Кошмар его грёз

"Яркая вспышка ослепительного белого света заставила Гоголя зажмуриться, чтобы поберечь глаза и не ослепнуть, и лишь когда перед внутренним взором восстановилась привычная темнота, Николай осторожно открыл глаза и замер. Гоголь находился в очень странном месте. Вообще, это выглядело, как подвальное помещение, но сам парень в этом не был очень уверен. Это помещение лишь напоминало подвал по серым бетоным стенам и полу, но вот потолок был куда выше, чем у обычных подвалов. Он уходил куда-то высоко вверх, так, что его не было видно, лишь одна пугающая чернота. Холод проникал сквозь лёгкую одежду и пробирал до костей. Николай понимал, что если он продолжит стоять на одном месте и ничего не делать, то просто превратится в ледышку, что будет не очень хорошо. Парень сделал шаг, потом второй, рвано выдохнул и пошёл вперёд, напряжённо прислушиваясь. Чутье нашептывало на ухо, что лучше всего будет просто развернуться и уйти отсюда, словно за каждым поворотом тут поджидает нечто тёмное и пугающее, готовое разорвать случайно забредшего сюда человека на мелкие кусочки. Однако же ничего особо жуткого не происходит. Только где-то капала вода, как будто забыли выключить кран, хотя никаких источников каких-либо жидкостей Гоголь не видел поблизости. Странно. Вообще, ему впервые снится нечто подобное. Конечно, всех своих снов блондин не помнил, как и любой нормальный среднестатистический человек, но точно знал, что такое видение у него в первый раз. "Что это за место? И как я сюда вообще попал?" - спрашивает сам себя Николай, медленно идя вперёд и настороженно осматриваясь, готовый к тому, что на него нападут и придётся бежать. Но ничего. Просто звук капания воды становился все громче с каждым шагом. Внутреннее чутье уже не нашептывало, а просто верещало на ухо парню, что надо сваливать из этого жуткого места, пока не случилось что-то страшное и опасное для физического и морального состояния парня, но Гоголь упрямо шёл вперёд, пока перед ним не начала вырисовываться из темноты дверь. Вот тут Николай все-таки приостановился, не уверенный стоит ли ему вообще видеть, что находится за этой дверью, из под которой веяло ещё большим холодом, чем был в коридоре, а ещё Гоголь чувствовал приторно-сладкий запах трупа. Что-что, а этот запах он никогда ни с чем не перепутает. Он всегда был предупреждающим сигналом о том, что лучше развернуться и уйти... Прям... Прям, как тогда, в его далёком детстве, в котором из-за своего же любопытства столкнулся в первый раз с потусторонним. Вот именно поэтому Гоголю остро не хотелось приближаться к этой двери, он интуитивно уже предполагал, что это именно то, что ему жутко не понравится и, возможно, напугает. Но не стоять же тут вечность? Сон явно от этого не закончится. Коля подошёл поближе, коснулся ручки двери, вздрогнул от того холода, что пронзил его руку, и открыл её наконец. Дверь громко заскрипела, открываясь и показывая то, что скрывала от глаз парня.. Зрачки Гоголя резко сузились от увиденного, сам парень побелел, как полотно, зажав руками рот, чтобы не закричать, прижавшись плечом к косяку двери. После парень крепко зажмурился, согнувшись пополам, сползая по косяку на пол, ели-ели сдерживая рвущееся наружу сдавленные рыдания. Ему было так больно. Волна душевной боли и виноватости за содеянное нахлынула на парня с новой силой. Он был не в силах поднять голову, чтобы взглянуть на это ещё раз. Парень просто сидел на полу, закрывая лицо руками. Плечи мелко дрожали. Комната напоминала отдалённо церковь. Из проёмов слева и справа бил лунный свет, который освещал тонкий металлический стержень посередине комнаты, а на него было насажено тело Сигмы без головы. Именно кровь, капающая с места среза головы и постепенно собирающаяся в лужу возле основания стержня, была причиной звука, который Николай принял в начале за звук капающей воды. – Шикарное зрелище, не правда ли? Николай вздрогнул от звука этого голоса, который напоминал его собственный, только немного искаженный, более холодный, более жестокий и немного язвительный. Тут парню стало жутко, реально жутко, когда сзади раздались постепенно приближающиеся неторопливые шаги, а после ему на плечо легла холодная рука. – Ну же... Неужели ты не хочешь посмотреть на дело собственных рук? Это ведь такая прекрасная картина. – ласково произнесли прямо на ухо Николаю от чего парень передернулся. – Мёртвое тело твоего лучшего друга. Одного из двух людей, которых ты и правда считал своими друзьями. Чтобы спасти одного, ты безжалостно пожертвовал другим. Так скажи... Правда ли ты так любил Сигму, как показывал ему? – Я... Любил... Сигму... – тихо шепчет онемевший от ужаса Николай. – Я очень любил Сигму... – Да? Правда что-ли? – фыркнули в ответ. – Тогда почему же ты убил его, просто использовав для достижения своей цели? Так поступают не люди... Так поступают демоны. Может быть, ты демон, Николай Гоголь? – Я человек... Человек. – Что-то после того, что ты сделал, я сомневаюсь в этом. Разве это был не воистину демонический поступок? – Уходи... – просит Коля, закрыв уши ладонями, и дрожал мелкой дрожью. По щекам бежали слезы, оставляя за собой мокрые дорожки. – Просто уходи и оставь меня, пожалуйста, в покое. – Ооооо, от меня просто так не избавиться. А знаешь, почему? Тут голос жутко исказился, став очень громким, настолько, что просто оглушил, а ледяная рука на плече Гоголя сжалась с такой силой, что, кажется, хрупкое плечо парня хрустнуло и его пронзила сильная боль. – ПОТОМУ ЧТО Я ЭТО ТЫ!!!

