Кромешна

К глубокому удивлению Али, Матвей идею Алекса пойти на ярмарку вместе с ней поддержал. Больше того — он, кажется, был искренне рад, что Аля пойдет с ним. Потому что, ну вдруг Алиса по какой-то странной и очень счастливой случайности окажется неподалёку, тогда ведь они смогут познакомиться, вот здорово-то будет, правда? Але было совсем не здорово. После смерти отца Матвей изменился — снова начал все ей рассказывать. О своих переживаниях и надеждах, страхах, неудачах и — наоборот — о победах. Вечерами, устав от шумной компании Алекса, он усаживался у её колен, как раньше — в детстве — и говорил, говорил, доверчиво и искренне доверяя ей все мысли. Матвей и раньше все ей рассказывал. До того, как ушёл. Потом навалилось многое — ссора с отцом, новые друзья. А потом отец умер. И что-то стало, как прежде. А что-то — навсегда изменилось. Аля хотела бы все вернуть, но понимала, что это уже невозможно. Даже двумя неделями ранее — когда отец Матвея был ещё жив, а она металась в ужасе в поисках лекарства — у неё ясно прорывалась мысль о том, что Матвей не вернется. Уже тогда, придя к нему на ярмарку, чтобы сообщить о том, насколько плох его отец, она все поняла. По глазам поняла. У Матвея уже другая жизнь. Тогда Аля ещё не знала, что имя этой новой жизни — Алиса. Теперь она знала об Алисе все. Матвей как на духу рассказал ей всю их историю — в первый же вечер после смерти отца. Ему было плохо. Он искал утешения. Аля не могла его перебить, не могла уйти. Она гладила спутанные волосы и завидовала. Завидовала по-черному, глотая комок в горле, потому что история была ну очень красивая. Сказочная, волшебная — этакое рождественское чудо. И эта история никак не сочеталась с ее историей, в которой были только болезнь, угасание и смерть. А потом боль прошла, и осталась тупая решимость увести Матвея подальше от Алекса и его компании. С тем, что Матвей никогда не полюбит никого, кроме своей Алисы, Аля смириться ещё могла. С тем, что он останется жить на дырявом корабле посреди замерзшей Невы — нет. Зима в Петербурге непостоянная. Ударит оттепель, растает лёд — и все они пойдут ко дну. А больше всего на свете девушка боялась смерти в зеркальной глади реки и утопленников. Мама рассказывала о них, когда Аля была совсем маленькой. О чёрной страшной воде рассказывала. О Неве, которая, как гостеприимная хозяйка, навсегда забирает с собой несчастливых людей. О том, как страшно чувствовать, как легкие наполняются водой, о том, как страшно задыхаться. Мама задыхалась, когда умирала. Дышала тяжело и поверхностно, не переставая, кашляла. Отец Матвея умирал так же. Аля не могла допустить, чтобы и Матвей погиб, глотая воду и задыхаясь. Матвей всегда любил кататься по реке. Вот только сейчас он ходит совсем по тонкому льду. — Не бойся, я буду рядом, — подбодрил он её, вырывая из воспоминаний. Аля вздрогнула и выронила ложку на тарелку. — Что? — На ярмарке не бойся, я тебя не оставлю. Аля молча кивнула. И кому только в голову взбрело устроить ярмарку на застывшем канале?.. — Все помнят позывной? — спросил Алекс так громко, что Аля вздрогнула снова. «Бригадир» сидел во главе стола — довольный, как черт, и такой же самоуверенный. — Сегодня репетируем. И — остановив ледяной взгляд серых глаз, скривив губы в усмешке: — Мару-уся! За столом громыхнул раскат смеха. Гоготали и чуть ли ни со стульев падали все — и даже Матвей тщетно прятал улыбку, хотя Аля поклясться была готова, что он как раз думал о другом. Девушка схватила ложку, чтобы скрыть смесь смущения и злости. Старательно отворачиваясь от Алекса, поклялась, что сдаст его «товарищество» сразу же, как только они с Матвеем уйдут. Вчера она соврала Алексу, что Матвей согласился — ляпнула первое, что пришло в голову, лишь бы главарь шайки не приставал с вопросами. Он не нравился Але больше всех — даже с Мухой она свыклась, как с чем-то неприятным, но не стоящим внимания. С Алексом же смириться не могла. Он все время привлекал к себе внимание, ничего не стесняясь, приводил на корабль Марго и лапал её прямо за столом, а та и рада была — залезет к нему на колени и водит пальцем по виску, по скуле, по шраму на правой щеке… Аля вздрогнула, почувствовав, что Алекс тоже на неё смотрит, и отвернулась.

