I want to destroy you but to do so I have to break myself into millions of pieces
Какой ненормальный придумал систему оповещения через громкоговорители? По всей школе, в каком бы дальнем углу ты не находился, слышится изрыгаемый колонками механический трескающийся голос. Устрашающий, но на самом деле такой смешной, будто разбитый и сломанный телефон. Старая техника рождает старые звуки, нечему удивляться. Иногда, занятый своим делом, слышишь подобные объявления, начинающиеся с одних и тех же слов: Эмпти далее следует кодовый номер, присвоенный каждой ученице, затем новое имя, ведь мало кто из нас знает наизусть свой порядковый номер. Потом зачитывается основная часть — предложения из рода «С дистанции не сходить», «Вас ждёт ваш наставник», «Пройдите в такой-то то кабинет», «Не шуметь в своей комнате» и подобный бред, который вынуждены слушать все обитатели школы. Я сделала вывод, что таким глуповатым образом школа воспитывает в нас чувство стыда, ведь все, абсолютно все будут знать, что ты сделал не так. Но меня более раздражало не содержание предупредительных сообщений, а голос, каким они передавались. От одного этого глухого треска можно наложить в штаны. В этот раз позорная участь не обошла и меня. Я находилась в библиотеке, сидя за компьютерной программой, которую начала писать вчера. Голос громкоговорителя сообщал, что мне необходимо (это слово особенно заедало) пройти в лаборантскую Доктора Стайлса. Вот уже как десять минут вся школа обыскалась босоногой ученицы, спрятавшейся в библиотеке. Дело в том, что после вчерашнего неприятного разговора с Доктором я не должна была больше посещать направление «Информационные технологии». Четким ударом по лицу док дал понять, где мое место и что за любое неповиновение последует ещё одно наказание. Я наплевала и на него, и на его потребительское отношение ко мне. Щека до сих пор помнила его горячую ладонь, но это не остановило меня, когда после обеда и последующего душа я в тайне от Билла ушла в библиотеку. Здесь нет чувства безопасности. Здесь нет ничего и никого, кто бы мог защитить меня от Доктора. Здесь нет никого, кому я могу доверять. Я, будучи совершеннолетним гражданином, желаю всего навсего самостоятельно принимать решения и выбирать, что из предложенного в школе будет лучше для меня. Я остервенело набирала код компьютерной программы, вся злость и энергия изливались в строчки из букв и символов, которые в итоге должны были сложиться в программу, позволяющую беспрепятственно выйти в Интернет. Дверь в библиотеку раскрылась с характерным звуком, по полу проскользнули воздушные массы сквозняка, я мгновенно вскочила с места, предварительно сохранив написанную программу, и побежала к высоким стеллажам. Несомненно пришли за мной, но пока я не знала, кто именно. Прячась в книжных джунглях, я слушала приближающиеся тяжёлые шаги. Сомнений не осталось, это был Билл, его походку я выучила наизусть. Вполне логично, что избегая приказов школы, вернее, грубо их нарушая, я должна испытывать дикий страх, даже сейчас меня могут обнаружить. А это же Билл. Билл, который не раз махал перед моим лицом кулаками. Наверное, я взрослею, каменею, закаляюсь. Всё, что я чувствовала, — это детский интерес, а что будет дальше. Совсем как ребёнок, нашкодивший в отсутствие родителей, а потом спрятавшийся под кровать в ожидании неизбежной порки. Я и была тем нетерпеливым, глупым ребёнком, издевающимся над своим единственным родителем. Это был немой вызов подростка-бунтаря — ну и что дальше. — Эмпти, я знаю, что ты тут! Лучше выходи сама! — ворковал Билл, как охотник, пытающийся выманить жертву из норки. Накрывая рот ладонями, чтобы не засмеяться, я перебежала от одного стеллажа к другому. Втиснувшись между книгами, я весело хихикнула. — Какого черта ты затеяла эту игру? Ты должна сейчас быть у Доктора! Словами «Сегодня мы идём к врачу, солнышко» родители частенько пугают своих детей. Лишь на краткий миг я представила недовольное, пасмурное лицо Доктора, когда меня волоком втаскивают в его кабинет, от этих мыслей у меня зарябило