And now I beg to see you bleed just one more time
Раньше, когда я жила в Берлине, мое физическое и психическое состояние находилось в рамках равновесия и гармонии. Меня ничто и никто не беспокоил. Раньше, когда я жила в Берлинской квартире, мне редко снились кошмары. (Если только не он.) Практически никогда. Многие вещи претерпели изменения. Теперь же, когда я нахожусь за пределами Берлина, мое физическое и психическое состояние находится далеко от стабильного, здравомыслие покинуло прежние рамки равновесия и гармонии. Я топчусь где-то на размытой грани между безумием и здравием. Теперь же, когда я живу в школе, мне каждый день снятся кошмары и каждый день я просыпаюсь от нового оттенка всё той же боли, всё той же гниющей раны. Я как обычно не понимаю, сколько сейчас времени. Ночь или уже наступило утро. Я просыпаюсь резко, неожиданно, дергаюсь в постели от неприятного ощущения, овладевшего моим лицом и грудью. Вся я истекаю пóтом, мои глаза затуманены и будто неприспособленны к темноте, по шее струятся тонкие влажные нити, голова и подушка пережили потопление. Хочу закричать, чтобы отринуть страшный сон, но чья-то рука зажимает мне рот. — Не шуми! Поднимайся! Я с усилием разлипаю глаза и вижу своего наставника, в руках у него пустой графин. Так вот оно что! Это был нефига не очередной кошмар, это был Билл. Он, сука, выплеснул на меня воду. По непроглядной темноте в комнате осознаю, сейчас далеко не пять часов утра, когда должна начаться беговая разминка, сейчас намного раньше. Четыре? Или три утра? — Куда, Билл? Сонным голосом спрашиваю я. Билл исчезает из поля моего зрения и в следующую секунду бросает в меня футболку и шорты. Одежда приземляется мне на лицо. Не думая, использую футболку в качестве полотенца и вытираю влагу с волос, щёк и шеи. О красоте в этом заведении нет времени думать. Здесь не ценят красоту, только уродство. Билл не покидал моей лачуги и ждал, пока я переоденусь. Я пока ещё не понимала, куда мы отправимся в такую рань, что за испытание мне уготовлено на этот раз. Судя по необычному, идиотскому способу пробуждения ждёт меня отнюдь не приятная прогулка по свежему лесу. Вдвоём мы вышли из комнаты. Билл по наитию шёл по темным, узким коридорам, ведя меня за собой. Мы поднялись с первого этажа, где располагалась жилая зона для учениц, на четвёртый. В этом месте я ещё ни разу не была. Здесь было больше света, исходящего от настенных светильников в виде огненных факелов. Паркет покрывал красный ворсистый ковёр, напоминающий один из дорогих отелей, а высокие окна, расположенные по одной из стен, были плотно занавешены золотистыми портьерами. Создавалось ощущение роскоши и совершенно другой жизни, недоступной для нас — учениц. Словом, я сделала вывод, этот этаж отведён для руководства и наставников. Неизвестно, здесь ли находятся их спальни, но, что могу сказать точно, за массивными дверьми хранятся тайны и скелеты, запретные для Эмпти. В этом месте всё пахнет запредельной космической высотой, мрачными планами на наше будущее. Здесь находится горелка котла, в котором мы варимся. Напрашивается вопрос: что здесь делаю я. Зачем меня сюда в такую рань притащил Билл? Не обмолвившись ни словом, Билл остановился у самой впечатляющей своим видом двери в тупике протяжённого коридора. Три раза наставник ударил по дверному полотну, отвечающему ему глухим звоном, и не раздумывая отворил дверь. Передо мной. Я подняла на здоровяка вопросительный взгляд, он легким толчком подтолкнул меня в спину, подначивая первой пройти внутрь. Я сделала шаг вперёд, ожидая подставы, расправы, да чего угодно, что может навредить мне, но… В кабинете за письменным столом восседал Гитлер, его сосредоточено-прищуренный взгляд был прибит ко мне. Я незаметно сглотнула, чувствуя страх и напряжение, и посмотрела на Билла, ожидая помощи, поддержки, совета. — Билл, оставь нас! — раздался властный голос главаря, эхом отлетающий от стен почти пустого кабинета. Ведь здесь кроме заставленного