***

На ярмарке была настоящая толпа. Люди ходили в разные стороны, задевали друг друга локтями и ругались. Кто-то был на коньках, но большинство шло по льду пешком, осторожно и степенно. Але тоже хотелось сбросить коньки — она и без них чувствовала себя на льду неуверенно, но в них было совсем худо. Девушка бы давно сделала это, если бы не Матвей, который не давал ей остановиться ни на секунду и крутил в разные стороны, показывая то на одного человека, то на другого. — Видишь вон того мужчину с толстой шеей и носом картошкой? Чиновник. Поговаривают, у него в особняке есть золотая комната — под царя косит. Аля неопределённо хмыкнула. Она догадывалась, кто именно сообщил об этом Матвею. — И что предлагаешь? — спросила она, уже зная ответ — Алекс подмигивал им с другого конца ярмарки. Матвей сорвался с места, легко и плавно объезжая Графа и направляясь к чиновнику с золотой комнатой. Аля почувствовала, как её сердце начинает выпрыгивать из груди в страхе, что вот-вот случится что-то ужасное и непоправимое. — Матвей! Она оттолкнулась коньками и неожиданно быстро набрала скорость. Матвей был уже увлечен другим и не обращал на неё никакого внимания. — Матвей, стой! — Маруся! Алекс мчался ей наперерез — Аля видела его краем глаза, но уже не могла ни свернуть, ни остановиться. Матвей стремительно отдалялся от неё, а прилавок с рыбой — наоборот — становился ближе с каждой секундой. — Маруся, ну куда же ты? Расшибешься! — старательно надрывал глотку Алекс. Без толку. Аля попыталась затормозить, как учил её Алекс — развернувшись, поставив один конек поперек другому, но только запуталась в собственных ногах. Что-то попало под лезвие, окончательно выбив девушку из равновесия. Аля нелепо взмахнула руками и рухнула прямо на поднос с сушеной рыбой. Что-то треснуло под ней, а потом — боль в ушибленной спине, проклятия продавца и сильная рука Алекса, вытянувшая её наверх за воротник пальто. — Простите милую даму, она только вчера встала на коньки, — рассыпáлся в извинениях он, волоча её по льду подальше от места происшествия. Продавец рыбы кричал им вслед такие непристойности, что Аля готова была сгореть от стыда прямо на месте. Алекса, однако, это ничуть не трогало. Он проехал ещё несколько метров, резко свернул влево и, остановившись за одним из шатров, заботливо отряхнул девушку. — Недурно, недурно, — похвалил Алекс, снимая с её плеча рыбешку и откидывая в сугроб. — Но в следующий раз не старайся навести погром, хорошо? Нам же внимание нужно отвлекать, а не привлекать. Вскипая, Аля вырвала руку из ладони Алекса и обняла себя за плечи. Она злилась. И на себя, что так некстати влипла в такую неловкую историю, и на Матвея, причиной которой он и являлся, и — в первую очередь — на Алекса, за то, что он был таким наглым и так упорно гнул свою линию. — Я ещё раз повторяю: я с вами не работаю! У меня с вами никаких дел нет! — Слышали, — спокойно ответил Алекс. В его серых глазах плясали чертенята. — Но вышло-то все по-другому? Быстро обернувшись назад, Алекс доверчиво распахнул перед Алей полу своего пальто. Девушка ахнула. Цепи — золотые, серебряные, тонкие и толстые — увешивали всю внутреннюю подкладку. Алекс, довольный произведенным эффектом, запахнул пальто и выудил уже из другого кармана медовый леденец: — На. Это тебе. Аля поджала губы. Пальцы крепче сжали плечи. Английская