Дух

Дверь захлопывается с таким грохотом, будто кто-то выстрелил из охотничьего ружья в закрытом помещении, и Филлис реагирует не задумываясь: поворачивается и бежит, словно за ней по пятам следуют охотничьи псы. Уже к концу лестницы она спотыкается и наполовину соскальзывает с последних двух или трех ступенек, подворачивая лодыжку, но внутри неё так много страха, который подстёгивает её, что она не чувствует боли. Она с силой хватается за ручку двери и совершенно не удивляется, когда та отказывается двигаться. — Выпустите меня! — Филлис стучит в дверь ладонями, потом сжатыми кулаками. — Есть там кто-нибудь? Пожалуйста, кто-нибудь, помогите! Никакого ответа. В конце концов она останавливается, руки саднит, а вывернутая лодыжка начинает тупо пульсировать, и Филлис прислоняется лбом к одной из панелей. Горло болит от крика. Как её мог никто не услышать? Если бы она была высоко на чердаке и обе двери были закрыты, все было бы иначе, но здесь только одна дверь отделяет еë от коридора слуг, и хотя все двери в доме старые и прочные, они не могут полностью заглушить звук. Даже в своей комнате она иногда слышит шаги или приглушенный крик спящего, которому снится кошмар. По крайней мере, от стука должна была проснуться Дейзи, она живёт ближе всех, и выйти разузнать в чём дело. Все это ужасно неправильно, и она ничего не может с этим поделать. Филлис в отчаянии в последний раз трясет ручку, затем поворачивается, чтобы посмотреть на узкую площадку наверху лестницы, едва различимую в слабом свете, который проникает из-под щели внизу двери. Пытаясь выбраться, она почти забыла, зачем вообще пришла, но теперь вспоминает. Где-то наверху есть шнур, который включает лампочки на чердаке. Где-то наверху есть и призрак. Осмелится ли она подняться и открыть дверь, зная, что не сможет сбежать в этом случае? Есть ли у неё выбор? Нет, решает она. У неё нет выбора. Она зашла так далеко, и единственный выход — довести дело до конца. И она ощущает, что дверь хочет, чтобы ее открыли; что-то очень мягко тянет Филлис к двери вверх по лестнице. Лодыжка болит, но не настолько, чтобы Филлис не смогла подняться, пусть ей и нужно опираться на перила, за долгие годы изношенные и вытертые до блеска скользившими по ним руками других людей. У нее как раз хватает времени подумать, видел ли призрака кто-нибудь из них, а затем она оказывается наверху и тянется к ручке. Крошечная голубая искра щелкает между пальцев, когда она сжимает и поворачивает её. Она собирается включить свет, как только откроет дверь, но ещё не успев найти шнур, Филлис видит, что призрак уже там, бесцельно дрейфует в той же части чердака, где она столкнулась с ним в последний раз. Он кажется более чётким, но до сих пор нет никаких намёков на возраст, пол или что-то ещё, что могло бы связать его с некогда живым человеком. Мягко и тихо Филлис проскальзывает через дверь и прижимается к стене, все еще пытаясь найти шнур, а потом призрак поворачивается и тоже видит ее. Он светлеет, пока не становится раскаленным добела, как вспышка молнии, опаляющая небо. У Филлис перехватывает дыхание, и она невольно закрывает глаза. Когда Филлис снова их открывает, призрак оказывается всего лишь на расстоянии вытянутой руки и внимательно смотрит на неё. Резкий запах озона, исходящий от него, повсюду: в носу и во рту, в горле и в легких. Ей хочется откашляться, но она не может сделать достаточно глубокий вдох. Призрак подплывает к ней, наступая более агрессивно, чем раньше. Она чувствует сильное покалывание, почти болезненное, когда неровный край его материи касается кожи. Внезапно она понимает, что хочет сделать призрак, и пытается отпрянуть, но у неё за спиной твердая, непоколебимая стена, и Филлис оказывается в ловушке. — Пожалуйста, не надо! Господи, пожалуйста, нет! Она отчаянно вертит головой из стороны в сторону, пытаясь держать его подальше хотя бы от лица, но он так же неумолим, как приближающийся прилив или бледный туман, заливающий луга весенним утром. Он совмещается с ней, оседает и проникает в неё, заполняя каждую клетку тела до отказа, переливаясь через край. Филлис думает, что больше не вынесет и умрет. Это не плотский акт — по крайней мере, она не ощущает за ним такого стремления — но это самая интимная и агрессивная вещь, которую она когда-либо испытывала в своей жизни. Ее самые безрассудные и бессмысленные отношения с Питером Койлом по сравнению с этим кажутся