Хоуп

Сознание неохотно приходит в норму, представляя мыльные очертания мира, в котором я не хочу находиться. Тело не слушается, отказывается шевелить конечностями. Приходится запрокинуть голову, хотя каждое действие дается с трудом, и я вижу плотные ремни, затянутые вокруг запястий. — Не дергайся, — испуганный голосок дрожит, и перед глазами появляется девушка в медицинской форме. Ее огромные синие глаза смотрят на меня с сожалением, а поджатые губы выражают сочувствие. — Постарайся обойтись без резких движений, хотя бы пока не придешь в себя, ладно? — она хмурится и выпрямляется. — Развяжи меня, — дергаю руками, но получаю только жгучую боль. — Мне нельзя. Я должна убедиться, что с тобой все в порядке. Дальше тобой займутся другие, — девушка осматривает меня, задирая однотонную бледно-зеленую больничную рубашку, пока я гадаю, кто меня переодевал и когда. В памяти неохотно всплывают последние воспоминания, от которых по коже бегут мурашки. Медсестра светит в глаза фонариком, удовлетворенно кивая, ощупывает конечности на предмет повреждений. — Когда у тебя должны быть месячные? — Что?.. — вопрос бьет сильнее, чем удар под дых, и я тщетно пытаюсь свести колени, обессиленно дергаясь напоследок. — Ладно, не отвечай. Узнаем по факту, — она что-то записывает в свой блокнот. — Когда ты в последний раз посещала гинеколога? Есть проблемы или патологии? Сыплющиеся вопросы вгоняют в краску, а я только и могу, что стыдливо хмуриться и закрывать глаза, надеясь, что все это дурной сон, который не дает мне проснуться. Не может ведь быть такого, что меня отправили в бордель обслуживать члены извращенцев. Это бред, и в современном мире никто таким не занимается. Но санитарке плевать на мои домыслы и предположения, она терпеливо ждет ответов и старается не смотреть в глаза. — Все в порядке, — отвечаю сухо и понимаю, что сейчас не помешает стакан воды. — Была два месяца назад, месячные должны начаться через две недели. — А до этого когда были? — Полторы недели назад. Она задает еще несколько вопросов, от которых меня и вовсе воротит. Спрашивает про половую жизнь и количество партнеров. Я не хочу даже думать, для чего им это нужно, просто машинально отвечаю, надеясь, что так хотя бы не будет хуже. Девушка в последний раз бросает на меня взгляд и, разворачиваясь, идет к двери, но, положив ладонь на ручку, останавливается и тихо, едва различимо в тишине, произносит: — Лучше быть покорной, если не хочешь проблем. Стук двери срабатывает как спусковой крючок, и я захожусь истерическим смехом. Конечно, сейчас ведь в моей жизни совсем нет проблем, а оказаться растянутой по всей кровати — мое будничное пробуждение. Пересохшее горло не выдерживает — начинаю кашлять, да так, что слезы стекают по щекам, и несколько капель затекают в ухо. Верчу головой и прижимаю подбородок к груди в надежде облегчить страдания, но делаю только хуже. Может, сдохну так, и дело с концом? Меня ведь явно не смотреть на радугу сюда приволокли, а так, пусть и позорно, отправлюсь в иной мир — всяко лучше, чем стать шлюхой. Когда из горла вырываются только хрипы, а кислорода в легких перестает хватать, дверь открывается, и я слышу ругань. Тяжелые шаги — и мужчина оказывается у кровати, дергает наручи и рывком вынуждает меня сесть. Не церемонится, хлопает по щекам и сверлит меня карими глазами, которые я теперь узнаю из тысячи. — С… с… с… — снова кашляю, разодрав к чертям горло, но собираю последние силы (будто они мне больше никогда не понадобятся, чтобы так неразумно их тратить) и, проглотив слюну, перемешавшуюся с солеными слезами, выдавливаю хриплое: — С-с-сука. Мой губитель и спаситель в одном лице только усмехается: — Отлично, живая еще, — он хлопает меня по щеке, как альфа-самцы ласково-пошло шлепают отсосавших им девушек, и поднимается. По его жесту в комнату закатывают тележку, на которой несколько подносов, один из них накрыт. Дерек подкатывает тележку ближе и протягивает мне бутылку с водой. Только сейчас понимаю, что все это время мои руки были свободны. Но перед глазами все еще пелена