не весть чем стола и двух стульев из мебели ничего и не было. Билл послушно затворил дверь, которая не издала ни одного скрипа, и оставил меня на растерзание самому страшному человеку в истории человечества. Самому Гитлеру. Самому Дьяволу. Самому Сатане. Я до сих пор не понимала, для чего меня вызвали на аудиенцию к главному этой школы. Считая своим долгом и просто ради приличия я решила поздороваться. — Мистер… — Не смей обращаться ко мне! Молчать, Эмпти! — закричал Гитлер, не дав мне возможности произнести слово «Никто». Его рука, скрытая под чёрным пиджаком, взмыла ввысь, приглашая меня к себе. Я закрыла рот и молча прошла к стулу, напротив Гитлера. Сложив руки на коленях, я подняла на него лицо, спрятавшись за личиной бестолковой, пустой Эмпти. — Эмелин, Эмелин, — Гитлер озадаченно покачал головой, прожигая меня разочарованным взглядом. Я держала себя за внутренние петли, не давая поблажек расслабиться и выказать перед ним слабину. Застыв, как мраморное изваяние, я не отрывала глаз от главаря. Пусть видит, что я его не боюсь. — Ты находишься здесь меньше недели, а уже успела поднять столько шума. На каждом собрании звучит только твоё имя. — Собрании? У вас есть собрания? — непроизвольно вырвалось из моих уст. Я ожидала негодования со стороны Гитлера, но он ровным тоном мне ответил. — Да, конечно. В конце каждого учебного дня мы проводим собрания со всеми наставниками и преподавателями школы. На нем мы обсуждаем успехи учениц, а также их ошибки и недочёты в поведении и обучении. Твоё имя звучало на каждом собрании. Сначала ты списала на вступительном испытании, потом оскорбила Доктора Стайлса, некорректно повела себя на медосмотре и вот опять… Мистер Никто погрузился в молчание, его огромные ладони сформировали аккуратный домик из скрещённых пальцев. Всё во мне зудело от нетерпения и ожидания. Что на этот раз случилось? Я не припомню ничего, что могло послужить поводом вызвать меня к главному. Разве что? На меня настучала Глория? Доложила, что я всерьёз думаю о побеге. — На тебя поступила жалоба от Сьюзан, — объявил Гитлер, всматриваясь в мою реакцию. Она была незамедлительной. — Сьюзан? От этой лживой твари! Не верьте ни единому её слову! — тараторила я, сгорая от ненависти к этому человеку. Что я ей сделала, чтобы заслужить подобное отношение?! — Как ты выражаешься? — прикрикнул Гитлер. — Ты стала инициатором драки, нанесла девушке побои в душевой, выбрав время, когда все уже разошлись по своим комнатам. И я, и её наставник видели синяки на руках и спине. Не смей мне врать, я прекрасно знаю, что с этим у тебя нет проблем! Мистер Никто продолжал что-то неудержимо кричать, обвиняя меня в том, чего я не делала, доказывая, что я покалечила невинную овечку Сьюзан, упрекать в моем мастерстве лжи. Он был уверен, что я являюсь сукой, затаившей злобу на Сьюзан, так как она «сделала» меня на испытании. Был ли смысл переубеждать его? Была ли у меня возможность объясниться? Оправдать себя. Всё напрасно. Моё слово здесь не имеет цены и веса, также как и моё мнение. Все здесь не верят мне, затыкают уши, когда я хочу что-то сказать или возразить, и наоборот ездят по ушам мне. Все видят во мне только плохое, потому что они не способны видеть хорошее. Чего уж говорить, ещё в первый день они дали понять, что поощряют ложь, предательство, подлость, грязь… Я втоптана в грязное болото, но по каким-то неведомым причинам я отделяюсь от него, как масло от воды. Я не вписываюсь в их формат. Я никто. — Более того, Сьюзан утверждает, что ты оклеветала одного из сотрудников школы. А именно Доктора Стайлса. С её слов, ты назвала его «извращенцем», — Гитлер продолжил зачитывать список моих прегрешений. Если уж умирать, то по-геройски. За правду нестрашно отдавать жизнь. — Так и есть! Вы что, не знали, что он извращенец?! Видели бы вы, что он вытворял в смотровой! — закричала я, понимая, что в данной ситуации мне нечего терять. — Мистер Стайлс работает у нас уже шесть лет. Ещё ни