Постапокалипсис 3105

Вдох - погружение. Зачистка. Чистка. Вязкая, чёрная. - Времени на отдых у нас тогда не было. Нужно было спасать женщин. А их подвозили ко входу ГМЦ одну за одной... Врачи справлялись кое-как. Только волей… Я ассистировал своему наставнику. В нашей операционной мы принимали пациенток только на поздних сроках - самых тяжёлых... А когда у моего наставника закончились силы - я встал вместо него. Он спал на полу прямо там, не снимая испорченной формы… Вязкая, чёрная. - Я.., - он не давится, пропускает её в себя, - Я выскабливал... вытаскивал мертвых младенцев. По кускам. Ручка, ножка… Десятками, тазами... выносили. Печи крематория не затухали... Вытаскиваю - сшиваю. Вытаскиваю - обошлось, сшивать не надо... Механически. Первая, вторая, третья. У пятнадцатой не выдержало сердце. У сорок пятой тоже. Зачем вытаскивал?! К концу суток - робот, киборг, не живой. Мёртвый. Снятся куски в тазах. Забытые, убитые, чужие, мои. Все они мои? А у одной был ещё живой… Я старался, я правда очень сильно старался. Я его вытащил. Девочка. Дышать не захотела. Не смог. И ее в таз. Завезли следующую - на девятом месяце. Родиться не успел… Ребёнок крупный. Доставай прибор, пили, Сяо Чжань. И я пилю… Я слышу, как хрустят младенческие кости-хрящички. Раскрываю, вставляю инструмент, нажимаю, сильно. Слышу... - ...Чжань… - Рвётся. Вытаскиваю… Белое. Всё вокруг белое. - Сяо Чжань! Вернись сейчас же! - А? … Ибо слушал. Внимательно. Начинало мутить. Если Чжань озвучит ещё одно предложение о мёртвых кусках - его вырвет. А может и прямо сейчас... Встать бы и поскорее направиться к туалету. Он опустил ноги на пол и собирался подняться, но... ему кое-что помешало. Глаза напротив. Стеклянные зрачки доктора. Они застыли и совсем не двигались. Замерли. Как у загнанного зверька перед неминуемой гибелью. Ибо смотрел древние передачи про дикую среду обитания живности в саваннах и лесах. Там он видел, как ведёт себя животное, которое было поймано беспощадным хищником. Животное, что понимало: это конец… Доктор его не видел и не слышал. Он продолжал вытаскивать детские конечности в том времени. Четыре года назад... Что за хуйня сейчас происходит?! Надо вытащить его оттуда! Вместо туалета Ибо рванул к доктору, заглядывая в стекло его зрачков: - Сяо Чжань… Глаза пришли в движение, но доктор всё ещё не вышел на его зов, не повернул к нему своей головы. Ибо откинул покрывало с трясущихся рук, вынул их из укрытия и схватился за холодные пальцы. Силой голоса вытягивал за шиворот. Вязкая, чёрная. Вылезай оттуда, доктор Сяо Чжань! Всплывай на поверхность! Хватит! … Выдох... Берег? Руки чужие. Тёплые… - А? Расфокусированный взгляд смотрел вперед, но почему-то не увидел перед собой никого. Где он? Чжань повернул голову вправо. А, он тут. Ибо тут. Хорошо. Почему ты на меня так смотришь? Опять напугал? Очень хороший опекун, очень, так держать, Сяо Чжань. - Я снова тебя напугал... Слишком глубоко нырнул. Это оказалось так легко... А ведь ещё летом он думал, что совсем забыл, какого это. - Ты меня не напугал. Всё нормально. Это прошлое, оно уже позади. Этого больше не повторится. Расскажи по факту, не ныряй больше. Не надо... Сможешь? Чжань смотрел вниз, на сидящего на корточках перед ним мальчика, что всё ещё держал его руки... Они согрелись. А на мальчика ли он смотрел?! Разве ребёнок сейчас это сказал? - Смогу. … - ...