слез, воздух толкается в легкие слишком неохотно, и я добровольно отпускаю шанс на спасение. Хотя это и шансом вряд ли можно назвать, так, призрачная возможность, если учесть морду бугая на входе в комнату. Жадно и долго пью, позволяя прохладной жидкости задержаться в горле, которое все еще першит, и избегаю взгляда мужчины. Могу думать лишь о том, какой он слизняк, раз участвует в похищении девушек. Интересно, много их было? От ужаса мурашки бегут по коже. Не хочу даже представлять, сколько молодых женщин побывало здесь. Становится тошно, закрываю бутылку и кладу рядом, но Дерек не дает мне опомниться — сводит запястья вместе и защелкивает замок. — Удивительно, я думал, меня будет ждать драка, — едко бросает он. Смотрю на него снизу вверх — чертов говнюк наслаждается своей ролью. — Но ты выбрала правильную тактику: наши гости не любят дерзких. Хотя Гомезу нравится приручать таких бешеных сук, как ты. До этого спрятавшиеся где-то далеко воспоминания вырываются наружу. Приходившая девушка усыпила мою бдительность, но теперь все вмиг возвращается, мелькая перед глазами вместе с фразой: «Мы подготовим ее». Не хочу готовиться и дергаюсь, что есть сил, надеясь освободить ноги так же легко, как отвязал мои руки Дерек. — Отпусти меня! — кричу спустя несколько бесплодных попыток. Он смеется, уже не скрывая откровенного веселья, и только качает головой. — Не могу, Хоуп, — он вдруг меняется в лице. Теперь оно серьезно-обреченное, будто мудак и вправду мне сочувствует, но уже слишком поздно: я не верю ни единому его слову. — Даже если захочу, не смогу отпустить. Сегодня вечером тебя ждет встреча с Гомезом, — он наклоняется и, предусмотрительно обхватив запястья, понижает голос до шепота: — Если не станешь сопротивляться, я отведу тебя в общую душевую для девушек, там сможешь пообщаться с Пусси, узнаешь, как облегчить его визит. Не верю своим ушам, ни единому слову Дерека и его плохой актерской игре. Он явно измывается, поэтому и переводит взгляд на стену — боится попасться, молчит, чтобы не выдать себя и хмурит брови, подбирая очередную ложь. Я жду новой порции вранья, но он выпрямляется, отпускает меня и отступает на два шага. — А если продолжу сопротивление? Предложишь клиенту в буквальном смысле грязную шлюху? — быстро же я записываю себя в сотрудницы этого заведения, ничего не скажешь. Но других способов воздействия у меня нет, а так хотя бы удается привлечь внимание. — Нет, уведу Пусси, и ты будешь мучиться в неведении, — и имя еще мерзкое, тут, видимо, принято пользоваться самыми пошлыми псевдонимами, ведь не могут девушку и в самом деле так называть. Мозг твердит не доверять, но в глупом сердце теплится надежда на лучшее, на возможность если не спастись, то хотя бы облегчить свои страдания, поэтому я киваю и закусываю губу, чувствуя, что готова разрыдаться. Мы идем по длинному коридору, обитому красным сукном, темных дубовых дверей по бокам насчитываю больше двадцати, потом сбиваюсь, размышляя о том, как сбежать. Сейчас пускаться в безрассудство смысла нет — я не знаю ни одного выхода, да и охранники размером с дверной проем не добавляют уверенности в безболезненном побеге. Дерек открывает тяжелую металлическую дверь в конце коридора, и взгляду предстает место куда более светлое, с большими окнами чуть ли не во всю стену, ширмами и еще несколькими дверями. Мы здесь одни, и от этого становится не по себе. Интуиция тянет нервные окончания, вынуждает развернуться и унестись прочь, но струсить сейчас — значит поставить крест на спасении в первый же день. — Заходи, — он открывает передо мной дверь. Оттуда тянет сыростью и мылом. Захожу внутрь, натыкаясь на одинаково кафельные стены и полы. От ровной, бледно-желтой плитки с серыми цементными полосами рябит в глазах. Здесь большие деревянные лавки вдоль стен и чистые полотенца на крючках. Корзины для грязного белья и дальше через небольшой узкий коридор душевые. — Вещи в корзину, внутри есть шампуни и прочая ерунда, пользуйся. Я скоро вернусь. — А Пусси? — растерянно спрашиваю. — За ней и пойду, — недовольно