разу он не позволял себе подобных вещей, — на удивление спокойно ответил Гитлер. Как же плохо он знает своих сотрудников. — А ещё он ябеда и доносчик, — обыденным тоном произнесла я, не боясь последствий. — Это часть его работы, мы должны быть в курсе всего, что происходит в школе. Мистер Никто поднялся с места, оправил идеально сидящий пиджак и спрятал руки за спиной. Сделав несколько шагов у стола и окна, он обратился ко мне взглядом, изучая. — Что же мне с тобой делать? — тяжело вздыхая, озвучил он риторический вопрос. Впервые за сеанс промывания мозгов грязью я почувствовала, что моя судьба находится в его руках. — Только не бейте, — тихо прошептала я и для большей убедительности устремила взор на свои колени. Кап. Кап. Кап. Чертовы слёзы! Только не сейчас. Зачем я хватаюсь за жизнь, когда уже всё потеряло смысл? — Билл! Вердикт суда. Вот и настала моя кончина. Печальный конец трагической сказки. Наставник влетел в кабинет Гитлера. Как утёнок, я прижала подбородок к груди и плакала. Плакала и плакала, проклиная несправедливость и глупость своей приближающейся смерти. Имею ли я право на последнюю волю, последний звонок, последнее слово. Ответ отрицательный. — Билл, уведи её. Наставник завладел моей рукой и поднял меня с места. За нами затворились двери, и Билл обратился ко мне, поднимая мой подбородок. Его зелёные глаза, казалось, сочувственно кружили по моему лицу. — Сегодня разминки не будет. Для тебя есть задание. Облегченно выдохнув, я взяла руку наставника, и мы спустились на первый этаж. Когда мы подошли к душевой, я поняла, что никто не собирается меня убивать, Гитлер придумал мне наказание похлеще. Обречённо вздохнув, я выслушала Билла, который озвучил мое первое задание — отдраить душевую. Наставник убедил меня, что в этот ранний час я могу не бояться вторжения других учениц, так как все они будут на занятиях. Выдав мне тряпки и моющие средства, Билл отправился по своим делам. Бутылка с хлоркой так заманчиво и призывно грустила на умывальнике. Вот он мой шанс свести счёты с жизнью, обдурить их всех, избавить себя от дальнейших унижений. Но куда ж ещё ниже, я и без того ползаю на коленках. Отбросив мысли о самоубийстве на задний план, я принялась за работу. У меня не было строго ограниченного временного промежутка для осуществления уборки, поэтому в привычном для себя темпе улитки я возилась с тряпкой по грязным стенам, полам, перегородкам в душевых, умывальникам и даже окнам. В душевой не было привычных нам зеркал, в которых я могла бы насладиться цветом своего лица после двухчасовой уборки, однако и без этого я подозревала, что выгляжу, как измождённый путник, бросивший вызов пустыне. В самом конце я выстирала все тряпки и заодно испробовала чистую душевую. Полностью чистая и свежая, но в грязной одежде, я вышла из душевой. В коридоре меня уже ждал Билл. Наставник не предпринял попытки проверить мою работу, он сухо буркнул «За мной!», и я снова, как собачка на поводке, в мокрых шлёпанцах потопала за наставником. Следующий пункт назначения — территория вокруг школы. Неужели после всего этого Билл заставит меня ещё и кросс бежать! Но рано я огорчалась или радовалась, ведь мы пошли по совершенно новой для меня дороге. Минуя то самое крыльцо, мы обогнули здание с западной стороны и углубились в небольшой сад. Я и не знала, что на территории концлагеря выращивают яблоки и вишни. Мы остановились у небольшой калитки, ведавшей виды, ведущей в зелёный, благоухающий рай для ботаника и садовода. — Это что, сад? — осведомилась я у Билла, лицо которого приняло привычное выражение, суровое и холодное. — И сад, и огород. Здесь много чего растёт, я никогда не вдавался в подробности, что конкретно. После небольшого вступления Билл потянулся к поясу, огибающему его ровный торс, и из-за спины вытащил секатор. Ещё один шанс и вырыть в саду могилу, и похоронить себя там заживо. — Вот секатор, — Билл всунул мне инструмент, который я послушно приняла. — В саду есть