***
— Я к Ионову, можно? — Олеся натягивает на плечи медицинский халат и спрашивает у медсестры вопрос ради приличия. — Он спит только, аккуратнее, — произносит та, а Ума замечает слишком милую улыбку в сторону Васи. Внутри всё сжалось. Мда, Кот, даже в больничке ты умудряешься заинтересовать в себе всех дам… Олеся приоткрывает дверь в его палату. Спит. Тихо, спокойно. Мило. Девушка уже не отдергивает себя от этой мысли. Привыкла за неделю. Она садится на рядом стоящий стул и легонько касается его руки. Рядом стоит капельница, а на то, что Олеся к нему притронулась, реакции не было. Точно спит. Олеся давно изучила все его эмоции, все его настроения. Она в этом точно уверена, но сейчас… Грусть? Боль от ранения? И вместе с этим какие-то хорошие нотки? Девушка чуть сжимает его руку, левой рукой закрывая рот, а на глаза снова лезут слезы. — Вась… — шепчет она. — Ты бы знал, как без тебя плохо… Я никогда не думала, что будет… так. Прости, это я виновата в твоём ранении. Прости, — сердце бешено стучало, и, казалось, оно станет сейчас громче, чем ее шепот, который разрезает тишину палаты. — Знаешь, мне действительно плохо без тебя. Без твоих подколов, улыбок, смеха, обниманий. Мир какой-то… серый, — девушка усмехается. — Чушь какая-то, — она мотает головой, отчего слеза быстро катится по щеке, падая куда-то вниз, наверное, на руку Ионову. — Наверное, это называют любовью, не знаю. Значит, я тебя люблю? Но ведь это неправильно, я не знаю, как ты на это отреагируешь, я не знаю, как смотреть тебе в глаза, я боюсь твоих слов «нет, это неправильно». Я боюсь твоей реакции, — скатывается ещё слеза. — Да, я люблю тебя, Ионов, за твой характер, за твои шутки, вообще за всё. Я люблю тебя. Но это неправильно, поэтому я поеду в КТЦ и отвезу туда рапорт, — Олеся решительно кивает и, нежно сжав его руку в последний раз, задерживает взгляд на его губах, которые хочется поцеловать, и выходит из палаты. За окном мелькали разные краски появившегося леса: рыжие, красные, до сих пор зелёные, но это всё девушка видит краем зрения, которое тут же ослепляют фары какой-то машины через боковое зеркало. Этот автомобиль резко обгоняет машину Олеси, отчего девушка сжимает руль и вслух произносит: — Ты что творишь, то а…? Но ответа не будет получено, а вместо него черный Мерседес набирает скорость, а потом резко ее снижает, находясь прямо перед носом Умы. Та чуть ли не психанув, обгоняет авто и равняется с ним, заглядывая в окно водителю. А тот резко сворачивает на обочину с дальнего ряда, сильно подрезая Уму и таща ее за собой на обочину. — Эй, але! — кричит та, но через несколько секунд происходит резкий толчок и машина съезжает на обочину, которая уходит в глубь. — Черт! — Затормозив, Олеся выходит из авто. — А вы ничего не попутали? — начинает с наезда девушка, замечая, как внутри прибавилось адреналина и резко испортилось настроение. Из Мерса выходят трое парней, они идут в ее сторону, вроде как что-то говорят, но по голове Олеси тут же наносится сильный удар, в глазах темнеет и она бессильно падает на колючую траву, но сознание не теряет, благодаря закалке и миллиону разных ситуаций на работе. Девушка прикрывает глаза, а в ушах стоит звон, смешавшиеся с шумом проезжей части, мужским смехом и глухим звуком ударов. Это об ее тело, она понимает. Ничего не чувствует, но ощущает по воздуху, неприятному ощущению внутри и по тому, как резко заболела нога, пережившая ранение. Открыть глаза Ума уже не может, с губ лишь срывается тихий стон от боли, пока ее пинали ногами и били кулаками. Сейчас она бы пожелала потерять сознание, но не получалось. Оно как назло оставалось трезвым, но пошевелиться было больно. Наконец происходит долгожданное — она выпадает из реальности, как только по телу проходит несильный, но ощутимый удар током. Электрошокер в конце, как подло, но зато мучительно…***