бросает Дерек, чуть ли не рыча от злости, и громко хлопает дверью. Стою пару минут посреди комнаты, дыхание эхом отталкивается от стен и мерзким шепотком врезается под кожу. Обхватываю себя руками в попытке согреться от резко накатившей волны холода. Осматриваюсь, даже решаюсь спросить, нет ли кого, и ответом мне становится тишина. Второпях сбрасываю неуклюжую ночнушку и бросаюсь под горячую воду. Она едва согревает, но тело, расслабившись, перестает мне подчиняться. Мозг дает волю слезам, и они смешиваются с каплями воды, а я впервые осознанно рыдаю от безысходности. Я не могу ничего сделать, чего-то изменить. Мне остается только ждать и верить в спасение, в то, что влияние отца окажется куда весомее положения этих гадов, что он найдет меня достаточно скоро и спасет во что бы то ни стало. Главное за время, проведенное здесь, не потерять себя и не отбросить коньки, став неудачной жертвой кинка. Когда связки напрягаются, готовясь завыть, одергиваю себя, не позволяя показаться слабости. Меня еще ждет встреча с девушкой наверняка под надзором Дерека, а перед ним раскисать совсем не стоит. Закрываю воду и, оперевшись ладонями о стену, прикрываю глаза, давая себе передышку. Капли воды глухо разбиваются о кафель, сердце больше не колотится, а мерно сжимается, затекшице мышцы наконец получают долгожданный отдых, и в голове не остается ни одной мысли. Вдыхаю парной воздух, утыкаюсь лбом в мокрую и холодную плитку — обычный ежедневный ритуал, и вот я уже не в неизвестном борделе, а дома, в своей комнате, куда скоро начнет стучать мама, потому что я опять проторчала в ванной целый час, слушая музыку, пробуя новые маски и медитируя. А пару раз мы прятались в ванной с Джейком, долго целовались под душем, лежали в ванной, мило болтали и занимались сексом, расплескивая воду по полу, чтобы потом ползать на коленках, боясь подняться на ноги и поскользнуться. Улыбаюсь, ощущая его фантомные прикосновения, мягкий перебор пальцев по позвонкам, уверенное поглаживание, граничащее с нежностью, но всегда страстное. Наверное, я сумасшедшая, раз в такой момент думаю о сексе, но близость зеленоглазого прохвоста — единственное, что всегда успокаивает со стопроцентной гарантией. Поэтому и продолжаю фантазировать, сознанием оказываясь в уютной комнате и родных объятиях. С губ слетает тихий стон, а за спиной раздается смешок. Открываю глаза, выдергивая себя в реальность, и вскрикиваю, понимая, что мужская ладонь сжимает мою грудь. От ужаса цепенею, не зная, что делать и куда бежать. Пытаюсь закричать, развернуться, сделать хоть что-нибудь, но из горла рвутся жалобные хрипы-писки, которые даже я не слышу, а тело оказывается полностью прижато к стене сильным мужским. — Отпустите, прошу, — все, что могу произнести, и то слова тают в сбивчивом дыхании. Не хочу попасться так глупо, не хочу сдаться обстоятельствам, стать безвольной жертвой, но мне не тягаться с тем, кто физически развитее. Слезы жгучими дорожками бегут по щекам. — Твою ж мать… — голос Дерека на мгновение успокаивает, но только для того, чтобы разбудить злость, которая тут же разлетается от испуга. — Что ты делаешь?.. — самый глупый вопрос из всех возможных, он перехватывает мои руки, задирает их наверх и сжимает запястья одной. Вторая рука ложится на ягодицу и ползет вниз. Мне становится мерзко. Неприятно, когда он трогает меня, я снова будто покрываюсь слоем грязи, все вокруг кажется рассадником заразы, а мои попытки вырваться для него как последние трепыхания маленькой мышки, попавшей в ловушку. Сука! Вонючий козел! Ненавижу. Хочется наброситься на него, но тело все еще плохо подчиняется, каменея от страха. — А на что это похоже? — кусает плечи, а я вздрагиваю, пытаюсь оттолкнуть, но упираюсь бедрами в его пах, и он воспринимает все совершенно иначе. Не как отвращение, а как нетерпение. Хорошо еще, что он одет, иначе я бы умерла на месте, не выдержав унижения. — Так долго сопротивлялась, а сама трешься об меня, грязная похотливая шлюшка. Выпрямляюсь по струнке от его слов. Желудок сжимается, грозясь вытолкнуть