декоративный забор из растений, который нужно подравнять. Придерживайся формы прямоугольника, не прогадаешь. Сначала иди прямо, а потом сверни налево, там и увидишь зелёные кусты, напоминающие лабиринт. — Хорошо, — нейтрально ответила я, уже предвосхищая одинокую прогулку по утреннему саду. — Надеюсь, ты не собираешься? — недвусмысленно намекнул Билл, указывая взглядом на секатор. — Не дождётесь! — твёрдо проговорила я и взялась за скрипучую калитку. Такое, наверное, только в сказках бывает. Резная калитка, маленький уютный домик, птички и семь гномов. Следуя по полученному от Билла маршруту, я вышла к декоративному зелёному забору и немедля принялась остригать портящие композицию ветви. Для чего им этот сад? За ним же ухаживать нужно. Сколько здесь видов кустарников и деревьев, цветов и ягод! Кто занимается этим хозяйством? Путаясь в вопросах в собственной голове и ползучих кустарниках под ногами, я всё дальше и дальше терялась в зарослях сада-огорода, который по неизвестным причинам наполнял меня спокойствием, равновесием и бездумным созерцанием красоты и гармонии природы. Всего этого не хватало в серых стенах школы и находилось здесь в избытке. В животе крепчало чувство умиротворения. Я хотела бы остаться здесь навсегда или хотя бы каждое утро иметь возможность проводить здесь время. В институте я, понятное дело, изучала ботанику, так что с уходом за растениями у меня не возникнет проблем. К кому мне обратиться с этой просьбой? Пойти к Гитлеру, зная теперь, где его кабинет. Петляя по растительному лабиринту, я неожиданно наткнулась голыми пальцами ног на неопознанный предмет. С обувью для прогулки по влажной траве я, конечно, ошиблась, но у меня даже не было возможности переодеться. Сейчас мои руки и ноги покрывали кривые порезы и шрамы от колких ветвей и прутьев деревьев. Опустившись на колени, я взяла в руки зелёный, цвета змеи, садовый шланг. Ага, значит, здесь есть садовод. Взявшись за шланг, как за нить Ариадны, я поползла сквозь кусты и заросли в попытке обнаружить начало или конец. Через несколько метров мне пришлось продвигаться по-пластунски, при этом уворачиваясь от лезущих в лицо листьев и ветвей. Заслышав шум воды, я остановилась и прислушалась. Кто-то, кто использует этот шланг по назначению, находится совсем близко. Сделав ещё несколько рывков, я протиснулась в куст, полностью в нем спрятавшись, и руками развела ветви, открывая лазейку на… Твою ж мать! Сидя на коленях ко мне спиной в земле копался не кто иной как Доктор Стайлс, рядом с ним, утыкаясь в землю, лежал конец шланга, изливающий воду. Я узнала его только по кудрявым, взбалмошным волосам, укрывающим его профиль. На Докторе был надет зелёный костюм из плотной ткани и рабочие перчатки. Очевидно, он является тем садоводом, который создал этот прекрасный, божественный сад и облагородил его. Ещё один мысленный пунктик в его досье. Вот так удача! Это же мой шанс устроить ему саботаж, высмеять его, как и он меня. Заколоть его секатором?.. Отползая назад, я вылезла из кустов. Между мной и Доктором образовалось расстояние в пять метров. Я подошла к шлангу, растолстевшему от воды, и с помощью секатора перерезала его надвое. Присев на корточки, я начала вслушиваться в журчание воды и другие звуки, извещающие о смятении Доктора. Отрезанный конец шланга, находящийся у Доктора, задвигался на моих глазах. Очевидно, док решил подёргать за шланг, чтобы понять в чём проблема. Вскоре головная часть шланга исчезла в кустах, а хвостовая лежала около меня, по-прежнему извергая воду. Мне не терпелось застать его в момент, когда ситуация вышла из-под контроля, посмотреть на его лицо и понять, снял ли он маску безразличной холодности или нет. Мне хотелось напугать его. Быстро я доползла до места, где Доктор Стайлс озабоченно рассматривал отрезанный кусок шланга, пробегая пальцами по месту среза. Резко я выпрямляюсь и, переступая, наверное, через самые колкие кусты в этом саду, направляю на Доктора зажатый в