шерсть — теплое и добротное пальто, Алекс настоял на том, чтобы она его надела — жгла тело. Ворованное. Все это — ворованное. — Я не хочу, — коротко ответила Аля, отталкивая леденец. — Все брыкаешься? — Просто не хочу. Спасибо, но я уже говорила, что мы скоро уходим… — Говорила, говорила. Только я знаю, что никуда Матвей не собирается. Пойманная врасплох, Аля даже рот приоткрыла. Алекс стоял близко, смотрел прямо ей в глаза, а на губах играла едва заметная полуулыбка. Девушка поняла не сразу, что он блефовал. Ничего он не знает, с Матвеем на эту тему точно не говорил — значит, надо стоять на своём. Зачем? Аля сама не знала, но позлить Алекса ей хотелось. Ведь, если быть совсем честной, то она во всем винила его. Не встреть Матвей Алекса, он бы не познакомился с Алисой и не поссорился с отцом. А Але бы не пришлось бросать работу и в полнейшем одиночестве пытаться спасти обреченного на смерть старика. Ей бы не было так страшно и холодно, она бы не чувствовала себя так одиноко и у неё никогда бы не возникло желания… Аля тряхнула головой, с трудом разжимая онемевшие пальцы. — А вот и собирается. Мы как раз собирались… Уйти… До Рождества! — Может, уйдете прямо сейчас? — Алекс развел руками. — Смотри-ка, а вот и Матвей. Давай у него как раз спросим? Аля густо покраснела и попыталась отвернуться, но Алекс вдруг обнял её рукой за плечи и притянул к себе вплотную. В одной руке он все еще держал леденец, как будто дразнил девушку, и Алю это очень, очень раздражало. — Матвей! — воскликнул Алекс, подъезжая вместе со своей спутницей навстречу другу. Как по сигналу к ним уже съезжались с разных сторон Муха и Чингиз — а может, «рабочее время» подошло к концу — Аля не знала. — Твоя подруга говорит, что вы собираетесь нас покинуть завтра. Разве так поступают друзья? Аля дернулась, пытаясь вырваться, но Алекс держал крепко. В панике, пойманная в его хватку, как в паутину собственной лжи, она то краснела, то бледнела, и злилась, злилась сильнее с каждой минутой. — Мы не собирались вас покидать… — удивленно ответил Матвей, глядя то на безмятежного Алекса, то на дергающуюся в его руках девушку. — …завтра, — добавил он, поймав взгляд Али. — Это замечательно, — похвалил его Алекс, выпуская наконец Алю на свободу. — Видимо, между нами возникло досадное недопонимание. Но я рад, что все разрешилось! Лицемер, подумала Аля, взглядом пытаясь выжечь в Алексе дыру. Матвей тем временем пристально рассматривал проходящих мимо людей. Алису ищет, догадалась Аля. Алекс, судя по всему, тоже это понял, потому что тряхнул Матвея за плечо и сказал: — Ну что, на сегодня хватит? Матвей спорить не стал — только обменялся с Алей взглядами и, выждав, пока Чингиз и Муха затеряются в толпе, взял девушку за руку. — Пошли. Было морозно, и ветер задувал под воротник, но Аля не мерзла — пальто, хоть и ворованное, было по-настоящему теплым и почти ей по размеру. Не ворованное, а экспроприированное, вдруг вспомнила девушка слова Алекса, и от нахлынувших эмоций у неё даже щеки запылали. Нельзя, нельзя, нельзя поддаваться лихорадке, которой заболел и Матвей. Как ни назови, все одно — что украли, что экспроприировали. И Алекс, как ни назови — что вор, что борец за равенство — все одно и то же. Они вышли с ярмарки и разделились — трое пошли в кабак, Аля же с Матвеем и Алексом во главе отправились в центр Петербурга — пройтись на виду у людей, запутать след — на случай, если за ними будет хвост. — Есть предложение зайти в какое-нибудь цивилизованное заведение и принять по сто грам за почин, — предложил Алекс, глядя на Алю и откровенно улыбаясь. Аля уже хотела было отказаться, когда, обернувшись к Матвею, увидела его взгляд — тот же, что и на ярмарке. Глаза широко распахнуты, в них — живой интерес и напряженный поиск. Алисой могла быть любая из проходящих мимо дам. — Почему нет? — выпалила она раньше, чем успела отказаться. Алекс потер ладони. — Ну, вы идите тогда, а я потом сразу на корабль приду, — сломал весь план Али Матвей и заботливо осведомился у нее: — Все хорошо? — Да, — выдавила из себя Аля. — Нет, — вставил Алекс. — Нехорошо бросать даму, Матвей. Не понимаешь, что ли? Теперь уже запылали щеки Матвея — и так склонный к румянцу, он стал совсем пунцовым, а Аля знала, что обычно бывало после этого. Матвей злился. Злился по-настоящему. Они ссорились только дважды, в детстве, но даже теперь она помнила этот его колючий взгляд и ледяной тон, которым он отчитывал её однажды. Тогда она пыталась залезть на дерево и очень больно упала — почти напоролась на торчавший из земли крюк — и Матвей очень испугался за нее, поэтому и накричал. Во второй раз они поссорились из-за дворовых хулиганов — Аля, назло Матвею, решила пойти гулять с другим. Матвей был против. Тогда дело чуть было не дошло до драки. Раньше Матвей защищал её. Теперь Матвей от неё защищается. Он повернулся к Алексу всем корпусом, нахохлился, как воробей, обиженно поджал губы. — Я знаю все, что ты думаешь обо мне и об Алисе, но я прошу тебя: не лезь к нам. И ты, должно быть, неверно понимаешь наши отношения с Алей. Мы с ней выросли вместе, она и я совсем не то, что я и Алиса. — Да, должно быть, я ошибся, — послушно согласился Алекс, глядя на Матвея задумчиво. — Аля тебе ближе Алисы, потому что за твоим умирающим отцом ухаживала она, и когда тебе было плохо, рядом тоже была она. — Алекс, не надо, — попробовала вмешаться Аля, которой разговор уже совсем не нравился. — Не вмешивайся, дорогуша, — отмахнулся от неё тот. — Матвей, сейчас просто послушай меня трезво, без всяких чувств. У вас с Алисой — представительницей враждебного клана, между прочим — нет ничего общего. — Ты говоришь так, потому что не хочешь, чтобы мы были вместе, — упрямо возражал Матвей. Аля уже и забыла, каким туповатым он становился, когда начинал спорить. — Нет, — покачал головой Алекс, который — напротив — становился только красноречивее и убежденнее с каждым возражением. — Я так говорю, потому что беспокоюсь о твоей неразумной голове. Она может… Пострадать. Матвей молчал — только его ноздри раздувались едва заметно, да дрожали скулы. Аля стояла, низко опустив голову вниз. Она знала, что так будет. Ещё когда Матвей ушёл, знала. Но она просто не могла отпустить Матвея — не могла отпустить своё прошлое. А теперь вдруг поняла: никакого прошлого больше нет. Оно на то и прошлое, что прошло. — Алекс, — Аля робко тронула его за локоть. — Пошли, а? Пусть он идет. Алекс обернулся к девушке со странной эмоцией на лице. Ей-богу, подумала Аля, если он продолжит развивать свою демагогию… Алекс ничего развивать не стал. — Ну что ж, — сказал он, стряхивая со своего пальто невидимые снежинки. — Алисе привет. Изящно. Алекс всегда выходил из положения изящно.