остатки еды или желчь, потому что за последние несколько часов ее во мне скопилось слишком много. Голова кружится, а тело покрывается испариной. Только этого мне сейчас не хватало, чтобы растерять последнее достоинство. Хотя какое достоинство, когда я прижата к стенке в вонючем борделе, голая и беззащитная, не имеющая возможности выбраться не то что из здания, но и из рук урода. — Нет… все не так… — голос дребезжит, зубы стучат от подступающей лихорадки, — отпусти меня, пожалуйста, Дерек… — всхлипываю, сжимаю ноги, напрягаю ягодицы из последних сил, не позволяя ему зайти дальше. — Зачем ты это делаешь? — Странно, что ты не поняла. Я думал, несложно догадаться, кто такая Пусси, — он усмехается и тянется рукой между ног. А я взвизгиваю, уже не заботясь о том, как выгляжу, потому что главное сейчас не это. — Но раз ты не поняла, придется объяснить четко и без метафор, — Дерек прикусывает мочку уха. Кричу, на что получаю сильный шлепок, от которого жжет кожу, и только всхлипываю. Стараюсь не думать о его руке, настойчиво стремящейся попасть между ног. — За свое покровительство я прошу качественный секс в любое время в любом месте. Ты так и будешь работать в борделе, но я буду подбирать самых спокойных клиентов, некоторые из них даже в сексе не заинтересованы, их нужно только искупать и погладить по головке. Еще одна плюшка — иногда сможешь выходить отсюда, разумеется, только со мной. Узнаю, что попытаешься сбежать, или станешь относиться к сексу без должного энтузиазма — расторгну соглашение без права возобновления. Наверное, меня накрывает сильный стресс, потому что вместо того, чтобы кричать от ужаса, я истерически хохочу уже второй раз за день. Какие же здесь странные люди. Дерек замирает, недоуменно глядя на меня, а я только хохочу громче, но на этот раз смех переходит в горький, страдальческий, вяжет во рту безысходностью, отдающей кислотой. — А если откажусь? — испытываю судьбу, и теперь мой мучитель усмехается. — Будешь отрабатывать по полной программе со всеми без разбора клиентами. А у нас о-о-о-очень много фетишистов, — он явно наслаждается своей ролью. Интересно, много ли девушек попались на этот крючок? Потому что я не собираюсь становиться одной из них. Лучше уж знать, что эти отъявленные извращенцы и кретины уйдут через пару часов, чем сидеть на поводке, стремительно укорачивающемся по зову хозяина, пусть даже впереди и маячит слабый огонек надежды выйти в привычный мир. Уверена, он погаснет под сухими пальцами негодяя так же быстро, как загорелся. — Предлагаешь подставлять тебе свою задницу взамен на престарелых мужиков? — Лучше я, чем те мудаки, которые попадутся, — ладонь красноречиво сжимает задницу, но мне уже плевать, что он там увидел или ощупал. Ненавидеть себя буду позже, когда избавлюсь от придурка. — Нет. — Уверена? Ты даже не знаешь, от чего отказываешься, — он прижимается сильнее, почти вдавливая меня в стену, и трется пахом, демонстрируя стояк в штанах. — Уверена. Надо признать, слова возымели действие. Он отпускает меня и даже отступает на пару шагов, давая понять, что не станет вторгаться в мое пространство. На секунду я даже жалею, что отказалась, но по ядовитой усмешке, появившейся на его губах, убеждаюсь в правильности принятого решения. — Зря ты так, Хоуп. Но выбор твой. Так что подготовься, сегодня тебя ждет встреча с Гомезом. В номер тебя проводит охранник. Все остальное проходит как в тумане. Я не помню, как выходила из душа, как брела до комнаты, как оказалась на кровати, как на стуле оказался комплект белья, пришедшийся точно впору. Я очень долго плачу, тихо, беззвучно, потом, когда нос закладывает окончательно, начинаю скулить, поджимаю колени к груди и отказываюсь думать о том, что произойдет. Надеваю белье и отвратительное подобие ночной рубашки: больше слоев одежды — больше защищенности. Не замечаю, как проваливаюсь в беспокойный сон, полный кошмаров, и уже готова остаться в мире грез навсегда, как щелчок замка вытаскивает меня в не менее ужасную реальность, от которой по коже разбегаются огромные мурашки.