обеих руках секатор. — Доктор! — удивлённо начинаю я. Его брови хмурятся, а глаза скользят по каждой колючке, застрявшей на моих руках и бёдрах. — Вам что-то мешает? Может, вас что-то беспокоит? — я демонстративно клацаю лезвиями секатора. — Помощь нужна? Выдав коронную фразочку Доктора, я замерла на месте, осматривая сидящего на корточках мужчину сверху вниз. Его взгляд и вид в целом, как и всегда, были неизменно отстранёнными. Едва уловимо для глаза поджав губы, он сверлил меня пустыми глазами, приобретшими цвет гиблой земли. Его грудь поднялась на вздохе, а на выдохе он выбросил вперёд левую ногу и подсечкой повалил меня наземь, ударяя по щиколоткам. Секатор вылетел из моих рук, а уже в следующую секунду лезвие нависло над моим застывшим от удивления лицом, как и сам Доктор, завладевший инструментом. Стайлс прибил меня к земле не только телом, но и взглядом, говорящем о том, что за свою глупость мне придётся ответить. Полностью сбившись с ритма дыхания, я бегала глазами по лицу мужчины, не решая, где остановить взгляд: на глазах, губах, складке между бровями или свисающих кудрях на лбу. Доктор же избежал трудных решений, он сосредоточил изумрудно-зелёные глаза на моих сине-голубых и, кажется, на мгновение перестал дышать. Мои губы неуклюже разомкнулись, чтобы выдать совсем не извинение, а очередную попытку выразить недовольство, но Доктор следовал по своему плану. Его рука, облачённая в грязную рабочую перчатку, сомкнулась на моей шее. Я поторопилась сделать последний вздох, однако мужчина сильнее сжал пальцы. — Какого хуя ты тут делаешь? — рыкнул он, брызжа слюной и каплями пота с кудрей. — Следишь за мной, сука! — Я… я… — слова застряли где-то на транзите между глоткой и языком, я давилась собственной беспомощностью и глупостью. — У меня здесь задание. — С титаническим трудом озвучила я истину и воззрилась на Доктора. Он несколько секунд осмысливал мои слова, а потом резко оторвал мою шею от земли, удерживая ее рукой, и с силой впечатал обратно в грязь. — Думаешь, я тебе поверил? — уже не удивляюсь, мне никто не верит. — Можешь кому-то другому вешать лапшу на уши, но только не мне. А теперь признавайся, как давно ты следишь за мной. А главное — с какой целью? — Сначала слезь с меня! — бойко выговорила я и попыталась хотя бы сменить положение рук. Хотела вцепиться ногтями в руки Доктора, но он угрожающе приставил лезвие секатора к сонной артерии на моей шее. Я тотчас замерла и замолчала. Перестала существовать. — Ты ведь еще утром на меня пялилась? Да? А ещё, кажется, ты думаешь, что одна здесь самая умная и никто больше не умеет читать по губам. Повтори, что ты сказала мне сегодня утром! С одной стороны, я рада, что слова, не слетевшие с моих губ, а лишь осевшие на них, нашли своего адресата. С другой стороны, я нахожусь не в тех обстоятельствах, чтобы вступать в конфронтацию с Доктором и тем более озвучивать слова, сказанные ранее. Секатор в его руках как кляп во рту шпиона. — Почему вы восприняли их на свой счёт? Там были и наставники, и охранники, — прямо надо мной Доктор разразился визгливо-тихим смехом. Смех обычно был моей защитной реакцией. Пора что-то менять, этот способ уже не работает. — Ты меня заебала, — мои глаза округлились, сосредотачиваясь на пухлых, розовых губах Доктора, озвучивающих ругательства. — Вы меня тоже. Именно это я и сказала вам утром, — призналась я. — Ещё с первого дня как только я вас увидела во мне возникло чувство омерзения. Вы — гадкий человек. Я ничего вам не сделала, чтобы заслужить к себе такое отношение. Я в курсе, Доктор, как вы отнеслись к другим ученицам и как ко мне. Зачем вы мне мстите, док? Из-за тех слов про мужчин и женщин? Стайлс, мягко говоря, находился в шоке. Очевидно, он не ожидал и никак не мог предвидеть, что какая-то Эмпти в открытую выскажет ему слова правды, лицом к лицу в считанных дюймах задаст откровенные вопросы, которые другие озвучивают в мягкую подушку. Он не ослаблял хватки на шее, он не