— Вася, — медсестра заходит в палату Ионова. — У Вас всё хорошо? Странное сочетание употребления неполного имени и «Вы», но по-другому медсестре не позволяло воспитание и Слава богу, ибо Ионов точно бы сошел с ума. Он конечно знал, что симпатичный и нравится большинству девушек, и раньше это даже ему нравилось — хоть какое-то развлечение в одинокой холостяцкой жизни, но сейчас он бы сделал всё, чтобы ни одна врач или медсестра не обращали на него внимания. Эти лишние вопросы, типа они заботятся о нем, вопросы о личной жизни и милые улыбки… о, как он это возненавидел в этих белых стенах. Потому что его душа и сердце принадлежит другой, если так можно сказать. Правда он боится ей в этом признаться, потому что когда-то это было панибратством, дружбой, а сейчас… он боится, что она уйдет, закроется, потому что «он командир, а она подчиненная», потому что они на службе и эти отношения могут всё испортить. Сейчас он ненавидел всех девушек в больнице, потому что он бы лучше общался с ней, лучше бы слушал ее шутки и наблюдал за ее улыбкой, чем каждый раз видел «жадные» взгляды возможных девушек на одну ночь. Не более. Но банальное уважение к женским сердцам не давало отказать или съязвить очередной медсестре. А сейчас Вася не мог потому, что в голове всё ещё прокручивал слова Умановой, которые всё-таки слышал. — Да, всё хорошо, — отвечает Кот Елене, — так гласит бейдж на белом халате, а сам упирается локтями в колени. — Я думаю, что вам ещё нельзя сидеть, лучше находиться в лежачем положении, — она касается его плечо, но ладонь, уже, кажется, ползет ниже. — Елена, а вам не кажется, что вы слишком заботитесь обо мне? — не выдерживает Ионов, отстраняясь от девушки. — Но… — Идите к другим пациентам, — Вася всё также сверлил кафель на полу глазами. Девушка вроде как вспыхнула, но молча вышла, хлопнув дверью. Ионов ударил кулаком о кровать. Нет, не из-за медсестрички Елены. Из-за Умы. Да, он слышал всё, что она говорила, но глаза открыть не мог — доза успокоительного и капельница, а сейчас ее слова эхом раздавались в его голове. «Вась… Ты бы знал, как без тебя плохо… Я никогда не думала, что будет… так. Прости, это я виновата в твоём ранении. Прости… Знаешь, мне действительно плохо без тебя. Без твоих подколов, улыбок, смеха, обниманий. Мир какой-то… серый. Чушь какая-то!» От ее слов, ее голоса, в которой явно читались нотки слез, в груди появлялось беспокойство, а воздух будто заканчивался. Это ведь не она виновата в его ранении, а он. Она предупреждала, кричала. Но Ума винит себя — это часть ее характера, чтобы не случилось — ее вина. Может это последствия воспитания в детском доме, а может действительно характер… «Наверное, это называют любовью, не знаю. Значит, я тебя люблю? Но ведь это неправильно, я не знаю, как ты на это отреагируешь, я не знаю, как смотреть тебе в глаза, я боюсь твоих слов «нет, это неправильно». Я боюсь твоей реакции.» Черт, это «неправильно», слово которое уже бесит и раздражает. Неправильно, неправильно. Неправильно жить только по уставу, надо слушать сердце, — так говорит его мама. Сердце… Оно кричит о том, что не может без Умановой. «Да, я люблю тебя, Ионов, за твой характер, за твои шутки, вообще за всё. Я люблю тебя. Но это неправильно, поэтому я поеду в КТЦ и отвезу туда рапорт». «Люблю тебя»… Трус, какой же он трус! Почему не смог раньше всё ей рассказать, раньше вылить все чувства, почему?! А сейчас она не знает, что делать, бежит от своей любви… и куда? В КТЦ. С рапортом… Руки быстро ощупывают всю кровать в поисках мобильного, набирают выученный наизусть номер Умановой. Долгие гудки, но ответа не последовало. Номер Багиры. — Да, Кот, как ты там? — начинает женщина с нотками радости в голосе. Но парень не отвечает. — Ума приехала? Ты подписала рапорт? — Какой рапорт? Подожди, ничего не понимаю. Умановой тут не было, она в отпуске. — Она должна была приехать, ещё два часа назад… — Вася нервно проводит рукой по волосам. — С рапортом на увольнение. — Чего?! — Кошкина, кажется, сейчас точно ничего не понимает, но сердце бешено стучит. — Она трубку не берет, я не знаю, может что-то случилось… — бубнит в трубку Ионов. — Так, подожди, я сейчас приеду и ты мне