Дух

Филлис хочет поразмышлять, и пока она отрезает и пришивает заново эти шестьсот шестьдесят пуговиц, у неё есть на это время. В течение недели она работает над ними, если только не сидит наготове, ожидая леди Грентэм, которую Филлис несколько раз ловит на том, что та бросает на неё оценивающий взгляд, когда думает, что Филлис не смотрит. После третьего или четвертого раза Филлис приходит в голову, что леди Грентэм может подумать, что её мысли заняты чем-то неприличным (возможно, даже тем, что она собирается снова начать воровать), поэтому прилагает огромные усилия, чтобы быть веселой и внимательной, когда поднимается наверх, и уделять больше времени мелочам, которые, как ей известно, нравятся хозяйке. Несколько лишних минут причесывания блестящих темных волос Коры и втирания крема в руки — небольшая плата за мир, и не больше, чем Филлис обязана женщине, давшей ей второй шанс, которого она едва ли заслуживает. Несколько раз во время таких процедур Филлис подумывает о том, чтобы повернуть разговор к истории Даунтона, считая, что это может дать ей подсказку о происхождении призрака на чердаке, но она подозревает, что никто из Кроули на самом деле ничего не знает о великолепной громадине, в которой они живут. Кажется, они мало обращают внимания на дом, переходя из комнаты в комнату. У мистера Карсона, вероятно, в распоряжении больше всего сведений, но Филлис, несмотря на то, что сидит рядом с ним за обеденным столом три раза в день более двух лет, очень робеет перед большим, неприветливым, низкоголосым дворецким и никогда не подходит к нему без необходимости. Так что она держит рот на замке и шьёт, шьёт, шьёт. Пальцы работают независимо от воспаленного мозга, пришивая трехсотую пуговицу, а затем четырехсотую, а Филлис так и не находит решение. Когда мистер Мозли не нужен наверху, он сидит рядом с ней, читает или полирует серебро, и его присутствие успокаивает, хотя они редко говорят о чём-то кроме погоды. Через некоторое время она начинает думать, что ей, возможно, всё-таки не придётся ничего делать: призрак останется на чердаке, где он, может быть, обитает уже много веков. Если ей нужно будет что-то оттуда принести, она попросит горничную или лакея пойти с ней, и рано или поздно дверь в конце коридора снова станет дверью, а не порталом в ад. Но позже, где-то около пятьсот пятидесятой пуговицы, события начинают развиваться сами по себе. Всё случается, когда она поднимается наверх очень поздним вечером, потому что лорд и леди Грентэм ужинали с гостями, которые слишком засиделись. По крайней мере, Томас, спустившись вниз, сказал, что лорд Грентэм выглядел так, будто готов выбросить их в окно, лишь бы избавиться от них. Леди Грентэм, сократив свой вечерний распорядок, уже спит в огромной кровати с балдахином, которую делит с мужем (взаимоотношения, которые заставляют Филлис немного тосковать о том, чего она никогда не испытает), а Филлис решает отложить оставшиеся пуговицы на другой день и лечь спать. Она желает спокойной ночи горничной, которая пошла спать прямо перед ней, и когда Филлис открывает дверь своей спальни, свет в коридоре начинает мигать. На мгновение у неё перехватывает дыхание, грудь настолько сжимается из-за паники, что Филлис стоит неподвижно, держась за дверную ручку, и ждёт, что будет дальше. В коридоре прислуги простые лампы накаливания, похожие на те, что на чердаке, но здесь они накрыты плафонами из матового стекла, которые делают свет мягче и всегда напоминают Филлис о луне. Медленно, со страхом Филлис поворачивает голову посмотреть на ближайший плафон и понимает, что считает про себя: один-одна тысяча, два-одна тысяча, три-одна тысяча, четыре-одна тысяча, как будто ждёт, что за вспышкой грянет гром. Вместо этого Филлис слышит начало электрического гула призрака, настолько низкого, что ей кажется, что она может не слышать его ушами, а чувствовать костями и сухожилиями. Свет снова мигает: загорается и гаснет так быстро, что кто-нибудь другой мог бы подумать, что ему это показалось, а Филлис думает о том, чтобы постучать в дверь горничной или сбежать по всем извилистым лестничным пролетам в столовую, где она в последний раз видела мистера Мозли, чистящего подсвечники, и умолять его помочь. «Это я — та женщина, которая видела привидение, — скажет она, — это была я, мистер Мозли». И он поверит ей и расскажет мистеру Карсону, который скажет лорду Грентэму, который… что? Скорее всего отправит их обоих в сумасшедший дом. Филлис поворачивается и смотрит на дверь на чердак, как всегда плотно запертую, скрывающую все секреты, живущие за обычной, неприметной обшивкой. Предположим, думает она, предположим, что она поднимется по лестнице, но только на верхнюю площадку, оставив нижнюю дверь приоткрытой, чтобы быть уверенной, что сможет выбраться, если свет полностью погаснет. Если призрак там, то Филлис сможет ускользнуть и привести кого-нибудь, чтобы показать его, а если нет, то никто и не узнает. Это не тот план, который Филлис стала бы рассматривать две недели назад, но отчаяние делает ее либо смелее, либо безрассуднее. Она отпускает дверную ручку, за которую хваталась с силой, и на ладони остаётся ярко-красный отпечаток. Филлис делает шаг по коридору, затем еще один, мягко ступая по полу, чтобы не шуметь. Она гадает, будет ли дверь заперта — в ней есть замочная скважина, но обычно ее оставляют незапертой, чтобы персонал мог забирать и убирать вещи, когда это необходимо, — но дверь открывается от прикосновения Филлис, как если бы ждала ее. Проскользнув внутрь, Филлис наполовину прикрывает дверь из уважения к правилу миссис Хьюз, но оставляет достаточную щель, чтобы треугольный клин света из коридора падал на пол и на стенку внутри. Снизу вверх ведут пятнадцать ступенек. Филлис уже на тринадцатой, когда дверь за ней захлопывается.