрозы сойдут вам с рук полностью, но при должном усердии вы, юноша, на ближайшие пару лет окажетесь под присмотром органов, которым ни вы, ни ваша семья рады не будете. Кроме того, другие, не менее веселые органы поинтересуются у вашей семьи, как они сумели воспитать то, что воспитали, и задумаются, в подходящем ли месте вы растете. Поэтому выбирайте – или вы напрягаете ум и размышляете над своими мотивами, или я напрягаю собственный телефон и фиксирую ваши оконные приключения для специальных людей. И учтите: связи есть не только у вашего семейства. Что предпочтете?       Колиньяр повел плечами, слабо и словно нехотя. И, когда Рокэ его отпустил, произнес на грани слышимости:       – Сволочь.       – Видимо, это значило «я напишу эссе», – кивнул Рокэ.       От двери вдруг послышался полный негодования вздох.       – Эр Алва! – звенящий голос хлестнул по спине, вынуждая обернуться.       Катари уже шагнула внутрь, властно увлекая за плечи ошалевшего Окделла и задвигая себе за спину. Вторую руку она протянула к Эстебану, и тот застыл на полпути к столу.       – Я понятия не имею, что у вас тут произошло, – отрезала она, – но ничто не дает вам право разговаривать с детьми в таком тоне!       – Ах да, – вспомнил Рокэ, – Окделл, вы же, кажется, утверждали, что помните про встречу с эрэа Оллар и напоминания вам не нужны.       На Окделла он смотрел впервые с того момента, как заговорил с Колиньяром, и ощущал смутную неправильность – чего, происходящего? Как будто что-то упустил. Может, упустил он как раз Окделла – свое получили уже и Валентин, и Эстебан, а блаженный любитель окон прятался за женской спиной и хлопал глазами. Хотя, надо отдать ему должное, пытался из-за этой спины выглянуть – Катари мешала.       – Я полагаю, – сверкнули глаза праведницы, – после ваших воспитательных мер мне стоит забирать не одного Ричарда, а обоих мальчиков.       – Может, прихватите и третьего? – предложил Рокэ. – Где он, кстати?       – Я здесь, – Валентин возник на пороге. Влажное лицо, чуть намокший воротник рубашки. Умывался. – И я… Мне не нужна беседа с эрэа Оллар.       – Посмотрите, эрэа Оллар, юноша в вас не нуждается, – улыбнулся Рокэ. Она его, конечно, проклянет за эту сцену, но погляди, прекрасная Катари, не всегда твои щенки тебе рады. – Может, и Ричард Окделл не нуждается? Окделл, вы жаждете утешительных бесед или по справедливости ответить за свою глупость?       Даже интересно, что в нем окажется сильнее: привязанность к этой собирательнице сердец или наследственная тяга к ответственности. Если, правда, он вообще ее унаследовал.       – Вы слишком разошлись, – голос у Катари похолодел. Рокэ это давно не впечатляло.       – Я? Нисколько.       – Я хочу остаться, – как всегда, Окделл среагировал с опозданием, зато решительно. Сделал несколько шагов в сторону, надежно укрываясь от Катари двумя партами. – Если… Если вы не против, эрэа Оллар. Простите.       – Вот и славно, – Рокэ шагнул вперед, бесстыднейшим образом увлекая Катари за талию и выпроваживая в коридор. – Как видите, юноши сегодня в вас не нуждаются.       – Ты думаешь, что ты говоришь?! – за порогом Катари понизила голос до гневного шепота, но даже не попыталась скинуть его руки. – У Ричарда сложная семья, у Эстебана – еще сложнее, про Валентина я вообще молчу, а все трое выглядят так, словно ты им душу наизнанку вывернул!       – Юность впечатлительна.       – Нет, Рокэ. Юность хорошо адаптируется и быстро привязывается.       – А я думал, никто не в состоянии переплюнуть Колиньяра по отсутствию логики в словах.       – Рокэ!       – Я занят, – отрезал он наконец, на секунду опустил руку ниже ее талии – благослови Создатель умников, придумавших эти узкие юбки, – и отвернулся, засовывая руки в карманы. – Работаю, представь себе.       – Удивительно для тебя, – улыбнулась Катари, – надеюсь, ты не перетрудишься с непривычки. – Неторопливо оправила пояс юбки, убирая выбившиеся складки старомодной блузки. Рокэ был практически уверен: если он прижмет ее к стене прямо тут, она будет отбиваться только для вида. – И все-таки послушай – я переживаю за вас с Ричардом.       С каких пор существуют какие-то «они с Ричардом»?       – Хуже отца Эстебана ты точно не будешь, – продолжила Катари, – и ты слишком любишь Джастина, чтобы перегнуть палку с Валентином, но Ричард – прямая отсылка к твоему травматичному опыту. Ты, конечно, не любишь этот термин, но…       – Не люблю, – подтвердил Рокэ, сжимая обтянутые шелком плечи и все-таки прижимая Катари к стене между двух стендов. На одном висели какие-то грамоты, на втором – безумные графики с бесчисленным столбцами, и все это не имело ровно никакого значения. Катари не позволяла себе закатывать глаза, но Рокэ отлично видел, когда ей этого хотелось.       – Но, – проговорила она и поймала его за запястье, мешая. – Но это правда, и ты это знаешь.       – Этот ребенок даже не понимает, кто я.       – И не поймет. Ему говорили, что Эгмонт Окделл принял мученическую смерть во имя Создателя, и ничего больше.       – Этот ребенок, стало быть, не умеет пользовать не только мозгами, но и интернетом.       – Окделлы не используют интернет. К тому же, Рокэ, пятиклассников мало волнуют дела шестилетней давности. Они не всегда в состоянии вспомнить, что было на прошлой неделе.       Она никогда не бывала так хороша, как когда использовала свои психологические словечки и когда становилась отстраненно-циничной. Рокэ подвинулся ближе, целуя сжимающие его запястье пальцы, и тут сзади отчетливо кашлянули.       – Я за Вальхеном, – произнес Джастин и прошел мимо, не глядя на Рокэ. Хлопнула дверь класса.       Катари выскользнула из объятий и тихо выругалась, окончательно разрушая образ заботливой всеобщей мамочки-змеюки.