случайным столкновением с незнакомцем на тротуаре. Она снова пытается убраться подальше от призрака и понимает, что не может двинуться с места, удерживаемая непреодолимой силой. Ее руки прижаты к стене, пальцы растопырены, боковым зрением она видит, как вокруг них светится белым призрачная аура. — Вы делаете мне больно, — шепчет она. По её щекам катятся слёзы. Дорожки, которые они оставляют, гудят и потрескивают, как провода под напряжением, и она думает, что, может, они тоже светятся. — Это слишком. Я так не могу. — Пытайтесь, — говорит призрак. Кажется, его слова складываются где-то в её голове и расходятся оттуда, так и не достигнув ушей. И это единственный способ поговорить друг с другом по-настоящему. — Я пытаюсь. — Пытайтесь сильнее. Филлис в ответ может только простонать. Ее голова раскалывается, кости горят изнутри, а сердце прерывисто колотится в груди. — Я тоже буду стараться, — говорит призрак. — Я сделаюсь меньше. Мы будем пытаться вместе. Филлис чувствует, как он уменьшается, втягивается вовнутрь и становится более плотным. Ощущение переполнения ослабевает настолько, что становится терпимым. Она делает долгий, дрожащий вдох, и призрак говорит: — Лучше? — Немного, — говорит Филлис. Её собственный голос кажется чужим, как голоса из телеграфа или как у кого-то, кто говорит сквозь слои толстого бархата. — Хорошо, — говорит призрак. Он перемещается внутри нее, приспосабливаясь, и она судорожно вздыхает. — Вы жжетесь, — говорит она, когда дыхание возвращается. — Из чего вы сделаны? — Я сделан из того же, что и живые существа, только без физической формы, которая могла бы меня вместить, — говорит призрак. — Этот же свет и внутри вас. Это огонь, который движет вами. Однажды он будет освобожден, но не сегодня. Вы не умрете, поделившись со мной разумом и телом, по крайней мере, на это короткое время. — Это похоже на смерть, — говорит Филлис. Свежие потоки слез текут по её лицу, по тем же дорожкам, что и прежние. — Когда вы действительно умрете, вы поймете разницу, — говорит призрак. — А теперь давайте поговорим. Пожалуйста. Я так давно ни с кем не разговаривал. Филлис пытается что-то сказать, но ничего не может придумать. В свете призрачного сияния, которое теперь исходит от неё, на чердаке видны темные очертания всей этой тяжелой старой мебели, все столетия семейной истории, хранящиеся вдали, и это наталкивает её на вопрос. — Вы один из Кроули? — Кто такие Кроули? — Семья, которая живет в этом доме, — говорит Филлис и вскрикивает, когда призрак снова увеличивается в размерах, видимо, поражённый, что узнал фамилию. — Не надо! Больно! — Я Кроули, — говорит призрак, — но я не могу сказать вам моё имя, потому что я его забыл. Думаю, я потерял его где-то здесь, среди других забытых вещей. Я как раз искал своё имя, когда увидел вас. — Искали своё имя? — Да. Я знаю, оно здесь. Всё старое и потерянное в этом доме — здесь. Поможете мне найти его? — Я… Я даже не знаю как, — говорит Филлис. Из-за смеси страха, боли и замешательства она чувствует себя медлительной и глупой, и ей хочется положить руки на голову и выдавить из нее связные мысли. — Вы просите не того человека. Это касается семьи, мне следует рассказать кому-то из них… — Нет, — говорит призрак. — Они не верят в такие вещи. Они не послушают тебя, а если послушают, то пошлют кого-нибудь разобрать это место на части. Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Это должно быть сделано тихо, кем-то, кто умеет хранить секреты. Вы такой человек, не так ли? — Да, — слабо говорит Филлис. — Я знаю, — говорит призрак. — Вы полны секретов. Обещайте, что сохраните и мой тоже. — Обещаю. — И вы поможете найти моё имя? — Да, — снова говорит она. — Я как-нибудь помогу вам, только, пожалуйста, прекратите. Я правда больше не могу дышать. — Очень хорошо, — говорит призрак. — Но помните, вы обещали. На мгновение кажется, что он будет расширяться, пока все ее тело не разрушится изнутри, но затем Филлис видит, что он покидает ее, уносится прочь, не удосуживаясь принять даже самую простую человеческую форму. Она чувствует себя легкой и опустошенной, ей хочется насладиться явным облегчением, но ноги трясутся и не держат её. Она стоит на коленях, и тут к еë щеке прижимаются скрипучие, грубые доски старого чердака, потому что она либо легла, либо упала. «Я не могу здесь остаться», — думает Филлис, но все уплывает от нее, и она снова погружается во тьму.