убирал секатора на безопасное расстояние, он беспрестанно искал ответы или что-то ещё в моих глаз, даже тело его, полностью покоящееся на моем, статично излучало тепло, но не двигалось. — Выбрать тебя — безымянную женщину — объектом моей мести! Не слишком ли много чести для человека, у которого здесь нет ничего! Ты слишком высокого о себе мнения. Посмотри вокруг, никому нет до тебя дела. Ты машина, которую будут учить убивать. Ты не человек. Зачем мне тратить на тебя своё время, на других Эмпти? Одна уходит — другая приходит. Если бы ты тут не появилась, я бы в жизни не вспомнил, как ты выглядишь, тем более как тебя зовут. Помни мои слова, пока ещё учишься здесь, — он опустился к моему уху, влажные кудри щекотали мои щёки и нос, горячее дыхание теребило нервные клеточки на коже. — В тебе нет ничего особенного. Если меня учат быть машиной для осуществления убийств, тогда я нашла свою первую цель. Попомнит Доктор свои слова и прикусит язык, когда я во второй раз приду с секатором по его душу. В следующий раз я подготовлюсь. Слова Доктора, холодные и задевающие за живое, тронули мое самолюбие, и я не стала молчать. — Мне плевать. Это ваше мнение, а у меня есть своё. Я не собираюсь оставаться в стороне, когда здесь творится полнейший беспредел. Скоро все, каждая крыса в этой школе, узнает о вас правду, чем вы тут на самом деле занимаетесь. Я вас, Доктор, не-на-ви-жу и заставлю всех ненавидеть вас. Его лицо по свойствам и внешнему виду напоминало засохшую, необлагороженную почву, которую лет так сто не удобряли эмоциями и приятными впечатлениями. Гнилой, пустой человек с бруском камня вместо сердца. Что ему ещё остаётся, кроме как искать развлечение в подавлении внутреннего мира и стойкости духа женщин. Он сам же робот, других сюда не берут, другие здесь не выживают. — Ненависть. Злость, — бескрасочно озвучил Стайлс, впервые отводя взгляд от моего лица. — Зачем? Зачем тратить силы на такие сильные эмоции? Зачем тратить их на меня? Я не реагирую на подобные вещи, не замечаю их, не воспринимаю. Пустое занятие. Бессмысленное. Испытывая ко мне ненависть или злость, ты не дождёшься от меня ответной реакции, все эти эмоции отлетят рекошетом в тебя же. Я непробиваем на подобного рода глупости. Я научился фильтровать свои чувства и эмоции, а ты? Как долго ты здесь продержишься с такой агрессивной позицией? Судя по твоему внешнему виду, живётся тебе здесь несладко. Я ведь прав? — я молчала, силясь не заплакать перед ним. — Давай поспорим: ты быстрее наложишь на себя руки, чем тебя вышвырнут отсюда или убьют недоброжелатели, — Доктор звонко рассмеялся, как будто внутри него билось стекло. — Не попадайся мне больше на глаза. Тебе же лучше будет! Я сомкнула веки и повернула голову набок. Всё тело и мысли очистились от лишних переживаний и эмоций, сделались пустыми и вялыми, как незастывшее желе. Обнаженной кожей чувствовалась сырая земля, которую, очевидно, успел полить Доктор. Отличное местечко для могилы получается. Я выпустила из легких воздух и сжала правую руку в кулаке, сгребая горсть почвы. Рука Доктора ослабила хватку на моей шее, она просто аккуратно лежала, не перемещаясь и не двигаясь. О чем он сейчас думает, глядя на беспомощную и обессиленную меня? Ещё одна пустышка в его коллекцию, на которой он заточил свой язычок. Я открыла глаза, почувствовав как тело Доктора оторвалось от моего. Я посмотрела на него, мужчина опирался на ладони по обе стороны от моей головы, его взгляд был сосредоточен на кустах, где он давеча работал. Неожиданно Доктор снова опустился на меня, я хрипло вскрикнула, мужчина обхватил меня одной рукой за плечи, а другой за талию и, полностью взяв надо мной контроль, вращательным движением перекатил нас по земле. Мы остановились под кустами: он на мне, я под ним. Я не понимала, в чём дело. Доктор подозрительно всматривался через отверстия между листьями смородинового куста, под которым мы прятались. Мы прячемся! — Кто там? — испугавшись спросила