не выжил ни один плод. После этого пекла меня повысили... стал врачом. На этом и закончилась моя интернатура, потому что интерном, после проделанной работы, назвать меня не смог никто. Доктор ласково улыбнулся и вытащил свои уже согретые пальцы из его ладоней. Ибо так и не отпустил их до конца рассказа доктора. Ему казалось, что как-то неправильно убирать сейчас руки, отпускать. Надо было дослушать его так… Сяо Чжань взял его ладони в свои. Вдох Ибо был слишком шумным от неожиданности, но он тут же расслабился - подумал, что Сяо Чжань, наверное, хочет сделать как в прошлый раз… Поднести к лицу и поцеловать. Но доктор так не поступил. Он с благодарностью сжал их и быстро отпустил, а следом поднялся с дивана. ... Этого больше не повторится. С точностью. До последнего. Ёбаного. Предлога. Чжань стоял у столешницы, заваривая свой любимый чай, а Ибо теперь просто ждал, наблюдая за ним из-за серых диванных подушек… И дождался. Доктор снова заговорил. - Я боюсь этих людей. Они живы, они, скорее всего, ходят по Городу. И возможно даже я их видел. Я боюсь, что эти двое мёртвых учёных далеко не единственные, кто за этим стоит. Я боюсь количества тех, кто это затеял. Я боюсь, я не хочу больше держать свои руки по локоть в детских трупах. Боюсь, что все, кто мне дорог, не в безопасности. Вообще никто не в безопасности. Боюсь не уберечь тебя… - доктор медленно выдохнул, - Только за Лизи больше не боюсь... Потому что её - уже не уберёг. Ей больше ничего не грозит, она теперь точно в безопасности. Моя Лизи… Чжань заливал горячей водой сухую скрученную листву на дне чайника, а когда поставил посуду на столешницу - то смог продолжить, разглядывая чёрное полотно кухонной дверцы напротив: - Но жизнь от моих страхов идти не перестала. Поэтому надо её проживать, а не тонуть в них. Пока она у нас есть, эта жизнь... Да? Ибо? Чжань почувствовал позади себя толчок, от которого он даже подался немного вперёд и, сдерживая эту силу, облокотился руками о столешницу, чуть не опрокинув свой заваренный только что чай. Жидкость сейчас колыхалась в фарфоровом чайнике по инерции. От этого неожиданного движения. Жеста. Вправо-влево. Вправо-влево. Но стукнуло его не как в прошлый раз - стальной сковородой по затылку… Кто-то тёплый врезался в спину и обнял его поперёк груди, прижимаясь почти невесомо, аккуратно, неуверенно. А-Бо. Чжань немного постоял так, отдав должное время этому объятию. Наблюдал, как чай в открытом фарфоре постепенно останавливал своё волнение, показывая лишь ровную гладь светло-зелёной поверхности. А потом вздохнул, посмотрел на сцепленные пальцы, погладил по мальчишеским костяшкам и мягко разнял обнимающие его руки: - Всё хорошо. Всё будет хорошо, Ибо. За нами стоят надёжные люди. Оберегают. Они вырвут жизнь зубами. Я верю и ты верь. Они уже это делали. По правде говоря, далеко не один раз… А нам с тобой остаётся только их не ослушаться, понимаешь? Чжань развернулся. Ибо не отвечал. Он кивал в ответ и рассматривал его лицо. Ибо смотрел на него так, как будто в первый раз. Так смотришь, когда видишь человека и стараешься запомнить его черты, чтобы в следующий раз при встрече обязательно... узнать. … Четыре года назад. Операционная Отдела Репродукции номер 22. Самый опытный и выдающийся интерн стоял рядом со своим наставником, подавая тому необходимые инструменты, придерживая оперируемых, где это было необходимо. Он старался отключить эмоции, как учил его старший. И у него хоть медленно, но начинало это получаться. По мере отключения одной эмоции за другой, он стал