в глазах и затряслись поджилки. А вдруг это всё правда? Вдруг Доктор опять сорвётся с цепи, ведь я уже опоздала? Крадучись, я тихо двигалась вдоль рядов стеллажей, пока не вышла к проходу. Выглянула, поворачивая голову вправо. Проход был чист. Я быстро скользнула в свободное от Билла направление и тут же вскрикнула, когда наставник всё-таки добрался до меня, схватив за запястье. Дура, дура, я посмотрела только направо, а надо было и налево. Что мне говорили родители, когда учили переходить проезжую часть! — Попалась! — Билл развернул меня к себе, как нашкодивший ребёнок, я опустила глаза в пол и начала играть в молчанку. — Не зли меня. Сейчас ты пойдёшь со мной! Наставник резко дернул меня за руку, я думала, он вывихнет мне плечо. Я закричала. — Отпусти меня! Отпусти! Я не пойду к нему! Билл резко затормозил и выпустил мою руку. Я сразу же накрыла запястье, растирая покраснение, образовавшееся за какие-то считанные секунды. Наставник сделал шаг и вдавил меня в близстоящий книжный стеллаж. Его глаза буравили во мне отверстие, на скулах обрисовались желваки, из ноздрей валил горячий пар. Вот и моя остановка, высадите меня на кладбище. — Сейчас. Ты. Идёшь. К Доктору. Не еби мне мозг. Делай так, как я говорю, — я скривилась, отворачиваясь от Билла. Он пообедал мертвечиной? — Нет, — тихо вымолвила я, в голове считая до десяти. Счёт всегда помогает отвлечься от внешнего мира и выстроить защитную стену между собой и тем, кто собирается причинить тебе боль. Билл отпрянул назад, посмотрел в окно, на письменный стол, за которым я работала, и нежданно негаданно резким выбросом руки ударил по монитору, разбивая его на две неровные половины, разлетающиеся по полу. Я вскрикнула, но тут же прикрыла губы. Билл шёл ко мне. — Следующей будет твоя голова, — грубо рявкнул он. — Ты всё ещё отказываешься идти со мной? Я отчаянно замахала головой. В этот момент мне было даже больше жалко компьютер, на котором я писала программу, а не себя. Я иду к Доктору по своей доброй воле. Чего мне ждать? Билл тащил меня так, будто хотел побить рекорд по преодолению расстояния между двумя этажами. У меня не было времени восстановить дыхание, привести себя в чувство, подготовиться ко встречи с монстром. Наставник втолкнул меня в кабинет и вошёл сам. — Ты опоздала на сорок гребаных минут! — мгновенно раздался ядовито-яростный голос Доктора. Я ещё не видела его, так как лишь через несколько секунд он вышел из смотровой. — Док, это я задержал её на тренировке. Такого больше не повторится. Что? Билл решил прикрыть мою задницу перед Доктором. С какой целью? Затишье перед бурей? Стайлс все же недоверчиво перевёл пустой взгляд с меня на Билла и обратно и лишь хмыкнул в ответ. Я закатила глаза, не сомневаясь, что это видел Доктор. Билл тихо закрыл дверь, оставляя меня один на один с бездушным женоненавистником, который не гнушается никакими словами и средствами, чтобы унизить женщин. Я уверенно скрестила на груди руки и воззрилась на Доктора. Говорят, глаза — зеркало души. Думаю, если следовать этому изречению, у Доктора ее вовсе нет. Вместо души у него выжженная, иссушенная земля, покрытая чёрной сажей и острыми осколками магматических пород. Если следовать этому изречению в моем случае, мои глаза открывают вид на неудачно вырезанную фигурку из бумаги, сделанную неопытными ручками маленького ребёнка. Такими гирляндами из мальчиков и девочек, взявшихся за руки, немцы любят украшать дома в преддверии Рождества. Моя фигурка — замыкающая, крайняя, недоделанная, изжеванная тупыми ножницами. — Сегодня ограничимся уборкой. После вчерашнего там много работы. Сегодня Доктор на удивление оказался немногословным, остывшим. Он провёл меня в противоположную от смотровой сторону кабинета, там была хитро спрятана раздвижная дверь в лаборантскую. — Все, что тебе потребуется, здесь есть, — мужчина задвинул плавно скользящую дверь и вышел. Я осмотрелась на помещение лаборантской, которое было стандартного среднего размера. Всё, как и в университете: белые стены и потолки, на полу квадратная плитка. Высокие