я. — Охранник. — Как?.. Я не успела ничего сказать, рука Доктора легла мне на рот, затыкая. Фракции земли с перчатки Доктора попадали мне в рот и нос, но я не могла даже откашляться или шмыгнуть носом. Мистер Стайлс всё ещё следил за движениями в саду, придавливая меня к земле. Его близость пугала, понятное дело, ему отнюдь не приятно прижиматься к человеку, которого он сделал объектом своей мести и извращённых планов, а мне к человеку, которого я ненавижу. Но видимо, у нас нет другого выбора. У меня нет выбора. Смириться и перетерпеть. Закончив осмотр кустов, Доктор перевёл взор на меня, опять его профессионально-изучающий взгляд блуждал по моему… синяку! Точно! Он рассматривал левую сторону моего лица, которая оказалась ближе к свету. Конечно, сейчас мое лицо не выглядит так как день назад, отёк немного спал, фиолетовый цвет перешёл в желтоватый, короче, синяк зацвёл. Но это не остановило Доктора от пристального изучения. Мурашки охватывают всё моё тело, пуская электрические разряды от кончиков пальцев до корней волос. Я не знаю, куда мне деться от этого пробивного взгляда, от тепла его тела, от движений его рук, обводящих контуры моего левого глаза, скулы и щеки. Даже через перчатки я чувствую, насколько горячая его рука. Это его фетиш — прикасаться к девушкам только в перчатках. Прежде чем я успеваю отдернуть щеку от его руки, Доктор вылезает из-под кустов и за руку вытаскивает и меня. Растерянно оседаю на земле, не решаясь посмотреть ему в глаза и сосредотачиваюсь на колючках, вонзившихся в мои икры. Что он устроил несколько секунд назад? Очередная уловка? Очередной подкол? — Пошли! — где-то далеко-далеко слышится голос Доктора, но мне так только кажется, его грязные ботинки топчутся рядом с моими коленями. Я не отвечаю. Молчи! Молчи! Не смей поддаваться на его провокации! Не смей искушаться! Доктор не ждёт и подхватывает меня за руку, поднимая с земли. Я покорно встаю, отводя от него глаза. Я обесточена. Я сбита с толку. Я тону в море вопросов. Я задыхаюсь от своей слабости. — Следуй за мной. Раз уж ты здесь, я дам тебе задание. Доктор скрылся в кустах, откуда я пришла и где ранее перерезала садовый шланг. Предпочитая видеть его спину, нежели смеющиеся глаза я последовала за ним. Очень быстро мы вышли к тому месту, где я несколько минут назад остригала кусты. Я осмотрелась, ища то, что потребовалось Доктору. Он следил за мной. — Что мне нужно сделать? — спросила я, обнаружив обрезанный кусок шланга, втоптанный в землю. — Под твоими ногами сорняки, — Доктор бросил на землю секатор и снял с рук перчатки. — Избавься от них. Я перевела взгляд на Доктора, потом на землю, и так несколько раз. Под моими ногами и правда оказались садовые сорняки. Не обнаружив угрозы, я опустилась на колени и приготовилась к выполнению садовой работы. Скрытая угроза таилась слишком близко, я сама себя подставила. Не успела я дотянуться до секатора, как меня резко схватили за шкирку и придавили лицом к земле. Рукой я хотела дотянуться до Доктора, но он наступил на мою кисть ногой, послышался хруст. Раздался вопль. На меня обрушился дождь из шланга, холодная вода била меня по плечам, волосам, спине, попадала за шиворот и обжигала сотней электрических разрядов. Я визжала как пойманный в капкан зверь, как младенец, страдающий от колик. Я в жизни не подозревала, что у меня такой голос. — Получи, сука! — Доктор направил струю шланга мне в лицо, его рука надавливала на мою шею. — Месть — это холодное блюдо, Эмелин. Он смеялся, играя шлангом, как ребёнок. Я перестала сопротивляться и расслабилась, утыкаясь лбом в землю. Я вся промокла. Меня полностью «промыли». — Доктор, какие-то проблемы? Я не могла видеть, кто это был, судя по голосу, тот самый охранник. Пришёл осведомиться, что собственно происходит в саду. Человека топят! Спасите утопающего! — Всё в порядке! — раздался злорадствующий голос Доктора. Шаги охранника удалились. Поток воды всё хлестал и хлестал по моему телу, крики рвались