замечать, что руки оперирующего доктора работают медленнее, чем раньше. В разы. Никто не увидел, никто кроме него. Это были вторые сутки Доктора Лю Хайкуаня без сна. Его организм просто отказывает. А он - нет. Он не может остановиться. Не имеет права. - Доктор Хайкуань. Отдохните. Я Смогу Вас заменить. Карие глаза оперирующего хирурга с полопавшимися капиллярами не отвлеклись от сложного процесса: - Не надо, Сяо Чжань. Не лезь в полымя. Я справляюсь. Ты только помогай, будь рядом. Прошло два часа. Сяо Чжань впервые в своей жизни лицезрел, как дрогнула рука его наставника... Они оба замерли на мгновение. Тишина - это дыхание нескольких человек в операционной, мелодичный бит кислородных баллонов. Датчики контроля. - Сяо Чжань, помоги. Зашей за меня, я её поранил. - Отдыхайте, доктор Лю Хайкуань. Я справлюсь. Я всё сделаю. Интерн Сяо Чжань встал на место доктора и делал всё возможное. Всё, что было в его силах. … Они сидели за столом так и не заказав себе никакой еды. Сидели пока ароматный чай не закончился, оставляя на дне чайника пожухлые листочки... и Сяо Чжань вновь не заговорил: - Твои цветы... для мамы... стали осыпаться. Я знаю, как их сохранить. Не все, но зато надолго. Лизи так делала, она мне показала. Хочешь я… - Хочу. Ибо взял на себя смелость потянуть доктора за запястье в комнату под стеклянным куполом. Успело стемнеть. - Мари, добавь света. Сяо Чжань подошёл к книжным полкам, что доверху были заполнены разноцветными корешками разных оттенков и времён. Некоторые обложки были ещё яркими, не потерявшими былой сочности древнего красителя. А посмотрев на другие - можно было сразу и не понять, каким цветом книжка была украшена мастерами при её создании. - Мне нужна одна книга. Поможешь мне?- Чжань водил рукой по ровным рядам, - Может какая-то из прочитанных книг тебе понравилась больше или запомнилась чем-то, была особенной? Ибо сел на кровать и принялся рассматривать, теперь уже вместе с Сяо Чжанем, его книжные ряды: - Эта книга про человека, что играл на древнем клавишном музыкальном инструменте. И на сколько я понял, это честный рассказ о реальных событиях прошедших лет, тяжёлых испытаниях, что обрушились на него в годы древней мировой войны, в гетто. Всех его родных уничтожили, он остался один. И он не просто пытался выжить… Он по мере сил участвовал в сопротивлении врагу, пришедшему на его родную землю, в его дом. Но весь интерес этого рассказа из древности в том, что впоследствии именно помощь вражеского офицера позволила ему спастись. Он хотел встретиться и найти этого офицера после. Но все, что он смог... лишь прийти в концлагерь - на место его смерти. Тот солдат был против той войны, но был вынужден следовать системе своей страны, приказу. Он старался, он спас много невиновных, не только этого музыканта, но в концлагере ему никто не поверил - его предали пыткам и замучили там до смерти. Музыкант не успел помочь, некому там уже было помогать… Сяо Чжань повернулся к парню: - Пианист. - Да. Мне было непросто её дочитать. Но если нужна, то давай... её? Сяо Чжань быстро нашёл нужный чёрный корешок старинного переплёта. - Теперь давай выберем те соцветия, что ещё не стали осыпаться. Тёмная и светлая головы склонились друг напротив друга над осыпающимся, медленно увядающим букетом в поиске уцелевших соцветий. Подходящие подготовленные цветки были отобраны и Сяо Чжань аккуратно, умелыми пальцами настоящего спасателя, расправлял каждый лепесток и закладывал