белые шкафы с приборами, стойками пробирок и реагентами. Вытяжные шкафы и трубы вентиляции. Несколько раковин с проточной водой. Большой рабочий стол с выключенным компьютером. Книжный шкаф. Ничего необычного кроме выбивающегося из шаблона «Уютная комнатка химика» бардака около стола для опытов. Тут и разбитые склянки, пролитые жидкости и много много стекла. Сьюзан. Сьюзан. Как слон в посудной лавке. И почему я должна убирать весь этот беспорядок? Почему Доктор не заставил ее это сделать ещё вчера? Я не стала ломать из себя белоручку и принялась за уборку. Стекло звонко хрустнуло под подошвой кроссовка, я вгляделась в мусор на полу и тотчас вспомнила себя в лаборантской университета. Похожая ситуация, но не совсем идентичная. Ещё больше пролитых склянок с кислотой. Ещё больше силы и боли. Ещё больше злости в моих испуганных глазах. Вместо тишины крики и ругань. Вместо босоногой Эмпти зелёная студентка. Закусив губу от неприятных воспоминаний, я замахала шваброй и тряпкой, вычищая все до блеска и скрипа. Через час лаборантская была полностью убрана, я не ограничилась уборкой погрома, а перемыла все поверхности в помещении, в том числе колбы, мензурки, инструменты и приборы. Ещё в начале уборки у меня возникла мысль провести здесь небольшой обыск. Меня мало интересовали химические атрибуты и оборудование, меня интересовала информация, возможно, конфиденциальная, которая могла храниться в этом месте. Убедившись, что дверь наглухо закрыта, я принялась обследовать каждый шкаф и ящик, выворачивая всё содержимое на пол. Справочная литература, всевозможные пособия и раздаточные материалы, журналы учета проведения генеральной уборки и дезинфекции инструментов. А что я ожидала здесь найти? Документы, проливающие свет на грязные дела школы? Фотоальбом Доктора Стайлса? Личные фотографии наставников с корпоратива? Банковские счета? Журнал результатов опытов над людьми? Ничего подобного я не обнаружила, и вряд ли здесь вообще было что-либо, не касающееся цели назначения лаборантской. Жаль потраченного времени. Вся в поту и мыле я в десятый раз попыталась взломать компьютер. Тщетно. Ещё одна мотивация постигать область компьютерных технологий. Когда я шарила рукой под принтером, в соседнем кабинете Доктора послышался шум. Тихо, как мышь, я прошла к двери и обратилась в слух. — Проходи, проходи, — слова принадлежали Доктору. — Доктор, сегодня я упала во время пробежки. Вчера вечером был дождь, все дорожки сырые. Кажется, что-то потянула. Не посмотрите? — очевидно, это была одна из учениц. — Да, Кэтрин, конечно, пройдём в смотровую, — мило и любезно ответил Доктор. Я чуть не подавилась от такой резкой перемены в его голосе. На меня он лает, как собака, а с какой-то Кэтрин воркует, как влюблённый птенчик. В кабинете послышались шорохи и шаги, я восприняла это за знак к действию — медленно отодвинула дверь, как же повезло, что это была раздвижная дверь на колесиках, а не деревяшка, болтающаяся на скрипучих петлях. Моему взору открылись спины Доктора и ученицы, которые направлялись в смотровую, располагающуюся по другую сторону от лаборантской. Девушка шла чуть впереди, прихрамывая на одну ногу, Доктор придерживал её за предплечье. На всю эту сцену я смотрела с открытым от удивления ртом. Куда пропал тот Доктор, который угрожал мне вчера? Перед собой я вижу заботливого, обходительного мужчину, который даже не думает раздеть или ударить ученицу. Одно то, как его покрытая татуировками рука прикасается к ее коже, наводит на странные мысли. Он — обычный внимательный доктор со всеми и безумный монстр со мной. Двойные стандарты. Но почему? — Ой, простите, — девушка споткнулась, подвернула ногу или сделала вид ради того, чтобы оказаться в сильных руках Стайлса. — Давай, я помогу тебе. Я чуть не вывалилась из лаборантской вместе с дверью, когда Доктор взял ученицу на руки и понёс в смотровую, как чёртову фарфоровую куклу, боясь навредить ей. В душе заколошматила обида и непонимание. Когда Доктор скрылся в смотровой, я полностью открыла дверь и выбралась из временного убежища. На