из груди, но я не позволяла голосу сорваться с губ. Это закалка, которую я должна перетерпеть. Это испытание, которое сделает меня сильнее. Пусть порадуется пока. Шум воды стих, Доктор отложил шланг на землю и поднялся с колен. Я же растеклась в мокрой луже, ожидая его ухода. Он не уходил, краем глаза я видела его промокшие ботинки, облепленные грязью. След подошвы отпечатался на моей руке, залпы новой боли судорогой топали по телу. Это было худшее наказание в моей жизни. — Если ты думаешь, что это всё, спешу тебя огорчить. — Иди на хуй! — завизжала я, подрываясь с места и обрушиваясь кулаками на его грудь. Доктор, сдавив челюсть, проигнорировал мое оскорбление и, грубо схватив меня за запястье, поволок по саду. — Ещё одно слово, — прошипел он, — Я из твоих кишок сделаю новый шланг. Дальше он вёл меня молча, даже не смотря на меня и не подзуживая на новые издевательства. Во мне смешивалось два ощущения: холод от душа из шланга и пламя, разгорающееся от ненависти. Ты сказал, что непробиваем и невосприимчив к ненависти и злобе. Придётся тебе, Доктор, взять слова обратно. Оказывается, он притащил меня к своему медицинскому кабинету. Словом, по пути нам не встретилась ни одна живая душа, даже Билл. Где он, черт возьми, пропадает, когда он так нужен. С меня водопадом лилась вода, я замёрзла, зуб на зуб не попадал, даже руки негде было спрятать, в шортах не было ни одного кармана. Доктор забрал секатор себе и сейчас указывал им на дверь в свой кабинет. Равнодушным взглядом я уставилась на пустое дверное полотно. Ещё один медосмотр? Лучше убейте! — Чего-то не хватает, да? — проговорил док, я пожала плечами. — Жди здесь. Доктор зашёл в свой кабинет, за время его отсутствия я воспользовалась моментом и выжала воду с волос, футболки и шорт. На полу образовалась огромная лужа. Хах, я усмехнулась, пряча лицо в ладонях. От меня только и осталось мокрое место. Подохну здесь, и никто не узнает. Я начала мысленно составлять завещание, когда из кабинета вышел Доктор. В руках у него был какой-то инструмент и та самая табличка. Я удивлённо воззрилась на мужчину. — Что это? — Шуруповёрт. Я бы мог проделать им несколько дыр в твоей тупой голове, но… — он сморщился, увидев лужу. — Прикрути табличку на место. Оставив все силы в саду, я приняла табличку и чертов шуруповёрт. Доктор снабдил меня табуретом, на который я забралась, едва не упав и не разбив голову. Нового смешка не последовало, как и попытки поддержать меня. Пока я мучалась с шуруповёртом, который держала впервые в жизни, Доктор находился в коридорчике за моей спиной. Наблюдает ублюдок! В душе небось смеётся и даёт себе пять за отлично проделанную работу по уничтожению моего «я». Не долго будет играть его волынка. — Доктор, вы здесь! — даже спиной я узнала этот сахарный голос. Сука Сьюзан, с которой мне ещё предстоит провести взрослый разговор. — Как хорошо, что я вас застала. Сегодня же в три, да? — Да, в три жду тебя в лаборантской, — безэмоционально ответил Доктор. — Хорошо, я не опоздаю. Чтобы не слышать окончание их разговора, я включила шуруповёрт, продырявливая последнюю дыру в двери. Табличка успешно заняла место, я развернулась к Доктору и передала ему инструмент. Он одобрил работу, судя по безразличному взгляду, и даже не предложил мне руки, чтобы я спустилась с табурета. Снова встав в свою же лужу, я размяла руки, осмотрела все порезы и отстранённым взглядом посмотрела на свой шершавый локоть. Раскрыв рот, я попыталась добраться зубами до уголка согнутой руки. — Что это ты делаешь? — удивлённо вопрошал Доктор. — Пытаюсь укусить свой локоть, разве не видно? Попробуйте, док. Вам это пригодится. Попытка не увенчалась успехом, зато эта сцена произвела впечатление на Доктора. Он задумался и не мог отвести от меня глаз, даже тогда, когда я показала ему средний палец, скрываясь за дверью. На своей памяти он не мог припомнить никого, кто бы осмелился бросить ему вызов.I'll be the first one to beat you Gimme your fist