***
После звонка Кошкиной, Кот буквально выбегает из своей палаты и направляется вниз, на первый этаж. Сердце бешено стучит, по рукам проходит дрожь, а в груди неприятно колет, но это явно не ранение — уже почти прошло. Вася прислушивается к разговорам врачей, понимает, что ожидаемая им скорая уже близко, ускоряет шаг, обгоняя других больных и иногда так ненужных медсестер. Ионов опирается на административную стойку, но тут же подскакивает. Со стороны скорой заезжает каталка. Темные волосы, ее фигура. Дыхание прерывается, а сердце вообще вроде как останавливается. С губ еле слышно срывается ее имя. — Олеся… Он подходит к каталке, пока врачи быстро осматривают ее и принимают решение. Их голоса он слышит слишком глухо — она явно важнее. Но Вася Олесю такой ещё не видел… Много синяков, много, очень много — на руках, плечах, которые открываются из-за спортивной майки под кофтой, синяки на шее, кровь на волосах и щеке, глаза закрыты — без сознания, а под ними синяки, но видно, что от недосыпа. Вася аккуратно накрывает ее руку своей рукой. — Подозрение на разрыв внутренних органов, многочисленные гематомы, в себя не приходила, — слышит он от врачей. — Группа крови? Какая группа крови? — Ещё не брали анализы, — оправдывается, кажется, Елена, наблюдая за Ионовым краем глаза. — Третья положительная, — автоматически отвечает парень, всё также смотря на Уму. Ему так хочется обнять ее сейчас, приложить руку к ее щеке, поцеловать в конце концов, но она на грани жизни и смерти… Наверное, если бы не его ранение, с ней бы было всё в порядке… Он бы смог ее защитить! С каких пор Уманова взяла отпуск? Всегда отказывалась, а тут…***
Наверное, скоро всё в больнице привыкнут к дежурившим у операционной людям. Сначала девушка, потом парень. «Они стоят друг друга» — заметила одна работница. От прокручиваний внешнего вида Умановой в голове, кулаки непроизвольно сжимались до побеления костяшек. Он найдет всех, кто это сделал. Ее оперировали чуть больше часа. Намного меньше, чем его, но он бы больше не выдержал. Почему так переживает? Его тронули ее слова, или он наконец решил отставить все эти правила? Ионов сам не знает, с из мыслей его выводит врач, который вышел из операционной. — Всё хорошо, мы скорее перестраховались, чем провели большую операцию. Скоро ее переведут в палату. А вы, — он посмотрел на Кота с неким упрёком, — тоже идите в палату, об изменении ее состояния я сообщу. Ионов молча кивнул, не зная, что можно вообще сказать. — Багира, с Умой всё хорошо, скоро переведут в палату, — на кругом конце провода слышится выдох. — Ну Слава богу! Всё, отдыхайте! — Подожди, что-нибудь известно про нападавших? — Кот сжал кулак, ожидая информации. — Известно. Но тебе пока не скажу. Мало ли чего накуролесишь, — тон голоса женщины поменялся и она сбросила звонок. — Ясноо, — протянул парень, усаживаясь на кровать. А палате пронеслось еле слышное эхо от звонкого приземления мобильного на тумбу, а потом от тихого скрипа кровати от того, что парень на нее сел. Не такая уж и прекрасная палата, но по сравнению с пещерами, где Ионову приходилось жить — просто сказка. И всё, что происходит сейчас с ним… Лучше бы это была сказка. Страшная сказка явно не для детей. Почему Уманова вся в синяках? Кто это сделал? За что? Как она себя чувствует? Как себя будет вести? Ведь он помнит о ее словах. Кажется, он выучил их уже наизусть. И на ее фразу «Я люблю тебя, Ионов», хочется ответить «А я тебя». Но в груди зарождается какое-то странное ощущение. Что-то вроде смеси страха, неуверенности… У него такое впервые, ни с одной девушки не было подобного. Хотя то, что было и любовью не назовешь. А здесь… всё серьёзней. Гораздо. Однако вопросы в голове всё появлялись и появлялись, отчего в висках пульсировало. Вася опустил голову на подушку и закрыл глаза. Конечно, неплохо бы сейчас поспать, но всплывают больные для него картинки. Она, несколько часов назад, в синяках и кровоподтеках.***
Слишком много случилось за эти две недели. Сначала он и его ранение, очень глупое, по его вине, а потом и она поступает в больницу. Избитая. Внутри очень непонятная смесь чувств, неприятная, выжигающая всё изнутри, будто пожар, заставляющая ощущать неизвестную тревогу, но за что? Также было и у Умы. Причем это появилось тут же, с первых секунд, как она очнулась. Ощущать это с самого начала прояснения своего сознания — не лучший выбор. Но и физическую боль ощущать не хотелось. Олеся поморщилась от света, проникающего сквозь прикрытые жалюзи и несколько раз сжала руку в кулак, пытаясь привести в нормальное состояние мышцы. Несколько минут спустя, девушка огляделась. В палате она находилась одна, на прикроватной тумбочке стоял графин с водой… и всё. Пусто, тихо, одиноко. Олеся снова откинулась на подушку и закрыла глаза. Однако скоро послышался скрип двери и девушка тут же чуть ли не вскочила. — Лежи-лежи, — сказал врач. — Сразу, чтобы не было вопросов. Тебя доставили тебя с синяками, похоже избивали. Было подозрение на разрыв внутренних органов, мы провели небольшую операцию, сейчас всё нормально и ничего твоей жизни не угрожает. Если ты, конечно, не будет прыгать и бегать в первые недели три. Ума выслушивала врача, а в голове крутилась совсем другая мысль. Кот тоже в этой больнице? Как он? — Подскажите, а у этой больницы какой номер? — Это городская больница номер пять, а что? — недоумение выражено читалось на лице молодого врача. — А вы не знаете… Василий Ионов… Он ещё у вас лечится? — полушепотом произнесла девушка, чувствуя, как в теле растет напряжение и невиданный страх. — Ионов… Ионов… Да, вроде у нас. Да! Точно! В соседней палате. А вы знакомы, как я полагаю? — Да… Мы работаем вместе. Девушка тихо облегченно выдохнула. — Ну, я пошел, в конце дня зайду. Если что-то нужно — медсестра зайдет через несколько минут. А, и вставать вам нельзя. Поправляйтесь, — сказал врач и вышел.