носочках пересекла кабинет и приблизилась к смотровой. Двери в помещение не предполагалось, осторожно я заглянула внутрь. Ученица лежала на кушетке, над ней нависал Доктор. Слава Богу, он стоял спиной и не мог заметить меня. Бережными движениями мужчина осматривал ногу пострадавшей. — Так больно? — каждые три секунды повторял Доктор, надавливая на новую точку на ноге ученицы. Его мощные руки скользили по ее коже, девушка переодически постанывала, я посчитала, она делала это наиграно, и отвечала кокетливым голоском: — Да, да, здесь. Когда он задал ей вопрос «Тебе не больно?» в десятый раз, я не выдержала и с присвистом выдохнула и закатила глаза, прислоняясь спиной к холодной стене. Хватит с меня этой милости и сладости. Почему-то вчера он ни разу не задал мне этот вопрос, не во время пощёчины, не после, не даже сегодня! — Ты что тут делаешь? — из смотровой выскочил Доктор и обратился ко мне. Он хмурился и морщил лоб, наблюдая, как я едва двигаю языком, чтобы придумать объяснение. Как можно было так проколоться? Сейчас он подумает не весть что, мол, я за ними подглядывала. Ну да, так и есть, я хотела уличить его в неправомерных действиях. — Я закончила, — писклявым голосом выпалила я и опустила глаза. — Подожди меня там. Сейчас я закончу с пациентом и приду проверю. Стайлс быстро вернулся к своей извивающейся на кушетке кошечке, я уныло побрела в лаборантскую и уже там опустилась на один из стульев. Мужчина пришёл через каких-то десять минут. Все это время я слышала неразборчивые рекомендации Доктора приложить холодный компресс и такие чёткие и пылкие благодарности ученицы. Интересно, она всунула ему в карман шоколадку или ограничилась слабым поцелуем в щечку. Доктор порывисто влетел в смотровую и принялся осматривать и оценивать мои старания. Он размеренно прохаживался от одного стола к другому, заглядывал на полки с реактивами, в шкафы, по одному из них он провёл пальцем и буркнул, что осталась пыль. Конечно, капитан Очевидность, ты на две головы выше меня. Осмотрев все поверхности, он перешёл к колбам и пробиркам. Взял одну из вымытых пробирок и всмотрелся в неё, осматривая под яркой лампой. — В следующий раз лучше вытирай. На стенках остались капли воды, — я ничего не ответила, мужчина продолжил тщательный осмотр. Он открывал каждый шкаф и ящик для хранения инструментов. Видите ли ему не понравилось, что стойки с пробирками стояли не по линеечке. Чертов перфекционист. Да я тебе эту колбу в задницу засуну в следующий раз! — Инструменты нужно обрабатывать в УФ камере, — сказал он, обращаясь ко мне взглядом. Я опять же промолчала, он ещё долго хмурился, ожидая от меня ответа или хотя бы кивка. Поняв, что затея неудачная, он прошёл к компьютерному столу. — Я могу идти? Мне не хватило терпения, Доктор заглядывал в каждый уголок, каждую трещину, высматривал каждый развод на мониторе и блоке питания. — Нет, — грубо вякнул Доктор и обвёл меня подозрительно скользким взглядом. Чувствуя себя не в своей тарелке, я поднялась со стула и устремила на Доктора вопросительный взгляд. — Сначала я должен убедиться, что всё, что должно находиться здесь, не находится в твоих карманах. Он сделал шаг вперёд. Я резко отшатнулась назад. Уголки его губ устремились вверх, глаза впервые хитро блеснули. — Что вы мне предлагаете? Раздеться перед вами? — раздраженно съязвила я. — Нет, спасибо, одного раза было вполне достаточно, — угрюмо проговорил он, будто он до сих пор не отошёл от первого раза, когда увидел меня обнаженной. Я думала, он уже забыл о том случае. С его слов, он же повидал стольких учениц. А оказалось нет, наверняка каждую помнит в деталях. Извращенец! Я оскорбилась. Плевать, плевать на всё. Он будет предпринимать ещё миллион вещей, чтобы напомнить мне, что я никто. Если я каждый раз буду резко реагировать на его издёвки и выпады, в итоге моя нервная система превратится в старую губку для мытья посуды. Сумбурными движениями я выправила из шорт майку, демонстрируя, что под ней ничего нет. Я не следила за реакцией Доктора, когда вывернула наизнанку карманы и