***

Николай резко распахнул глаза и уставился в потолок остекленевшим от ужаса взглядом. В ушах все ещё звенел этот жуткий голос, а самого парня трясло как в лихорадке. Вообще само по себе состояние парня было не важное. Кажется, он все-таки немного приболел от стресса. Блондин медленно-медленно сел на кровать, нервно огляделся, коснувшись своего плеча, потом подтянул ноги к животу, обнял их, уткнувшись в них лбом и разрыдался. И от страха, и от пережитого потрясения, и от чувства собственной вины за содеянное. Он просто сидел и рыдал не в силах остановиться. Это услышал Фёдор, который был на кухне и пил свой кофе, уже третью кружку подряд, понял, что у парня снова истерика. Так же проснулась Шинель, разбуженная плачем хозяина. Успокаивающе замурчала, потерлась о ноги парня, согревая того своим теплом. В это время демон сделал парню какао, добавив туда немного валерьянки, и пришёл к блондинку, сел рядышком. Он делал это уже на протяжении всей недели с момента возвращения. Вообще, состояние парня его немного беспокоило. Слишком долго Гоголь не может прийти в себя. Уже которое утро просыпается с плачем. Что ж ему там такое сниться, что он отойди никак не может? – Опять кошмар? – спрашивает Фёдор, смотря на Гоголя аметистовыми глазами. – Д.. да.. – сквозь всхлипы смог выдавить Николай. – Я так виноват... – Не виноват. – Н.. Но.. – Архг... Послушай меня сюда. "Мы когда-нибудь сдвинемся с этой мёртвой точки или нет?! Я в няни не записывался ни к кому. И какого хрена я ещё до сих пор не свалил отсюда?! Ладно, допустим, что мне надо тут оставаться. Всё-таки в Аду мы натворили дел все в троем, и если я вернусь туда неподготовленный, то потерплю поражение. Это будет нежелательно. Так ладно. " Достоевский ухватил парня пальцами за подбородок, заставил Гоголя повернуться к себе лицом. В глазах парня было столько боли и виноватости, прям мурашки вдоль позвоночника пробежались, но на Достоевского они уже не действуют. Он такое каждый день видит. Привык уже. – Послушай сюда... – уже спокойнее произносит Достоевский. – Ты был без души. Тело без души это неполноценный человек... Вообще, его за человека трудно считать, потому что самое главное в человеке это именно его душа. Она тот самый голос совести ( при этих словах Гоголь передернулся, а зрачки на мгновение сузились от страха), который не даёт человеку опуститься на самое дно, не даёт выйти за рамки морали. Так что винить себя за смерть твоего друга лучше не стоит. Все это делал не ты. Тот ,,ты,, пошёл единственным быстрым, пусть и жутким путем для достижения цели, которая была поставлена. Для того, чтобы открыть врата к нам в Ад, нужна одна человеческая душа —самый ценный источник энергии. Ну, не был бы убит Сигма... Убили бы кого-то другого... И что? Это было бы лучше по твоему? Да, ты этого человека не знаешь, но у него своя семья, родственники, друзья, возможно, дети... Это было бы лучше? Страдал бы не ты, а другие люди. – Н.. нет... Так тоже... Не пойдёт... – Ну вот. Николай вздыхает и вытирает слезы. Достоевский же отпускает его подбородок и даёт кружку с горячим какао. Гоголь молча её взял и начал маленькими глотками пить горячую и вкусную жидкость. Вкус какао и его тепло взбодрило и успокоило нервы парня. А то как на иголках сидел. Теперь же ему было спокойнее. – Выпей и успокойся. – произносит Фёдор, потянувшись. – Просто знай, что Ад это такое место, что без мучений в него не попасть. Это демонам нормально, они изначально без души, а вот люди... Люди ты сам понимаешь на собственном опыте. – Хорошо, спасибо. Да я понял. – Вот и молодец... И прекращай вести себя как маленький ребёнок... – Ээээй, я не ребёнок! – тут же насупился Гоголь. – Правда что ли, а мне кажется, что ты самый настоящий ребёнок... – усмехнулся Достоевский. В голову демона прилетела подушка, от которой тот ловко уклонился. – Вот... В меня уже подушками бросаются... Не любят меня совсем. Я ему какао ношу тёплое, а он.... – трагично закатил глаза Достоевский. Просто королева драмы. – Ты меня ребенком обзываешь. – фыркнул Гоголь, покосившись на демона. – И вполне заслуженно, все операясь на твоё поведение. – Вот и нет! – А вот и да! – А вот и нет! – А вот и да... Съездишь со мной в одной место? – А вот и.... Что? Куда? – удивлённо хлопнул глазами Гоголь. Для него это был слишком резкий переход. Блондин уже настроился на спор, а тут. – Обратно в Ад, что-ли? – Нет, не в Ад. Есть у меня тут один особняк. – Особняк! – тут же оживился Гоголь. – Правда?! И какой он?! Большой?! – Увидишь, когда мы туда попадём. – усмехнулся Фёдор. – Я согласен!!! – Вот и договорились.... Ребенок... – хмыкнул Достоевский, зная, какая сейчас последует реакция. И Гоголь его не подвёл. – Да не ребенок я!!!