всё объяснишь, — Кошкина сбрасывает вызов, а Вася ещё раз ударяет кулаком о кровать. Он хочет верить, что она передумала, но мозг упрямо прибывает всё новые и новые идеи произошедшего, от которых внутри у Ионова всё переворачивается, а сердце начинает бешено стучать. Минут через 20-30 в коридоре больницы раздается звонкий быстрый звук каблуков и Кот сразу понимает, кто это. Багира. Она распахивает дверь и сразу присаживается рядом с парнем, который уже почти собрался бежать из палаты. — Ну, — сразу начинает женщина. — Что произошло? Вася, не зная, что сказать и с чего начать, молчал. — В общем, она сказала, что поедет в КТЦ и подаст рапорт. Не знаю, на увольнение или перевод… Ничего хорошего, — парень, наблюдая за изменением мимики Кошкиной, делает голос тише. — Она что, с ума сошла? — Ионов пожал плечами. — Почему она решила увольняться? — строго задала вопрос Багира, заглянув в глаза Коту, но тот просто поступил взгляд и молчал. Сказать, что он давно любит Уму, и она его тоже, но оба боялись признаться? А какая будет реакция Кошкиной? Ожидать ли от нее упрека, или будет благословение? И снова страх. Поэтому Ионов молчит. — Понятно. Не хотите не рассказывайте, — заканчивает Кошкина. — Может она просто передумала? Но я ей звонила, она тоже трубку не брала… Внутри у Ионова всё застыло. Резко, неожиданно. Наверное, теперь он понимает, что чувствовала Ума. — Надо пробить ее номер телефона, — прерывает тишину Вася. Женщина согласно кивает и берет в руки телефон, выходя из палаты. Ионов снова останется один. Парень встаёт на ноги, покачнувшись и сморщившись от боли. В области ранения резко кольнуло, но не так сильно, как было неделю назад, наверное, сильнейшее обезболивающее хорошо работало. Вася подошёл к окну и отодвинул штору. Кошкина, убрав телефон в карман, села в машину, которая тут же тронулась. Пальцы набирают номер Олеси, но ухо снова распознает отвратительный звук долгих гудков. Где же ты, Олеська? Вася резко подходит к своей тумбе и достает уличную одежду, как вдруг раздается телефонный звонок. — Да, Багира, — отвечает парень, пытаясь натянуть футболку на перевязанную грудь. — Кот, я ж тебя знаю, даже не пробуй сбежать из больницы. Уму мы найдем, всё будет нормально. Я уверена, с ней всё хорошо, — она успокаивает его, или себя? Или сама прекрасно понимает, что в отношениях Олеся-Вася всё стало резко не просто? — Ну Багира! — протягивает Ионов. — Ну не могу я на месте сидеть, пока с Умой неизвестно что! — Так, Ионов! Я сказала остаться в больнице. Это приказ! — обрубает женщина. — Есть, — строго заканчивает Ионов, запульнув вещи обратно в шкаф. — Держи меня в курсе, — глухо добавляет он. В груди медленно, но уверенно сжималось сердце, в комнате стало очень тихо. Это ожидание потихоньку сводило с ума, внутри чувствовалась пустота, которую пытается заполнить еле живая часть надежды. Наверное в любой другой ситуации он был бы уверен, что с ней все хорошо — она профессиональный боец, высококвалифицированный военный, что с ней случится? Всегда сильная, преданная, готовая всегда пошутить, отшить или задать взбучку. Он никогда не видел ее слез, но его ранение, и сегодняшнее признание… Полностью перевернуло мнение парня. На 360 градусов. Внутри она не такая, как снаружи. Внутри она маленькая слабая девочка, требующая сильное плечо друга или парня, но боящаяся принять это. Всегда росла одна, без помощи, взрослая жизнь стала заложником детской привычки. Наверное, невозможно описать все, что Ионов сейчас чувствует. Он почему-то привык не обращать внимания на свои чувства и эмоции, а тут они редко вылились, будто где-то всё это время медленно копились, но тут их стало слишком много… Новые ощущения просто резко появились в зачерствевшем сердце, и оно так же резко начало всё чувствовать. Вася ещё давно выучил ее номер наизусть — когда она звонит становится очень приятно. Он автоматически набирает знакомые одиннадцать цыфр, слушает долгие гудки, которые возненавидел, за ними идут короткие и машинная фраза «абонент занят».