слегка похлопала себя по бёдрам. Здесь тоже пусто. — Теперь я могу идти? — рявкнула я, брезгливо и холодно глядя на Доктора. Он был невозмутим и безучастен. — Обувь! Он произнёс одно единственное слово, от которого у меня затряслись коленки и по спине пронеслись полчища мурашек. Я сглотнула, меня захлестнула паника. — Обувь? — переспросила я. — Да, обувь. Снимай. Не осознавая, чему я себя подвергаю, я опустилась на одно колено и принялась развязывать шнурки. Долго и мучительно я снимала кроссовки, затем носки. Поставив обувь на пол, я требовательно воззрилась на Доктора. — Переверни кроссовки, — он будто знал, он точно знал. Перевернув кроссовки, я не удивилась, когда из одного из них вылетел небольшой картонный свёрток. Мне было безразлично, как отреагирует Доктор. Я с врагами не разговариваю. — Не трогай! — грозно выкрикнул он и поднял выпавший предмет. Им оказался набор одноразовых лезвий. Я не знаю, по какой причине я решила их прикарманить. Просто когда увидела, инстинктивно поняла, они нужны мне позарез. Чертова ирония. Стайлс вертел упаковку между большим и указательным пальцем, переодически его пылающие гневом глаза находили мои. Я же замкнулась в себе и мысленно готовилась к худшему. Очередному удару или порезу на коже. Он наверняка думает, молодец, сама выбрала себе метод расправы. — Каковы гарантии, что оставляя тебя одну, я могу не беспокоиться за сохранность моей лаборантской, — ах, значит, вот что его волнует. Не моя жизнь, а эта гребаная комната. Ублюдок. — Никаких. Абсолютно никаких, — бесцветным голосом ответила я. Доктор резко сократил между нами расстояние и подлетел ко мне, тыркая мне в лицо упаковкой лезвий. — За эту выходку можно пожалеть! — изливаясь желчью, цедил он сквозь зубы. — За всё в этой жизни нужно платить. Лезвия мельтешили перед моими глазами, я пыталась сосредоточиться на коробке, а не выворачивающих внутренности глазах Стайлса. Всё, что угодно, пожалуйста. Я и так стала белее идеально вычищенного стола для экспериментов, прозрачнее потолка и стен. Что ещё можно сотворить со мной одним лишь взглядом? Фу, брось, зараза! — вспоминаются слова мамы, когда я подняла в песочнице кем-то оставленную лопатку. Только не смотреть в его глаза, не дышать одним воздухом, не слышать его хриплый голос и чувствовать дурманящий сознание одеколон. Я спрячу в себе всё, и ты ничего не найдёшь. — Проваливай отсюда, — слишком громко озвучил Стайлс и дал мне пространство, чтобы надеть кроссовки. Дрожащие пальцы не слушались, шнурки не хотели складываться в бантики. Я несколько раз чуть не упала, когда впихивала ступню в кроссовок, сминая пятку. Всё это время Доктор стоял не двигаясь, его длинная тень полностью накрыла меня, сжирая. Какие мысли сейчас проносятся в его голове? Где меня подловить и отомстить? Почему бы не сделать это сразу? Он отпустит меня просто так? — Ты можешь быстрее? Его утробный, обвиняющий голос стал для меня тревожной командой. Я вскочила на ноги, так и не засунув ногу в кроссовок, и дала заднюю. Очутившись по ту сторону баррикад, я протяжно завыла, ударяя кулаками по воздуху. Мне хотелось разреветься, потом разнести здесь всё к чертовой матери и побежать пожаловаться Биллу. Озираясь, как параноик, я не решалась покидать кабинет Доктора. Из лаборантской донёсся звон стекла. Я вздрогнула и отпрыгнула на метр от источника шума. Что он там делает? Решил приготовить мне яд или выместить накопившуюся злость? Скорее всего, первое. Устало выдохнув, я прошла к шкафу со стеклянными дверцами. Поднимаясь на носочки, заглянула внутрь. Так много книг и медицинских справочников, битком набитых на полках. Внимание привлёк знакомый корешок, возможно, мне только показалось, я решила удостовериться. Нужно открыть шкаф. — Ты ещё здесь? Едва моя рука нашла ручку шкафа, как из кабинета вышел Доктор. Столбенея от страха, я осмотрела его оголенные по локоть руки, покрытые дорожками крови. Что за черт? Минуту назад ничего не было. Его зелёные глаза были потухшими и безжизненными. Что-то точно произойдёт, если я сейчас же не дам деру. — Уже