ромашку меж тяжёлых страниц. Ибо теперь совсем по-другому смотрел на эти руки. Ему было стыдно, что в прошлый раз он буквально высмеивал эти изящные, аккуратные... Обозлившийся малолетний дурак! Именно такие нежные руки, как у Сяо-лаоши, должны встречать людей на этот свет. Только они у него должны быть для этого тёплыми, а не холодными, как сейчас. Встречать и держать маленьких, беззащитных. Встречать, а не провожать… - Ибо, а теперь ты. Эти цветки - твои, - доктор подвинул к нему раскрытую книгу. Сяо Чжань смотрел, как парень забавно сжимает губы, отчего его щёки очень мило - по другому и не скажешь - надуваются. Ибо сейчас почему-то колебался, глядя на открытую главу и несколько соцветий рядом. Но зато вот так он снова похож на ребёнка. Что за чудесное преображение?! Чжань очень устал, но на тепло улыбки его сил ещё точно хватало. Перед Ибо была раскрыта глава номер шестнадцать: “Смерть Города.” Ибо оторвал взгляд от названия главы. Он постарался так же, как Сяо-лаоши, аккуратно расправить лепестки паре цветков, и накрыть их исписанными былой болью страницами. Брови доктора подскочили вверх. - Что? Что-то не так делаю? - Нет-нет! Наоборот, - замотал головой пойманный с поличным Сяо Чжань, - Твои пальцы выдают опыт. Кропотливый труд... что-то мелкое. Занимался, наверное, чем-то дома, да? Ибо снова поджал губы, уводя взгляд в сторону: - Мгм. В гетто почти все работают руками, да и некоторые вещи приходится чинить или делать собственноручно. Например, когда на необходимое нет денег. Или их нет просто на то, чего бы тебе очень хотелось... Перед глазами встали красные фонарики. Кадры его киноплёнки. Вечный архив. Одиннадцатилетний мальчишка, отплёвывающийся от красной тряпки нанопластика, сосредоточенное маленькое лицо... Сынён тогда очень старался нарезать всё ровно и аккуратно, как он у него просил. Старался, но перепортил всё же прилично и так сильно переживал из-за этого, обзывая себя почти без остановки рукожопой обезьяной - Ибо тогда не удержался со смеху. А Сынён... Ибо это не сразу понял. Как и потом - всё остальное… Сынён бросил инструмент, подскочил и побежал к входным дверям квартиры. Ибо выронил свои ножницы вслед. Успел его догнать. И очень удивился, когда развернул к себе друга. Все его щёки были мокрыми, а глаза опухшими, но он всё равно пытался спрятать своё лицо, притвориться. Улыбался даже. Его Нёни плачет... Он ведь и не думал его обижать, совсем не думал... Как будто всё это было вчера. Ибо хорошо запомнил тот день. И не из-за долгожданных красных фонариков, а потому, что... его Сынён плакал тогда из-за него, из-за Ибо. Как будто вчера он стоял в его комнате, в снаряжении городского полицейского, и попросил не снимать их со стены. Хотел купить ему такие же в Городе… Хотел. ... Ибо убрал ладонь с закрытой чёрной книги и прижал её к глазам. Вспомнил - проткнуло. Насквозь. Сяо Чжань видел это. Он смотрел на его губы - они искривились от боли в немом плаче. Нужен ли он Ибо сейчас? - А-Бо, мне остаться? Мальчик замотал головой из стороны в сторону, прося доктора оставить его одного. Что-то очень личное, не для глаз Сяо Чжаня. Он закрывается в своей тёмной комнате, когда воспоминания протыкают его ледяными, ядовитыми копьями. А значит и Ибо сейчас… Сынён? Сяо Чжань почувствовал себя не лучшим образом. Лучше бы его Сынён был мёртв, чем… Доктор спустился в свою мрачную гостиную. Он подождёт. Они переживут. Сяо Чжань постарается. Сделает всё, что в его силах...