ухожу, — вымолвила я и выбежала, именно выбежала из кабинета. Снаружи я смогла себе позволить облокотиться о стену, выдохнуть и сползти вниз, обнимая себя за колени. Что это, черт возьми, было? Что он сделал с собой? Что он сделает со мной? Обуреваемая паникой и нечеловеческим страхом, я по стеночке пошла к себе в конуру. Он действует как нервно-паралитическое вещество. Бесцветный по виду, что никто и глазом не заметит. Имеет запах яблонь, ведь он постоянно копошится в саду. Является смертельно ядовитым. Медленно парализует дыхание, приводя к удушью. Зарин — так называется эта проказа. (Прим.: зарин — отравляющее вещество нервно-паралитического действия)***
В школе на самом деле не так много занятий, не не осмеливаюсь употреблять слово «развлечений», для проведения свободного времени. Несомненно в первый день нам в сердцах рассказывали про каждый кабинет школы, но из всех этих благ цивилизации я побывала только в библиотеке и то с целью обучения. Словом о библиотеке, один жирный минус здешнего хранилища книг — это полное отсутствие художественной литературы. В библиотеке есть научная литература на всех языках мира, по всем областям знаний, кроме развлекательной. Как бы мне сейчас хотелось погрузиться в аутентичный, самобытный английский детектив или прочитать лёгкий любовный роман, но у меня нет возможности. Вместо этого свой досуг я провожу за очередным томом «Органической химии». За книгу я взялась с целью убежать от мыслей о Докторе и моем сегодняшнем визите в лаборантскую. Мне надоело ломать голову над многочисленными ребусами, которые Доктору удаётся составлять лучше, чем проверочные тесты. Мир формул и уравнений, сложных объяснений и комментариев помог мне выпасть из реальности на целых два часа. Можно сказать, меня разбудил трезвон громкоговорителя. Стандартно прозвучал номер ученицы-Эмпти, а потом продублировалось имя «Эмелин». Я отбросила книгу и вскочила с кровати, прислушиваясь к сообщению. Голос робота сообщал, что мне необходимо пройти в тренировочный зал номер 2. Я смутилась, мне была непонятна и неизвестна причина моего вызова. Зачем я им потребовалась в тренировочном зале? Удостоверившись на всякий случай, что на мне надеты кроссовки и спортивный костюм, а другого здесь и не было, я вышла из комнаты и отправилась в неизвестность. Любопытство когда-нибудь меня погубит. Непослушание когда-нибудь выльется в неприятность. Две стороны одной медали, которую как бы ты не бросил, в любом случае окажешься в проигрыше. Достаточно быстро я добралась до тренировочного зала. Дверь в помещение была открыта, я помялась несколько секунд на входе, не решаясь заходить внутрь, но вскоре меня заметил Билл, и мне ничего не оставалось, как сделать шаг к своей смерти. Меня удивило много вещей, вообще меня не так уж сложно удивить, но здесь на самом деле нельзя было остаться равнодушным сухарем. Огромный тренировочный зал был разделён на блоки или ринги, отделённые толстыми канатами. На каждом ринге спаринговались двое мужчин, теперь понятен источник моего дикого изумления — не было ни одной ученицы, девушки, женщины. Я подошла ближе к Биллу, который нетерпеливо переминался с одной ноги на другую в центре яркого красного круга. Наставник был без партнера. Оглядевшись, я увидела знакомых мне наставников, схватившихся в тугой узел борьбы с каким-нибудь охранником или преподавателем. Над рингом возвышалась трибуна, скорее напоминающая ложу в театре, на ней собрались другие члены школьного коллектива, в том числе и Доктор. На долю секунды мои ошеломлённые глаза встретились с его нейтральными, и я мгновенно отвела взгляд. — Поднимайся сюда! — меня позвал Билл, отрывая от мыслей о странном присутствии Доктора на тренировке. Пришёл за кого-то поболеть? Хотя это навряд ли было соревнованием. Взмахнув головой, я перебралась через канатное ограждение и подошла к Биллу. Его руки были перевязаны бинтами, на голове была спортивная повязка, а из одежды — только шорты. На несколько секунд я перестала дышать, осматривая его спортивное тело, покрытое капельками пота. — Ты ведь хотела научиться драться? — бодрым голосом протрещал Билл. Мои щёки мгновенно залились румянцем, наставник несомненно заметил мой интерес к его спортивной форме. — Да, но… — сердце пропустило тревожные гудки. — Ты же сам говорил, что мне ещё рано. Я ещё не все книги прочитала, и осталось несколько фильмов, — я запиналась и пыхтела от учащённого дыхания. — Сегодня я готов показать тебе несколько приёмов, ты же так этого хотела. Я подозрительно посмотрела на других борцов, отрабатывающих удары на своих партнерах, им было до лампочки. Никому не было никакого дела, что происходит между мной и Биллом. Все были сосредоточены на своём квадрате ринга. Может, Билл правда решил оказать мне услугу и научить драться. В любом случае, этот навык мне пригодится в будущем. — Хорошо, что мне нужно делать? — спросила я, всё ещё сомневаясь в этой затее. Все мои представления о боевом искусстве получены из фильмов, которые нам показывают здесь по вечерам. Насколько я внимательно смотрела, сперва нужно занять стойку: согнуть ноги в коленях на ширине плеч, выставить согнутые в локтях руки в форме блока, пытаясь защитить лицо и грудь. — Попробуй нанести мне удар, — огласил Билл, следя за моей неудачной попыткой принять борцовскую стойку. — Куда? Просто ударить? — Не бойся. Мне всего лишь нужно знать силу твоего удара. Я засомневалась, но потом увидела Доктора, прильнувшего к перилам и наблюдавшего за нами, и тотчас представила его лицо на обнаженной груди Билла. Я замахнулась и со всей силы всадила кулак в стальную грудь наставника. Не успела я опомниться, как мужчина перехватил мою правую руку, нанёсшую удар, и выкрутил её мне за спину. Он нагнул меня, больно сжимая запястье, я оказалась прижата задницей к его паху. Но у меня была свободна левая рука, которой я могла нанести неожиданный удар. Я замахнулась локтем, но и на этот раз Билл ловко завёл и левую руку мне за спину. Теперь моей опорой были ноги и голова на плечах, но я не могла придумать выхода, как выбраться из этого неудобного положения. Всем весом наставник давил меня к земле, я хотела подняться и ударить его затылком в нос, но Билл применил любимый приём Доктора — подсечку. Ударяя меня по ногам, он повалил меня лицом на ринг, я больно шлёпнулась всё на ту же левую сторону, Билл упал на меня, придавливая к мягкому покрытию. Одной рукой он держал мои руки за спиной, второй принялся душить меня, локтем выворачивая мне шею. Воздуха, логично предположить, становилось всё меньше и меньше. Тяжесть тела Билла и сильная рука на горле в верном направлении выбивали из меня последние надежды оказать сопротивление. Более того, в груди начала разрастаться немая боль, которая вскоре закричит в полный голос. — Давай, не сдавайся! Попытайся сделать хоть что-нибудь! Тебе так не дорога собственная жизнь? Я уже не могла соображать, кажется, хватка на шее стала ещё мощнее и яростнее. Наверняка у меня вздулись все сосуды на лице и полопались капилляры в глазах. Я отчаянно пыталась дёрнуть хоть какой-то частью тела, но мое тело меня не слушалось. В груди из-за недостатка кислорода тупым тесаком приобретала форму скручивающая боль, сковывающая грудину. В итоге я захотела крикнуть, чтобы Билл остановился, но вместо голоса изо рта вышел сгусток крови, смешанный со слюной, и сдавленный хрип. Глаза ничего не видели. Уши едва разбирали посторонний шум. Что-то непонятное в области грудной клетки и легких взорвалось яркой вспышкой боли, из глаз посыпались хрусталики слез, которые были не прозрачными, а чёрными, как намерения Билла. Сознание уплывало, как и почва под ногами. Мышцы начали слабеть и отключаться. — Эмпти? Эмелин? Эмелин! Красный круг перед глазами растягивался и переворачивался по часовой стрелке. — Док, быстрее! Сюда! Ей плохо. Стайлс, твою мать, тащи сюда свою тощую задницу! Голос из громкоговорителя объявил: «Подождите, помощь задерживается. Оставайтесь на линии». Были ли мои глаза закрыты или открыты, но я точно уверена, что видела звездопад. Нет, я была одной из падающих звёзд.I never felt sorry for what I've done